В тот вечер мороз был ласковым и теплым. Над заливом зелеными ракетами висели звезды, меж ними разгуливала оранжевая луна, а катера, подсвеченные фонарями с пирса, были похожи на казацкие курганы с простертыми к небу крестами рубок. Лед пах свежими огурцами, сиренью, каким-то дурманом и звенел под коньками гитарным перебором.
Добрая половина жителей поселка носилась в этот вечер по заливу, демонстрируя друг другу и самим себе всякие "ласточки", "кораблики" и прочие фигуры произвольного катания. По другую сторону пирса, отделившись от неорганизованной массы, гоняла шайбу команда Сашки Старовойтова. Именно оттуда, из-за пирса, вынесся в сутолоку местных фигуристов Петя Алферов и наткнулся на кучку девчат. Девчата с оханьем и аханьем поднимали упавшую Катю, и все сразу отряхали ее. Петя узнал и Валю, и Катю, и Машу. Он понял, в чем дело, и сказал.
- Девушки, кто же в такой толчее учится кататься? Поехали вон за торосы, там площадка как зеркало.
На площадке за торосами дело пошло лучше. Катя не боялась, что ее в любой момент собьют, стояла на коньках уверенней.
Кататься ее учили, крепко держа под руки и даже сзади за спину. Так что, когда падала Катя, падали все ее тренеры.
- Ой, девочки, ну как это вы можете, а я не могу? - сокрушалась Катя, на что Петя Алферов заявил, что если она ему доверится, то за неделю станет стайером.
Катя готова была согласиться, но в это время на площадку вкатила крохотная женщина в белом свитере и белой шапочке.
- Алферов, чем ты здесь занимаешься? - трагически вскрикнула она. - Полчаса тебя команда ждет, а я тебя ищу!
- Анечка, тренируйтесь без меня. У меня сегодня от клюшек голова трещит, - ответил Петя.
- Прекрасно! - угрожающе вскрикнула она и молниеносно исчезла.
И когда она исчезла, появился Сашка Старовойтов, огромадный детина с клюшкой на плече и в каком-то медном шлеме, напоминавшем пожарную каску.
- Пошли, Петро, пошли, хватит баловаться! - ласково проговорил Сашка, обняв Петю за плечи, и потихоньку покатился вместе с ним прочь от девчонок.
- Ладно, девушки, завтра встретимся! - оглянувшись, крикнул Петя, откатываясь за торосы.
Встретились они через день. И опять на укромной ледяной площадке учили кататься Катю. И опять Сашка Старовойтов ласково увел с собой Петю. А еще через день Петя Алферов осторожно высвободился из объятий Сашки и сказал:
- Саня, не мучь. Надоело мне шайбу гонять, я сегодня бастую.
- Брось, брось, я такую чушь слушать не хочу, - нежно ворковал Сашка, норовя снова обхватить Алферова рукой за плечи.
- Саня, не проси, не пойду, - увернулся от него Петя. - У меня хоккейного таланта нет.
Тогда Сашка Старовойтов сорвался - хлопнул по льду клюшкой и прямо-таки диким голосом завопил:
- Эту подлость я от тебя давно ждал! Унижаться перед тобой больше не буду, а из команды с треском исключаю! Из футбольной тоже! На снисхождение не рассчитывай! - заключил он, закинул на плечо клюшку и укатил с площадки.
Петя Алферов облегченно вздохнул, а на другой день явился на курсы шоферов.
Никому из девчонок особых знаков внимания Петя Алферов не оказывал. Подружился он со всеми одинаково и со всеми одинаково охотно раскатывал на катке. Разве что предлагал иногда Маше пробежаться к маяку. Маяк, погашенный на зиму за ненадобностью, стоял на берегу, километрах в пяти от пирса, так что, отправляясь к маяку, Алферов и Маша надолго пропадали. Но в том не было ничего удивительного: Маша бегала на коньках лучше всех и лишь одна могла посоревноваться с Алферовым в скорости и выносливости.
3
Новый год встречали в старом клубе. По соседству, в бане, работал буфет. Баню сдали тридцать первого декабря, так что попариться в старом году никто не успел. В остальном прораб Свиридов слово сдержал - объявил девчонкам благодарность и отвалил премию.
