- Я пойду купаться, - сказала Анна, поднимаясь и падевая тапки.
Оловянный солдатик зацепился в одном за стельку. Анна сердито поморщилась, вытряхнула его на пол.
- Я бы тоже покупалась, - неуверенно предложила Марина, чутко угадывая, но не понимая перемену в настроении матери.
Анна никогда не советовала ей не слушать то, что её не касается, зная, что живой, резвый ребёнок интересуется всем вокруг него происходящим. Она так просто, без шопотков и подмигиваний в сторону всегда навострённых маленьких ушей, говорила о семейной жизни, любви и детях, что Марина спокойно занималась своими делами, изредка выхватывая из разговора взрослых то, что цеплялось за её воображение, - вроде Тайона, ждущего подачки за окном кухни.
- Я бы тоже пошла с тобой, - повторила Маринка, сделав на своём хорошеньком лице просительную гримаску.
- Нет, ты же знаешь, что вечером дети не ходят купаться: вода очень холодная.
Анна зажгла свет в столовой, в спальне, переоделась, взяла мыло, мохнатое полотенце и вышла на улицу.
35
Она медленно шла нагорьем. , На душе у неё было смутно. Нехорошо взволнованная словами Клавдии, не в силах побороть всё возраставшую неприязнь к Валентине, она думала о ней:
"Какая же она! Она нарочно тогда хотела смутить, поддразнить нас. Разве она не видит, как я дорожу своей семьёй? И почему это Андрей поехал с ней теперь после того разговора? "Если красивая женщина захочет..." Неужели она себя имела в виду? Тогда это - просто нахальство! Не верит в семейное счастье, а старается занять собой каждого!..
- Фу, какая я баба! - со стыдом и тоской добавила Анна вслух, остановилась и посмотрела кругом.
Было ещё совсем светло, но молодая, бледная с вмятым бочком луна уже высвободилась на тускнеющем небе, и нагретая за день каменистая земля одевалась паутиной тусклых и жидких теней. Просторно раскинувшись, тоже ещё в бледных огнях лежал в долине посёлок. Огни поднимались на склоны гор, лепились вдали, по серым обрывам, где вставали голубые дымы у рудных штолен и шахт. Посёлок казался настоящим городом, и несказанно прекрасный в ранних сумерках, под рано вставшей луной вид этого посёлка-города, созданного с таким трудом здесь, в тайге, за тысячи километров от культурных центров, наполнил сердце Анны волнующим до слёз чувством.
"Вот то, что доверено моему знанию и совести. Сколько здесь людей, близких мне! И как ничтожна моя маленькая печаль (и даже не печаль, а сомнение пустое) перед силой, которую я ощущаю в себе! - глаза Анны зажглись ярким блеском, и новое выражение гордого, почти злого торжества осветило её черты. - Меня могут и оскорбить и унизить, но отнять у меня сознание человеческого достоинства невозможно".
Почти каждый день приносил в долину что-нибудь новое, и сейчас, когда Анна осмотрелась, деловые мысли сразу захватили её. Давно ли казалось: главное - это доставка хлеба. Хлеб решал всё. Но вот теперь рабочие были сыты, а программа по золоту снова срывалась. Анна вспомнила всё чаще застывавшую ленту транспортёра на флотационной фабрике: рудник не справлялся с подачей руды, и на фабрике были простои. Виктор Ветлугин сидел сейчас над проектом, который должен был изменить всю прежнюю систему отработки рудника.
"Нужно перестроиться, а на это время развернуть вовсю старательскую добычу и шахты россыпного золота, - размышляла Анна. - Вот если бы мы имели новый участок с хорошей россыпью... Андрей всё-таки слишком увлекается разведками по рудному золоту. Придётся решительно поговорить с ним... Ах, Андрей!" - и Анна снова нахмурилась, вспомнив о его поездке с Валентиной.
В купальне она положила полотенце и мыло на мостки и стала раздеваться, поглядывая на плотину, в которую упиралась широко и полно разливавшаяся здесь речонка. Вечером купающихся было мало, вода после заката солнца казалась особенно студёной. Оставшись в чёрном очень открытом купальном костюме, Анна медленно пошла по мосткам.
