- Нет, Валь, серьезно, - не унималась Томка. - Ты что, против любви?
- Совсем не против, - спокойно отвечала Валя. - Но неужели я сюда приехала, чтобы замуж выйти?
- А зачем же ты приехала - стенки штукатурить? - не отставала Томка. - Мишка говорит, ты свою комсомольскую идейность показываешь, а она здесь никому не нужна.
- Передай своему Мишке, что он недалекий человек, - Валя начинала "заводиться". - И ты, между прочим, тоже.
- Это почему?
- Тома, мне не хочется с тобой говорить, - вздыхала Валя.
- Ну, пожалуйста, - миролюбиво соглашалась Томка и ретировалась от Вали.
За, короткий срок жизнь, в общежитии круто изменилась. Кухней прочно завладели молодые жены. Весь день они вертелись у плиты, что-то парили и жарили, беспрерывно стирали, гладили, кормили за общим столом своих мужей. На кухне появились личные шкафчики, а в них - личная посуда, на гвоздях повисли личные корыта и личные умывальники, на лавке возле стены выстроились личные ведра, а под лавкой - тазы. На кухне стало тесно и сутолочно. Между женами и девчонками из бригады наметилось некоторое отчуждение: жены сплотились и держались вместе, девчонки - тоже вместе. Мелкие перепалки вспыхивали из-за пустяков и тут же гасли. До крупных дел не доходило.
Словом, жизнь шла вперед, вносила изменения в судьбы. И ничего тут нельзя было поделать, ничего нельзя было повернуть назад.
Уж таков закон диалектики - все течет, все меняется.
5
Так что же все-таки такое - корабль? Плавучая посудина, да и только?
Так могут рассуждать лишь избалованные портовым бытом одесситы, или керчане, или астраханцы - только не жители Чукотки. Ибо для них приход любого корабля - событие, по значимости, может, лишь чуть-чуть меньше, чем полет человека в космос, и гораздо больше, чем запуск очередного спутника Земли.
Так вот, в конце мая, когда напористая весна затопила снежной кашей Каменное Сердце и пригорки эарыжели прошлогодней травой, когда в порту пушечно затрещал лед и все население в авральном порядке схватилось за лопаты, ломы и топоры, пробивая в мерзлой земле стоки и оттоки для воды, дабы спасти и дома и себя от затопления, - в это самое время в райисполком поступила радиограмма, извещавшая о том, что в июле придет корабль и что кроме всяких промышленных грузов, продуктов и промтоваров он доставит новоселов.
С той минуты поселок уже не мог жить спокойно.
- Едут! Вы слышали, триста человек!.. - радостно сообщали друг другу люди в магазинах, в упреждениях, на общих кухнях и на улицах во время авральных работ.
Районная газета немедленно подтвердила ту же весть. Рядом с заметкой "Все силы на борьбу со снеготаянием" стоял жирный заголовок: "К нам едут дорогие новоселы!"
Валя услышала эту новость случайно. Бригада ее красила и белила лестничные пролетки и общие коридоры в жилом двухэтажном доме, и Валя выбежала с ведром на улицу набрать из бочки краски. Возле бочки, на сухом пятачке земли, окруженной грязным раскисшим снегом, топтались две молоденькие женщины. Обе держали на руках закупоренных в одеяла младенцев и вслух рассуждали о приходе корабля.
Валя оставила ведро с краской на улице и побежала в соседний подъезд, где работали Катя и Шура Минаева.
- Девчонки, ура, корабль приходит! - заорала она, взбегая на второй этаж.
- Когда? - разом спросили Шура и Катя, а Катя мгновенно выключила краскопульт.
- Не знаю, во всяком случае, идет! Ура!.. - снова прокричала Валя и отбила на радостях чечетку.
Катя тоже крикнула "ура" и тоже отбила чечетку, а Шура Минаева захлопала в ладоши и перекрутилась на каблучке.
Одна из коридорных дверей открылась, выглянул перепуганный мальчишка в пионерском галстуке. Увидев, что ничего страшного нет и что это просто веселятся тетеньки-малярши, мальчишка строго качнул головой и не спеша закрыл двери Пристыженные девчонки тут же притихли.
