Семка вначале не понял, что это они друг перед другом выплясывают. Валерка длинный как журавль, а маленький Иван Иванович куличком подпрыгивает. Только, морозный парок изо ртов. Погробят машину, дошло до Семки, и он тоже было закричал, чтобы не стояли на месте, но понял: кто его услышит в этом скрежете металла и ветра? Семка спрыгнул с бульдозера и припустил к экскаватору, отталкиваясь от льда и пытаясь подпрыгнуть сразу двумя ногами.
- Ну что ты как кузнечик, - закричал Валерий. - Давай бульдозер, трос.
Семка сообразил, выдрал валенки из наледи и, оставляя куски шерсти на льду, припустил к своей машине. Развернул бульдозер - и к экскаватору. Машинисты, булькая сапогами по воде, завели трос за экскаватор.
- Давай, Семка!! По-ошел, - закричал Иван Иванович простуженным, сиплым голосом.
Семка еще увидел, как Валерий оторвался от наледи, подбежал к бочке, лопатой набрал в ведро солярки. Больше он ничего не мог разглядеть, - навалился от воды туман.
Иван Иванович добрался до экскаватора и по лестнице влез в кабину. Валерий пристроил ведро на проволоке под задвижкой, оторвал от куртки карман, обмакнул в ведро, поджег и снова бросил в ведро. Солярка нехотя разгорелась. Маслянистый, окровавленный язык пламени вылизывал солярку, трубу. Валерка погрел над ведром руки и переместил его из-под задвижки к колену, а задвижку покрутил, и она легко поддалась. Труба снова затрещала, загрохотала, и на другом конце солью полетела паркая вода.
Иван Иванович прибежал с куском войлока, закутал задвижку.
- А ты говоришь - стиляга, - припомнил Валерий и сунул Ивану Ивановичу лопату. - Только усы не подсовывай, а то обгорят, девушки безусых не любят.
- Не зубоскаль, изобретатель, - засмеялся Иван Иванович и подбросил еще солярки. - Ну, я пошел. Ты, Валерий, за старшего будешь, - и передал лопату.
Валерка приставил к ноге лопату, взял на караул:
- Служу Колымскому Мосту!..
Черная рябина
В этот день Валерий с работы в общежитие бежал, как кросс сдавал. Он стремглав влетел на высокое крыльцо, протопал коридором, на ходу сбросил робу, заскочил в умывальник, плеснул на лицо горсть воды и в комнату вскочил расхохленной птицей, наскоро утерся первым попавшим под руку полотенцем. Куртку из нерпы на плечи - и за дверь. Он подскочил к автобусу в тот момент, когда шофер уже потянул на себя дверь. Валерий сунул ногу в притвор и протиснулся внутрь. Со ступеньки оглядел пассажиров. Увидел Брагина.
- Петро! - запальчиво крикнул Валерка. - Место занял?!
- Давай, давай, - помахал Брагин, - вклинивайся. Ну-ка, парень, пересядь, - сказал он своему соседу, пока Валерий пробирался вдоль автобуса. - Видишь, командир собственной персоной. - Петро кивнул на запаренного Валерку.
Валерий чувствовал себя, словно хватил лишку: ему было все нипочем. Он не думал, что надо было предупредить о своем отъезде Ивана Ивановича, что Татьяна, уехав, не написала и адрес пришлось узнавать у ее подруги. Он хотел видеть Татьяну, хотел видеть немедленно, говорить с ней, хотел чувствовать ее губы, ее руки, остаться с ней, привезти ее обратно - словом, он не мог ждать больше ни минуты. И только поражался себе - как мог жить до этого без Татьяны. В таком, несколько одержимом, состоянии он и плюхнулся рядом с Брагиным.
- А ты куда, пижон, навострился? - очнулся Валерка.
- Не кудыкай! Жениться! Закуривай, - Петро подсунул Валерке сигареты.
- И так дышать нечем! - послышался сзади недовольный женский голос.