В бане-буфете стояли шум и сутолока. Двери не закрывались, с улицы, как из парилки, вкатывались клубы мороза. Одурманенные чужим весельем, продавщицы отпускали в розлив шампанское, а вразвес - медовые пряники и красную икру самодельного посола. Подкрепившиеся ныряли в мороз, бежали по сугробам в клуб, спеша продолжить веселье.
В зале все сверкало и кружилось - разноцветные гирлянды, улыбки, лица, ноги. Оркестр без передыху бухал вальс, твист, краковяк и полечку. Вокруг фикуса, заменившего елку, которые в этих местах не росли, то в легком кружении, то вприпрыжку проносились пары. Ветки фикуса сгибались под тяжестью гирлянд и игрушек, а листья, вздрагивая, плакали серебряными слезами "дождика", роняли слезы в сугробы ваты. Под потолком, как птицы на проводах, трепыхали цветные флажки. И воздух перекатывался жаркими волнами, и плясали на стенах зайки, и вздыхал под ногами пол, и обмахивались платочками женщины, и неземным свечением горели их глаза, и неземной галантностью склонялись к ним мужчины. И все было так, как на Новый год.
Девчонки-штукатуры явились на бал в одинаковых ядовито-желтых пальто местного производства, в одинаковых кашемировых платьях - юбка-клеш, рукав три четверти, белый воротничок, на боку - "змейка".
Со зверофермы прикатили девчонки-звероводши, завернутые в тулупы и оленьи шкуры. Никаких чернобурок на них не было, а были они одеты кто во что горазд.
Наобнимавшись и нацеловавшись, штукатурши и звероводши сбились в угол и наперебой рассказывали о своем житье-бытье. Оглушенные музыкой, ослепленные сверканием, звероводши завидовали штукатурам.
- А у нас скучища адская! - возбужденно говорила Зина Киреева, девушка со старомодной косой, калачом зашпиленной на затылке, а сама простреливала глазами дверь в курилку, где толпились парни. - картин не возят, быта никакого. А лисицы, девочки, - вы бы на них посмотрели! Кошки облезлые, да и только! И кусачие, черти, все пальцы нам покусали. Кто как, а я весной оттуда сбегу! - решительно закончила она.
И все ее подружки наперебой заявили, что и они распрощаются со зверофермой.
Оказалось, что звероводши приехали не одни, а во главе со своим директором, тем самым директором, который когда-то сманил их к себе, обещая одеть в чернобурки. У директора были могучие плечи, пышная седая шевелюра и очень веселый характер. Он притащил из буфета корзину бутылок с брусничной водой, здоровенный кулек пряников и с шуточками-прибауточками угощал девчонок в зале этим немудреным лакомством. Больше он ни на шаг не отходил от них и танцевал с каждой по очереди.
- Боится, чтоб мы в поселке не остались, - объяснила Зина такое поведение директора.
Вместе с общительным директором возле девчонок крутилось немало других парней, в основном автобазовские хлопцы, а с ними и Петя Алферов.
Когда объявили дамский вальс, Шура Минаева сперва побледнела, потом покраснела, а потом, независимо подняв личико направилась к Алику Левше.
- Я вас приглашаю, - замирая, сказала она Алику, который в ту минуту, как и во все предыдущие, глядел на Катю.
- Меня? Пардон, с удовольствием, - галантно ответил Алик, но никакого удовольствия лицо его не выразило.
Алик обнял Шуру за талию, и Шура почувствовала себя счастливейшим человеком. Ей казалось, что она не танцует, а парит в каком-то сказочном, волшебном мире, наполненном музыкой и переливом огней, и никого в этом мире нет, кроме ее и Алика. В душе ее разлилась щемящая нежность, ей хотелось говорить и говорить Алику какие-то ласковые, добрые слова, с которыми она не раз мысленно обращалась к нему. Но вместо этих слов Шура негромко спросила:
- А помните, как мы танцевали под баян, когда приехали?
- Что? - не расслышал Алик.
- Помните, как мы танцевали у вас на кухне?
- А-а, помню, - ответил Алик. - После этого вы нам бойкот объявили!
- Это из-за Нюши, - призналась Шура, - Нюша пропала, а мы думали, вы виноваты.
- Лихо! - оценил Алик. Он был слегка "под шафе" и пребывал в несвойственной ему угрюмости.