- Вечером узнаем подробно, - отчего-то шепотом сказала Валя. - Побегу всем скажу. - И Валя умчалась вниз по лестнице.
Сказать всем - это означало сказать Светке и Музе, работавшим в соседнем подъезде, то есть остальным членам бригады, от которой нынче остались рожки да ножки, а точнее, в которой осталось всего пять человек: Валя, Катя, Маша, Света Кириллова да Муза Нечипоренко.
По мере того, как девчонки выходили замуж и покидали работу или просто устраивались в другое место, прораб Свиридов утрачивал к бригаде всякий интерес.
- Каждый год одна картина: вы к весне замуж выскакиваете, а у меня к весне план трещит. Ну, кто теперь у вас на очереди в загс бежать? - недовольно бубнил он и посылал остатки бригады на самую что ни на есть невыгодную работу: белить цехи автобазы или "наводить косметику", как он говорил, в учреждениях.
Девчонки не роптали, они жили будущим - предстоящим отъездом и потому стойко сносили все ворчания Свиридова. На курсах шоферов (число слушателей и там заметно поредело) занятия шли своим чередом, близилось время получения водительских прав, и это тоже вселяло всякие надежды. Правда, весенняя распутица прервала практические занятия, так что девчонки с нетерпением ожидали, когда подсохнет и можно будет снова сесть за руль.
- Эх, девочки, вот приедем на настоящую стройку, ох и будем там ЗИЛы свои гонять! - не раз мечтательно говорила Катя. - Где-нибудь в тайге поселимся или возле какой-нибудь сибирской речки…
А Шура Минаева тоже не раз говорила, правда, робко, точно советуясь:
- А может, нам не уезжать? Ведь привыкли здесь. А то приедем на новое место, опять что-нибудь получится, опять скажем - не туда заехали. А тут, если права получим, тоже можно на машине работать.
- Тут? Ни за что! - трясла соломенными волосами Катя. И подозрительно спрашивала: - Может, ты передумала? Не хочешь с нами?
- Ты что! - изумлялась Шура.
- Смотри, Сашенька, - ласково говорила ей Катя, - если и ты вдруг замуж выйдешь, я тебя уважать перестану. Не сойди с ума!
- Ты что! - уверяла Шура. И, краснея, говорила: - Кто меня замуж возьмет?
- Фу, кто! Да любой, - отвечала Катя. - Замуж выйти - проще пареной репы. Но разве в этом смысл жизни?
- А в чем? - робко спрашивала Шура.
- Совсем в другом, - убежденно говорила Катя и туманно объясняла: - Дело в настоящей красоте человеческой. Ты ведь сама понимаешь.
- Понимаю, - соглашалась Шура, хотя на самом деле ни Катиных мыслей, ни поступков как следует не понимала.
Шура завидовала Кате: и тому, что та красивая, и тому, что гордая, и тому, что по ней сохнет Алик…
О своей безответной любви к Алику Шура не обмолвилась ни словом, ни намеком. Она таила эту любовь в себе, и ей думалось, что не будь Кати, все могло у нее получиться с Аликом иначе. Шура и недолюбливала Катю, и в то же время та ей нравилась. Сама не зная почему, она тянулась к Кате, бродила за ней тенью. Ей казалось, что если она будет появляться вместе с Катей и если Алик, наконец, поймет, что безразличен Кате, он в первую очередь обратит внимание на нее. В какой-то книжке она вычитала немудреную фразу о том, что любовь надо завоевать терпеливостью, и потому терпеливо ждала своего часа.
Как-то, напустив на себя безразличие, Шура спросила Катю:
- А почему тебе Алик не нравится?
- А почему он мне должен нравиться? - фыркнула Катя.
- Что ж, он хуже других?
- Смотря кого. Он же необразованный человек, книжку в руки не возьмет. Напустил на себя Иванушку-дурачка и паясничает, - Катя всегда была категорична в оценке людей. - Я таких терпеть не могу.
- А я думала: потому, что он в заключении сидел.
- Разве он сидел? - удивилась Катя.
- Томка говорит - два года сидел.
- Это на него похоже.
- Но он по глупости. Угнали чужого "Москвича" покататься, а их поймали, - взволнованно сказала Шура, забыв, что "играет в безразличие".
