"Газик" остановился у подъезда гостиницы. Фомичев вышел и быстро скрылся за дверью. В комнате он долго ходил от стола к окну и обратно и никак не мог принять решения, не находил действенного выхода. И тут его осенило позвонить в Москву. Он заказал разговор и, словно перед атакой, внутренне собрался.
Москва ответила. Фомичев ясно и предельно четко доложил обстановку, сообщил о принятом им решении. Минута молчания в телефонной трубке. Наконец твердый голос: "Какое бы решение вы ни приняли - вы в ответе за порученное вам дело. Желаю удачи". Фомичев еще держал трубку у уха, не решаясь положить ее на аппарат.
- Десять минут, - сказала телефонистка.
- Вот и все! - выдохнул Фомичев, аккуратно кладя трубку на рычаг.
В дверь заглянул Иван Иванович.
- В баню пойдешь? - потряс он веничком из карликовой березки.
- Я, пожалуй, приму холодный душ, - в некотором раздумье ответил Фомичев.
- Ну, так я побежал.
- Беги, беги, Иван Иванович, дорогой мой человек…
Утром Фомичев зашел к Ивану Ивановичу в номер, там уже сидел и Федор. Он сидел в шапке и читал газету. Иван Иванович умывался, отфыркиваясь. На подоконнике лежал обхлестанный веник.
- Позавидуешь пчелам, что ни месяц - медовый, - вместо приветствия сказал Фомичев.
Федор отложил газету и снял шапку.
- Если начальство желает показать характер, - ответил Иван Иванович, - лиши подчиненных прогрессивки. - Он взял со стола лист бумаги и сунул Фомичеву, Фомичев прочитал внимательно.
- Ничего не понимаю, - пожал плечами Владимир Николаевич.
- А тут и думать, нечего, надо оплатить счет за три списанных экскаватора - вот и все!
- Ага, из головы вылетело, извини.
- Да ладно уж, порадеем за общее дело и выпьем по стаканчику кофе. Все и прояснится.
В буфете хоть и было людно, но Фомичев сразу заметил, что Иван Иванович человек тут свой. Зоя просияла, увидев Федора с Иваном Ивановичем.
- Спасибо, Зоя, - вполголоса сказал Иван Иванович, - большое спасибо, выручила.
- Мне-то за что, братцу.
- Ну как…
- А вот главный купец, - скосил глаза на Фомичева Иван Иванович, - начальник.
- Удачи вам, Иван Иванович. - Зоя налила душистый кофе, подала подогретую курицу.
- Птицу едят руками, а начальство - глазами, - беря тарелку, скаламбурил Иван Иванович. - Выделила бы, Зоенька, парочку самосвалов, - чуть громче попросил Иван Иванович.
- "Председатель Совмина", - кивнул на Зою Фомичев. - А она ничего, славная. Такую бы могли и с собою взять…
- Да вот что, Иван Иванович, - Фомичев со стулом придвинулся к Шустрову. - Ты ружье с собою взял?
- А ты откуда знаешь? - округлил глаза Иван Иванович. - На охоту бери испытанное.
- Поедешь на створ.
- Куда? - вроде как не расслышал Шустров.
- Осваивать основные сооружения.
Все что угодно мог ожидать Иван Иванович, но не такого оборота дела. "Что это ему за ночь брякнуло в башку?" Но вслух Иван Иванович спросил;
- В берлоге поселюсь, с медведем жить буду?! - И равнодушно и устало опустил веки, все его лицо сразу стянули глубокие морщины.
- Пойми, - горячо сказал Фомичев, - мне там нужен толковый человек. Колонна придет, дам тебе машину, вагончик…
- Караулить створ, - горестно вздохнул Шустров и отставил стакан.
- Дом без хозяина - сирота. Мы тут гости, а на створе наш дом. - Последние слова Фомичев выговорил с особым почтением. - Постарайтесь, Иван Иванович, правильно понять, - перешел на "вы" Фомичев. Эту привычку Фомичева Иван Иванович знал хорошо. Если дело касалось чего-то очень важного, он всегда переходил на "вы", речь его становилась краткой, емкой. Не тесал, а вбивал.
- Когда ехать-то? - поднялся Иван Иванович.
- Оформишь экскаваторы - и поезжай.