Ещё с первых дней в комсомоле она начала заниматься спортом: бегала, плавала, набивала себе мозоли на лодочных соревнованиях, приводила в негодование свою мать, когда без юбки, в одних трусиках и майке, появлялась при всём народе с такими же голоногими юношами и девушками. Сама Анна, спокойная в сознании своей силы и красоты, однажды преодолев чувство неловкости, почти не замечала этой полуобнажённости и в азартном увлечении заботилась только о поддержании своего спортивного достоинства.
С тем же азартным увлечением она наблюдала за двумя мальчишками-подростками, перерезавшими вперегонку пруд. Один, очень смуглый, черноголовый, плыл боком, расталкивал воду и плечом и головой, бурлил её, повёртываясь к ней, как пущенный странный снаряд. Другой плыл сажонками, вылетая из воды почти до пояса, и сизая бороздка на его мускулистой узкой спине подчёркивала, изгибаясь, движения плавно и сильно выносимых рук. Первым доплыл черноголовый, хотя казалось, что он двигался медленнее. Он вылез на плотину и, дыша всей грудью и животом, впалым и смуглым над белыми трусами, засвистел озорным, пронзительным свистом.
Анна улыбнулась мальчику, напоминавшему ей её недавнюю юность, и стала сходить по ступенькам. Она взглянула на своё отражение, расплывчато дрожавшее на тёмной воде.
"Я тоже красивая, - подумала она, отталкиваясь от последней ступеньки, узенькой и скользкой, и снова возвращаясь к мысли о Валентине, - я тоже могу нравиться... Почему же я не стараюсь привлечь общее внимание?"
Анна легла на спину, посмотрела в глубокое небо, где уже плавали звёзды. Странно и хорошо было смотреть на них, ощущая под собой текучую зыбь. Погрузиться бы так на самое дно, глядя сквозь толщу воды! Наверно, вся она будет прозрачно-синяя, исколотая насквозь золотыми изломанными, дрожащими лучиками.
Анна вспомнила совместное купание с Валентиной, как та ёжилась, не решаясь прыгнуть в холодную воду, как вылезла потом, вся розовая, и, смеясь, притопывая ногами, отжимала свои кудрявые волосы.
"Она красивее меня, и Андрей видит, что она лучше. Как загорелись у него глаза, когда он посмотрел на неё в первый раз!"
От одной этой мысли Анна сразу ослабела и с головой окунулась в воду.
- Чорт знает что! Ужасно! Ужасно! - бормотала она, отфыркиваясь и от воды и от своей беспомощности перед этими мыслями.
36
Игра солнечных бликов на письменном столе мешала Анне. Анна встала и опустила штору. Новый проект рудничных работ, составленный Ветлугиным, лежал перед нею, и она снова и снова просматривала его с чувством тягостного недоумения.
Вся, будущность рудника, а вместе с ним будущность. Анны и Ветлугина была заключена в сложной сетке проекта, тщательно вычерченного на простом листе плотной бумаги. Но только явное легкомыслие Ветлугина натолкнуло Анну на мысль, что если не для дела, так для себя самого мог бы он постараться.
- Дикий бред какой-то! - сказала она озлобленно. - Были у человека все возможности пошевелить мозгами, а он убил время и преподнёс чорт знает что! Прямо зарезал! Зарезал красавец писаный!
Она развернула старый проект, по которому ещё велись работы на руднике. "В своё время это было очень смелым новаторством, - подумала она, сразу вспыхнувшим, острым взглядом всматриваясь в проект, созданный два года назад ею и Ветлугиным. - Какое хорошее, горячее время было тогда! Но мы действительно погорячились и кое-что не предусмотрели, а теперь под землёй останется сорок процентов рудных целиков. Но что же именно мы не предусмотрели?"
Морщинки глубже залегли между бровями Анны, она склонилась над столом, оперлась на ладонь с видом суровым и вдумчивым.
