Поднялись на гору. Логинов оглянулся на реку. Ушакову показалось, что у Михаила побелели уши. Он тоже обернулся и остановил тягач. Они вышли из кабины. Далеко внизу на реке морщился лед, "зимник", по которому только что перебежал тягач, сместился по течению и все отдалялся и отдалялся. Лед на Амге тронулся.
Парни сели в машину и поехали дальше. Каждый подумал о своем. А Ушаков сказал:
- Зря, Миха, бочки из-под стлани не выручили. Еще одну переправу брать.
Михаил промолчал - теперь-то что говорить.
- Отломи-ка, Миха, корочку тогда, - попросил Ушаков. Логинов подтянул к себе рюкзак, развязал шнурок, достал начатую булку, подал Ушакову.
- А сам?
- У меня что-то аппетит… всухомятку не лезет, - сказал Логинов.
- А ты попробуй. Ешь. - Ушаков отломил краешек от булки и сунул ее обратно Логинову. - А то отощаешь, нам еще переправу брать.
Глядя на то, как Ушаков охминает хлеб. Логинов тоже отломил, пожевал пропахший соляркой кусок, отложил и стал смотреть на дорогу. Ожившая земля круто набегала на тягач и ложилась под гусеницы. У Михаила кружилась голова.
День был на исходе, к закату клонилось солнце. В кабине было жарко и душно от мотора. Впереди показалась Моркошка. Речка еще больше разлилась, и казалось, вот-вот лед вылезет из берегов и заполнит марь и только оставит нетронутые мшистые горы да черные прибрежные релки смурных елей.
- Жми, Прокопий, - неторопливо сказал Логинов. - Кажется, Моркошка еще на месте, не все потеряно.
- Есть шанс, - поддакнул Ушаков и еще поддал газу. - Только бы успеть на лед встать.
"Встать! - гулко отдалось в голове Логинова. - Встанем, а ну как лед тронется. - Логинов с силой уперся ногами в полик. - Затрет льдом. Фу ты, черт, лезет в голову". Логинов скосил глаза на Ушакова и сразу успокоился - железный парень.
Только тягач выехал на берег. Логинов сразу за лом - "щупать" дно. Лед от берегов за время, пока ездили на базу, дальше отошел в реку, закрайки остро обточила вода, и лед сверкал отточенным кинжалом.
- Может, тягач лебедкой подстрахуем, - предложил Логинов.
- Вряд ли это поможет, - усомнился Ушаков. - Если вылезем на лед, не провалимся…
- В том-то и дело, а как попасть на лед?
Ушаков походил у воды, прикидывая, прицеливаясь.
- Может, "мост" наведем, как делали? - неуверенно предложил Михаил.
- Не успеем, на неделю работы. Эта сатана ждать не будет, - кивнул Ушаков на Моркошку. - Ишь, как притаилась, только и ждет…
- Ну а что ты предлагаешь? - нетерпеливо перебил Ушакова Логинов. - Предлагай! - Воткнул с силой в берег лом.
- Другого не вижу. Как брали Амгу, так и тут…
Михаил выдернул из земли лом, щупая дно, добрел до закрайка, обколол кромку, оперся на лом, вылез на лед.
- Сам-то не "мырни" - осторожнее, Ушаков. Главное, проверь тот берег, где выходить будем…
Логинов совал лом под лед и комментировал, где какая глубина. Наконец нашел подходящее место, неглубокое и, главное, отлогое.
- Под тем берегом промерь.
Михаил сходил за реку, потыкал дно, вернулся.
- Во, Прокопий, - отметил он на ломе глубину.
- Не сказать, что глубоко. Но кто знает, в каком месте обломится лед.
- Никто не знает, - соглашается Логинов.
- Что зря каркать? Лом-то в руках - проверь.
Логинов долбит проруби, а Ушаков шарит по берегу глазами, где поядренее лес. Михаил долбит проруби, промеряя лед, "ощупывает" дно.
- Ну как?
- Давай, пробуй!
Ушаков поездил по заберегу, на лед никак не выберется: то крошится, то глубоко - в закрай упирается радиатором.
- Так не получится, надо, как там, на Амге.
- Отцепляй "пену", Прокопий!
- Иди помогай.
