На полпути между плацем и казармой Крупенина словно кто-то схватил за руку и мгновенно повернул лицом к плацу. Запел вдруг Красиков. Комбат сразу уловил этот отменный, с высоким взлетом голос, которому не было равных ни в батарее, ни во всем дивизионе. Уловил и застыл на месте, прислушиваясь. Но песня, как назло, оборвалась. Вместо нее со стороны плаца доносились только громкие отрывочные команды. "Ну ничего, - подумал Крупенин, - все-таки запел человек. Значит, есть у него характер, есть".
* * *
Придя после занятий в канцелярию, Крупенин быстро сбросил с себя шинель, потер озябшие руки и, усевшись за стол, начал писать. За какие-нибудь двадцать-тридцать минут он изложил почти все, что думал о Красикове. Но закончить рапорта все-таки не успел: помешал внезапно выросший в дверях полковник Осадчий.
- Я к вам, Борис Афанасьевич.
Крупенин встал и, выходя из-за стола, прикрыл рапорт лежавшей рядом газетой.
- Ну, как в новом году? - протягивая руку, подмигнул полковник. И тут же строго спросил: - А где же ваш орден? Почему нет ни ордена, ни колодочки?
Не ожидавший такого вопроса, Крупенин смутился и стал объяснять, что орден его прикреплен к мундиру, а колодку с лентой он приобрести еще не успел.
- Вот молодежь, - возмущенно покачал головой полковник, - "приобрести не успел", "прикреплен к мундиру"... Ложная скромность, что ли? А мы, знаете, свои первые награды в сорок втором под волжской Бекетовкой на шинелях носили. Прямо вот здесь, возле борта. И в бой так ходили. Не верите?
- Почему же, верю, - сказал Крупенин и чуть было не признался, что и он бы сейчас носил свой орден с радостью, да нет ее, радости-то: хлещут и хлещут батарею одни неурядицы. Но промолчал. Зачем, в самом деле, откровенничать, да тем более с человеком, который для него, можно сказать, еще полная загадка.
Понял полковник заминку старшего лейтенанта или не понял, но сразу переменил разговор.
- У вас как со временем? - спросил он. - Может, посвятите в подробности истории с иностранным самолетом? Я за этим, собственно, и пришел.
Крупенин тяжело вздохнул, давая понять, что сейчас у него нет времени заниматься воспоминаниями.
- Ну, может, не сейчас. Давайте встретимся вечером? - предложил Осадчий. - Обязательно только. Надо же, чтобы люди знали, за что наградили вас. А то куда ни приду, спрашивают.
- А что рассказывать, товарищ полковник? Выполнили боевую задачу, вот и все.
- Ох, и скромны вы, товарищ старший лейтенант! Никак вас не раскачаешь, хотя бы в личном деле описали все подробно. Так нет и там. Листал я сегодня...
- Верно, там нет, - согласился Крупенин. И тут же вспомнил, что есть у него где-то в чемоданах тетрадь, в которую он записал в свое время всю эту историю шаг за шагом, очень подробно. Вот ее-то и мог бы показать он вместо беседы: авось выручит. И он предложил: - Записки свои могу принести вам, товарищ полковник.
- Записки? - не понял Осадчий. - Какие записки?
- По ходу событий. Ну, вроде дневника, что ли, - поправился Крупенин.
- Понятно, понятно, - обрадовался полковник. - Давайте, почитаю непременно, с превеликим удовольствием. Только побыстрей, если можно. - И уже мягко, по-свойски, прибавил: - А насчет ордена... само собой. На грудь - без всяких отговорок. И не колодку, нет... Орден! Пусть все видят.
Когда полковник ушел, Крупенин минут пять растерянно стоял посредине комнаты. И чего это ему вдруг стукнуло предложить тетрадь вместо разговора? Никому ведь не показывал ее до сих пор, да и сам очень давно, не заглядывал в нее, а тут словно кто за язык дернул. Но как бы там ни было, идти на попятную теперь поздно.
Крупенин энергично прошагал по комнате, потом, сдвинув газету с недописанного рапорта, уселся за стол. А когда в казарме стали сгущаться сумерки, он быстро поднялся наверх, к командиру дивизиона, и положил перед ним свое трудное сочинение.