Земля! Да, земля, с которой им приходилось иметь дело, не была такой, какой она является представлению миллионов людей, живущих на ней. Пески в рудниках - это спаянные зёрна могучих жил кварца, прорезающих твёрдое тело материнских пород; глины - это глаза полевых шпатов, немо глядящие из холодных гранитных массивов. В мягкой, "верхней" земле, лежащей над постелью-скалой иногда только слоем пыли, иногда мощным покровом в десятки метров толщиной, лежало и мелкое, рассыпное золото. Ниже золото уходило в неразрушенную скалу, опускаясь на сотни метров, слитое с рудами жил, с коренной материнской породой. Там его приходилось брать сочетанием тяжкого труда и высокого горного искусства.
"Именно искусства, - думала Анна, сосредоточенно и строго глядя перед собой. - Неожиданности, иногда потрясающе грозные, опрокидывают самые точные расчёты. Нужны и знание, и опыт, и просто подсознательное чутьё, и смелость нужна, чтобы овладеть этой каменной стихией. Ведь вот как будто всё мы предусмотрели в этом проекте... Думали, вынем руду сначала широкими колодцами-камерами, начиная выборку со дна колодца, потом вынем промежуточные, временные целики, которые держат кровлю выработок и в которых проложены ходы сообщения. А что получилось? Камеры мы отработали так, как нам хотелось: впервые в нашей горной практике без крепления, впервые с выпуском отбитой руды под давлением её собственного веса. С этим справились, а на целиках осрамились. Взорвать мы их взорвали, а "посадить" и вынуть не смогли. Теперь флотационная фабрика простаивает из-за недостатка руды. В чём же дело? Ветлугин на этот вопрос никак не ответил".
Анна встала и принялась ходить по комнате, по синей ковровой дорожке. Конечно, ошибки, допущенные на руднике, будут исправлены. Но как быть с программой: добыча золота, подорванная весенним недоеданием и цынгой, ещё уменьшилась из-за простоев фабрики. Беда за бедой! Но разве это - оправдание? И Анна даже не пыталась оправдываться. Выполнение программы было плодом всей работы. Работа была смыслом всей жизни; вне этой работы Анна не представляла себя. И вот нарушалось это самое главное, жизненно необходимое.
37
Хмурое, разгорячённое лицо Анны прояснело немножко, когда она услышала за дверью густой и низкий, словно из бочки, голос Уварова.
- Как ты кстати, Илья! - сказала она, идя ему навстречу. - Я только что хотела звонить тебе... Зла я сейчас чрезвычайно, только остыну, начну взвешивать за и против и снова взвинчиваюсь. Смотри сам, что он представил! Даже подумать страшно: убил человек время и преподнёс чорт знает что!
- А ты погоди, не кипятись, - сказал Уваров, хотя сам с нетерпением ожидал представления проекта.
Он сел к столу, ссутулил широкие плечи, подперев кулаками опущенную голову. Анна в ожидании снова начала ходить по комнате, изредка посматривая на затылок Уварова, тронутый ранней проседью, на его неудобно притиснутые покрасневшие уши.
А Уваров с увлечением пробирался по линиям чертежа, прикидывал, соображал. Красота смелого проекта захватила его. Рассеянным взглядом он нащупал на столе карандаш, подтянул лист чистой бумаги и сам занялся выкладками и подсчётами. Гладкая причёска его расстроилась, блестящие чёрные пряди жёстких волос свесились на выпуклый лоб. Он совсем забыл о недовольстве Анны и, на минутку оторвавшись от проекта, весело задумался, вспоминая борьбу, с которой он, и Анна, и Ветлугин вводили камерную обработку без всякого крепления. Как развернулись сразу работы рудника! Только теперь сказались впервые недостатки этой системы. Выправляет ли их Ветлугин? Уваров снова уткнулся в проект, устроившись уже на нём обоими локтями; глаза его так и бегали по чертежу, остро отмечая и пробуя все детали. Он даже засопел, потом начал легонько насвистывать.
"Ищи, ищи, всё равно ты там ничего хорошего не найдёшь", - думала Анна; она разбирала почту на другом конце стола и с сердитым и терпеливым любопытством наблюдала за Уваровым.
