- Старик вам кланяться велел, он уже, пожалуй, к Белому Мысу подъезжает, - ответил детинушка, выливая из котелка в алюминиевую кружку кипяток. И тут же вспомнил: - Да, он вам одну штуковину на память оставил. Говорит, он дорогу сокращал, собак погнал напрямик оврагами, ну и вы вроде молодцом держались. А как-то раз зоотехник из района с ним в бригаду ехал, так всю дорогу слезы пускал. Так что принимайте. - Он подал ей какой-то маленький, хрупкий предмет, оказавшийся миниатюрной оленьей упряжкой, вырезанной из моржового клыка…
Позже Таня по достоинству оценила редкостный подарок, но сейчас она лишь мельком взглянула на него и спросила:
- Значит, теперь вы моим каюром будете?
- Значится.
- Тем лучше, - ответила Таня, подумав, что с этим новоявленным каюром, который хотя бы говорит по-русски, ехать будет веселее, чем со старым Арэ.
Таня раскрыла портфель, достала газету, постелила на топчане и выложила все свои припасы: баночку шпрот, пачку печенья и конфеты "Золотой ключик", словом, то, что успела захватить с собой впопыхах.
- Садитесь, будем есть, - пригласила она своего попутчика с таким радушием, точно была хозяйкой этой избушки. Потом спросила. - А вы из тундры едете?
- Угадали. Все дороги у нас либо в тундру, либо из тундры. К тому же все без перекрестков. - Говоря это, он достал из кармана складной охотничий нож, легко вспорол консервную банку и поставил ее перед Таней.
- Лучше бы с перекрестками и указателями. У меня от вчерашней тряски все мышцы болят, - призналась Таня, накладывая на печенье шпротинки и с удовольствием поедая такой необычный бутерброд вприхлебку с чаем.
Попутчик ее отказался от еды. Зато он высыпал в литровую кружку целую пачку заварки, залил кипятком и без сахара, залпом выпил этот напиток, присев напротив Тани. И только теперь, когда он сидел рядом, она по-настоящему разглядела его. Увидела, что у него русые, слегка волнистые волосы, густые брови над черными глазами, крутой подбородок и крепкие мышцы на руках.
- У-ухх, вот это вещь!.. - отдуваясь, сказал он, поставив на топчан порожнюю кружку, и сразу поднялся, достал папиросу, закурил.
- Зачем вы пьете чифир? Это же вредно, - сказала Таня.
- Наоборот, он укрепляет силы, - усмехнулся он, блеснув белыми зубами. - Говорят, тяжеловесы перед выходом на помост выдувают не меньше пачки заварки на нос.
- Глупости! - усомнилась Таня, продолжая уплетать печенье со шпротами.
- Вполне возможно, - согласился он, затягиваясь папиросой. - К тому же я живого тяжеловеса в глаза не видел.
"К тому же? - повторила про себя Таня. - Где это я слышала?"
Она целые сутки провела в молчании со стариком-косторезом, и теперь ей хотелось разговаривать - о чем угодно, лишь бы разговаривать. Поэтому, как только ее попутчик умолк, она тут же спросила его:
- А вы давно на Севере?
- Давно, - тем же чуть насмешливым тоном ответил он. - Родился здесь. Не в полном смысле, конечно, но почти.
- Это как понять?
- А это уж как кому хочется, - усмехнулся он.
- И никогда не были на материке?
- Почему? Был. Например, когда в торговой академии учился. В Ленинграде.
- Разве есть такая академия? - усомнилась Таня.
- Ну, институт, - сказал он. - Какая разница!
- Большая, - заметила Таня.
- К тому же у людей отпуска бывают, - продолжал он со свойственной ему насмешливостью. - Я Крым люблю. Вот и сейчас туда собрался.
- Завидую, - вздохнула Таня. - Море еще теплое, загорать можно.
- Точно, - хмыкнул он. - Отвезу вас в Светлое, а сам на самолет - и там.
- Почему в Светлое? - удивилась Таня, убирая с топчана остатки еды. - По-моему, мы с вами в Белый Мыс едем.
- Это вы вчера туда ехали, а сегодня назад поворачиваем, - ответил он и, прищурившись, смотрел, какое впечатление произведут на нее его слова.