- Мы тогда не знали, что она пароходом уехала, - продолжала щебетать Шура. - А если бы мы знали…
Шура осеклась и остановилась, потому что остановился Алик - прямо перед Катей, танцевавшей с директором зверофермы.
- Извините, предлагаю обменяться дамами, - Алик балагуристо поклонился Катиному кавалеру.
- Не обязательно! - запротестовала Катя.
- Ну почему же? Раз товарищ предлагает… - поддержал Алика директор и проворно взял за руки Шуру.
- Через такт пойдем или в музыку? - спросил он Шуру, одаряя ее молодцеватой улыбкой.
- Все равно, - упавшим голосом ответила Шура.
Директор повел ее "через такт". Он устал, а танцевать, как оказалось, не умел - просто шаркал по полу ногами.
Где-то в третьем часу ночи оркестранты сбросили с плеч хомуты труб, утерли потные лица и поскакали по сугробам в баню-буфет.
В танцах наступил длительный антракт.
Дед Мороз, а точнее заведующий клубом Перепелкин, наряженный в вывернутый кожух и ватный белый колпак, недолго развлекал публику игрой в вещевую лотерею. Корзина с сосками, пудрой, духами "Ландыш" и всякими безделушками быстро опустела, и игра кончилась.
Поскольку музыканты прочно застряли в буфете, народ стал растекаться по домам, хотя по плану гулянье должно было продолжаться до шести утра. Посему Дед Мороз, он же Перепелкин, принимал срочные меры к тому, чтобы сникший бал вновь вошел в веселое русло. Он послал кого следует в буфет вытащить оттуда и вернуть в зал музыкантов, а сам поднялся на сцену и, сложив рупором руки, провозгласил:
- Товарищи, внимание! Рано расходиться! Новогодний бал продолжается до утра! Кто играет на пианино, прошу на сцену! Прошу на сцену, кто играет! Инструмент в полном порядке! Танцы продолжаются!..
На сцене мигом очутился Сашка Старовойтов, сопровождаемый всей своей хоккейно-футбольной командой, а с ними - Сашкина жена Анюта вместе с женами хоккеистов-футболистов. В минуту из-за кулис на авансцену выкатили пианино. Сашка торжественно уселся на стул и в две руки забарабанил "чижика-пыжика". Все Сашкино окружение затопало в такт ногами, захлопало в ладоши. Дед Мороз замахал руками и потребовал от Сашки вальс. Вместо вальса Сашка забарабанил какой-то марш.
- Катя, девочки, пойдемте! Зачем он инструмент портит? - Валя решительно направилась к сцене. Протолкалась к пианино, сказала Сашке: - Послушайте, зачем вы пианино портите? Это же "Беккер".
- А я иначе не умею, - Сашка не обиделся, а наоборот - сокрушенно развел руками. - Может, вы сыграете?
- Пожалуйста, - ответила Валя, точно Сашка не спрашивал, а просил ее сыграть.
Дед Мороз, то есть Перепелкин, снова потребовал вальс.
- Нет, вальс я не буду. Просто сыграю, - сказала Валя, опускаясь на стул, который мигом уступил ей Сашка.
Пальцы ее легли на клавиши и одним скользящим движением пробежали по ним, пробуя настрой. Потом Валя вдруг выпрямилась и чуть откинула назад голову. Руки ее на мгновение замерли и сразу ожили, легко побежали по клавишам, рождая первые звуки "Лунной сонаты".
Когда Валя кончила играть, в зале еще несколько секунд стояла тишина. Аплодисменты разорвали ее. Валя как-то отрешенно поглядела в толпу, сгрудившуюся возле сцены, и кивнула ей, точь-в-точь как делают известные пианисты. Потом тряхнула головой и поднялась.
- Не пустим! - Сашка Старовойтов взял ее за плечи. - Еще сыграйте!
Тогда Валя застеснялась, сконфузилась и убежала со сцены.
Явились музыканты. Взгромоздив на плечи трубы, грянули полечку. Опять вокруг фикуса-елки запрыгали пары.
Женя Полунин подвел к Вале молоденькую смуглую женщину, красивую и хрупкую, как статуэтка, в атласном вечернем платье в блестках.