Катя посмотрела на Шуру и вдруг, смеясь, спросила:
- Сашенька, когда он успел тебя в адвокаты завербовать?
- Ты всегда что-нибудь придумаешь! - Шура спохватилась, что допустила оплошность, и поспешила замять разговор: - Больно он мне нужен!
Но однажды случилось так, что Шурина дружба с Катей повисла на волоске, готовая навсегда разорваться.
Было это вскоре после того, как прораб Свиридов бросил поредевшую после частых свадеб бригаду "наводить косметику" в доме, где жил Женя Полунин.
Когда заканчивали малярку в среднем подъезде, на лестничную площадку вышла Мира - в брючках, в пушистом свитере, тоненькая, и хрупкая, как статуэтка. Мира приветливо защебетала:
- О, девочки, здравствуйте! Оказывается, у нас ремонт! - притворно удивилась она, хотя ремонт шел второй день и все жильцы прекрасно это знали.
- Валя, а я на вас обижаюсь, - продолжала Мира, осторожно спускаясь по заляпанным мелом ступенькам. - Обещали заходить и ни разу не показались.
- Я собиралась, просто некогда, - Валя перестала красить перила.
- Напрасно. А мы инструмент привезли, могли бы у меня упражняться.
- Неужели самолетом пианино везли? - удивилась Катя.
Мира засмеялась:
- В самолет с таким багажом не пустят. Мы в клубе на время взяли. Там все равно без дела стоит и портится в холоде. А инструмент прекрасный, правда же, Валя?
- Очень хороший, - согласилась Валя.
- Девочки, у меня к вам просьба. Даже как-то неудобно говорить. - Мира действительно смутилась. - У меня квартира - просто ужас. Три года без побелки. Если бы вы согласились… - Она снова смутилась. - Просто не знаю, как бы я была благодарна… Но, может, с моей стороны это нетактично? Или вы согласны?
Валя тоже смутилась:
- Не знаю… Как девочки. Если они…
- Почему не побелить? Это же пустяки, - перебила ее Света Кириллова.
- Значит, согласны? Тогда давайте на завтра, - обрадовалась Мира. - Пока Женя в командировке, мы все сделаем. Он будет в восторге.
- Нет, завтра мы из этого подъезда уйдем, - сказала Валя. - Если белить, то сегодня вечером.
- Пожалуйста. Так я вас жду, девочки. Квартира пятнадцать. - И Мира, постукивая каблучками, убежала вверх, оставив на лестнице сладковатый запах духов.
Чтоб не толкаться всем у Миры, решили, что белить будут трое - Катя, Валя и Маша.
Квартира у Полуниных была двухкомнатная, хорошо обставленная, но уж очень запущенная. Потолки почернели, накат выцвел, подоконники облупились.
- Сто раз хотели ремонт делать - и все откладывали. Мне, Валюша, просто повезло с вами! - щебетала Мира, без толку суетясь по комнатам.
- А как же быть с накатом? Оставим стены белыми? - спросила Валя.
- А разве вы накат не делаете? Я думала, вы все умеете, - опечалилась Мира.
- Накат мы делаем, но… - Валя хотела сказать, что с накатом длинная морока, а время уже позднее.
- Прекрасно! - перебила Мира. - Тогда уж и окна покрасим, и двери. Кухню тоже можно маслом покрасить.
Девчонки переглянулись: вот так новость! Одно дело - побелить из краскопульта, другое мазать и красить. Но смелости отказаться у них не хватило.
Управились лишь к утру, Кухню выкрасили, накат навели, полы помыли, мебель расставили по местам. Мира была в восторге. Она оказалась существом, на удивленье, болтливым, и девчонки за ночь все на свете узнали о ней: что Женю своего она не любит, что замуж вышла назло какому-то дирижеру Вите, а теперь ужасно жалеет. Что здесь она умирает со скуки и умрет, если Женя не переведется в ее родной Воронеж, а если не переведется, она бросит его навсегда и уедет. Что детей она не хочет, так как дети связывают руки и орут по ночам. Еще она рассказала тысячу историй о своих соседях - кто с кем ссорится, кто кого к кому ревнует, у кого сколько денег на книжке, кто держит облигации трехпроцентного займа, какие снимает с них выигрыши, и много другой всякой чепухи.