- То есть? - насторожилась Таня, поняв, что он не шутит. - Не понимаю…
- А что понимать? - довольно весело спросил он. - Если не ошибаюсь, вы судья?
- Судья, - сказала она.
- И едете в Белый Мыс судить подлеца Копылова?
- Копылова, - ответила она, недоуменно глядя на него.
- Так вот, - весело продолжал он, усаживаясь против нее. - Подлец Копылов - это я. Собственной персоной. Он, этот Копылов, получил вашу повестку, а заодно и отпуск. Но поскольку он собрался в Крым, ему не с руки возвращаться назад. Мы со стариком потолковали и решили: он едет на восток, а мы с вами - на запад. Теперь ясно? - спросил он таким тоном, словно сообщил Тане наиприятнейшую новость.
У Тани же было такое ощущение, будто ее неожиданно ударили чем-то тяжелым по голове. На мгновение она оцепенела и почувствовала, как лицо заливает краска. Она могла ожидать чего угодно: что провалится под лед вместе с нартами, - что замерзнет в пургу, что нападут волки (она вдоволь наслушалась таких рассказов), но она никак не могла предполагать, что встретится вот так со своим подсудимым.
- Вы… Копылов? - наконец с трудом выдавила она.
- Ну да, - подтвердил он, потом сказал: - Честно говоря, когда вы проснулись, я не поверил, что вы судья. Грешным делом, подумал, что старик напутал и придется мне вас тарабанить по назначению - в Белый Мыс. Оказывается, все в порядке.
За два года у Тани сложился вполне четкий образ Копылова. Не раз она мысленно видела его таким, каким он ей представлялся, - хитрой лисой, хлипким человечком, не раз мысленно разговаривала с ним - сухо, жестко, официально, задавала лаконичные вопросы, от которых он не мог отвертеться. И то, что Копылов оказался внешне совсем другим, в первую минуту обескуражило ее. Она не сумела сразу справиться со своей растерянностью и, думая, что он заметил это, растерялась еще больше.
Она зачем-то поднялась, опять села, понимая, что должна что-то сказать ему. Но что именно сказать? Она подумала, что допустила ужасную глупость, не спросив сразу, кто он такой, и сразу же стала легкомысленно болтать с ним.
Эту глупость надо было немедленно исправить, сказав ему что-то такое, что бы сразу определило их дальнейшие отношения и поставило бы его на место. Все это она решила для себя мгновенно и, решив, сказала не прежним, непринужденным голосом, а сухо и сдержанно:
- Да… Значит, вы сразу узнали, кто я?
- Конечно, мне старик сказал. - Похоже, он не заметил перемены в ее голосе.
- Что же вы молчали?
- Да так, - усмехнулся он. - Любопытно было подольше поглядеть на живого судью. Я вообще хотел только в Светлом признаться. Уверен, вы бы не догадались, куда едем.
- Считаете, это остроумно? - холодно спросила Таня и тут же подумала, что действительно не догадалась бы, куда бегут среди ночи по тундре нарты.
- Почему не остроумно? - возразил он. - По-моему, нормальная шутка, к тому же безобидная.
- Да… не думала, что мы вот так встретимся, - холодно сказала Таня.
- Я сам не думал, - ответил он. - Считал, завтра явлюсь к товарищу судье, закрою это дело, а послезавтра - здравствуй, море!
- То есть как закрою? - возмутилась. Таня.
- Да очень просто, - ответил он. - Как всякие идиотские дела закрывают. Хотите послушать, как оно состряпано? Теперь уж можно рассказать.
"До чего же самоуверенный тип!" - подумала Таня. Она поднялась и решительно сказала:
- Все это вы расскажете мне позже и в другом месте. Давайте собираться. По-моему, вы торопились и боялись, что другим не останется угля.
- Вот как! - Он сдвинул брови, и было видно, что ее тон задел его. Потом он поднялся, расправил плечи. - Что ж, ехать так ехать.
Он взял котелок с недопитым кипятком, открыл печку и выплеснул воду на раскаленные угли. Потом вылил туда воду из другого котелка. Комнату заволокло густым, едким паром. В лампе заметался и погас огонь.
- Что вы делаете? - испуганно сказала Таня.
- Не волнуйтесь, все в порядке, - прозвучал в темноте его спокойный голос. - Пожар страшнее.