Фомичев тоже поднялся с места. Они постояли друг против друга. Иван Иванович, несмотря на свой уже солидный возраст, выглядел рядом с Фомичевым подростком. Он едва доставал до плеча Владимира Николаевича. Фомичев разглядывал Ивана Ивановича так, как будто они давно не виделись. И сейчас впервые за долгое время он увидел чисто выбритое лицо Ивана Ивановича. Оно отдавало желтизной. Иван Иванович поднял усталые глаза, а глубокая морщина еще глубже вошла в переносицу. И у Фомичева болью отозвалось в душе: постарел Иван Иванович. А давно ли добрым молодцем хаживал.
- Может, Иван, съездим еще раз, поглядим долину, и уж тогда отправишься, жду тебя внизу. - Не дожидаясь ответа, он кивнул Федору и уже на ходу добавил: - Жду тебя внизу.
Иван Иванович собрал пожитки: пара сменного белья, бритва да ружье, вот и все дорожное имущество.
За эти дни Иван Иванович хоть и редко с ним виделся, а сдружился со своим соседом по номеру. И теперь расставание было трогательно-затяжным. Они долго трясли друг другу руки.
- Дам, дам я тебе автобус, дорогой Иван Иванович, в аренду, а дам, - обещал, расчувствовавшись, сосед.
- Заставляете ждать, - укором встретил Ивана Ивановича Фомичев.
- Мог бы и не ждать - ехать, если такая спешка.
- С Зоей прощался, - уколол и Федя.
- Автобус в аренду взял, - не обращая внимания на подковырку, солидно ответил Иван Иванович. Он открыл дверцу и бросил на пол рюкзак, аккуратно положил за спинку зачехленное ружье:
- С кем договорился, с Зоей? - с издевкой спросил Фомичев.
Иван Иванович помолчал.
- Со Степаном Митрофановичем, с кем еще.
- Ребусы.
Иван Иванович основательно уселся на заднее сиденье.
- Степан Митрофанович транспортом командует в Ягоднинском районе. Сегодня автобус вроде бы ни к чему, а завтра днем с огнем искать будем.
Фомичев на это замечание не отреагировал. По дороге на сорок седьмой километр принялся рассказывать анекдоты.
На этот раз машина в полчаса подмяла под себя расстояние до Уптара и выскочила на пригорок. Фомичев даже пристукнул себя по коленке кулаком.
- Как смотрится, а?! - воскликнул он, как будто впервые увидел вчерашнюю долину. - Сворачивай, Федя. Давай обочиной подле речки. Я же говорил, Иван, что твоя "Швейцария", - так и есть.
"Газик" обогнул ветхие домишки поселка и втянулся в великолепную тополиную рощу между речками Уптаром и Халахоком. Тут был воздух чист и прозрачен. Фомичеву показалось, что сегодня горы еще больше раздвинулись, освобождая пространство, на котором вполне бы мог разместиться современный город средней величины.
- Опять лыжи забыли, - подосадовал Фомичев. Он даже приподнялся на носки, стараясь заглянуть за гриву черного леса.
- Разворачивайся, Федя, - распорядился Иван Иванович, - а вы пока, Владимир Николаевич, подышите свежим воздухом. Мы в один момент обернемся.
Фомичев не возразил.
Иван Иванович обежал поселок, нашел две пары широких охотничьих лыж. В залог он оставил запасное колесо.
Они встали на лыжи и пошли в лес.
- Чайку запарь, Федор, - обернувшись, крикнул Иван Иванович, - вернемся - попьем…
Снег искрился и переливался радугой. Лиственницы стояли на белом снегу словно обугленные, бросая сиреневые тени. Владимир Николаевич часто останавливался, хватал ртом воздух, тяжело дышал.
- Вот что значит без привычки, Иван Иванович, - говорил он. - Уже не помню, когда вставал на лыжи. А ведь ходил, и как еще!.. - И он снова шел размашисто. У Ивана Ивановича стало покалывать в боку, и, вытянув, как гусенок шею, он тянулся за Фомичевым. Снег был упругий, и лыжи не проваливались. В общем-то, идти было легко и радостно. Солнце не успело подняться над горой, как стало клониться к закату, мельтешить в тополях за речкой. Фомичев повернул от речки к ручью. Они обогнули лесистый массив, и, только спустились к ручью, запахло дымком, костром на снегу. Федор встретил их горячим чаем.
