- Не следует разобщаться, этим не ускоришь. Ни тут, ни там дела не будет.
- Смотри, дед, тебе виднее.
- Ну что ты заладил… Страхуешься на всякий случай: дескать, я прорабу говорил…
- Хотя бы и так, - у Димки на лице улыбочка. - Каждый за свое болеет.
- А переход не твое дело?
- Мое, но всякому овощу свое время. А так только одна беготня получается - сорвались, полетели…
- Хорошо. Можешь оставаться. Бери кого надо.
- Хорошо-то хорошо, да мало что хорошего. Я не к этому. Давай оформим - перебазировка на новую линию.
- После перехода решим.
- Ты только не держи, дед, камень за пазухой. Может, я и не прав, но я начистоту, а может, и прав. - Димка идет к тягачу, где орудует Славка.
Я стою на обочине, смотрю Димке вслед и стараюсь его понять: Димка не рвач, - да нет, свое требует. Может быть, подход не тот. Надо бы ему прямо заявить - бригада бы поддержала. Не ее вина, чтобы срываться с места, бросать начатое. Но сейчас я уверен: никто не думает о заработке. Все убеждены, что надо выручать товарищей. А раз так, то какой разговор о деньгах. Но ведь Димка думает за всех. Оно так и полагается бригадиру. И мне он советует подумать, как компенсировать парням пустопорожний пробег. Но если, допустим, я найду возможность, то ведь тогда какая взаимовыручка? За гроши все произойдет, да и ловчить надо. Пусть не против закона - против совести, а это разве не одно и то же? Ловчить - слово-то какое пришло смрадное. К Димке оно никак не клеится. Что уж говорить о Талипе. Может, поговорить с ребятами начистоту? Что мне, действительно, на сердце камень носить. Ну, посмотрим. Будет удобный случай, поговорим. К примеру, наряды станем закрывать. А о чем, собственно, толковать. Если вытянут на пупке - хорошо, не вытянут - вот вам на молочишко. Нет, тут что-то не так, не с Димкой - с собой надо разобраться…
- Ты что, дед, окоченел? Я тебя зову, а ты…
- Ну что тебе, Славка?
- Ты думаешь собираться? Валенки и штаны твои я в мешок сунул. - Он похлопал по мешку.
Во второй половине дня бригада снялась со стоянки. Впереди на тягаче Славка тянет пену. За ним два трактора в упряжке волокут станок на лыжах. За бульдозер зацепили подсанки с лесом, а за хлыст взяли на буксир санки Андрея. Вокруг поезда от радости носились собаки. Только Ветка трусит сторонкой. Забежит вперед, сядет и нас поджидает. Как только поравняется с ней тягач Славки, поднимется и бежит рядом.
Мы с ребятами едем на пене. Сверху положили матрасы, накрыли их палаткой. Хорошо. Андрей со Славкой устроился в кабине. Парни то и дело соскакивают с пены, греются пробежкой.
Одолели небольшой голец и вышли на противоположный склон. Я оглянулся. Обглоданным животным видится остов палатки. Рядом чернеет зола. Натужно идут тракторы, звонко стреляя в вершину распадков глушителями. Тягачи выходят на осыпь, и траки звенят, словно хохочут, но вот хватили они снега и сразу зашептались. Андрей пялится в заднее стекло и что-то руками пытается рассказать.
К вечеру похолодало. Парни останавливают поезд, окружают пену.
- Дед, давай прессуйся и пускай нас.
Андрей тут же топчется, укачало его в тягаче, да и дымно там. Парни устраиваются между матрасами. Андрей жмется ко мне. Славка принес ему свой полушубок. Натягиваем брезент и сидим, как птенцы в гнезде, только головы торчат.
Обогнули уже второй голец, спустились в распадок, тут затишек. На верхушках лиственниц, освещенных вечерним солнцем, порхают коричневые, величиной с воробья, птички. Они перелетают с одного дерева на другое - провожают нас. Попутно озорно и торопливо терзают лиственничную шишку.
Дорога идет под уклон, и солнце скатывается за нами. А как только спустились в марь - солнце осталось за горой, потух снег. Здесь, в горах, вечера не бывает, сразу ночь. Все вокруг словно вымерло, ни треска, ни писка. Только фары рубят темноту, да сверкают из-под снега обдутые ветром булыги.