Он чиркнул спичкой, зажег свечу, снял с гвоздя у дверей упряжь и легонько свистнул. Собаки тотчас же поднялись и, широко зевая и потягиваясь, побрели к нему, заученно подставляя под постромки короткие шеи.
- Одевайтесь, что же вы стоите? - нетерпеливо сказал Тане Копылов.
- Я одеваюсь, - ответила она, отходя от дверей, и взяла с топчана свою кухлянку.
10
Копылов гнал упряжку к океану другой дорогой: ее не пересекали ни овраги, ни кучегуры. Нарты легко скользили по твердому снежному насту, выжигали полозьями искры, а сильные, сытые собаки, не сбавляя бега, тащили и тащили их вперед.
Но ни хорошая дорога, ни быстрая езда не радовали Таню. Решив держаться с Копыловым строго и отчужденно, она уже не вертелась на нартах, выбирая удобное положение, и не спрыгивала на снег, чтобы размять затекшие, одеревенелые ноги. Она неподвижно и гордо сидела позади Копылова и чувствовала, что потихоньку замерзает. Сперва мороз пробрался в торбаса, сцепил холодом пальцы, потом взялся за руки и, наконец, проник под кухлянку. Промерзать стала каждая клеточка тела. Но Таня терпеливо молчала, не желая просить Копылова, чтоб он притормозил нарты и позволил ей пробежаться.
Лишь когда собаки вынесли нарты на лед океана и, петляя между торосами, затрусили медленней, Таня не выдержала, спрыгнула на лед и, с трудом переставляя непослушные ноги, медленно пошла за нартами, уверенная, что Копылов вскоре остановится и подождет ее.
Страх пришел к ней в ту же секунду, когда она услышала зычный голос Копылова, прикрикнувшего на собак. Он взмахнул остолом над спинами лаек, и те во весь дух понесли нарты.
- Стойте!.. Копылов, стойте!.. - крикнула Таня и побежала, стараясь изо всех сил догнать упряжку.
Копылов не оглянулся. Нарты резко вильнули на повороте и скрылись в темноте за торосами.
- Копыло-о-о-овв!.. - снова крикнула Таня срывающимся голосом, и крик ее, пропарывая морозный воздух; покатился в сторону торосов.
У Тани перехватило дыхание и на глаза поплыли капли пота. Сознание того, что Копылов бросил ее одну среди ночи в торосах, привело ее в полное отчаяние.
"Подло!.. Подло!.. Ведь это же подло!.." - твердила она, задыхаясь и продолжая бежать по следу нарт.
И вдруг она подумала, что еще раньше, еще в избушке, чутье подсказывало ей, что случится что-то неладное.
Теперь она не сомневалась, что Копылов сразу же, узнав, кто она, решил избавиться от нее. Скорее всего они договорились со стариком косторезом. Они сговорились раньше, и проклятый старик поджидал его в избушке. Потом старик исчез. Наверно, он ехал совсем не в Белый Мыс. Черт его знает, куда он ехал. А Копылов решил ее убить. Господи, у него же на нартах лежат топор и винчестер!..
Вспомнив о топоре, Таня остановилась. На мгновение она увидела перед глазами мелькнувшее острие топора. Ей стало совсем страшно.
"Да, да, он хотел убить меня!.. - твердила она себе. - Он хотел убить меня и выбросить портфель с синей папкой! И никто ничего не узнает!.. Старик с ним заодно!.."
Никогда до этого она не знала, что такое страх. Никогда до этого у нее так бешено не колотилось сердце, не подкашивались ноги и не было такого противного чувства боязни за самое себя, за свое "я", которое вдруг сжалось в комочек и трусливо трепыхалось в собственном бессилии, затемняя рассудок и путая мысли. Таня пыталась подавить в душе это незнакомое, гадкое чувство страха и не могла. Дрожащими руками она начала стягивать с себя кухлянку и малахай, так ей стало жарко. И снимая их, продолжала повторять одно и то же:
"Да, да!.. Сперва он хотел убить, а потом бросил!.. Он понимает, что я все равно погибну!.. И никто не будет знать!.. А сам поедет, в Крым!.. Нет, не в Крым!.. Он удирает, заметает следы!.."