- Все подживлял, второй котелок поставил, - подбрасывая в костер ветки стланика, пожаловался на кого-то Федор.
Костер отбрасывал на снег оранжевые всполохи, тени лиственниц на снегу из, сиреневых стали черными, а лица просветленными, значительными. Владимир Николаевич допивал свою кружку, умостившись на пне. Глаза его блестели, как при первом свидании.
- Ну что, товарищи мои дорогие, место вам нравится?!
- Нравится, - ответили Иван Иванович и Федя разом.
- Ну и хорошо. Будем на этом месте строить перевалочную базу. Не возражаете? Принято единогласно. Осталось ваше решение затвердить Советской власти. Так?.
До поселка Федор вел "газик" осторожно - Иван Иванович просунул лыжи в приоткрытую дверцу и придерживал их. Остановились у домишка, где оставили запасное колесо.
Иван Иванович вернулся оживленный.
- Вот что, мужики, встретил земляка. Вы поезжайте, а мне все равно на створ добираться…
- Ты бы, Иван, оформил автобус, - вылезая из машины, сказал Фомичев. - Я еще хотел проехать по трассе, поглядеть. Чует мое сердце - не сегодня-завтра придет колонна, чует, и все.
- Ступайте, я на автобусе до Магадана доскачу, вон остановка, только ты мне эту… - Иван Иванович хыкнул на кулак и пристукнул ладонь.
- Печать, - засмеялся Владимир Николаевич. Вынул из кармана мешочек и подал Ивану Ивановичу.
- Это другое дело, - сразу посерьезнел Иван Иванович. - Ну, так вы езжайте, Ружье, Федор, смотри, поосторожнее. - И Иван Иванович колобком покатился по дороге к остановке автобуса.
Фомичев еще некоторое время посидел в раздумье, смотря вслед Шустрову. Подошел автобус. Иван Иванович вскочил на подножку и помахал рукой.
- Чует мое сердце, Федор, объявится колонна. У тебя так не бывает?
- Предчувствия, что ли? Бывают. Перед тем как уйти моей Вике, места не находил.
Владимир Николаевич только вздохнул. Еще немного посидели.
- Может, навстречу колонне поедем?
Колонна
Надвигались сумерки, мороз поджимал, словно добавлял им гущины. Казалось бы, надо торопиться, а Фомичева что-то удерживало. Одну руку положил на баранку, другой прикрыл глаза, будто пытался что-то вспомнить, но так и не вспомнил - убрал руку с баранки. Федор тронулся. Фомичева как-то кольнуло в тот момент, когда из-за поворота загустели фары.
- Притормози, Федор, не наша ли колонна?
Федор притормозил и помигал фарой. Головная машина потянула на обочину и остановилась. К ней почти впритык подходили другие.
Первым из головной машины выпрыгнул парень.
- Здравствуй, Котов, - Фомичев пожал парню руку.
Колонна сжалась. Вывернул из темноты и Егор Акимович. Подошел.
- Чего расщеперились? Котов? - Простуженным голосом бросил Жильцов, но, узнав начальника стройки, осекся. - Неужто доехали?! Владимир Николаевич, куда причаливать?
- Федя, разворачивайся, - принял Фомичев решение.
Федор развернулся.
- Поезжай за мной, - сказал Фомичев Жильцову и сел в "газик".
И колонна, оглашая ревом моторов поселок, потянулась между домишками. Да не рассчитали, заклинились. Ни взад ни вперед. Оставалось одно - разбирать заборы.
Забегали по дворам, заголосили бабы.
- Заборы мы вам тесовые поставим, - сколько мог, уговаривал Егор Акимович. И все покрикивал: - Давай, давай, ребята-а! Бочком, бочком. - И колонна втиралась, прошла между домами в чистое доле, туда, где еще теплился костер, оставленный Федором.
Фомичев почувствовал в ногах сухую дрожь: хотя и ждал колонну, но приезд механизаторов застал врасплох.
"Куда же их? Усталые, обожженные якутским морозом. Прокопченные кострами дорог. Такой путь - три тысячи верст. Поди, по-человечески ни разу и не поспали. Что за сон, скрючившись в три погибели, в машинах? Что же делать? Что предпринять?" - вертелась в голове Фомичева одна мысль и причиняла боль.