- Андрюха, ты проголодался?
- Я дрых, дед, - едва выговаривает Андрей.
- Замерз?
- Малость.
- Надо бы чай варить.
- Надо бы, - отвечает пацан. - А то у меня в брюхе все закоченело.
- Чайком побаловаться не мешает, - поддерживает нас Федя и присаживается на борт пены.
- Стопори, Федор!
Федя надевает Славкины лыжи и забегает вперед бульдозера.
Останавливаемся, отцепляем пену. Развернувшись, Славка бульдозером сгребает снег, сваливает пару сушин. Ребята подсовывают хлысты под гусеницу: "нарезают" дрова. Распалили костер. Талип уже набил в ведро снегу и пристраивает на таган.
Притащили ящик с крупами, ведерный чайник. Хлеб положили в ведро и поставили поближе к огню. Отойдет, будет как свежий. Расселись на бревнах вокруг костра, греем портянки. Вода в ведрах скоро закипает. Талип бросает туда рожки, соль. Он дает вареву прокипеть и вываливает туда тушенку. Похлебка получилась - даже ложка стоит. Едим в рукавицах. Ложка на морозе, пока ее ко рту несешь, обрастает жиром. Но ничего - с такой едой жить можно. Андрей ждет, когда можно будет взять ведро и выскребать до дна - собакам. Он просит Талипа дать каждой по кусочку масла.
- С масла глаза узкий будет, - хмыкает Талип.
Славка заваривает морской чаек: бросает в чайник заварку, немного держит над огнем и к столу. Выпили по кружке.
- По коням! - командую.
- Я тоже с вами, - говорит Димка. - В этой душегубке ходули девать некуда.
- Ты бы хоть запахнулся, Дима.
- Тут, дед, гриппа не бывает и до скончания века не будет, - философствует Димка и лезет в пену. - Ты замечал, дед, что у нас здесь никто не болеет? Никакая холера не берет. Ты думаешь почему?
Бульдозер дергает с места пену. И Димка окапывается поглубже.
- А когда тут хворать?
- Не знаешь, дед. Так вот я тебе скажу. Ученый Тюкин открыл летучие вещества в растениях - фитонциды. Они обладают способностью убивать болезнетворные микробы. А сколько тут леса! Дыхнул гриппком - и фитонциды сожрали его. Никакой инфекции.
- Природа есть природа, - поддакнул Федя из темного угла пены. Каждому природой дано свое. - Федя раскуривает папироску и продолжает: - Вот, к примеру, одним слабое сердце и крепкие нервы. Другим - крепкое сердце - зато слабые нервы… Только бы солярки хватило, - заключил Федя.
- Я разве про нервы, я про фитонциды, - вмешался Димка. - Солярка соляркой, а вот трос на лебедке совсем истрепался - менять надо…
Едем всю ночь, только два раза и останавливались: грелись у костра. Солнце появилось из-за горы неожиданно. Снег полыхнул, да так, что глаза ослепил. Сколько снега, снег, снег, кругом снег…
- Ты живой, Андрюха?
Брезент зашевелился.
- Уже.
- Уже не уже, а на погоду надо бы тебе посмотреть.
- Надо бы, дед.
Помогаю Андрею выбраться и держу за шкирку, пока он справляет свое дело.
- Все? - спрашивает.
- А я откуда знаю, все или нет. Все так все.
- Ко-ло-о-тун, - едва выговаривает пацан. Хватаю его к себе в шубу, грею собой.
Пена идет, словно лодка по плесу. Над низкорослым лесом висит белое, словно начищенный полтинник, солнце. Слышу гул - то ли сова ухает, то ли собаки лают, то ли в ушах шумит… Нет, кажется, собаки. Вот и дымком пахнуло. Бульдозер круто забирает на косогор. Пена скособочилась и схватила бортом снег.
- Держись, Андрюха, - кричит Димка. - На море качка. - Он замахал руками и полетел в снег.
Бульдозер обогнул кромку леса и встал. Захлопали двери вагончиков. Прибежала Полина Павловна и сразу причитать:
- Ах ты, батюшки, заморозили мальчонку.
Нельсон помог ей поднять с пены сонного Андрея.
Поздоровались.
- А говоришь, лесу нет, - кивнул я на штабель.