- Ладно, ладно, не гуди, мы не взатяжку, - успокоил Петро пассажирку и нагнулся к Валерию, притушил голос: - К Таньке, Валер? Я так и понял. А я еду Ольгу сватать. Помнишь, рыженькая? Такая фитюлька, на практике у нас была. Ну, ты ее еще как-то не то зеброй, не то коброй назвал.
Валерий засмеялся:
- В конопушках, что ли, остроглазенькая?
- Вспомнил?
- Ничего, симпатичная.
- Письмо прислала, - Петро пошарил по карманам куртки, - потом покажу. Вот рысь! Правда что рысь! Когти показывала, потом ничего, умаслилась, - на шепот перешел Брагин. - Помнишь, как мы ей берлогу медвежью показывали?
- Она-то не забыла?
- Какой, говорит, Петя, ты был тогда отважный.
Петро положил руку на сердце.
- Все о ней думаю, так беспокойно в душе, хоть кричи.
А у Валерия Татьяна перед глазами стоит. Так близко, что он невольно подается вперед.
- Ты чего, Валер? - одернул его Петро. - Со смены? Приляг. На под голову шубу, схрапни минуток шестьсот. Я последние дни двенадцать через двенадцать пахал, отгулы зарабатывал - и хоть бы что: ни в одном глазу. Я и маленький такой был: как куда засобирается отец с матерью, меня не уторкнешь. Интересно, как встретит Ольга? - Петра загасил папироску и машинально держал окурок в руке. - Теперь вот все вспоминается, каждое слово, каждая встреча и как на рыбалку ее водил. Уехала, думаю, не напишет, там на пятьдесят шестом, нашего брата - пруд пруди, да еще летчики. Написала. Валера, сломается автобус - побегу.
- Будет вам каркать, - донеслось опять из-за спины, - еще не хватало, чтобы автобус сломался, мелете черт-те что…
Валерий посмотрел через плечо и только открыл рот, как Петро потянул его за рукав.
- А ну ее, лучше послушай, мать у Ольги на счетной машине пашет, теперь кашу будет варить, а там, глядишь, через год и мушкетер. - Петро сунул Валерию под ребро кулак от полноты чувств.
- Ну, ты даешь, Петро… Не знал, что ты такой трепач.
- А что, раз - и в квас. Два сына, дочь - это как минимум. Натосковался я. - Петро закрыл глаза. - Не знал ее, как будто так и надо было, а теперь - зубы ломит…
"Пусть поговорит, - подумал Валерий, - за пятьсот верст устанет". Душу Валерия точил разговор с подругой Татьяны из комитета комсомола. Она продиктовала магаданский адрес Татьяны и спохватилась, будто тайну выдала: "Не подведи ты меня, Валера, Татьяне ни слова".
- Я ни при какой погоде от хороших людей не отказываюсь, - сказал Валерий.
"Значит, Татьяна напрочь рубила, - с беспощадной очевидностью пронеслась мысль. - Сам дурак, надо было сразу в загс. Теперь близок локоток. Правду говорят, что имеем - не храним, потерявши - плачем".
Валерий как-то всерьез не думал, считал, что вся жизнь еще впереди. Татьяна никуда не денется, раз любит - куда торопиться, и так хорошо: захотел - встретился, вот она, рядом, протянул руку к телефону, поговорил, пригласил - нет отказа, было так, было. А потом что-то надломилось: стала ускользать, сторониться, У Петро с Ольгой все складывалось по-другому. Да и сам он другой по натуре. Петро всегда казалось, что девушка не может его полюбить, да еще такая недоступная, как Ольга. Она замечательная, а он обыкновенный. Что поделаешь: счастье не кисет, в карман не положишь и не унесешь. Бывает, он это не раз видел, женился парень, а взаимной любви не состоялось. Бывает, приживутся, притерпятся и живут неплохо. Но если копнуть поглубже…
Петро не раз размышлял о счастье, сопоставлял со своей жизнью. Но так и не знал, в чем его счастье. Когда получил от Ольги письмо, понял, что был несчастен, а теперь… Он не размышлял, сел в автобус и поехал к лучшей девушке на земле, к своей девушке.