Тем временем парни сняли с трейлера бульдозер, и Валерий Котов потеснил деревья, сгреб белый, сверкающий на свету фар снег. Оголил землю, распалили костер, и колонна, вытянувшись от поселка, заняла свое место. Костер собрал всю колонну.
- Ну, так что же, мужики, - наконец нашелся начальник стройки, - горячего похлебать с дороги надо.
- Не мешало бы, Владимир Николаевич, - за всех ответил спокойный и уверенный Егор Акимович.
- Так в чем же дело? По машинам! Человека четыре в "газик", остальные в "летучку".
- Валерий, ты с Петро Брагиным побудь тут, - придержал Жильцов Котова, когда садились в машину. - Без присмотра оставлять колонну негоже. Я тебе за щекой привезу.
За сдвинутыми столами сидели пропахшие за дорогу соляркой механизаторы. Фомичев оглядел свое воинство. Вспомнил, как провожал колонну.
Поговорка: "По одежке встречают, по уму провожают" - как нельзя лучше подходила к этому случаю. Рядом со степенными механизаторами Валерий Котов выглядел белой вороной, и Фомичев еще тогда подумал: а этого волосатого куда? В ботиночках, отвечать за него. Если бы не Жильцов, Фомичев не допустил бы Котова до машины. Но на вопрос: "А этот тоже едет?" - Жильцов промолчал, и Фомичев понял, что сказал не то.
- А где тот самый паренек, рыжеволосый, Валерий Котов? - спросил Фомичев.
- Женили мы его, Владимир Николаевич, на Лесной Марьяне… Он у нас самый молодой, самый отчаянный, - негромко сказал Егор Акимович.
Слова его прозвучали в тишине, и тишина была добрая, согласная.
- Дорогие мои товарищи, соратники, - поднял рюмку Фомичев. - Именно соратники. Сегодня, может, вы и не оцените до конца, не поймете, какие вы мужественные люди. То, что вы совершили, - это подвиг, понимаете, подвиг…
Егор Акимович махнул рукой.
- Да, да, подвиг. И мне нехорошо, что я так встретил вас, но, в городе не разрешили основать перевалочную базу. И мне больно, что не могу вас обогреть и обласкать. Видите, как нескладно…
- Какое там, - отмахнулся растроганный Жильцов и стал тереть лоб.
- Неужто мы не понимаем или не знаем вас, Владимир Николаевич? - послышалось со всех сторон. - Переживем. Лишь бы все было путем да по честности. Терпение и труд все перетрут…
Егор Жильцов дохлебал вторую тарелку щей, сходил за добавком.
- Котлеток мне не надо, - сказал он на раздаче, - а щей налейте…
- И мне, - припарился к Жильцову бульдозерист Иван Вороненко, - начерпайте пожиже - сто лет не ел из свежей капусты.
Повариха подала Жильцову тарелку, а Ивану сама принесла на стол - "расплескаешь в своих клешнях". Повариха была молодая, ладная собой.
- Вот и невеста! - подхватили парни. И нам щей… - Все, кто уже и котлеты съел, и компот выпил, тянули тарелки. - А мы что, рыжие, пусть и нам девушки подают…
- Да разве жалко - котел поставим…
- Ивану небось персональные, - вклинился с тарелкой Рюхин Степан, невысокого роста петушистый шофер.
- Может, Степана женим, а?..
- Согласен, - полупал белесыми глазами Степан. - Хоть теперь. И сберкнижка вот! С козыря зайду…
Сватовство Степана окончательно разрядило обстановку. Доволен был и Фомичев.
Как только фомичевский "газик" и "летучка" Жильцова скрылись за поворотом, Котов предложил Петро Брагину составить машины в два ряда навстречу радиаторами.
- Ужмем колонну?
- Да ну ее подальше, Валер, давай лучше портянки посушим, - мостясь на запасное колесо к костру, отозвался Петро.
- Ты помоги мне прицепить, а остальное я сам, - не успокаивался Валерий. - Что мы будем мерять из конца в конец.
- Ах ты, беспокойное хозяйство, - натягивая валенок, ворчал Петро.
