Айгирская легенда - Павлов Борис Николаевич 26 стр.


8

"Мы приехали сюда не отдыхать, Белорецк-Чишмы дорогу пробивать" - поется в студенческом гимне, который родился на трассе. Но "отдыхать" приходилось. Договоры между Белорецким металлургическим комбинатом, кому принадлежала узкоколейка, и управлением "Магнитогорскстройпуть" на поставку стройматериалов катастрофически не выполнялись. Первые обещали: "Доставим все к концу года, план выполним!" У вторых вырвалось в разгар телефонной перепалки: "Стройматериалы сейчас нужны, сейчас! На новогоднюю елку их вешать, что ли?"

План выполнен едва-едва на пятьдесят процентов. Или "что-то около…", как сказал Санкин с горестной иронией, смазав ее коротким загадочным смешком. Ладно бы одно только: "Белорецк-Чишмы дорогу пробивать". А ведь надо и лекции читать местным айгирским "хуторянам", и воспитанием заниматься, и связи укреплять с комсомольской организацией СМП-308, штабом стройки, со строителями, и концерты давать, и создавать фонд для города Гагарина и патриотов Чили, и соревнование проводить с линейным отрядом "Крылья", и вечера дружбы с казанским отрядом "Идел", и заготавливать корма, и пенсионерам помогать, и малые "олимпийские игры" проводить, а еще сдачу норм ГТО организовать, и… Много было пунктов в планах и социалистических обязательствах отряда "Сокол". И была слава за плечами, слава подготовительного периода, когда на смотре готовности отряд был признан лучшим в институте.

Чем встретил ребят Айгирский участок? Сложный рельеф. Глинистая жижа и скальные грунты. Разбросанность объектов. Шесть километров в один конец (дальняя труба) в сторону Белорецка. Три - в другую, в сторону поселка Инзер. Оползни и валуны. Поломанный бульдозер, бездействующий экскаватор (зубья полетели у ковша!) возле котлована "центральной трубы", айгирской. "Ни школы, ни магазина, ни почты - ничего!" - как писали сами "соколята" в стенгазете. Зато были "универсальные орудия труда" - топор, пила, молоток, новенькие лопаты… Были еще проекты строительства труб, зачастую неточные. Взрывы были на трассе, восточнее Айгирского участка, заставлявшие Санкина тут же, как услышит грохот в горах, собирать бригадиров и менять график работ: превращать бригады в "растяжимое понятие", ибо взрывы заваливали "дорогу жизни", и пока ее расчистят, поправят рельсы, доставка блоков для труб задержится. Так не сидеть же сложа руки?

Ну, а что было "за душой" у отряда? Прежде всего ярко раскрашенная, висевшая в столовой на видном месте "Клятва студента УАИ". А в ней такие слова:

"Я добровольно отказываюсь от всех благ и прелестей цивилизации. Обязуюсь содержать лопату в чистоте и порядке, свято выполнять ТБ, работая под дождем и в грязи, не терять уверенности в том, что жизнь прекрасна и удивительна. Любить командира, как мать родную".

Что еще было? Бригады - "Наф-наф и К" (или "Поросята"), "Аристократы", "Тру-ля-ля", "Лунатики" и бригада, работавшая на просеке. То есть сорок пять бойцов общим весом около трех тонн. Из них ветеранов ССО - двадцать два. Ветеранов стройки Белорецк-Чишмы пятнадцать. Девушек семь душ ("Айгирская обитель"). И дата рождения отряда 1972 год. Есть план, красочные обязательства и конкретная производственная задача - завершить сооружение нескольких водопропускных труб. Трубы разного объема и размера. Понимание ответственности было: чем скорее построишь эти несчастные трубы, тем быстрее откроется путь для мехколонн, которые начнут отсыпать земляное полотно, а вслед за ними пойдет путеукладчик, потянутся рельсы. Что еще было? Боевой дух, несмотря ни на что! И слова А.М. Горького из "Буревестника" в стенгазете "Соколята" - "Безумству храбрых…" Была еще шестнадцатая строка в социалистических обязательствах отряда: "Создать на стройке атмосферу дружбы и взаимопонимания, энтузиазма, задора, горячего желания вложить все силы в строительство железной дороги". Были еще ежедневные планерки с участием мастеров и прораба, отчеты бригадиров и постановка задач на следующий день. И еще - комсомольское собрание с повесткой дня: "Как прошел рабочий день и что он дал Родине?"