Логинов опускает ноги в воду и съезжает по льду, самая кромка отламывается, и вода ее крутит, плавает куском сала. Ушаков выбрасывает из "пены" трос, поджидает Логинова. Вдвоем они едва-едва переваливают бочку за борт, две пустые выбрасывают, оставляют в "пене" бочку с маслом и электродвигатели. Логинов еще смотрит на бочку с маслом.
- Пусть лежит, - опережает его Ушаков.
- Ослабел?
- Ослабел, двумя руками плеть не согну, - смеется Ушаков.
Деревья на стлань Прокопий выбирает помощнее. Развернувшись, тягач так ставит, чтобы при падении дерево не захватило кабину. Логинов, захлестнув один конец вокруг ствола удавкой, другой вяжет за фаркоп. Сучья тоже не обрубают, так и волокут на переправу. Лебедкой помогают заволочь конец хлыста на лед, другой оставляют на берегу. Под середку лесин подкатывают бочки. Край льда тоже подмащивают кустарником, чтобы опора лучше была. Как только навели стлань, "пену" опять на буксир…
- Ну, была не была! - Логинов идет через настил на лед, пробует раскачкой. Ноет лед. Ушаков на всякий случай открыл дверку, вывел тягач на стлань, лед треснул, стал оседать.
- Давай, Пронька! - замахал руками, заторопил Логинов.
Тягач рванулся вперед, под гусеницами застреляло. Ушаков поддал газу, и тягач бежал без останову, за ним тянулась черная полоса воды. На середине круто повернул вверх по течению. И когда выскочил напротив косы, где Логинов оставил вешку, Ушаков бросил тягач к берегу. Еще сильнее заухал лед, затарахтела "пена". Логинов бежал впереди, добежал до закрайка, спрыгнул в воду, за спиной услышал звон, как будто разбилась витрина. Оглянулся, нет тягача. Только мутная волна катилась на берег.
- Фу ты, черт! - За льдом и не увидел, как к берегу над водой двигалась половина кабины. Еще секунда-две, выглянула пробка радиатора, оголилось ветровое стекло. За тягачом, как баржа на буксире, плыла "пена" с моторами для башенного крана.
Логинов опустился на землю. Ушаков вывел тягач на угор, заглушил двигатель.
- Вот ты, холера! Чуть не сглотнула, - отплевывался Ушаков. - Хрен бы ей в сумку!
С Ушакова стекала вода, его знобило. Логинов кинулся разводить костер. Когда затрещали дрова, Ушаков сбросил мокрую одежду.
- Ты видал, Миха, какая купель, - кивнул он на речку.
- Теперь ты святой, Прокопий. Русалку полагается.
- Но-но, Миха, ты брось, шути, да не так. Я не татарский хан, по десять жен иметь…
- Ладно, не заводись, - подвертывая половчее портянку, сказал Логинов. - Попьем чайку, ты занимайся машиной, а я сбегаю во-он в тот лесок.
- Если охота, дуй, прочисти ружье, отведи душу, - согласился Ушаков. - Теперь, считай, мы дома. - У Прокопия в руках дымили паром штаны, пахло нагретой соляркой.
Большое белое солнце, как облупленное яичко, скатилось над зазубринами леса и упало в дымчатую морошь, за горизонт, и сразу потянуло сыростью. Ушаков надернул еще не просохшие штаны и куртку и подсел к кружке чая, оставленной Логиновым. Чай уже остыл, и он вылил из кружки в котелок, снова пихнул на жар. Котелок поворчал, и тут же шубой поднялась заварка, пока Ушаков прицеливался выхватить котелок, заварка вспучилась и поплыла из котелка, запахло веником. Пронька потянул носом, поглотал слюни, выручил котелок, снял с булки корку, подержал над огнем и стал есть, запивая чаем.
- И куда в меня лезет? - удивился он, когда от булки остался небольшой клинышек. С приварком бы, конечно, не столько шло хлеба.
Ухи бы похлебать, закуривая, размечтался Прокопий. И речка вот, сиг, наверное, прет на икромет, шурует. Зря удочку не прихватил. В этой спешке Женю даже не поцеловал. Можно было и на кран к ней влезть, что здесь такого, раз дома не было. Все этот Мишка: давай, давай. Но и он тоже Валентину не видел. Наши, наверное, думают, мы тут гусей настреляли. Интересно, Женя переживает? Переживает! Ушаков закрыл глаза, поначалу только волны и голоса услышал, потом прихлынула цветная толпа, и Женя тут же, и он пытался увидеть ее, помахать ей: все в порядке - живы курилки… Очнулся от сильного озноба, открыл глаза, костер прогорел, а сразу и не сообразит, где он, схватился с места, распахнул куртку, присел над углями - душу унять не может.