- Это разве лес, - кривится Нельсон.
Подошли к штабелю.
- Видишь, болонь посинела.
- А что, у тебя лучше есть? Может, деляну нашел?
- Ну а этой лесине веку… кот наплакал. Из нее опоры - что из ниток буксир.
- На раскосы пускай…
- По шее за такие раскосы, - сердится Нельсон.
- Вот как, сразу и по шее. Так встречают гостей?!
- Мужики! - выглядывает из вагончика повариха. - Суп простынет. О господи, и радость и горе. Мойте руки.
Нельсон придержал меня у крыльца.
- Ты когда, Дюжев, был здесь последний раз? Что ты все пасешь Димку, он теперь и так доспеет. Твое дело - переправу обеспечить. Спросить работу. Поставщик гонит больную древесину… Судить тебя надо, Дюжев, за беспечность.
- Вот как? Поначалу бы хоть чаем напоил.
- Смотри, - не может удержаться Нельсон. - Из ста хлыстов - двадцать с "бельмом". Значит, две опоры из двадцати с изъяном.
- Да ты погоди.
- Некогда мне годить, Дюжев, я свое оттрубил. Анюй возьмем, и штык в землю. Как говорят, на заслуженный отдых. Тебе жить, Антон. Ну, ладно. Лезь, не остужай вагон.
Полина Павловна над Андрейкой как парунья над цыпленком - кормит, охаживает. Я помыл руки и подсел на лавку к Андрею.
- Если мы в одной лодке, раскачивать ее не следует, - присаживаясь к столу, снова заговорил Нельсон. - Вот я просил заменить бульдозер - себя не тянет, - только горючку жрет, писал тебе и понял: где просьба - там и отказ возможен. Мы все просим, просим. Килограмм гвоздей для производства не требуем, просим, а без них я не могу пустить линию. Тогда я потребовал. Мне сказали - бестактно: требовать можете со своих подчиненных.
- Ну, хватит вам, мужики. Поешьте, пока горяченькое. Как сойдутся… Ведь сколько не виделись?..
- По-олина! - поднял бровь Нельсон.
- Я что. Я ничего. Вот оладушки, щи, перчик… господи.
- Щи очень вкусные, давно таких не ел. Прошу добавки.
- Ради бога. Сколько надо кушайте, - Полина Павловна подрезает хлеб.
- Чем собираешься станок поднимать? Глубоко затонул?..
- Пошли поглядим, пока светло.
- И я с тобой, дед, - засобирался Андрей.
- А ты, Андрюша, супчик еще не съел. Пусть мужики идут, а мы с тобой блины будем фаршировать.
- Я лепешек наелся. Суп оставил собакам, они же голодные.
- Вот те на, - всплеснула руками Полина Павловна. - И собачек покормим…
На реке по прорану тянет резкий хиус. Парни в шесть рук рубят на льду "козла". Двое готовят лебедку, двое разматывают с барабана трос. На горизонте, на самой макушке гольца, яичным желтком лежит приплюснутая луна. Солнце еще не закатилось - мельтешит в прутьях на островке. Талип настраивает бензопилу, по-видимому, собирается пилить лед - делать майну.
- Последнюю цепь решишь, - досадует Нельсон. - Если попадет "изюм" во льду, останемся без рук.
Талип вроде не слышит. Подергал за шнур, пила чихнула и залилась. Он опустил пилу в прорубь. Из-под цепи брызнули белые опилки. И Талип стал двигаться по кругу в радиусе утопленного станка. За ним поползла черно-серая змейка.
Из-за поворота показался тягач с санями на буксире, на санях - лаги. Тягач подтащил сани, развернулся, подставив нам бок, и из кабины выпрыгнул Димка.
- Дед, палатку поставили, бросились искать подход, а подхода к реке нету. Створ дутый, дед… Пикеты под самым небом. Что будем делать?
- Штаны снять да бегать, - злится Нельсон. - Ступай, Антон, в Дражный. Тут цыплят не высидишь. Надо готовить котомку, лыжи.
- Перевал-то запечатан. Одному никак нельзя.
- Так возьми Димку с собой. Бугра тут и одного хватит. Федя с ребятами закончит оттайку.
- А что, и пошел бы, - с готовностью откликается Димка. - Берешь, дед?
- Беру.