Валерию же всегда казалось, что стоит только захотеть, и все у тебя будет. И не было у него житейских проблем. Жил, как птичка певчая - легко и весело. Ведь и в загс его позвала Татьяна. Валерий не торопился. Все казалось просто: позови - и Татьяна тут на всю жизнь. Если бы он только мог предвидеть ее отъезд. А что предвидеть - Валерий и с собой не желал хитрить: ведь она русским языком сказала об отъезде, но тогда он свой характер показывал. Эх!
- Ты что, Валера, стихи читаешь? - спросил Петро. Валерий открыл глаза. - Спи, спи, это я так. Вот скажи, Валер, живут люди. Другой раз и по одной дороге ходят, каждый сам по себе, - опять о своем заговорил Петро. - И вдруг как магнит притянет и не оторвешь. И не сообразишь после, как все произошло. Милее человека на свете нет. Про Ольгу кто бы мог подумать. Р-раз - и обернулась царевной!..
- Тоже мне царевич. - Валерий повернулся к окну, подышал на стекло, протаял "окошечко" величиной с монету и прильнул к прозрачному кружочку глазом. Автобус брал крутой подъем, у самой обочины стеной стояли заснеженные кусты, и там, где они прореживались, лес убегал в глубокие распадки. Оттуда струился матовый свет. Пряталась в набежавшее облако луна, и все словно погружалось в глубокое черное безмолвие колымского простора: и кусты, и лес, и белые проплешины озер.
Но вот автобус одолел перевал, и побежали навстречу расцвеченные лунным светом холодные дорожные знаки. Валерий отвернулся от окна. Петро, уронив голову на грудь, спал. Валерий положил голову Петро себе на плечо. Во сне лицо у Петро осунулось, постарело. "Да и я не лучше", - подумал Валерий. "Ты погляди на себя, один нос остался", - вспомнились слова Егора Жильцова. "Была бы вывеска", - отшутился он тогда. А у самого тоска затаилась по Таньке. Говорила же "распишемся", и надо-же тогда брякнуть: "Только венчаться". Слово не воробей, а Татьяну после этого словно подменили. Прежде придет на танцы, стоит Таня в уголке, ждет Валерия. Валерий еще понаблюдает, как парни к ней один, другой… Подойдет вразвалочку. А Татьяна: "Валер, ну где ты? Так долго!" А тут вроде и нет Валерия, танцует с парнями. Как ни старается попасть ей на глаза - не видит. Валерий повернется на каблуке и в буфет. Сидит за столом, а душа в клубе. Ревность гложет, хоть впору иди и бей морду парню, с которым она танцует. Валерий понимает, что это глупо. Частенько отирался около комитета комсомола, ждал, когда выйдет. Издали увидит Татьяну, и то глоток живой воды. На стадион стал снова ходить. Из-за кого? Опять же из-за нее, Татьяны. Она - заядлый болельщик, а он не последний хоккеист. Татьяна на стадионе - у Валерия тройное дыхание. Однажды, когда состоялись игры команд на первенство района между Оротуканом и Синегорьем, за спиной Валерия кто-то сказанул: "Вон, братва, допинг идет". Валерий тоже посмотрел: Татьяна.
В прошлом году на катере в залив ездили. Валерий закрыл глаза… Парни, девчата, но ему казалось, что на палубе только Татьяна, а кругом берега в густой зелени, и солнце над головой бронзовой каплей плавится. Всех разморило. Татьяна платье скинула, и зарябило в глазах у Валерия от купальника в горошек, захотелось сию минуту бронзовую каплю с неба достать или в огненную струю броситься. Брюки долой. Вода ужалила тело, вобрала в себя его жар. Валерий поплыл было к берегу, но почувствовал, что сводит судорогой ногу, повернул к катеру. Капитану пришлось бросить веревку и подтянуть незадачливого пловца. А Валерий только счастливо улыбался: Таня подвинулась, и он сел рядом, чувствуя мокрым плечом ее горячее плечо.
- Ты где так загорел, Валера? - поцарапала плечо травинкой Таня.
- В Гаграх, - засмеялся Валерий. - На Снежной долине, где еще.