В эту зиму, надо сказать, моторы, не глушили на стоянках. Ставили их на малые обороты, так и колматили ночь, а ночью-то два-три часа только и спали. И то наметается прогревальщик, не дай бог заглохнет. Вовремя не хватишься на таком морозе - разморозит радиатор, а то и блок порвет. И теперь Валерий шел по приходу между машин довольный: достаточно положить руку на крыло, чтобы убедиться: дышит, жива.
- Ну вот теперь, Петро батькович, можно и лапы кверху, суши свои портянки, - как бы разрешил Валерий.
- Слушай, Валера, а тебе не кажется, что наш шеф того?! - сказал Петро.
- Какой шеф, Егор?
- Зачем Егор, Фомичев - баландой встретил, похлебайте…
- Ну, и чего здесь плохого? И что вы все "шеф, шеф", - вскочил с колеса Валерий. - Подцепили дурацкую кликуху…
- Не нравится? - всмотрелся в Валерия Брагин. - Встретил мордой об лавку.
- При чем Фомичев! Ну, при чем?..
- Подожди, Валерка, я еще не досказал. - Брагин потянул Валерия за телогрейку: - Сядь.
Валерий отдернул телогрейку.
- Вынул из-за пазухи и дал коттедж.
- А ты как думал, должна быть у человека ответственность, если он при должности, если ему доверили людей, дело? Если, без громких слов и трескотни…
Валерий глянул на Петро - осекся. Не лицо - маска. Таким он еще Петро Брагина не видел. "Как может человек меняться, - подумал Валерий, - не завидую тому сытому волку, который встретится с голодным зайцем". Но ему вспомнился другой Брагин, тот, кто первым бросился в ледяную жижу, когда там, на мари, ухнула машина, и стала погружаться в наледь, и к ней было не подступиться. И захлестнули воспоминания.
Он сидел на колесе, смотрел на огонь и снова был у той переправы.
"Пропади она пропадом, - уродоваться из-за нее", - махнул рукой тогда Егор Акимович.
Петро сбросил телогрейку и едва успел пойматься за фаркопф тросом. Нахлебался вонючей со льдом жижи, но машину спас.
"Медаль тебе повесят", - кто-то из-за спины Жильцова то ли поддел, то ли одобрил Петро. Валерий помнит, как Петро ответил: "Надо знать, на что ты способен".
"Эх, марь ты, марь", - вспомнил и ясно представил Валерий, как втянулась колонна в распадок и как с ходу на первой машине Егор провалился, как выручали его машину и как переправлялись через марь.
Марь оказалась источенной теплыми ручьями и зажатой горами. Походили тогда они вокруг этой мари, повздыхали, потыкали ломиками, а дна так и не могли достать. Через гору - что на стену лезть.
Палят костры - греют животы. Ветер воет, звенит по насту колокольчиками поземка. Егор предложил промораживать марь. А сколько на это времени уйдет? Сколько жижи похлебаешь, почерпаешь, были бы совковые лопаты, а что этими штыковыми. Валерий отбросил лопату, поглядел: мутнеет притихшая колонна. Егор как маятник перед колонной туда-сюда. Валерию и Егора жалко, и зло брало. Он снова за лопату. Мужики дрова готовили, посбрасывали из кузовов бочки, набивали их снегом - дело шло к тому, чтобы глушить машины. Петро Брагин у костра с ложкой топчется, кашеварит.
"Если стлань бросить через марь, - прикинул расстояние Валерий, - на полмесяца работы, а где лесу взять столько?". Поторчины-сушины, как мышиные хвосты, торчат по заснеженной мари.
Валерий перевел взгляд на воз с лесом, и, как маленькая голубая звездочка, мелькнула мысль. Он к Егору, заглянул ему в лицо. Лицо Егора Акимовича было спокойно, вокруг глаз лежали черные глубокие круги, как будто еще не сошла прошедшая ночь.
- Есть выход, - сказал Валерий, - наведем переправу.
- Ну, ну, - Жильцов спокойно стоял и ждал, что дальше скажет Валерий. А Валерий, как видно, обдумывал до конца свое предложение, а возможно, что и своим отношением к сказанному Жильцов остудил Валерия. Глухо - Егор даже не узнал его голоса - Валерий добавил:
- Паром строить надо.