За боковым окном зеленым шумливым эхом отзывался теперь поезду лес, менялись картины: белые березы, словно танцуя, выскакивали вдруг на поляны; прошлогодние островерхие копешки сена вступали с ними в хоровод; косарь оставил на минуту работу, вглядываясь из-под руки в несущийся локомотив; приткнулся к стволу разлапистой широкой ели красный мотоцикл; замелькали белые, красные, голубые платки женщин, сгребающих кошенину; рябой теленок спокойно поднял голову, не переставая жевать, смотрел на грохочущий мимо состав; девочка в коротком желтом платьице махала букетом ромашек... Потревоженный гулом поезда, лес роптал; две сороки с белыми грудками недовольно и тяжело снялись с вершины тополя, с сердитым стрекотом потянули прочь от шума, в глубину леса.
Настоянные зеленью запахи пробились сквозь ветер в кабину, лицо приятно освежило. Борис выставил за окно влажную ладонь, на нее ласково и упруго набросился прохладный воздушный поток...
Санька сидел свободно, выстукивал что-то пальцами по колену. По инструкции, конечно, не положено - отвлекается человек. Но упрекнуть помощника Борис не вправе: могло ведь и показаться, что поет. Пальцами шевелит, да губы что-то нашептывают... Девчонку парень встретил, хорошо у него на душе, зачем портить человеку настроение? Успеет сказать в случае чего.
Ну и летят они! Стрелка скоростемера с час уж, пожалуй, стоит на цифре "120".
- Вот вам и скорость, товарищ Климов, - вслух подумал машинист. - Мы-то едем пока...
- Ты что-то сказал, Борис?
Санька, повернувшись, в легком замешательстве хлопал глазами. И такой у него был в этот момент потешный вид, что Борис не выдержал, рассмеялся.
- Да это я так, сам с собой. Вспоминаю.
- А... Ну давай, давай. Про жену, что ли?
- Да нет, то собрание...
...Красный уголок гудел разноголосым шумом. Деповский люд набился сюда давно и охотно - не каждый день являются такие гости: заместитель министра Климов, начальник дороги, начальник отделения...
С третьего ряда, где сидели Борис с Санькой, хорошо виден накрытый зеленым сукном стол президиума с желтыми спинками стульев за ним. За столом в одиночку суетился начальник депо Лысков - щупленький подвижный человек в черной железнодорожной форме. Он все приглаживал и расправлял сукно на столе, без особой надобности переставлял с места на место графин, послал даже сменить воду в нем, хотя перед этим была налита свежая. Начальник депо, конечно же, волновался, ожидая высокое начальство, хотел, чтобы все прошло гладко, без сучка и задоринки, чтобы у товарища Климова осталась и о депо, и о его начальнике хорошая память.
Глянув на часы, что висели на стене у входа в красный уголок, Лысков взвинченно постучал пробкой по горлышку графина.
- Тише, товарищи, тише! И фуражки, фуражки снимайте!.. Шилов, к тебе тоже относится.
"Не кого-нибудь, а меня назвал, - подумал Борис, машинально сдергивая фуражку. - Все, видно, сердится..."
Поснимали фуражки, притихли, завертелись по сторонам - идут, что ли? Но никого пока не было, и снова возник негромкий, разноголосый говор.
- Что ж приказ - его просто написать. А как мы ехать будем? "Чээски" потянут, слов нет. А ВЛ-22? Да у него расчетная скорость семьдесят километров! Тащись за ним.
- Не бывало разве?! Тут, понимаешь, нагонять надо, а диспетчер пустит вперед грузовой - и пялься ему в хвост.
- Под зад его, чтоб быстрее полз.
- Кого, диспетчера, что ли?
- Га-га-га...
Борис видел лишь затылки хохочущих машинистов. Закоперщики этого спора сидели в первом ряду, говорили громко, без стеснения. Кто-то сбоку сказал:
- Диспетчеров заинтересовать надо. А то им до лампочки все. Стоишь - ну и стой.