И был командир - Николай Санкин.

9

На другой день после сабантуя Санкин встал раньше всех. Хотя мог бы отлежаться: заслужил! Но он, как мне показалось, вообще забыл о вчерашнем дне. Начисто. Как зачеркнул. И жил только днем сегодняшним и грядущим. Как выйти из положения? Короткое производственное совещание. Все, хватит загорать. Все, пора себя мобилизовать. Все, начинаем новую жизнь.

- А резервы? - спросили бригадиры отряда. Молчание. И ответ Санкина:

- Мы сами.

Молчание. И чей-то иронический смешок: юморист, однако Санкин. Этот "резерв" - "мы сами" - уже давно использован, до предела.

- Не понятно? - спросил Санкин.

И хором Санкину:

- Понятно!

И сам он тоже - резерв, он, командир! Разве неясно? И так же хором новый вопрос:

- А блоки?

- Будут! - Санкин ответил сразу же, без паузы. И эта "деталь" сыграла. Если Санкин сказал… Поверили.

Затем произвели расстановку сил по всем объектам. Задачи ясны, сроки тоже. Все коротко, четко. Ни споров, ни дебатов. Бойцы потянулись группами к узкоколейке. Две бригады пошли влево, по шпалам - шесть километров. Одна бригада вправо, по шпалам - три километра. И еще бригада - здесь, выше узкоколейки, возле речки Айгир.

Я не узнавал Санкина. Думал, что-то с ним произошло. Но что? Да ничего особенного: он был таким же, как всегда. Просто в жизнь входил принцип: потехе - минута, работе - все.

10

На строительные объекты отряда часто приходил сам начальник СМП-308 Владимир Иосифович Бядов. Хрупкий на вид, небольшого роста. Волосы на голове коротко подстрижены, наполовину темные, наполовину седые. Ершистый чубчик торчал, словно рвался вперед. Глаза умные, проницательные. И постоянно встревоженные. Присматривался к студентам. На первых порах, видимо, думал: пацаны, какой спрос? Санкин ему явно не нравился: голоса не слышно. Санкин не умел "требовать". Но иногда, как сам говорил, был "жестоким": отстранял некоторых бойцов от работы. Без крика, без гнева. Тут Бядов не понимал и укорял Санкина: "Не умеешь приказывать!"

Бядов. Зачем отстранять от работы? Накажи рублем!

Санкин. Не могу. Для бойца страшна кара, не когда ругают его, не когда удерживают дневную зарплату, а когда все идут на работу, а он остается в лагере. Даже на кухню его не назначают. Нет доверия. Полного! Вот что страшно. Всеобщее молчаливое презрение. А зарплату за весь этот день ему… все равно начисляем, и он знает об этом. Разве не страшная кара? Может, самая страшная.

Бядов. Ему остается вернуть деньги и только.

Санкин. Нет, ему остается на другой день работать на совесть и навсегда распрощаться с прозвищем "сачок".

Такая педагогика действовала безотказно. Но Бядов мог признать ее лишь теоретически, а на деле практиковал свою "педагогику" - ругать провинившегося рабочего или мастера тут же, на месте, при всех. Причем, не гнушаясь подчас "выразительных" и "образных" слов, из которых складывался "строительный язык". За грубость студенты не любили Бядова, хотя в обращении с ними применял он совершенно иной, более сдержанный язык. Но не любя, все же уважали. За другое. Он опекал студентов и при первой же возможности помогал им чем мог. То есть самым главным - техникой, стройматериалами. Но ведь ему самому туго приходилось. Студенты требовали. Строители требовали. Руководство стройки тоже требовало. Нужно было разрываться на части. А "разрывать-то", собственно, и нечего было: худ Бядов, измотан, кожа да кости. Когда спит, где завтракает, обедает и ужинает, бог его знает!