- Где же Миха? - поозирался Ушаков.
Лес изрядно замутился. Только речка белым огнем полыхает, отсветы от неба по льду полощут. Что-то не слыхать, не стрелял, не заблудился бы. А я тоже хорош. Скоро светило вылезет, а у меня конь не валялся. Эх, Дашки нет. Прокопий пересилил себя - кинул на угли валежнику и побежал к тягачу. Дело - оно держит, оно и лечит.
- Дремлешь? Дремли-дремли, счас разбудим. - Прокопий достал ключ, ведро из "пены", сбегал к речке, ополоснул его. Залез под тягач, подставил ведро и стал откручивать на картере пробку. Как и ожидал, вначале из картера хлынула вода - это Прокопий на палец почувствовал, а когда пошло масло, он секунду подождал и ввернул пробку.
- Немного воды, - не то удивился, не то констатировал Прокопий. Долил масла, проверил аккумулятор. Поначалу хотел завести, но раздумал - такую тишину будить. Сел на радиатор и уже взялся за сигарету, как щелк, щелк, щелк - у Прокопия дыхание перехватило. Как выводит, вот черт, симфония. "Хоть бы у Мишки ружье заело", - только так подумал, грохнул выстрел, второй.
- Ну, это в белый свет, как в копеечку палит. Где Михе в такой мути выделить? - радуется Ушаков и тут же огорчается: - Такую песню оборвал, обормот!
"Сколько же я подремал? - стал прикидывать Ушаков. - Далеко, нет за это время Логинов упорол? Если судить по выстрелу, не должен бы далеко. Опять, в такую погоду за сто верст по воде слышно, а погодка шепчет - вон уже зарябила марь, стебли видно стало, вот-вот вылупится светило, птички-то что творят!" Прокопий хотел подняться, но никаких сил не осталось, он только привалился на капот, как тут же опять отдались по железу выстрелы. Теперь уже глухо-глухо, видать, из распадка.
- Вон чо! - вырвалось у Прокопия. - Может, Логинов пуляет - на помощь кличет? - заскулило сердце. - В беду какую угодил?
Ушаков - живо к костру. Корку хлеба в карман, топор за ремень и айда на выстрелы, где скорым шагом, где подбегом. Он обогнул уже залив, вошел в распадок и тут увидел: кто-то идет навстречу. Остановился, не понять: человек не человек. Да ведь это Миха. Прокопий побежал навстречу.
- Ты откуда сорвался? - встретил его Логинов и потряс перед его носом глухарем. - Видал?..
Ушаков отвернулся.
- Недоволен? А вот уха из петуха! - Логинов стал вытаскивать и кидать к ногам Ушакова серые комки рябчиков.
- Но этих-то ты к чему? - наконец сказал Ушаков. - Мяса-то в них с кукиш.
- Зато какое - деликатес! Брось, Пронька, кукситься, строить из себя, их там, как мошки в ненастный день. Такую похлебку заделаем.
Ушаков собрал трофеи, и они пошли к костру.
- Ну, Прокопий, - рассказывал по дороге Логинов, - на ток наткнулся, что там творится! Пожалел, что тебя не было.
- Что я не видал там, убийства?
- Да брось ты… Похлебку с глухариными потрохами ел? Не ел!
- А ты откуда знаешь? Ел?
- Знаю, Ганька привозил, язык отъешь.
- Глухаря не будем, - твердо сказал Ушаков, - вези Валентине. Рябчиков сварим, и то всех куда.
- Всех и не надо. Возьмешь четыре штуки Жене. Скажешь, сам добыл.
- Ну, разве только что. Так она и поверит, - спохватился Ушаков. - Скажет, из чего стрелял - из выхлопной трубы? Ее, брат, не проведешь…
- Воды в картер много набралось? - когда уже подошли к костру, спросил Логинов.
- Немного, - ответил Ушаков.
- Заводил?
- Не заводил, можно завести, аккумулятор дышит.
- Ты, Проня, давай опробуй, а я стряпней займусь.
- Вместе займемся, завести недолго.
- Ну, тогда ставь воду на похлебку и приходи на берег щипать.