- На лыжах?
Валерий положил Тане на спину руку и ощутил гладкую нежную кожу.
- А я русалка, - тряхнула головой Таня, и тонкие золотистые волосы рассыпались по лицу. На Валерия смотрели синие глаза. Только катер причалил к берегу, Валерий Таню под локоть, удочки на плечо - и на ручей. Таня только успевает снимать с крючка рыбу. Все ему в этот день удавалось: и рыбалка - хариусы сами на удочку нанизывались, - и костер с одной спички. Валерий за главного кашевара. Таня только руками разводит: где ты, Валера, так научился? Он по-рыбацки и рыбу свежует, только жабры выбрасывает. На два ведра делит рыбу, в кипяток лаврушки, перчик-горошек. На берегу, между камней, стрельчатый зеленый дикий лук. Насобирал пучок.
- Вот это заправка так заправка…
Капитан Коля с катера машет. Парни в кубрик.
- А ведь обещали в рот не брать спиртного, не сдержали слово, - досадует Таня. Валерия тоже позвали. Подождал, пока закипит ведро, снял пену, отложил на листки ложку, сбежал к воде и по трапу поднялся на катер. Таня только посмотрела ему вслед.
- Ну, вот теперь и не грех по грамульке принять, - встретил его кружкой капитан. - Теперь мы на якоре.
- Я пас! - отодвинул Валерий кружку. - Не люблю я эти грамульки-фитюльки. Обещали трезвость! - Валерий зыркнул на капитана и вышел из кубрика, парни за ним.
Девушки сбились у костра. Валерий подошел к костру и услышал обрывок разговора: "Пить можно было и дома, на берегу".
Валерий стал искать в траве ложку.
- Тань? - поднял он глаза на Татьяну и вопросительно посмотрел на девушек. - Вы что такие колючие? Ребята, посмотрите - нет ли тут черной кошки?
- Была нужда на вас смотреть, на таких, как вы думаете! Слово комсомольца, молодого человека - это что, пустой звук, шелуха ореховая?! Валера, ты можешь мне сказать?..
Валерий сунул нос в ведро. Глаза у рыб побелели - уха готова. Он прихватил пучком травы ведро, Таня бросилась помогать, сошлись нос к носу. Валерий поставил ведро к "столу".
Татьяна еще подалась к Валерию и, как ему показалось, сильно потянула носом, как якутская лайка, когда белка западает в ветвях на лиственнице, - нет, не пахнет водкой, не пил - и весело выкрикнула:
- Девочки, но что же вы стоите? Чур, воду не грею!.. - И все бросились в заливчик.
- Валера, ты греешь, - потрогала Таня ногой горную, как хрустальное стекло, прозрачную воду.
- Надо немножко остыть для этой воды.
- Все-то ты, Валера, знаешь, все-все. - Таня подалась к Валерию, и у него в горле забилось сердце.
- Все и даже больше…
- Ты, Валера, от скромности не умрешь!
- Еще не один от хвастовства скоропостижно не скончался.
- Зазнайка, Валера, вот ты кто!
- Всезнайка - уточняю.
- Я сказала - зазнайка.
- Я говорю - всезнайка.
- Скажи тогда, что во-он за той горой?
- Тайна, покрытая синим мраком.
- Пошли посмотрим.
- Уха ждет. Нырнули по разу - и к огню.
Около костра Валерий придержал Таню.
- Один момент, - Валерий соорудил из трухлявых пней сиденье, - вот и трон, прошу!..
Таня чмокнула Валерия и уселась.
- Ты отказался от выпивки? - наклонилась Таня к Валерию. - Ты такой молодец. Так хорошо, и такой ухи еще ни разу не пробовала.
- Я - волшебник.
- Верю, - и Таня протянула свою тарелку за добавком.
- А мне уху в кружку, а рыбу вот сюда, - попросил Валерий, подставляя под рыбу широкий лист маревы.
Таня тоже взяла с листа рыбу и запила из кружки. Рыба на листе сразу остыла, набрала дух маревы, а уха в кружке впрогорячь - запивать в самый раз.