Бядов вставал рано, до петухов, и отправлялся на дальние объекты пешком. По просекам. По грязям и хлябям. По шпалам узкоколейки. Ему нужна точная информация, он должен знать точное положение дел на каждом участке. Иначе не сможет принимать правильные решения. Пока обойдет все свое хозяйство, глядишь, солнце завалилось за горы. Порой ночевал на трассе. Рассказывали: однажды наткнулись на него рабочие какого-то дальнего участка. Идут по шпалам и видят: лежит под кустом рядом с насыпью узкоколейки какой-то махонький человек. Сжался в комочек. Обступили. За пасмурностью предрассветной не разглядели, кто это. Давай тормошить: эй, ты бродяга, откуда взялся тут, посреди тайги? Он проснулся. Тут же вскочил на ноги, на часы смотрит. Вот номер - это же их начальник, товарищ Бядов! Владимир Иосифович! А он спрашивает: нет ли чайку горячего? Сбегали в бригадный вагончик, принесли. Попил, согрелся и дальше двинулся.

Рабочие тоже уважали его. А одного "уважения", как считали студенты, в сфере производства мало! Нужна "любовь!" Ибо в ней самый главный резерв. Говорили: "Да, авторитет у Бядова большой, а чисто человеческого авторитета маловато…"

Санкин тоже свое имел мнение: "Бядов - натура фанатичная, деловая. За работой не видит людей. Много требует от людей, но еще больше от себя. Зная это, перестаешь обижаться на него… Умеет ругать, но умеет и заметить, отблагодарить…"

Бядов знал о таких "крамольных" мыслях своих "подопечных", но тоже прощал им: молоды, жизнь плохо знают! Но "прощая", сомневался в них: хорошо, придут из Белорецка по узкоколейке долгожданные платформы с блоками. Но успеют ли студенты уложить их, не оголяя другие важные участки, где строят фундаменты? Кинутся на одно, упустят другое. А план все равно не вытянут. О Санкине думал: как удастся ему связать концы с концами, которые вскоре повылезут десятками. И кто он такой, Санкин?! Всего лишь студент третьего курса! А взвалил на свои плечи тяжелейший груз. Тут и опытным строителям не под силу. Жалко Бядову Санкина.

Вспомнил я, как дрался Санкин на сабантуе, как пробежал по кругу с "орлом", вскинутым над толпой, как кричали от радости "соколята", и посожалел, что Бядов этого не видел.

11

С того самого момента, когда Санкин проснулся, он дорожил каждой минутой, а может, каждой секундой своего руководящего времени. Нет, он не студент и даже не командир ССО. Об этом надо забыть, и он забывает. Ибо он - руководитель стройки, руководитель самого сложного Айгирского участка трассы. Он осознает свою ответственность, может быть, нисколько не ниже, чем тот же Бядов или даже начальник управления строительства. Преувеличение? Высоко забрался? Может. Но иначе нельзя. Я почувствовал этот "взлет" Санкина после короткого разговора с ним. Санкин не сказал, но дал понять, что ему некогда отвечать на вопросы. Дал понять вежливо, с извиняющейся улыбкой. И отправился на объект. Но чтобы все-таки не обидеть "прессу", на ходу сказал мне: "Запишите три момента, чтобы я не забыл, потом вечером подробно расшифрую". Я на ходу записал. Каждому из этих "моментов" соответствовало всего лишь одно слово. Я записал, ничего, конечно, не поняв. Понял только, что Санкин снизвел меня до роли его личного референта или секретаря.

Я не пошел с ним на самый дальний и самый важный объект, как хотел вначале. А направился в бригаду Фарита Нуриева, что работала рядом с речкой Айгир.

12

Объект бригады - огромный котлован, напоминающий плавательный бассейн. Он и на самом деле был "плавательным": движок не успевал откачивать желтые грунтовые воды. Бригадир рассказал мне, что приходилось иногда работать по пояс в жиже: сооружать опалубки. За это бригаду и назвали "Наф-Наф и К". Не зря же отрядный врач Ляля Хаирова беспокоилась, а вдруг простудятся? Часто приходила на объект. Беседы профилактические проводила. А что толку. Ребята со всем соглашались и лезли в воду. Хотела, наконец, запретить, да не имела, сказали ей, права. Работа! Да ведь и "Клятва студента УАИ" не на ее, Лялиной, стороне: "…работать под дождем и в грязи, не терять уверенности в том, что жизнь прекрасна и удивительна…"

Первое время Ляля удивлялась. Жалела ребят. Потом перестала удивляться. Но все равно жалела.