Вашенцев в это время листал Дисциплинарный устав, старательно подчеркивая что-то и выписывая к себе в блокнот. Окинув коротким, сухим взглядом вошедшего, он сказал с сумрачной иронией:
- Для вас готовлю. Повешу в канцелярии. Чтобы не забывали, как выполнять приказания.
Крупенин молчал. Он не умел и не любил оправдываться.
Вашенцев бегло просмотрел рапорт и с сожалением сказал:
- А я ведь думал, что серьезного командира мы получили, зрелого.
"Когда это он так обо мне думал? - удивился Крупенин. - Разве при первой встрече?"
Тогда стоял теплый осенний день. В золотистом от солнца воздухе лениво раскачивались белые паутинки, в раскрытое окно тянуло из степи не знакомыми для Крупенина травяными запахами. И Вашенцев под стать погоде выглядел очень приветливым. Узнав, что приехавший офицер долгое время служил на Севере, откровенно признался: "Будь моя воля, я давно бы всех местных "академиков" заменил именно на таких вот командиров из дальних гарнизонов".
"Академиками" Вашенцев называл людей, которые, окончив училище, остались здесь командирами взводов и батарей, не побывав ни в каком другом гарнизоне. "Птенцы желторотые", - говорил он, искренне возмущаясь. Не ругал он одного только лейтенанта Беленького. Этого, наоборот, даже подхваливал, всячески подчеркивая его особенную строевую выправку, любовь к спорту и дисциплинированность.
- Значит, вы утверждаете, что разговор Красикова об уходе из училища - разговор несерьезный? - продолжал Вашенцев, постукивая ладонью по рапорту.
- Да, утверждаю.
- Выходит, и мне заявил он об этом тоже по легкомыслию?
- Вероятно, так.
- Тогда разрешите спросить вас: для чего мы будем держать в своем дивизионе легкомысленного, несерьезного человека?
- Эта несерьезность юношеская, товарищ майор, - объяснил Крупенин. - Она может быстро пройти. А наша задача...
- А наша задача выговора получать, - резко сказал Вашенцев: - Нет уж, спасибо за такую задачу. И вообще я не понимаю, Крупенин, для чего создавать всю эту неразбериху? - Вашенцев многозначительно вскинул брови.
- Я не создаю неразбериху, а долг свой выполняю.
- Вижу, вижу. Доложите, сколько рапортов написал вам Красиков? - выждав немного, спросил Вашенцев.
- Рапортов не было, - твердо сказал Крупенин.
- Так вот и не было?
- Нет.
- А если все-таки были? - Вашенцев открыл ящик стола, но тут же быстро закрыл его, сердито блеснув глазами. - Упорно, однако, укрываете вы этого разгильдяя. Не знаю, зачем вам это нужно!
- Никого я не укрываю, товарищ майор, - краснея от волнения, сказал Крупенин. - Просто хочу помочь человеку найти себя.
- На-айти-и, - насмешливо протянул Вашенцев и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. - Воспитательный эксперимент, значит. Но вы забыли, что у нас военное училище. Да и урок мы с вами имеем... Неужели не научились?.. А потом, как вы так безответственно пишете: "Верю". Чепуха это, Крупенин! Чепуха!
Крупенин молчал, зная наперед, что все его доводы и объяснения вызовут у майора лишь еще большее раздражение. И Вашенцев, чувствуя настроение комбата, резко прервал разговор:
- Ладно, вынесем на педсовет. А вас предупреждаю: не будьте мальчишкой.
10
Курсанты после ужина отдыхали: играли в шахматы, соревновались на миниатюрных бильярдах, слушали радио. Один Яхонтов был настроен серьезно. Сегодня, после занятий, старший лейтенант Крупенин пригласил его к себе в канцелярию и, как бы советуясь, сказал ему:
- Вы, товарищ Яхонтов, единственный человек у нас в батарее, который успел побывать на большой сибирской стройке. Опыта, конечно, жизненного поднакопили там. Повидали кое-что, чего другие не видели. Не стать ли вам нашим главным агитатором?