- Вкуснее, - призналась Таня.
- Эх, пехота, съел ведро, еще охота, - Валерий выскреб остатки из ведра и опрокинул его кверху дном. - Таня, рюкзак готов - идем!
- Только я понесу рюкзак, и не спорь, Валера.
- Пожалуйста, другой бы спорил. - Валерий помог Татьяне, пристегнул ремни, поправил рюкзак, и они пошли берегом, обогнули каменистую косу, поднялись повыше на берег, тут было светлев. Между могучими лиственницами, расстилался ягель, с островками спелой голубики. Мох был глубок и мягок, нога проваливалась по колено. Здесь было свежо, пахло, багульником, распадки дышали прохладой. По тропе, которая угадывалась между деревьями, оленьи и лосьи сходни к воде, по ним в жаркие знойные дни звери уходят на гольцы. По этой тропинке Валерий с Татьяной и поднялись на первый уступ горы. Здесь лес мельчал, попадались куреня разлапистого зеленого стланика. Внизу блестела река, прибоем шумел припойменный лес, а впереди подъем дыбился все круче, завихряясь, подбирался ко второй сопке. Валерий заметил, что на прижим по косогору направляется олень. Он остановился.
- Хочешь чуда? - шепнул Валерий и вырвал за ухом у себя волос. - Закрой глаза.
Таня закрыла. Валерий по ходу рогача поворачивал Тане голову. По-видимому, они с Татьяной и подняли зверя. Олень вышел, и сквозь кусты еле угадывался его силуэт.
Валерий колдовал, стараясь угадать направление ветра, не отпугнут ли они оленя и выйдет ли он на полянку. И олень словно услышал мольбу Валерия, вышел на поляну во всей своей красе.
- Открой глаза, - едва сдерживая дыхание, как можно тише сказал Валерий.
Таня открыла глаза. Красавец олень высоко поднял голову, даже глаз его сверкнул.
- Ой! - вскрикнула Таня.
Валерий увидел, что олень подобрал ноги, он прикрыл Тане глаза ладонью и тут же отнял руку от глаз. Оленя уже не было.
- Чудо! - выдохнула Таня. - Взаправду, да, Валера?! Колдун, вот ты кто, Валера. - Таня поцеловала Валерия. Они присели на валежину.
- Валера, еще можешь позвать оленя?
- Могу.
- Сейчас?
- Когда скажешь, - дрогнувшим голосом сказал Валерка и притянул Таню к себе.
Если по мху идти тяжело, шаг делаешь широкий, а получается меньше воробьиного, то по каменной наброске еще хуже: рваный камень не дает ступить и так навывертываешь ноги, что не знаешь ночью, куда положить.
Пересекли каменную гриву и стали подниматься небольшим лесистым распадком. Валерий заметил двух белок. Одна за другой они выскочили из дупла и, поставив фонтанами хвосты, ушли в заросли. Валерий засек дупло, вокруг валялись просверленные стланиковые шишки. Валерий сделал еще несколько шагов и растянулся на ягеле. Синее небо, лиственницы с желтыми иголочками, вращаясь, кружили голову.
Таня скинула с плеч рюкзак и присела рядом с Валеркой.
- Что угодно для души?! Яства царские, заморские, орешки изумрудные?
- Орешки! - не раздумывая, заявила Таня. - Хочу не золотые, а простые…
- Пожалуйста. Подойди, Таня, во-он к той лесине, - показал Валерий, - сунь, руку в дырку - и можешь взять орехов столько, сколько твоей душе угодно.
- Ну, Валера?!
- Хорошо. Принесу.
Валерий резво вскочил и принес целую пригоршню отборных орехов, встал перед Таней на колено;
- Прошу!
Таня взяла орех, раскусила крепкое душистое зерно.
- Как вкусно!
- Подставляй ладони.
Валерий высыпал Тане из горсти орешки стланика.
- Валер!
- Хочешь, из каждого уроненного ореха белка выскочит?
- Я боюсь, - неподдельно вырвалось у Тани.
- Ну, тогда идем?