- Ну тогда давай в тягач - и до палатки. Что резину тянуть.
В палатке уже и печка гудит. Вместо нар метровый слой лапника. Отогрелся стланик - дурманит.
- Где Андрей? - спрашиваю Славку.
- Полина увела. Теперь она с ним носится как с писаной торбой… А вот и он - легок на помине.
У Андрея в руках ландорики.
- Держи, мужики, - и сует Славке лепешки.
- Что же это ты, братец, удрал?
- А я как все, - и пацан лезет за стол.
- Тебя что, там не накормили?
- Вот же, - показал Андрей на ландорики.
- Ну, ясно, ясно. - Славка ставит чашку каши, кладет ложку.
Андрей мигом управился с кашей и лег ко мне в спальный мешок.
- Дед, когда будешь отчаливать, меня разбудишь?
- Спи, там посмотрим.
- Сердце будешь надсажать, да? Нельсон Полине Павловне так говорил. Я тоже будут надсажать. Возьмешь меня с собой?
- В другой раз. Вот подрастешь.
- Я и так во! - Андрей сравнивает свои плечи с моими. - Видишь?
А у меня из головы не идет разговор с Нельсоном. Серьезные обвинения. Только закрыл глаза, как тут же провалился, а открыл - Славка сидит около печки, за палаткой молотит трактор.
- Сколько, Славка, времени?
- Пару секунд еще подрыхни.
- Вставать надо. Все равно не засну.
Осторожно вылез из мешка, чтобы не потревожить Андрея. Поставил на печку кастрюлю, чайник и тогда только разбудил Димку.
Славка уже возится с лыжами, переставляет крепление.
- Померь-ка, дед!
Я вдеваю носок унта в петлю.
- Пойдет.
Позавтракали, оделись. На улице ярко светит луна. Снег разлинован тоненькими сушинами, словно тетрадь в косую линейку. Славка помогает Димке половчее надеть рюкзак. Из рюкзака минометным стволом торчит топорище. Я тоже натягиваю котомку. Громоздкая. Талип зачем-то запихал в нее суконное одеяло. Встаю на свои широкие, подбитые камусом лыжи, закидываю на плечо тозовку.
- Славка, забери собак, - увяжутся, - кричит Димка. - А ну-ка, ЛЭП-пятьсот, потихонечку трогай. - И Димка лыжами режет косогор. Пока одолели первый уступ - рубаху хоть выжимай. Димка весь куржаком взялся.
- Вот это подъемчик, дед. Как у тебя мотор?
- Не глохнет.
- Это хорошо. Во-он за тот голец забежим, керосинчику добавим - чай поставим, лыжи смажем. Сколько, ты думаешь, будет до того гольца?
- Рукой достать можно.
Димка уже телогрейку сбросил, остался в застиранном свитере. Лыжи у него обужены, режут снег, проваливаются. Но ноги у него как у сохатого - сильные.
А я на своих камусах иду как по столу: даже след не тянут, если хорошенько не присмотришься, то и не догадаешься, кто прошел. Был уже день, когда мы подобрались к самому становому хребту. Здесь водораздел.
- Ни черта себе, - Димка даже присвистнул. - Кручи под самое небо…
Снег с круч ополз. Оголилась щебенка. Ее чуть прикрыла пороша, будто тюль набросили.
- Чай будем шарга, - подражает Димка Талипу. - И тогда вперед…
Выбираем местечко, где побольше сушняка. Разводим костер и ставим на таган котелок со снегом. Мороз начинает действовать - корежит потную спину. Димка достает одеяло, делает заслон.
- Ты садись, дед, садись, расслабься.
Вынимаю из рюкзака пару банок тушенки, заварку и присаживаюсь к костру. Димка заострил палку, нанизал полбулки и поближе ее к огню.
Поджидаем, пока закипит вода в котелке.
- Все хочу спросить тебя, дед, - подживляя костер, говорит Димка. - Можно женщине доверять после… Ну, скажем, после разлада?
- Доверие рождает взаимность.
- Нет, ты, дед, не обтекай. Можешь прямо?
- Прямо? Не могу, Димка. Не знаю. Чего не знаю, того не знаю.
- Никто, наверно, не знает, - вздохнул Димка. Бросил горсть заварки, подхватил и сдернул котелок с огня.