- Ты, Федя, загнул. У них премиальные за сверхграфиковый обмен поездами, и...
- У них-то, может, и премиальные, а у меня - сверхурочные. Знаешь, сколько я раз за этот год режим нарушал?.. Только домой явишься, жена покормит, отдохнуть ляжешь, а тут телефон: Зубков, у тебя новая явка...
- Жену с собой вози.
- Ха-ха...
- Смех смехом, а моя баба, к примеру, сказала, что...
- Ты вот про диспетчеров сказал, Иван. Мол, заинтересовать их надо. А я думаю, с самих себя надо начинать.
- А чего с нас начинать?! - зашумело сразу несколько голосов. - Ты мне зажигай зеленый, и я поеду как миленький.
- Теперь поедешь, по новому-то приказу.
- Да я-то поеду, мне лишь бы режим не нарушали. А то баба говорит...
Но тут на говорившего - быстроглазого, раскрасневшегося в споре мужичка зашикали, замахали руками - явилось начальство.
Климов шел первым - высокий, подтянутый, важный. Поблескивали в разные стороны стекла больших модных очков: "Здравствуйте, товарищи!.. Здравствуйте!.." Он пожал руку поспешно выскочившему навстречу начальнику депо, сел на предупредительно пододвинутый тем стул. Рядом с Климовым сел Уржумов, потом Исаев, какие-то еще люди с большими звездами на рукавах форменных кителей. Начальник депо примостился было с краю стола, но Климов кивком головы подозвал его к себе, глазами велел сесть рядом.
- Товарищи! - тут же вскочил на ноги Лысков. - Вы в общих чертах знаете, по какому поводу мы вас собрали. Здесь присутствует заместитель министра товарищ Климов Георгий Прокопьевич. Разрешите предоставить вам слово, Георгий Прокопьевич.
Климов встал, неторопливо, с достоинством прошел к маленькой фанерной трибуне с нарисованным гербом. Заговорил напористо, привычно.
- Все вы, товарищи, знаете: вышел новый приказ министра о повышении скоростей движения. Говорить вам, для чего это сделано, думаю, не надо - время предъявляет к транспорту повышенные требования... Я приехал на вашу дорогу не столько инспектировать, сколько помочь... Приказ, разумеется, есть приказ, его надо выполнять.
- Вы можете меня спросить, - продолжал Климов, прямо обращаясь теперь к машинистам из первого ряда, - нас-то зачем собрали?
- Вот именно! - сказал кто-то из середины красного уголка.
- Да... - Климов на мгновение замолчал. - Но нам бы хотелось поговорить с вами, рабочими, узнать ваше мнение о дальнейшем улучшении эксплуатационной работы. Это сейчас вопрос дня. Вы, наверное, чувствуете, как много внимания уделяется сейчас железным дорогам. И это не случайно. На дворе 1976 год, началась десятая пятилетка. Промышленные силы страны бурно развиваются, заводы требуют все больше и больше сырья, материалов. Но сырьевые запасы в европейской части Союза подистощились, мы стали возить больше сырья из Сибири. Это привело к увеличению объема перевозок, протяженности их. Возникли проблемы, о которых мы раньше и не подозревали...
- Через пару недель начнется лето, - продолжал замминистра, - пора отпусков, пора очень трудная для нас с вами. Я бы сказал - жаркая. Увеличивается количество пассажирских поездов, напряжение на всей сети, и на вашей дороге в частности, заметно возрастет. И мы полагаем, что новый приказ министра будет кстати. Этим летом мы должны быстрее и четче возить грузы и пассажиров, должны достичь вершины в перевозках - как в количественном, так и в качественном отношении. Я призываю вас, товарищи, со всей серьезностью отнестись к решению стоящих задач.
Климов с прежним достоинством вернулся на свое место, сел.
Необычная, серьезная тишина стояла в красном уголке. Деповский люд размышлял...