Логинов подхватил пару рябчиков, нож и - к воде. И уже от речки крикнул:
- Прокопий, неси и глухаря, освежуем, чтобы Вале не возиться.
Ушаков взял за шею черно-вороненую птицу, с белой на хвосте пелериной, перекинул через плечо, пошел. Хвост тащился по земле. Михаил, принимая трофей, взвесил на руках. Пожалуй, около пуда будет…
- Если даже скостить, и то потянет килограммов двенадцать, - согласился Ушаков.
Ощипали, опалили, выпотрошили рябчиков, внутренности тоже выполоскали хорошенько и в котел.
- Пронь, - донеслось с реки, - хочешь посмотреть, что едят глухари?
- Хочу, - поднял голову Ушаков.
- Иди, гляди…
Прокопий отложил ложку на коринку, отставил от сильного жара котелок и побежал на берег.
Михаил свежевал глухаря. Подрезал и вытянул горло.
- Подставляй ладони, да ты не бойся!
Ушаков подставил. Логинов вывернул зоб - чего только там не было: и ягода, и березовые почки, сучья, камешки, песок.
- А откуда стекляшки взялись? - удивился Логинов, растирая их в пальцах.
- Похоже, не стекло, - приглядываясь к другому кусочку, определял Ушаков. - Откуда стеклу взяться?
- Может, алмаз?
Ушаков поднял глаза, открыл рот.
- Похоже. Да мы сейчас проверим. - Пронька побежал к тягачу, забрался на капот и стал чертить по ветровому стеклу. - Ну, так и есть, Миха, - крикнул он, - грызет.
- Слушай, Прокопий, надо этого глухаря, всю эту муть снова набить в зоб, кишки все завернуть и в рюкзак.
- На экспертизу?
- Пусть изучают. Не мог же этот глухарь прилететь из Африки. Как ты думаешь?
- Я с глухарями не имел дела, откуда они прилетают, не могу сказать, - пожал плечами Ушаков и направился к костру.
Логинов - за Ушаковым.
- Но это уже ключ к отгадке. Хвоя, скажем, истлела, на выброс пошла, ясно, что он ее съел в этом распадке, а вот алмаз, может, этот глухарь еще в детстве проглотил где-нибудь, так и летал. Алмаз ведь тебе не песок.
- Тоже верно, - соглашается и не соглашается Ушаков.
Ушаков ковырнул ножом рябчика.
- Готовы, поедим да побежим, - выставил он из огня котелок.
Прокопий разлил по кружкам похлебку, а Логинов "законсервировал" глухаря и спрятал в рюкзак.
- Теперь, Миха, не отдадут нам глухаря, - раскладывая рябчиков, чтобы остывали, рассуждает Ушаков. - Пусть за него тогда коровью ляжку дают…
Мишка сидел насупившись.
- Да ты не переживай, ешь. Поделим рябчиков. Вале, Жене… А нам и так ладно, разговелись. На всю жизнь не наешься. А глухарю этому, может, памятник вот здесь над сопкой поставят. А, Миха, вот здорово будет. Ты подсаливай: мясо немного не в досол получилось, а так нежное, - уплетает за обе щеки Ушаков.
- С приварком-то полегче дело пойдет, понапружистее, а то меня от этого хлеба изжога печет. Откроем алмазы - на курорт тебя, Прокопий, пошлем. Не поедешь, принудительно отправим.
- Зимой с удовольствием, пожалуйста. Жене тоже отпуск полагается… Летом - чем тебе тут не курорт, разбрось палатку и живи.
- Это верно, - соглашается Михаил. - Рыба, птица, ягод тут сколько… Я вот много ли прошел…
- Осенью надо сюда, сейчас губить - это уж как исключение.
- А я что говорю про заготовки? - недовольно отозвался Логинов. - Ты, Ушаков, не считай людей варварами, ты разуй глаза - ни одной самочки нет.
- Ты что их, перед тем как стрелять, щупал?
Михаил захохотал.
- Щупал. Я что ослеп, не вижу, глухарь черный, и так его видно, а глухарка и меньше, и серенькая.
Тягач долго не заводился. Ушаков полчаса гонял пускач, пока догадался подогреть карбюратор. Тогда разогнал дизель, тот почихал, схватил горючее, зачавкал.