- Да-а! - сказал наконец Уваров, неожиданно оборачиваясь к ней. - Проект, надобно сказать, красиво сделан!
- В этом-то вся беда, что он красиво сделан, - сдержанно возразила Анна. - В этом-то вся опасность: можно поверить, увлечься и такое настряпать, что потом не расхлебаешь. Ценность проекта в его осуществлении, а не в том, что он красив, как... мыльный пузырь!
- Надо послушать по этому поводу самого автора, - предложил Уваров, чуть усмехаясь.
- Как ты можешь смеяться? - снова взволновалась Анна. - У меня вся душа изболела. Мне прямо драться хочется.
Уваров покачал головой.
- Вот это уж никуда не годится, - драться-то. Мужчина он, как никак, ладный - не справишься. Ты его делом побей.
- А ты?
- Что ж я? Я всегда за новаторство. В этом проекте есть свои положительные стороны, - быстро добавил Уваров, заметив движение Анны. - Поэтому я хотел бы проверить кое-что, послушав самого Ветлугина.
- Ну, что же, послушаем, - холодно сказала Анна и позвонила. - Попросите главного инженера, - сказала она, когда вошёл секретарь - седенький, усатый, очень чистенький старичок.
Проводив взглядом его легко и мелко переступавшие коротенькие сапожки, она со вздохом повернулась к столу.
38
Ветлугин вошёл внешне спокойный, свежий, окинул взглядом разложенные на столе чертежи и сел возле Уварова, высоко держа крупную черноволосую голову. Его самодовольное спокойствие, его сытая, выхоленная внешность, до сих пор соответствовавшие представлению Анны о солидности её главного инженера, снова обозлили её.
"Заелся, как гусь в засадке!" - с горечью подумала она.
Сейчас она забыла, что Ветлугину не с чего было худеть: он не пил, почти не курил и, влюблённый в Валентину Саенко, вёл жизнь праведника. Анна забыла своё дружеское отношение к нему, свои шутки, своё сочувственное желание женить его, чтобы не пропадало зря это железное здоровье, сердечность, избыток мужских сил и чувств. Сейчас перед ней сидел человек, который плохо выполнил порученное ему дело, и, повидимому, не сознавал этого, и с невинным и в тоже время преступным самодовольством смотрел на неё.
- Ваш проект не пойдёт, - сказала Анна, краснея и волнуясь. - Вы предлагаете разбить следующий этаж рудника на одиннадцать камер, оставив между ними целики в метр толщиной вместо прежних шестиметровых. Этак у нас получится из одной крайности в другую!
- Зато в целиках останется только двенадцать процентов руды, - возразил Ветлугин и оглянулся на Уварова, ища его сочувствия. На самом деле, он не был так спокоен, как показалось Анне.
- По сравнению с тем, что мы имеем сейчас, это было бы неплохо, - как будто согласилась Анна. - Но провести это на практике невозможно. Целики только в метр толщиной не выдержат давления сверху, они не поддержат кровли.
- Вы забываете, что ширина камер будет также уменьшена, - сказал Ветлугин, весь вспыхивая. - Зачем же при узких выработках оставлять такие колоссальные стены, которые не удастся потом разрушить и вынуть ни при каких условиях. А ведь это запасы той же руды!
- Совершенно верно: целики - это временные запасы той же руды. Но они же и временная опора, и если эта опора будет слаба, то всё, что вы предлагаете, само обрушится. Всё рухнет в разгар работы. Мы же должны думать о людях, которые будут там, под землёй. Мы можем идти на риск в труде, в затрате средств, но рисковать человеческой жизнью мы не имеем права... Мы не можем! - поправилась Анна, в гневной запальчивости отбрасывая самую мысль о праве на такой риск. - В смысле безопасности ваш проект не выдерживает никакой критики.
"Не о том вы думали, когда составляли его! - чуть не добавила она, вспомнив заботу Ветлугина о собаке Валентины. - Вместо того, чтобы со всей страстью отдаться делу, он возится с избалованной собакой, пичкает её шоколадом, ходит за ней с кусочками!"