Это неожиданное предложение несколько смутило курсанта, и он вначале не знал, что ответить командиру.
- Да вы не пугайтесь, - дружески улыбнулся ему Крупенин. - Оно ведь всякое дело поначалу кажется трудным.
- Возможно, и так, - согласился Яхонтов. - Но я не знаю даже, с чего начать.
- С чего начать-то? - Крупенин подумал, посмотрел на висевшую перед ним карту страны. - А вот и начинайте со стройки, на которой были. Проведите что-нибудь вроде пресс-конференции.
- Ну что вы, товарищ старший лейтенант. Я же не академик Келдыш.
- Ничего, зато вы, как говорится, своими руками первые камни в плотину знаменитой стройки закладывали. Об этом и расскажите. Ну и впечатлениями поделитесь.
- Так я уже давно оттуда, - озадаченно пожал плечами Яхонтов.. - За это время там многое изменилось.
- Ничего, - подбодрил его Крупенин. - Посмотрите газеты, журналы. Но главное то, что вы сами были там.
Сейчас, придвинув к себе подшивки газет, Яхонтов сидел за столом и внимательно просматривал все, что было напечатано о трудовой битве на Енисее. В ленинскую комнату, размахивая книгой, вошел Винокуров.
- Товарищи, внимание!
- А потише нельзя? - сердито спросил Яхонтов.
- Понимаешь, Серега, повесть интересная попалась.
- О чем?
- О ракетах, которых еще нет.
- Ну я же знаю, что ты, Саня, в облаках фантастики витаешь.
- Почему в облаках? Даже выше. - Винокуров открыл страницу с изображением яркой оранжевой стрелы, преодолевающей звездное пространство, и показал приятелю. - Вот посмотри: "Земля - Венера - Земля". А между прочим, гениальный Циолковский тоже писал научно-фантастические повести, и довольно неплохо.
- Читал, читал, Саня. Но прошу тебя, не мешай работать.
- Все, Серега. Молчу как рыба.
Перевернув еще несколько газет, Яхонтов подозвал оказавшегося поблизости комсорга Иващенко.
- Послушай, Олесь, - сказал он тихо, словно по секрету. - А что, если беседу ну вроде бы иллюстрировать фотоснимками?
- Но их же нема, - отозвался Иващенко.
- Да есть у меня снимки. Мои личные.
- Це ж дюже гарно, що есть. Ну як же ты молчал, Сергунь!.. Тащи, побачим.
Яхонтов сходил в каптерку, порылся в своем чемодане и вернулся с большой пачкой фотографий. В ту же минуту вокруг него собрались курсанты, стали расспрашивать:
- Это где же ты, Серега, на Енисее, что ли? А почему шалаши тут у вас?
- Верно, братцы, будущий офицер ракетных войск в образе Робинзона. А ну доложи, Серега, где это ты бродяжил?
- Ладно, ребята, - настойчиво отпирался Яхонтов. - Я же готовлюсь к беседе. Видите?
- А ты коротко, в двух словах, - попросил Богданов.
Иващенко посоветовал:
- Начинай, Сергунь. Яка ж теперь подготовка.
Яхонтов потянулся за тетрадью, в которой были и план беседы, и свежие выписки из газетных сообщений. Но теперь, когда в ленинской комнате собралась почти вся батарея, перечитывать записи было поздно. Яхонтов отложил в сторону тетрадь, взял несколько фотоснимков и начал рассказывать:
- Ну, значит, так. Приехали мы, двенадцать человек, на стройку после десятого класса, а в отделе кадров нам говорят: " Вы что же, ребята, без всяких направлений. Даже комсомольских путевок нет у вас. Нельзя разводить анархию". Мы - к самому начальнику строительства. "Так, мол, и так - поспешили, не знали порядка". Он то же самое: "Нет-нет, ребята, никаких разговоров. У нас для специалистов по договору жилья не хватает". Подумали мы, посоветовались и решили: пока тепло, поживем на берегу Енисея в шалашах, а со стройки не уйдем. Вот и соорудили...
- И удержались? - спросил Богданов.