Дорога на угорьях подсыхала, исходила паром. Тягач одолел один, другой перевал. Показался Заполярный. У Михаила зашлось от радости сердце. Вот и проглянул родной дом в самый канун Мая. Издали Заполярный радовал глаз и казался незнакомым городом. Интересно, что парни делают, ждут? Или уже штык в землю, кто празднику рад - накануне пьян. А Прокопий не чаял, когда он к себе в комнату войдет, как его встретит Женя… Ему казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как они выехали из Полярного. "Лапушка моя, заждалась". Прокопий все прибавлял и прибавлял газу.
Парни - почти вся бригада - встретили своих довольные.
- А кто-то говорил, что вы утонули, - протиснулся Пензев к тягачу и на руках, как ни брыкался Пронька, перенес его на шпалы.
Дядя Коля уже выволакивал из "пены" мотор.
- Ну, как съездили? Поохотились как? По радио передали, речки вскрылись, мы уж подумали - припухаете где-нибудь, рыбу ловите.
- Как пробрались-то? - наседали парни.
- А где там тонуть - мосты везде виснут. Это мы только тут сидим, не знаем, - переглянувшись с Логиновым, сказал Ушаков.
- Дичь тоже хоть охапками бери, на лабаз с тонну, не меньше положили, заявили в продснаб, пусть сами везут.
- Вы бы хоть крылышко показали.
- Вон - привезли от жен откупиться, - кивнул Пронька на рюкзак.
- Ну-ка, ну-ка, - ощупал Пензев. - Поглядим.
- А чего глядеть, пожалуйста. Что, охотники врать будут?..
- Верно! - заорал во все горло Пензев.
- Не вытаскивай, - предупредил Логинов. - Перо теряется. На перину вон Проньке собираем.
- Ну, дак сказывай, Михаил, - когда прошел запал от осмотра дичи, подступил к Логинову дядя Коля Спиридонов. - На самом деле мосты?..
- На самом, - засмеялся Логинов.
- Ну, тогда идите по домам, а мы тут справимся.
- Прокопий, занеси глухаря в управление и иди отдыхай, - распорядился Логинов. - Ты, Пензев, отгони тягач, а я вот тут прилягу, полежу…
- Приляг, приляг. - Спиридонов снял с себя телогрейку и раскинул ее на штабель.
Парни принялись за кран.
Глава двадцать первая
Логинов проснулся от того, что кто-то стучал ему по подошве сапога. Михаил открыл глаза и не мог поначалу сообразить, где он. Огромное солнце заполнило всю округу, пахло талой водой. Он протер глаза. Перед ним стоял Белоголовый.
- Передай своим, бригадир, пол-ящика я ставлю. Я понимаю, и ты понимаешь, что эта халтура больше не стоит, так?
- Не понял, - совсем проснувшись, сказал Логинов.
Белоголовый ржаво засмеялся.
- Не хитри мне, знаем мы тебя, - погрозил он пальцем Логинову: - Ты что хотел: кнопку нажал и… монтаж крана… два ящика… Халтурщик ты, Логинов. Вот ты кто, - вдруг вспылил Белоголовый.
Михаил подошел поближе к Белоголовому. Шутит? Нет.
- Если так, нам ничего не надо. Хамство не лучший метод отделаться от ответственности. Ну да ладно, черт с тобой. Не тебя, нас просил начальник.
Михаил поднял со шпал телогрейку, отряхнул и подался к себе в бригаду.
- Что же вы меня оставили? - упрекнул ребят Логинов.
- Будить не захотели, - отозвался Пензев.
- Видел Белоголового, - сказал Михаил и замолчал.
- Ну?
- Приходить велел? - с готовностью спросил Пензев.
- Не могу, говорит, заплатить. Начальство наряд не пропускает - передай ребятам.
- Ну, а ты что?
- Ну я что. По-товарищески, говорю, ладно… Соседи…
- А что же он тогда, гад… Вот гад - нагорбатил…
- Ну хрен с ним, зато флаг, - поднял руку Пензев.
Михаил дальше слушать не стал. Посмотрел график. Как раз сегодня профилактика семерки. Он давно собирался заменить блок на оголовке, но тянул до законной остановки, по графику.
- Ушаков не приходил? - спросил Логинов Пензева, уже держась за дверную скобу.
- Ты что, оглох? Бригадир тебя спрашивает, - встрял дядя Коля.
- Слышу, - отозвался Пензев. - "Семерку" ремонтирует.
Михаил хлопнул дверью…