Движок работал, дрожа всеми своими частями. Казалось, вот-вот развалится. И в чем только душа его держится. Насос откачивал воду беспрерывно. Уровень постепенно падал. Дно котлована плавно шло по плоскости вверх. Под движком в котловане вода. А дальше грязь. Потом, выше, глина. Там надо еще рыть до нужной отметки. Но рытье приостановилось.

Посредине котлована ходил с прибором на треноге, теодолитом, бригадир Фарит Нуриев. Высокие резиновые сапоги тонули. Он вытаскивал их с трудом. Переходил на другое место, как клоун по канату. Забавно было смотреть на него.

Потом Фарит залез внутрь коробки-опалубки, сколоченной из досок, и стал совковой лопатой выкидывать со дна "грязевую корку". Бетон должен лечь туда, в "колодец", на твердый грунт, такова технология. Два фундамента уже готовы, и с них сняли опалубку. Бетонные "кубышки" выше человеческого роста, а в диаметре пятеро не обхватят. Широкие в основании, зауженные на верхней площадке. Все равно что постамент для памятника или скульптуры. Сейчас студенты готовят бетон для третьего. А всего двадцать один фундамент.

На противоположном краю котлована экскаватор стоит с опущенным на землю ковшом. Рядом два бульдозера. Один из них вышел из строя. Второму нет фронта работ, потому что экскаватор опять "обеззубел". Техника стоит. Машинисты и водители сидят на бугорке, смотрят, как работают студенты. Перекур устроили.

С движком вначале были одни неприятности. Часто выходил из строя. Да и не приспособлен он для такой, "воды". Мансур Багаутдинов, хозяин движка, отладил его, вывел на стойкий режим, и сейчас работает что надо. Мощная струя вырывается из трубы и ручьем стекает в русло Айгира. Если движок заглохнет, то котлован снова "поплывет", задохнувшись грунтовыми водами. Все тогда начинай сначала. Значит, все зависит от Мансура.

Мансур среднего роста парень. Собранный, крепкий. Кажется чересчур серьезным. По всему видно, трудовая кость. До института служил в армии. Был механиком-водителем танка. Понятно, откуда привязанность к технике. Но этот допотопный движок капризный. Танк по сравнению с ним куда послушнее. Мансур поправил опущенный в котлован отсасывающий "хобот", послушал, как работают цилиндры в двигателе и решил помочь ребятам. Такому здоровяку стоять без дела? Он взял лопату и спустился в котлован. Движок работал безукоризненно. Тарахтел на все Айгирское ущелье, заглушая шум Айгира. Мансур был уверен в своей "технике". И сам себя перевел на другой участок работы без приказа или распоряжения. К его поступку ребята отнеслись как к должному. У Мансура много профессий. Почему бы и не помочь? Каждый из них так поступил бы. Хотя, конечно, случись что с движком, ему же первому попадет от бригадира. Но Фарит Нуриев ничего не сказал: ладно, мол, рискнем, пусть поработает лопатой "по совместительству".

"Поработать лопатой" можно, было и на поверхности. Например, загружать балластом бетономешалку. Но там были ребята. В котловане же нужно готовить место для сооружения опалубки под четвертый фундамент. И там - никого. Не хватало людей. Все это Мансур оценил и взвесил, когда стоял "без дела" у своего движка. И душа не вытерпела.