Она уже не сомневалась в том, что Копылов хотел ее убить. Но отчего-то передумал. Наверно, знал, что и так с нею будет покончено. Правда, он мог и раньше просто столкнуть ее на снег. Но он решил, что как раз среди торосов подходящее место. Сегодня она не раз слышала далекий рев медведей. Он был уверен, что здесь она быстро попадет к ним в лапы.
"Господи, неужели я погибну?.." - в отчаянии подумала Таня, и все ее существо воспротивилось такой страшной мысли.
Она подхватила кухлянку и, волоча ее по снегу, снова побежала по следу нарт, не сознавая толком, зачем она это делает. На секунду ей представилось, что вся ее жизнь, все, что было до этого, - детство, дом, институт, работа, отношения с Костей, все то, чем она жила и с чем была связана, - решительно ничего не значит в сравнении с тем, что случилось сейчас, потому что именно сейчас она впервые с поразительной ясностью поняла, что она - это она и что ее вдруг может навсегда не стать. От сознания всего этого ей хотелось закричать.
Она бежала и бежала, не переставая с ужасом думать о том, что случилось. Зачем она поехала в Белый Мыс?.. Ах, как была права Лена, отговаривая ее!.. И как были правы Семечкин и Смолякова, когда предупреждали ее о Копылове! Все они хорошие люди, прекрасные люди!.. Почему она не послушалась Лену, поехала с этим проклятым стариком? Теперь же никто - ни Лена, ни Павел, ни Семечкин, ни Смолякова, - ни одна душа не узнает о ее гибели. Копылов убежит, скроется - и никому не придет в голову искать его, потому что старик заодно с ним…
"Нет, я дойду! - вдруг подумала Таня. - Дойду, и ничего со мной не будет…"
Стоило ей так подумать, как она тут же немного успокоилась и стала убеждать себя в том, что ничего страшного еще нет - не надо только поддаваться панике.
"Я дойду до Светлого… Конечно, дойду!.. - горячо твердила она себе. - Главное, держаться ближе к берегу… Белые медведи на людей не нападают… Лена говорила… Я дойду и задержу его… Мы еще посмотрим!.. Он не успеет удрать… Не успеет! Мы еще посмотрим…"
Но сердце почему-то не подчинялось этим бодрым рассуждениям, оно по-прежнему бешено колотилось, в висках стучало, пот заливал глаза, и страх гнал и гнал ее вперед.
Она добежала до торосов, за которыми давным-давно, как ей казалось, исчезли нарты, и, обогнув их, увидела упряжку. Собаки лежали на снегу, Копылов сидел на нартах, у ног его шипел красноватым огнем примус, а на примусе стоял котелок. Рядом на кусках колотого льда валялся топор.
- Где это вы пропали? - насмешливо спросил он ее. - Я уж решил, вы к нерпам в гости отправились. Садитесь чай хлебать. Как раз полдороги отмахали, пора перекусить. А кухлянку зачем сняли, неужели жарко?
Таня смотрела на Копылова, не слыша и не понимая, что он говорит. Ее вдруг затрясло, и она срывающимся голосом крикнула ему.
- Это подло!.. Подло!.. Как вы могли?!
- Что подло? - удивился он, поднимаясь с нарт.
- Вы… вы… вы!.. - быстро и нервно заговорила Таня и захлебнулась собственными словами.
Страшное нервное напряжение, которое она только что пережила, - вдруг прорвалось слезами. Она громко зарыдала и, обхватив руками торос, уткнулась лицом в шершавый, холодный лед.
- Что случилось? - быстро подошел к ней Копылов. - Вы слышите? Что за чертовщина!.. Послушайте, вы скажете, чего ревете? Испугались чего-то, что ли?
Таня не отвечала, продолжая нервно всхлипывать.
- Да бросьте вы обнимать лед! - сердито сказал он, отнимая ее руки от тороса. - Берите платок… Ну, что вы его держите? Вытирайте слезы… Вот так… - Он взял у нее платок и с силой стал вытирать ей лицо.
Таня тяжело вздохнула и снова зарыдала, обхватив руками лицо. Ее бил озноб, и она никак не могла его унять.