В восемь утра Катя и Валя потащили в соседний подъезд краскопульт и ведра - пора было начинать работу. Шура осталась домывать на кухне полы. Вскоре она прибежала к девчонкам, держа перед собой охапку кульков.
- Вот чего вам принесла! - весело сказала она, стряхнув с рук кульки на широкий подоконник. - Давайте завтракать, я на всю десятку накупила!
Касса у девчонок по-прежнему была общая, деньгами распоряжалась Катя, поэтому она и удивилась:
- Откуда у тебя деньги взялись?
- Мира за ремонт дала! - Шура разворачивала кульки и пакетики с едой. - Мало, конечно, надо было с нее больше спросить. Всю ночь надрывались.
- И ты взяла у нее десять рублей? - ужаснулась Валя.
- А мне стыдно было сказать, что мало. Дала десять - взяла десять.
- Зачем ты вообще брала? - возмутилась Катя.
- А что такого? - растерялась Шура. - Раз она дает, почему не брать.
- Да она свинья! Неси ей это все назад! - Валя стала проворно заворачивать кульки. - Как тебе не стыдно.
Света Кириллова, не участвовавшая в ремонте Мириной квартиры, тоже возмутилась:
- Смешно! Я бы ей эту десятку назад швырнула. Ремонт двухкомнатной по калькуляции семьдесят рублей стоит. Ей из любезности сделали, а она десятку сует.
- Никогда не думала, что ты такая крохоборка! - со свойственной резкостью сказала Катя.
- Да что вы ко мне прицепились? - Шура жалко скривилась. - Чем ничего не получить, хоть это…
Вверху хлопнула чья-то дверь, на лестнице затопали ноги. Девчонки умолкли. Когда мужчина прошел мимо них, Валя негромко сказала:
- Девочки, не надо ругаться. Надо ей просто все вернуть.
- Колбасу нести, что ли? - рассудительно спросила молчавшая до этого Муза Нечипоренко. - Пусть Катя снимет деньги с книжки, а колбасу себе оставим.
Катя сбегала в сберкассу. Но Шура заупрямилась:
- Я одна к ней не пойду, мне теперь стыдно.
Деньги Мире понесли втроем: Катя, Шура и "нейтральная" Муза. Валя не захотела встречаться с Мирой.
Долго стучали, пока приоткрылась дверь. В коридор выглянула заспанная Мира в смятой пижаме.
- Что такое? Я ведь сплю, - не очень-то дружелюбно сказала Мира.
- Возьмите назад ваши деньги, - Катя протянула ей красненькую бумажку.
- А что случилось?.. Вы считаете, мало?.. - Похоже, Мира плохо понимала, чего от нее хотят. - Я могу добавить. Пять рублей, хватит?
- Возьмите свои деньги. Нам, вообще, не нужны… - Катя старалась говорить сурово, но голос получался противным, чуть ли не извиняющимся.
- А-а… Ну, хорошо. Спасибо, - Мира тотчас же взяла деньги. - Ой, как дует! Заходите как-нибудь в гости, - прощебетала она, и дверь захлопнулась.
Два дня Катя не замечала Шуру, а Шура не решалась с ней заговорить. На третий день о ремонте квартиры узнал Свиридов.
- Бессонова, а ну, исповедуйся; как это вы халтурой начали заниматься? - грозно спросил прораб, вызвав в контору всю бригаду на душевную беседу. - У нас пока еще такого безобразия не было.
Валя рассказала, как было дело.
- Другой разговор, - повеселел прораб, выслушав ее. - Оценим работу и пошлем Полунину счет. Полы не красили? Нет? Все равно рублей пятьдесят наберется.
- Иван Иванович, все-таки некрасиво получается, - Валя утратила обычное спокойствие, ей было очень неловко. - Мы ведь сами согласились. Она попросила, мы согласились. Теперь, выходит, вы с них деньги берете. Мы ведь как одолжение… - Валя сама запуталась в ходе своих мыслей.