Ветлугин даже не сразу нашёлся.
- Это голословное заявление, - сказал он, возмущённый и оскорблённый. - Проектируя одиннадцать камер, я рассчитываю на особенную устойчивость потолка - кровли. Постепенная отработка камер создаст в общем суженные сводчатые уступы потолка. При опоре на десять стен-целиков это будет представлять цепь подземных галерей необычайной прочности.
- Но где же вы проложите ходы сообщения? Вы же знаете, что в каждой камере должно быть не меньше двух выходов. Они должны выводить в прочное место - в целик.
- Так здесь же предусмотрено, - быстро сказал Ветлугин, ища карандашом на сетке чертежа. - Вот же второй ходок через целик в следующую камеру. Вот и вот! - и он снова оглянулся на Уварова, встревоженный его молчанием.
Анна неловко усмехнулась, почти стыдясь за упрямство Ветлугина и его нежелание понять свою ошибку.
- Вы сами только что сказали о постепенной отработке камер... об "уступах" потолка - это значит (как практикуется и сейчас), что при отработке одна камера опережает другую на три - четыре метра. Когда вы будете пробивать свои ходки, они попадут на места, уже заполненные отбитой породой. Один раз мы с вами уже ошиблись. Мы хотели дать руду скорее, проще, дешевле, но мы увлеклись и не продумали всё до конца, а это привело нас к срыву работы. Я надеялась, что теперь вы серьёзнее подойдёте к вопросу... у вас было время подумать об этом, А теперь это время упущено! Вы понимаете, нам придётся совсем остановить фабрику: там просто нечего будет делать.
"Вот женская поспешность суждения! - подумал Ветлугин неприязненно. - Видно, и вправду не так-то просто для женщин усвоить мужской стиль работы".
- Уж и делать нечего, уж и фабрику остановить! - сказал он с натянутой иронией. - Ведь ваши доводы - теория. Ведь это нужно представить на практике...
- На практике? Хорошо. Я иду на рудник. Идёмте со мной. Ты, Илья, конечно, тоже с нами. Посмотрим на месте, поговорим с рабочими... Я думаю там, под землёй, вы сами сможете "представить на практике", что даст выполнение вашего проекта.
39
Они остановились на краю воронки - обвала над "старой" выработкой. Воронка была так огромна, что в неё можно было бы сбросить все дома посёлка. Странно было смотреть на эти жёлто-серые каменистые осыпи, уходившие на головокружительную глубину.
- Смотрите какой провал! - сказала Анна, значительно взглянув на Ветлугина. - Помните, здесь росла столетняя лиственница... её в ту ночь, когда опустилась земля, тоже рвануло книзу. Сначала она перевернулась вверх комлем: корни виднелись на дне ямы ещё утром. Говорят, что они корчились, как живые, цепляясь за камни. Потом всё было размолото и ушло в глубину. Теперь пустоты, сделанные под землёй, снова заполнены.
- Да, всё что было там, внизу, поднято на-гора, измельчено и превращено в пыль, - рассеяно отозвался Ветлугин. - Во время флотации даже золото становится невесовым, - и ещё он сказал, желая перевести разговор: - Когда-то жена американца-изобретателя заметила во время стирки белья на реке, как пристают песчинки к пузырькам мыльной пены. Так возникла идея флотации: вместо песчинок люди заставили оседать на пузырьки минералы с золотом. Золото становится легче воздуха!..
- Но для этого нужны колоссальные затраты, для этого нужно взорвать и вынуть из-под земли сотни тысяч... миллионы тонн камня, - снова напомнила Анна. - Какой это гигантский труд! Представьте, что ваш проект был бы осуществлён... Ведь это на глубине в сто восемьдесят пять метров! Когда-нибудь люди посмотрят на следы наших трудов и удивятся им. Когда-нибудь... Но они-то, эти люди, будут знать, что не в пыль, а в радость человека превращена жизнь камня, поднятого нами из глубины. Смотрите, как осела земля. Какая огромная тяжесть опустилась туда! Но всё это держалось, пока мы не разрушили целики, на которые опирались верхние слои горных пород.