- Привет! Ну как живем? Празднуем? Молодец, здорово играешь! - Он горячо потряс Валину руку. - Познакомься с моей женой. У вас, оказывается, общее призвание. - На правах комсомольского секретаря Женя был с молодыми на "ты".
- Мира, - назвалась Женина жена, протянув Вале невесомую ладошку.
С другими девчонками, обступившими Валю, она знакомиться не стала, а у Вали спросила:
- Вы где учились, в музыка-а-льном? - Она слегка "цокала" и длинно растягивала "а".
- Нет, я не училище - музыкальную десятилетку кончила, - сказала Валя.
- А я два-а курса-а училища-а, - сказала Мира и тоже похвалила Валю: - У ва-а-с прекра-а-асная техника-а. Женя говорит, вы на стройке работа-а-ете, по-моему, это безобра-а-зие.
- Мы это уладим, - решительно сказал Женя. - Заходи ко мне, Валя. Во вторник заходи, переведем тебя в другое место. А с осени в поселке музыкальную школу откроем. Там и будете с Мирой преподавать. Она тоже об этом мечтает.
- Что вы, преподавать я не могу! - ответила Валя.
- Боитесь, не справимся? - удивилась Мира.
- Нет, но зачем мне преподавать?
- Ты брось, брось! - решительно сказал Женя. - Во вторник мы с тобой серьезно поговорим. Или ты хочешь, чтоб мы профессиональных пианистов приглашали, если у нас свои есть?
Девчонки слушали этот разговор с гордо поднятыми лицами: знай наших!
Мира еще немножко постояла возле девушек, кокетливо жалуясь на то, что у нее нехороший муж - не может привезти с "материка" пианино и что из-за него она скоро перезабудет ноты, а потом упорхнула с Женей танцевать, сказав Вале, чтоб та непременно заходила к ней в гости в любое время, так как она всегда бывает дома.
- Воображает, вроде она царица бала! - фыркнула Катя вслед удалившейся Мире, и все девчонки тихонько захихикали.
- Не надо, девочки, - сказала Валя. - Может, она совсем неплохая.
В пять утра, на час раньше срока, Дед Мороз - Перепелкин объявил уставшей и зевающей публике, что бал закончен. Оркестр заиграл прощальный туш, все повалили в раздевалку.
Ночное веселье отшумело, предстоял день здорового отсыпания.
4
Но в общежитии строителей никому выспаться не пришлось. Маша Кудрявцева бегала по комнатам, поднимала спавших девчонок и восторженно сообщала:
- Девочки, вставайте, я замуж выхожу!
Девчонки - кто в шлепанцах, кто в валенках на босу ногу, кто в накинутом на плечи пальто, а кто и просто в сорочке - сбежались в Валину комнату, потрясенные такой необычной новостью. Из клуба Маша пропала где-то в середине вечера, еще до того, как музыканты совершили затяжную вылазку в буфет, теперь она явилась и, сидя на краешке Катиной кровати в своем новом ядовито-желтом пальто и сбитой на затылок шапке-ушанке, в десятый раз повторяла одно и тоже:
- Девочки, вы меня поймите: я сама не думала, что так получится! Но мы уже все решили!.. Вы только не обижайтесь. Если хотите, я с вами жить останусь, а бригаду ни за что не брошу! Честное слово!.. Третьего откроется загс, мы сразу распишемся. Свадьбу, конечно, устроим у нас на кухне!.. Ладно, девочки?
- Я так и знала! - с горечью сказала Валя, когда Маша наконец умолкла. Она села на кровати, сердито подтянула к подбородку одеяло, повторила: - Так и знала, что все вы замуж повыходите! А еще на стройку ехать собрались!
- Валя, разве я виновата? Кто же знал, что так получится? - искренне сказала Маша, и на глазах ее выступили слезы.
- А за кого ты выходишь? - холодея, спросила Шура, вспомнив, что в клубе Маша несколько раз танцевала с Аликом Левшой, а когда она исчезла, надолго пропал и Алик.
- За Алферова, за кого же! - Маша снова счастливо заулыбалась. И вдруг вспомнила: - Девочки, он на улице стоит! Пусть зайдет, можно?
- Как зайдет? Мы же не одеты! - Катя поплотнее завернулась в одеяло.