Я снял с углей чашку с консервами. Макаем хлебом горячую тушенку, запиваем душистым чаем. По-быстрому рюкзаки за плечи и вперед. Перевал одолели. Заготовили на ночевку дров, наломали на подстилку веток, и потянулась бесконечно длинная холодная ночь. Хорошо, что Талип положил одеяло.
- Вернемся, дед, на вертолете ящик пива Талипу притащим, - обещает Димка.
Вторую ночь мы скоротали у Дражного. Не хватило светлого времени добраться до жилья. Только на третий день к обеду вышли на главную дорогу. Тут нас подобрала попутная машина и подвезла к конторе. Димка побежал к сторожихе за ключом, вернулся с миской квашеной капусты и горбушкой хлеба.
- Дед, кашеварь, а я сгоняю в магазин. Дрова есть, вот света нет, - он пощелкал выключателем. - Не горит. Тут Димка увидел на столе семилинейку и потряс ее. - Булькает. Ну, я побежал.
Я растопил плиту и прилег на скамейку. Скоро вернулся Димка с целой охапкой кульков и пакетиков. Из-за пазухи он вынул бутылку перцовки и поставил на подоконник.
- Растираться будем с устатку.
…Отужинали. Сдвинули столы, бросили под бок телогрейки, укрылись одеялом и заснули счастливые. Разбудил нас рев моторов. В порту прогревали самолеты. Окна уже отбелил рассвет.
Димка вскочил, быстро оделся, сбегал за водой.
- Тройного запарь, говорят, чай сосуды укрепляет. Слушай, дед, а давай так: ты к заказчику, я - в порт. Прозондирую почву насчет вертолета, состыкуемся, доложу.
- Годится.
Заказчик встретил меня, что называется, с распростертыми объятиями.
- Не ожидали, не ожидали, - удивлялся главный инженер сетей и подстанций. - По нашим подсчетам выход к Анюю - середина лета, это в лучшем случае. Молодец, Дюжев!
- Молодец среди овец. Лирика. А вот подходов к реке нет - факт. Недоработка проектировщиков. И без вертолета там делать нечего, переправы не взять…
- Пожалуйста, вертолет… Какой разговор? В пределах сметы используйте вертолет.
- Но там же крохи, а не смета - это на случай распутицы хлеб привезти.
- Что вы предлагаете?
- Пересмотреть проект.
- Хорошо, давайте закроем мост. Компенсируем временной переправой. Договаривайтесь с вертолетом. За деньгами дело не станет - перечислим. Линия-то пусковая. А если начать перекраивать проекты, смету согласовывать, отстаивать, то, сами понимаете, Дюжев, упустим сроки.
Димку я разыскал в порту в приемной начальника перевозок.
- Труба дело, дед, - понурился Димка. - Правду, видно, говорят, что слова нужны, чтобы скрывать свои мысли. Ни у кого ничего не добиться. Где начинается авиация, там кончается порядок.
- Говори толком.
- Опоры с вертолета никто здесь никогда не ставил. Понятия не имеют.
- А ты был у начальника порта?
- Нет. К начальнику перевозок, к главному диспетчеру ходил - темная ночь.
- Дмитрий, ты же сам напросился. Почему же так несерьезно?
- Поглядим, как ты решишь, - обижается Димка.
…Начальник порта оборвал меня на полуслове.
- Вот расчетный счет. Вот договорные инструкции, условия. Платите деньги, давайте заявку, будем работать.
Я объяснил, какая предстоит работа.
- Это меняет дело, - выслушав, заметил он. - Но мы должны запросить свое главное управление. Получить инструкции из научно-исследовательского института ПАНХа (применение авиации в народном хозяйстве). Вызвать экипаж для подъема опор на косогорах. Так что… А собственно, одну минуту, - вдруг сказал начальник порта и вызвал АДС.
- Соедините меня с главным, - попросил он.
- Соединяю, - ответили по селектору.
- Слушаю вас, - в ту же минуту донесся глуховатый голос издалека.
Начальник порта передал нашу просьбу.
- Хорошо! - еще глуше донеслось по селектору. - Если заказчик оплатит холостой прогон вертолета до места работы, как с полной загрузкой в оба конца, то через неделю машина прибудет в заданный район. Стоимость МИ-6 на внешней подвеске найдете в прейскуранте.