- Ага, понятно! Тогда вы все квартиры ремонтируйте из одолжения. - Свиридов утратил веселость. - Это я не запрещаю. Но краску давать не могу и зарплату платить тоже. Ясно? Мы еще пока не при коммунизме живем. Когда он будет, тогда - пожалуйста. Тогда каждому за государственный счет все тридцать три удовольствия. А если вы такие добренькие и у вас уже коммунизм, то я эту сумму с вас удержу.
Такое предложение Свиридова девчонок не устраивало: и без того их финансы пели романсы. К тому же они знали своего прораба; раз он решил взыскать с Полуниных за ремонт, значит, взыщет.
Отпуская их домой, Свиридов строжайше приказал больше без его ведома ни в какие переговоры с жильцами насчет покрасок и побелок не вступать.
А еще через день Томка ехидно спросила Валю на кухне:
- Что, Валечка, сознательность сознательностью, а халтура халтурой? Сперва деньги с Полуниной взяли, потом Свиридова на нее с проверкой напустили?
- Откуда это тебе известно? - Валя больно переживала случившееся, и всякий разговор об этом больно задевал ее.
- От самой Полуниной. Она сегодня у нас в цеху платье мерила, рассказывала, как с ней поступили.
- Врунья она и сплетница! - сердито ответила Валя, и ушла из кухни.
Катя тоже чувствовала себя прескверно в связи со всей этой историей. Не выдержав, она сказала Шуре:
- Представь, что было бы, если бы мы деньги ей не вернули. Стыд-позор! Никогда нельзя свое достоинство терять.
- Думаешь, я не понимаю? Я, может, больше всех вас переживаю, - ответила Шура и вдруг расплакалась.
Катя обняла ее, и они помирились.
- Хоть бы скорей уехать отсюда, - вздохнула Катя. - До чего надоело!
…И вот теперь Валя принесла известие, что корабль идет. Может, уже вышел, может, еще выйдет, но, во всяком случае, он скоро будет. Во всяком случае, они скоро уедут.
Вечером девчонки в Валиной комнате на все лады обсуждали предстоящий отъезд. Подсчитали свои финансы, прикинули так и этак. Получалось неплохо: хватит вернуть подъемные, хватит на билеты, да еще останется немного.
- А в Магадане, девочки, сразу в горком комсомола пойдем. Не может быть, чтобы на Чукотке новые города не начинали строить, - фантазировала Валя. - Сразу попросимся туда. Вот увидите, сидеть в Магадане долго не будем. Возьмем направление, и до свидания.
В общем, настроение у девчонок было - лучше не придумаешь. И все пятеро - Валя, Катя, Шура, Муза и Света поклялись никогда не разлучаться.
6
Приход "Витязя" ожидался во второй половине дня.
К этому неопределенному времени, даже раньше этого неопределенного времени, все посельчане явились на пирс: музыканты - на грузовике, пионеры - в автобусе, остальные - пеши.
И когда все собрались, стало ясно, что в Каменном Сердце живет очень много мужчин, преимущественно молодых и неженатых, и очень мало женщин, преимущественно семейных. Молодые, неженатые парни расхаживали по пирсу веселыми компаниями, держали под мышками яркие веники полевых цветов, а семейные женщины прогуливались под ручку с мужьями.
Прошел час, два, три…
Июльское солнце светило вовсю. Море сверкало золотым блеском. Над водой носились белые чайки и черные бакланы, кричали и демонстрировали друг перед другом фигуры высшего пилотажа. Семейные женщины бросали из сумочек в воду поджаристые сухарики, и кукурузные хлопья. Птицы наперегонки кидались за дармовым харчем.
Еще через час на далеком, очень голубом небе вылепились белые мачты "Витязя". От пирса отвалил катер и помчался навстречу кораблю. На палубе стоял Петя Алферов в морской фуражке с крабом и в морском кителе с золотыми нашивками, стояли еще двое мужчин, тоже в морских фуражках, а вместе с ними - Петина жена Маша, в синем плаще-болонья и пестром платочке.
"Витязь" подходил все ближе. Но потом вдруг как вкопанный остановился на воде.
Защищаясь ладонями от резкого солнца, все смотрели, как с катера на корабль по штормтрапу карабкались три темные фигуры. Катер вернулся назад, и Маша в одиночестве высадилась на причал вдалеке от толпы встречающих.