Маша подхватилась с койки, запахнула свое ядовитое пальто.
- Я ему скажу, чтоб подождал. Пусть подождет, ничего с ним не будет, а вы одевайтесь! - И выбежала из комнаты.
Через полчаса девчонки принимали на кухне Петю Алферова, теперь уже не просто капитана порта, а Машиного жениха и будущего мужа. Вместе с Петей явился Сашка Старовойтов, а с ним - неразлучная жена Анюта. Накануне состоялось новогоднее примирение капитанов, и оба они были в самом светлом настроении.
- С Новым годом, невесты! Всем вам по жениху доброму желаю! - говорил Сашка, ввалившись на кухню. - Давайте сумки побольше, я прямым ходом в магазин бегу! Будем смотрины устраивать!
Вечером за большим столом на кухне пили вино и пели под гитару.
Через два дня за тем же столом шумела Машина свадьба. Заведующая загсом, хорошо знавшая Петю Алферова, никаких сроков для проверки чувств не назначала, а сразу же вручила молодым свидетельство о браке и произнесла красивую речь о том, что надо крепить семью, поскольку семья - ячейка общества. Петя с Машей слезно умоляли заведующую прийти на свадьбу, она пришла и повторила свою речь за столом. Ее внимательно слушали.
После свадьбы Маша переселилась к Пете Алферову, в тот самый домик, у крыльца которого впервые увидела Петю, придя к нему поступать на курсы капитанов.
Перед тем как покинуть общежитие, Маша великодушно сказала:
- Девочки, я свою долю с общей кассы забирать не буду, пусть вам остается. Вы и так на подарок потратились. - Она имела в виду чайный сервиз за шестьдесят два рубля, подаренный ей на свадьбу.
Однако Катя с казначейской щепетильностью отвергла такое предложение.
- Глупости, я твою долю уже с книжки сняла. Получай, - сказала Катя и вручила Маше сто двадцать рублей с копейками. - За пальто, за платье и за лыжный костюм с коньками мы с тебя вычли.
Маша покорно приняла деньги. Петя взял Машин чемодан и повел свою жену к себе домой. Все девчонки гурьбой провожали их до порта.
Больше Маша на работу не вышла.
Ну, а потом, как говорится, пошло-поехало. Свадьбы потянулись одна за другой. В январе сыграли четыре свадьбы, в феврале - пять. Поженились Мишка Веселов с Томкой, хохотушка Верочка Проскурина вышла замуж за Колю Коржика, шофер Васька Ляхов женился на Аде Волох, девчонке, в общем-то, злой и прижимистой. Словом, что ни суббота - в общежитии гудела свадьба. И после каждой свадьбы молодые мужья поселялись в девчачьем общежитии, занимали пустующие комнаты. И после каждой свадьбы молодые жены уходили из бригады, бросали курсы шоферов и забирали свою долю из общей кассы.
От этих свадеб Валя Бессонова совсем похудела и помрачнела.
- С ума сойти! - говорила она Кате. - Мне только остается ждать, что и ты замуж выйдешь.
- Я? Ни за что! - горячо уверяла Катя и бросала в горящую печь нераспечатанные письма, которые каждый день последовательно и аккуратно строчил ей Алик Левша и которые с целью экономии времени посылал не по почте, а отдавал Мишке Веселову для вручения "лично в руки".
У Томки, всегда недолюбливавшей Валю, появилась привычка заводить ее.
- Валь, слышишь, неужели ты сроду не влюблялась? - с наигранным удивлением спрашивала Томка, округляя маленькие, мышиного цвета глаза.
- Какое это имеет значение? - пожимала плечами Валя.
- Почему? Если б ты, скажем, некрасивая была, а то ведь наоборот, - хихикала Томка, и ее маленькие глаза при этом терялись в коротких ресничках. - Я, например, не верю, чтоб ты не влюблялась.
- Не понимаю, чего ты смеешься?
- Я не смеюсь. Мне даже мой Мишка признался, что ты ему сперва нравилась. Я ведь помню: он тогда на танцах от тебя не отходил.
(Вероятно, Мишкино признание и было причиной Томкиной неприязни к Вале).
- Но ему характер твой не понравился, - с издевкой говорит Томка.
- Спасибо Мише за открытие, - усмехалась Валя.