Фундамент будет комбинированным. Его еще нет и в помине, а уже с историей. Чтобы сделать опалубку для него, нужно было убрать камень-валун, который выступил из глиняной стенки котлована одним боком. Легко сказать "убрать". Где его основная часть и какая она, поди узнай! Может, это глыба в десятки или сотни тонн? В проекте такие "мелочи", разумеется, не указаны. А раз нет в проекте, нет в смете. Нет в смете, нет и наряда. Нет наряда, работа по выкорчевке валуна бесплатная, то есть на общественных началах. Ладно, студентам не привыкать. Но рабочие согласятся ли? Уговорили бульдозеристов. Надели на "шею" валуна петлю троса и дернули. Трос лопнул. Тогда приладили два троса и дернули двумя бульдозерами. Тросы дрожат, натянутые до предела. Бульдозеры дрожат, рвут моторы на полную мощь. Гусеницы вращаются на месте, вырывая под собой "корыта" и уходя в них… Камень даже не шелохнулся. Санкин посмотрел на эту самодеятельность, сказал - прекратить.

- А что делать? Опять простой?

- Думать. Время на это - пять минут.

Взорвать? Опять-таки канительно. Надо специалистов вызывать. Те изыскателей затребуют. Ведь не известно, сколько взрывчатки закладывать? Да и весь котлован можно завалить, готовые фундаменты потревожить. Подземным родникам ход дать. Нет, это отпадает.

Все "думали", хотя догадывались, что Санкин уже все взвесил и нашел единственно правильный выход. Ждал только коллективного "прозрения" и инициативы "снизу". В отряде любая хорошая инициатива не наказуема, нет, напротив, поддерживается и поощряется. Сила двух бульдозеров - это и был для Санкина вполне достаточный лабораторный анализ.

Пришел Бядов. Изыскатели и проектировщики далеко отсюда, в Москве. Прибудут, в лучшем случае, дня через три-четыре. А ребятам надо работать. Их план - это часть плана СМП. А план СМП тоже горит.

- Выход один: использовать валун как часть фундамента! - предложили бойцы. Санкин кивнул:

- Недурно!

- Как это "недурно"!? - возмутился Бядов. - А анализ?

- Мы приступаем к работе, а вы пригласите изыскателей..

- Если анализы будут не в вашу пользу - сами, руками, выкопаете этот… камень! - сказал Бядов.

- Договорились, Владимир Иосифович, все сами сделаем, сами! - Но все же Санкин достал блокнот, ручку.

- Минутку… А как же ось фундамента? Измените проект? - спросил Бядов.

- Ось переместим к валуну. Валун прочнее любого нашего фундамента. Вся тяжесть опоры придется на него, понимаете, силовой элемент?

- Не знаю, не знаю, ребята… - засомневался Бядов. В то же время ему приятно было сознавать, что у ребят зашевелилась инженерная мысль. Но больно уж смело и дерзко. За пять минут решили то, что решается днями, а может, неделями. И месяцами.

Санкин сделал расчет. Затем показал кусок твердой глины, вырытый из-под камня. Такая же глина и под бетонными фундаментами. Бядов слушал. А ребята уже приступили к работе. Начали сколачивать опалубку. Опалубку, опять-таки, особой конструкции, с учетом камня-валуна.

- Ну, что, Владимир Иосифович, разрешаете?

- Не знаю, не знаю…

И ушел. Это означало - молчаливо согласился, но ответственность на себя не берет. Дождется все-таки специалистов.

Заработала бетономешалка. Фарит Нуриев дал команду, вылезая из колодца крайней опалубки: "Готовьте бетон!" Фарит высокий, худощавый. Лицо его кажется черным от бороды и бакенбардов. На самые брови надвинута белая кепочка с козырьком. Резиновые сапоги почти до самого верха покрыты жидкой грязью. Капельки грязи на бороде и кепочке. Хмурый и молчаливый. Много не говорит. Фарит проверил деревянные лотки, идущие сверху от бетономешалки в опалубку. И взяв вибратор, снова спрыгнул в черноту "колодца". Сейчас начнется заливка третьего по счету фундамента.

Пройдя по краю котлована, я подошел к рабочим, которые сидели возле бульдозеров и ждали механика и запчасти. Ворчали, что техники мощной почему-то не догадались заранее придумать для скал и грунтов Урала.

Молодой рабочий, посмотрев на расстеленную по земле гусеницу бульдозера, воскликнул с веселой улыбкой:

- Эх, ма! Техника не стучит, и душа не поет!

Но в голосе его сквозила горечь: смесь веселости и отчаяния. Он глядел на студентов. Он завидовал им. Как хотелось, чтобы запела его душа!

Назад Дальше