- А что, собственно, изменилось? - вполголоса спросил Борис, обращаясь и к Саньке, и ко всем своим соседям. - Третьих путей, что ли, настроили? Где быстро ездить-то?
- Да ты встань, Борис, скажи! В самом-то деле! - сзади кто-то настойчиво подталкивал Шилова в спину.
Поддерживаемый одобрительным гулом голосов, Борис вытянул руку вверх, поднялся вслед за нею. Увидел, что Климов одобрительно кивнул головой: "Пожалуйста, пожалуйста!" - и, выждав тишину, повторил:
- Я, товарищ заместитель министра, не понимаю, что, собственно, изменилось, допустим, на нашей дороге? Мы что-то не чувствуем пока...
- Сортировку бы сначала развили, чтоб она переваривать успевала...
- А грузовым машинистам каково? Мы-то, ладно, поедем...
- Написать все можно, бумага стерпит, - загудели, заспорили голоса.
- Я тоже что-то не понял, уточните, пожалуйста, - не вставая, сказал Климов. По его лицу пробежала тень неудовольствия, и сидящий рядом начальник депо беспокойно завозился, растерянно и в то же время гневно-предупреждающе поглядывая на собравшихся.
- Мысль у меня такая. - Борис чувствовал, что с каждым произнесенным словом становится спокойнее. - Повышение скоростей - дело, конечно, хорошее, как говорится, большой резерв. Вот я и спросил: что изменилось на дороге, за счет чего мы будем обеспечивать высокую скорость?
- Что изменилось? - с тонкой, снисходительной улыбкой поднялся Климов. - Время, дорогой товарищ... простите...
- Шилов, - подсказал начальник депо.
- Так вот, товарищ Шилов, время изменилось, оно требует от нас: быстрее, лучше, дешевле!
- Нет, я серьезно, - упрямо стоял на своем Борис.
- И я с вами вполне серьезно разговариваю, - в голосе Климова появились жесткие нотки, но он тут же постарался смягчить их. - Сеть железных дорог страны находится сейчас в... сложном, я бы сказал, положении, мы не везде справляемся с перевозками. На то есть разные причины... Так вот, приказ министра - одна из мер, направленных на улучшение работы железнодорожного транспорта. Мы ведь не только поднимаем скорости движения поездов, а предусматриваем меры по ускорению оборота вагонов, развитию подъездных путей промышленных предприятий, улучшению взаимодействий со смежниками. Словом, я не стану перечислять все пункты этого важного документа - желающие могут подробно ознакомиться с ним. Что же касается вашей дороги конкретно, то, я думаю, мы попросим ответить на этот вопрос товарища Уржумова. Прошу, Константин Андреевич. Ответьте, пожалуйста, машинисту, видите, какой он принципиальный.
Уржумов встал, знаком усадил все еще стоящего Шилова. Сказал негромко:
- Машинисты задают в общем-то правильный вопрос, Георгий Прокопьевич. Высокие скорости движения требуют серьезной и длительной подготовки всего нашего хозяйства, и прежде всего материального обеспечения развития узлов, сортировочных станций.
- Вот правильно начальник говорит!
- Да бросьте вы! Сверху получше видать.
- Поедете, мужики. Приказ-то вышел.
- Ну и что, что вышел! Новый напишут.
- Ага, держи карман шире.
Начальник депо, красный от переживаний, безуспешно пытался навести порядок, стучал пробкой по графину.
Наконец угомонились. В наступившей тишине отчетливо было слышно каждое слово Уржумова:
- То, что я сказал, приходится, конечно, просто констатировать сегодня. Приказ есть приказ, его надо выполнять. Ехать действительно нужно быстрее и возить больше. Никуда от этого не денешься. Но и правде в глаза стоит посмотреть...
Уржумов сел; красный уголок сосредоточенно и напряженно молчал.
- Дела-а, - вздохнул кто-то.