- Вы что, с ума сошли? Перестаньте! - Копылов взял ее за плечи и крепко потряс. - Ну-ка надевайте кухлянку. Не хватало, чтоб вы еще замерзли!.. Поднимайте руки… Вот так. - Он сам поднял ей руки, натянул через голову кухлянку, выбил о колено снег из малахая, нахлобучил малахай ей на голову. Потом достал из рукава своей кухлянки флягу со спиртом, отвинтил колпачок, поднес флягу к ее губам, приказал: - Пейте, не то окоченеете, пока доедем!
Таня, все еще продолжая тихо всхлипывать, отстранила рукой флягу.
- Слушайте, давайте без фокусов! - сердито сказал он и почти насильно заставил ее выпить несколько глотков спирта.
Когда Таня, успокоившись, села на нарты перед шипящим примусом, он спросил, смеясь:
- Так что же все-таки случилось, товарищ судья? Медведя увидели?
- Нет, - подавленно ответила Таня.
- Даю голову наотрез, что приняли за медведя какой-нибудь торос, - смеясь, продолжал он. - Эх вы, трусиха! А я нарочно собак погнал, хотел вам хорошую пробежку устроить, чтоб разогрелись.
- Не смейтесь, пожалуйста, - негромко попросила Таня.
- Ладно… Вы есть будете?
- Нет, не хочу, - ответила она.
- Будете, - решительно сказал он. - Держите кружку, вода закипает.
Таня послушно взяла кружку и, подчиняясь Копылову, выпила чай и съела все галеты, которые он вытряхнул из пачки ей на колени.
Они ехали еще часов восемь по льду океана, и за это время Таня всего дважды, и то лишь потому, что начинала сильно замерзать, спрыгивала с нарт и бежала за ними. Тогда Копылов придерживал собак и все время оглядывался, точно не Таня, а он теперь опасался, как бы она не отстала.
Когда она последний раз бежала за нартами, Копылов вдруг испуганно крикнул ей:
- Стойте! Не ходите!
Она остановилась, и в ту же минуту раздался треск, рядом глухо всплеснула вода. В десятке шагов от Тани, ширясь на глазах, чернела трещина. Каким-то чудом собаки пронесли через нее нарты, но нарты, должно быть, завалились передком в воду, и потревоженная вода выплескивалась и расползалась по льду.
- Идите влево, кажется, там трещина уже! - крикнул ей Копылов.
Таня пошла влево, но там трещина не только не сужалась, а, наоборот, расширялась. Сзади и в стороне снова сильно затрещал лед. Из трещины взметнулась вода, плеснула под ноги Тане.
- Стойте! Бегите к берегу! - крикнул ей Копылов. - По-моему, вас откололо!
Таня побежала назад, прямо по воде, которая, как под напором, продолжала выливаться из океана. Льдина под ней покачивалась, торбаса скользили по мокрому льду. Метрах в десяти от нее, по другую сторону трещины, бежал Копылов, придерживая руками нарты.
Вокруг с протяжным треском ломался лед, и было такое впечатление, будто весь океан щелится и расходится по швам.
Тане показалось, что трещина сузилась. Но перепрыгнуть все равно невозможно, тем более в такой тяжелой одежде. Может, сбросить кухлянку, торбаса, телогрейку и попробовать?..
- Копылов, я перепрыгну! - крикнула она.
- Бегите, бегите! - махнул он ей рукой. - Сейчас выберемся!
Пробежав еще метров сто, Копылов начал подгонять собак к самой трещине. Лайки визжали, упирались, царапали когтями лед. Наконец он уложил их на краю трещины и осторожно передвинул задок нарты на другой бок трещины. Нарты лишь концом стали на лед - передок и середина провисли над черной, гудящей водой.
- Ложитесь. Быстро! - приказал Тане Копылов. - Ну, идите, идите… Становитесь на колени… Осторожно… Не бойтесь. Хватайтесь руками… Да не смотрите вниз, там километр воды! Ложитесь! - И резко свистнул.
Собаки рванули, и нарты пролетели над гудящим проломом, взметнув брызги.
- Фу-у-ух, проскочили! - сказал Копылов, снимая малахай и вытирая им лицо. - Крепко прилив сегодня работает, наворочает торосов. - И вдруг привычно засмеялся: - Ну, что, опять натерпелись страху! Невезучая у вас поездочка.
- Я не испугалась, у меня только ноги промокли, - ответила Таня.