- Не сразу. Три дня еще ходили в отдел кадров. Утром заявимся и сидим до вечера - как сычи. Потом увидел нас начальник строительства. Подозвал к себе и спрашивает: "Это что за персонал такой?" Мы, конечно, объяснили, показали свои школьные аттестаты. Он подумал, подумал и сказал: "Ладно, оформим. Но учтите, ребята, я вас под собственный контроль возьму".
- Сообразили неплохо, - заметил Винокуров. - А куда потом?
- А потом приняли нас в комсомольскую бригаду разнорабочими. - Яхонтов переложил несколько, фотоснимков и один из них показал курсантам: - Вот как раз тот самый момент, когда мы вступали в первый рабочий коллектив.
На снимке двенадцать юношей в комбинезонах стояли, как солдаты в строю, и самый рослый из них, Яхонтов, - за вожака на правом фланге.
- Счастливый ты человек, Серега, - сказал Богданов, который принимал снимки из рук Яхонтова и передавал товарищам. - По крайней мере, имеешь настоящую биографию, не просто школяр какой-то.
На него прикрикнули:
- Ты брось, Богданов, свои комментарии!
- Верно! Давай, Серега, продолжай!
- Вот наша бригада на бетоне. Компрессоры гонят раствор в грунт, заполняют пустоты, а мы следим за работой моторов. А вот и главная битва. В воду летят бетонные кубы. Они должны задержать поток и стать основанием для плотины, - все больше воодушевлялся Яхонтов.
- О це красотища! - сказал Иващенко, пристально рассматривая пенистые буруны разбушевавшейся водной стихии.
Курсанты, конечно, знали давно, что их однокурсник приехал в училище со стройки, и уже слышали о некоторых его приключениях. Однако интерес к тому, что рассказывал Яхонтов сейчас, и к фотоснимкам, которые он впервые вынул из чемодана, возрастал с каждой минутой. И наверное, долго бы еще продолжалась эта беседа, но дежурный объявил:
- Приготовиться к отбою!
И еще он сообщил курсантам, что есть приказание вывести завтра всю батарею на учебное поле.
- Зачем? - спросило сразу несколько голосов.
- А вот это уже объяснит сам командир батареи, - сказал дежурный.
Спустя минут десять, когда по всей казарме был выключен свет, Винокуров, разутый, без гимнастерки, присел на койку Яхонтова и взволнованно зашептал:
- Понял, какие дела начинаются?
- Какие? - спросил Яхонтов.
- Учебную программу, наверное, изменить первому курсу решили. Приобщать нас к технике начинают. А хорошо. Верно? Уж если ты ракетчик, то будь возле техники и чувствуй, что она твоя кровная.
- Конечно, - согласился Яхонтов. - А ты где слышал насчет изменения программы? Или так придумал?
- Слышал, честное слово. Сам старший лейтенант Крупенин говорил с майором Шевкуном. Потому-то и на учебное поле батарею выводят. Эх, Серега, ты представить себе не можешь, как я хочу к ракетам! Меня, знаешь, будто огнем обдало, когда дежурный сообщил эту новость. Наконец-то, думаю, дождались.
Винокуров говорил таким торжественным и убеждающим тоном и так энергично жестикулировал в темноте руками, что не поверить ему было невозможно.
- Ладно, иди спать, - посоветовал Яхонтов. - А то завтра дремать будешь на учебном поле.
- Ну нет. Там уж я не задремлю.
11
Утром следующего дня первому курсу показывали боевую технику. На учебное поле, за казармы, был вывезен весь ракетный комплекс и развернут в таком порядке, как это делается обычно на стартовых позициях во время полевых учений. Курсанты третьей батареи стояли в одну шеренгу и наблюдали за действиями расчетов, сформированных из старшекурсников.
Мороз за ночь усилился, небо слегка посветлело. Все кабины станций, пирамиды решетчатых антенн и стальные каркасы пусковых установок с грозно вздернутыми в небо носами были хорошо видны на большом расстоянии. Курсанты стояли тихо, не разговаривая и не шевелясь, хотя мороз жал основательно. Они словно забыли обо всем на свете, увлеченные внушительным зрелищем, которого ждали давно и с нетерпением.