И этот вздох, и это протяжное "дела-а..." вдруг прорвали плотину общего трудного раздумья. Загомонили десятки голосов:
- Чего там, мужики, думай не думай...
- Опять все лето на сверхурочных сидеть?..
- Партийные-то чего молчат? Шилов! Синицын!
Откуда-то из середины поднялся крепкий черноволосый человек - машинист Синицын, смущенно тискал в больших сильных руках фуражку.
- Да я-то что... Думаю, ездить надо, стараться. Сверхурочные там, не сверхурочные... Пассажиры не должны страдать. Вот. Диспетчера пускай не держат, а мы поедем.
- Вот, правильно, товарищ! - с места громко, чтобы слышно было и в задних рядах, сказал Климов. - Это - настоящий разговор!
- Да Синицыну что, - пробился сквозь вновь занявшийся шум высокий и по-петушиному задиристый голос. - У него жена небось не скандалит, если он на работе задерживается. А моя баба сказала...
Над рядами голов возникла фигура мужичка в поношенной рабочей куртке, хохолок непокорно торчал на его макушке. Мужичок что-то хотел, видно, еще сказать, но красный уголок дружно зашикал на него:
- Политработу с ней проведи!
- Пускай на железную дорогу работать идет!..
Начальство за столом поднялось - конец, стало быть, собранию. Люди потянулись к выходу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
12.00-13.00
I.
В центре радиостудии - просторной, с высокими, пропускающими много света окнами, со схемой дороги на одной из белых, обитых дырчатым пенопластом стен - массивный, отливающий коричневой полировкой стол. По ближней к двери ножке стола взбирается толстый жгут кабелей связи. Это нервы дороги. Нервы сходятся в одну точку - в продолговатый, матово поблескивающий серой краской микрофон. Обычно у микрофона, в торце стола, сидит Уржумов, начальник дороги. Пришедшие на селекторное совещание его заместители, начальники служб ждали его и сегодня. Уржумов только что вернулся с заседания коллегии министерства, где докладывал о причинах затяжного сбоя в работе магистрали. О причинах этих начальники служб, разумеется, знали, сами составляли общую справку, но важно было теперь узнать мнение членов коллегии, принятое по докладу Уржумова решение.
Лица у собравшихся хмурые, сосредоточенные. Оставшееся до начала совещания время каждый тянет по-своему: один рисует на листке бумаги замысловатые фигуры, другой читает что-то из принесенной с собою папки, третий, откинувшись на спинку стула, задумчиво глядит в окно на запылившиеся тополя в сквере, четвертый сел к столу, но тут же встал, принялся ходить по студии... Лишь начальник связи, подтянутый, стройный человек, занят неотложным делом: снял трубку стоящего перед ним внутреннего телефона и что-то говорит, подняв серые внимательные глаза к схеме, на которой то и дело вспыхивают красные яркие лампочки.
- Теперь нормально, - кивает он, прибавив голос, и все оборачиваются на него, тоже поднимают головы к схеме.
Не вносит обычного оживления и появление в студии начальника службы гражданских сооружений Еременского, в лице которого, в манере говорить есть что-то словно бы шутовское, подзуживающее.
- Что носы повесили? - хохотнул Еременский, плюхнувшись на свободный стул у двери. - Позамерзли, что ли? В таком случае прошу сегодня в нашу новую баньку - такую парилку отгрохали...
- Будет нам сейчас банька и без твоей, - отозвался с усмешкой черноглазый и быстрый в словах Ипатов, начальник службы движения, отворачивая рукав кителя и сверяя часы: из коридора, из чьего-то открытого кабинета, донеслись сигналы радио. Был полдень.