Крупенин стоял рядом с курсантами и тоже испытывал волнение. Все, что происходило здесь, напоминало ему о недавней службе на Севере, о тех напряженных днях, когда вместе со своим расчетом он оказался в схватке с иностранным самолетом. Правда, сейчас обстановка была иной, учебной, и Крупенин думал о том, как бы получше провести занятие, чтобы курсанты могли полнее представить работу техники и расчетов. Время от времени он поглядывал на Красикова и уже давно заметил, как тот высоко, по-гусиному, вытягивает шею, чтобы увидеть все происходящее на учебном поле. "Может, увлечется и дурные мысли из головы выбросит", - с тайной надеждой думал Крупенин.
Майор Вашенцев держался в стороне от курсантов, на большой гряде собранного бульдозерами и уже основательно заледеневшего снега. Иногда он неторопливо прохаживался, делая несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Крупенин чувствовал, что Вашенцев исподволь наблюдает за ним и за Красиковым.
Между тем приготовления на учебном поле закончились, и Крупенин, попросив разрешения у руководителя занятий майора Шевкуна, стал рассказывать курсантам о работе и взаимодействии системы, о назначении каждого агрегата в отдельности. Он подводил курсантов то к одной кабине, то к другой, объяснял, что делают люди, которые в этих кабинах находятся.
- Ракетная техника, - говорил Крупенин, показывая на двукрылую антенну, которая, как беркут на взлете, возвышалась в самом центре учебного поля, - очень чувствительная и точная. Но точность эта достигается не сама по себе. Ракета попадает в цель, если ни в одном звенышке аппаратуры не будет никаких отклонений. А они могут возникнуть в любой момент и предупредить их в состоянии только человек, держащий руку на пульсе агрегатов. Командир части, где я служил до перехода в училище, всегда требовал: "Товарищи, врастайте в технику". Некоторые, конечно, улыбались: "Стараемся, уже пускаем корни". Но командир наш знал, что требовал. Ракетную технику мало хорошо изучить, мало освоить ее работу. С ней нужно слиться, быть ее душой. Вы это поймете, когда станете ее хозяевами. Сейчас же я хочу предупредить вас: не готовьте себя к легкости, помните, что в каждой летящей на цель ракете должно биться живое и умное сердце ракетчика.
Курсанты стояли тихо, не замечая холода, и Крупенин был рад, что убедил наконец начальство в необходимости такого занятия.
Когда курсанты подошли к пусковым установкам, Крупенин попросил майора Шевкуна распорядиться, чтобы подвезли ракету и показали, как она подготавливается к пуску. Шевкун пожал плечами:
- Не могу,Борис Афанасьевич.
- Ну как же так? - удивился Крупенин. - Тут и дел-то немного. Да и времени большого не надо - минуты.
Крупенин уже знал, что показывать молодым курсантам ракетную технику в действии начальство не разрешило, и теперь вся надежда была на Шевкуна, на то, что он, как руководитель занятий, проявит некоторую смелость. Но Шевкун вел себя весьма сдержанно: не хотел, вероятно, иметь неприятности и стеснялся, конечно, Вашенцева.
- А может, все-таки покажете? - продолжал упрашивать его Крупенин. - Это же для пользы дела, Иван Макарович...
- Да нет, зачем же самовольно? У меня приказ подполковника Аганесяна.
Вашенцев, услышав разговору спустился со своей снежной возвышенности, недовольно спросил:
- О чем спорите? Время-то идет.
- Да вот у командира батареи резонная претензия, - сказал Шевкун. - Требует показать, как готовится ракета к пуску.
- Ох, Крупенин, Крупенин, не можете вы без этих своих претензий, - сердито бросил Вашенцев. - Продолжайте вести занятие, не теряйте времени. Или откажитесь, обойдемся без вас.
Конечно, терять время на объяснения здесь, на учебном поле, было бесполезно. Это Крупенин понимал сам. Но понимал он и другое: как было бы хорошо показать молодым курсантам всю сложность и точность работы современной боевой техники.