Тотчас открылась дверь, и вошел Желнин, держа в руках зеленую, знакомую всем папку с бумагами. Бросил на ходу: "Здравствуйте, товарищи", скорым шагом пересек студию. Удобно сел перед микрофоном, близоруко глянул на квадратные настенные часы с прыгнувшей в этот момент стрелкой, надел сверкнувшие позолотой очки. Торопливо развернул зашуршавший лист бумаги, сводку за минувшие сутки, придвинул к себе микрофон. Лицо его - одутловатое, с тяжелой грушей подбородка - строго, даже сердито. Щелкнув тумблером, Желнин заговорил напористым, сочным баритоном:
- Начнем, товарищи. Константин Андреевич поручил провести совещание мне, его вызывают в обком партии. Прошу отделения представиться. Западное?
- Зам НОДа Васильев. Луговец болен, - отозвался голос из белой стены, под часами, где был вмонтирован динамик.
- Ясно. Восточное?
- НОД, Алферов.
- Рудненское?
- Варламов.
- Сосновское?
- Василий Иванович, у Лопатина мать умерла, уехал хоронить. Я за него.
- Кто - я? - нетерпеливо переспросил Желнин.
- Жеховский.
- Так и говори, а то - "я"! Красногорское?
- Исаев.
- Понятно. - Желнин обращался теперь и к сидевшим за столом: - Вы знаете, товарищи, что в силу ряда причин - тяжелых метеоусловий зимой, браков и недостатков в эксплуатационной работе - в первом квартале наша магистраль не справилась с важнейшими экономическими показателями. Мы задолжали государству на нынешний день более четырех миллионов тонн неперевезенных грузов. Повторяю: более четырех миллионов!.. Это серьезная цифра. Сегодня двадцать девятое число, конец второго квартала, и, к сожалению, он тоже под угрозой срыва.
Желнин сделал паузу, вытер платком взмокшую лысину.
- В оставшиеся эти два дня, а точнее, в полтора мы должны приложить максимум усилий для того, чтобы выполнить план хотя бы по важнейшим грузам - углю, нефти, удобрениям. Все эти грузы - первоочередные, за них с нас спросят со всей строгостью... Позавчера начальник дороги докладывал министру о мерах, направленных на ликвидацию отставания магистрали, и я должен сказать, что доклад министру не понравился... То есть я хотел сказать, - Желнин быстрым оценивающим взглядом окинул студию, - я хотел сказать, что министерство пока не удовлетворено нашей с вами работой. Мало того, что с грузовой работой не справляемся, так еще стали хронически выбивать из расписания пассажирские поезда. Сегодня нас всю ночь держало Красногорское отделение. Заменить каких-то три сбитых опоры!.. Позор!
Лицо Желнина побурело, сердито сверкали стекла очков.
- Западное отделение! Почему не берете от Красногорска поезда?
- Не можем брать, Василий Иванович, - пожаловалась стена. - Некуда.
- Как это некуда?! Вы бросьте, Васильев! - Желнин накалил голос. - Энергичнее сдавайте поезда на Западную дорогу, а красногорские берите. Нам надо срочно расшить узел, нормализовать движение на главном ходу. Понятно, Иван Николаевич?
- Понял вас. - Стена вздохнула.
- Восточное!
- Слушаю, Василий Иванович!
- Вы то же самое сделайте по Угольной. Находите контакт с соседями. Не превращайте стыки отделений в непроезжие пункты.
- В Угольную уже выехал мой заместитель, Брусницын.
- Молодцы! - похвалил Желнин, жестом приглашая сидящих за столом разделить его мнение. - Вот так и надо действовать.
- Рудненское!
- Слушаю.
- Почему вы вчера не были на селекторном совещании, Варламов?
- Каждый ведь день совещания, Василий Иванович. По нескольку часов сидим, работать некогда. Утром - дорожное, в обед - министерское, к вечеру...
- Вы бросьте умничать, Варламов! - Желнин возмущенно заерзал на стуле, гневным взглядом впился в сетчатый кружок микрофона. - Положено быть на селекторных совещаниях!
Желнин выключил микрофон, обратился к начальникам служб:
- Вот до чего наши НОДы докатились, а?! Ты ему одно, а он тебе - другое!..
Снова щелкнул тумблер:
- Красногорск!