- Можно подумать, вы одни только и работаете, - зарываясь в бумаги, отвечает хорошенькая девушка в беличьей шубке. - Ну, что вы на меня так смотрите? Будто у меня в кармане ваш металл, кислород. Не верите, спросите самого Пыжика.
Что-то мне не нравится в этом Пыжике. Это ведь он докладывал Юрьеву, что металл есть.
- Никому мы ничего не докладывали, - Пыжик невозмутим.
Хватаю телефонную трубку и прошу Юрьева. Начальник снабжения Пыжик, поерзав на стуле, берет у меня трубку. Разговор односложный, по "акам" да "дакам" ничего понять нельзя. Отдает трубку мне. Юрьев ничего знать не хочет. Когда выйдет тяжеловес?! Я ему свое, он свое. Он мной недоволен, я - им.
У Пыжика вид - будто в лотерею выиграл. Что с них, со снабженцев, взять?
Иду к дорожникам. Металлу у них - гора. Не верят на честное слово, что верну, и бумагам с печатями не верят. Хорошо, что знакомый дорожник подвернулся - поручился. Дали немного листа и даже не запросили ничего взамен. Редкий случай!
Забираю лист и везу на монтажную площадку. Слесари довольны, тут же выкладывают металл на брус, размечают. Карл Францевич тоже ползает по листу. Дощечки проволокой к коленям прикрутил, чтобы колени не поморозить, и скользит, как на лыжах, в одной руке мел, в другой - линейка. Василия Андреевича не видел со вчерашнего дня. Четыре "Стратега" уже расконсервировали, их обкатывают - возят из порта утеплитель. Славка со своим экипажем в кузницу забрался, заделывают на тросы кольца и крючья.
- Списывать, дед, придется, - трясет он набухшей от гудронированной смазки робой.
Кузнец отковал, нагрел и бросил в бак с водой искрящийся золотыми звездочками крюк, наклонился ко мне:
- Надо тебе самому на центральную базу. Темнят они что-то, чует мое сердце.
В кузницу заглядывает Федор.
- А я вас ищу.
Выходим на улицу.
- В Магадане на заводе работает мой однокашник, - говорит Федор. - Может, к нему наведаемся, попросим электродов?
Садимся в бензовоз и едем на завод.
Однокашник Федора - главный инженер завода, - пожилой и, как мне показалось, не очень общительный человек - сразу перешел к делу:
- Мы вам качественных электродов, вы нам - арматурной стали, устраивает? Кислороду тоже дадим, или деньги перечислите или разбогатеете - вернете.
Арматурная сталь самим позарез нужна, а что делать? Звоню Юрьеву, объясняю, так, мол, и так. "Хорошо, - говорит Юрьев, - не возражаю". Пока оформлял бумаги, пропуск, подъехал Поярков. Уже басит в проходной, светится в окошечке чисто выбритым лицом.
- Оперативно работаете, - одобряет главный инженер и велит приемщику показать весы.
Электроды уже взвешены, уложены в ящики. Тут же баллоны с кислородом, голубые, словно снаряды.
Василий Андреевич свез на весы арматуру, разгрузился, подрулил впритык к ящикам и помогает нам их погрузить. Машина высокая, едва дотягиваемся с ящиками. Баллоны завертываем в брезент и грузим рядом.
- Нарушаю правила, - говорит Поярков, - машина не оборудована. Остановит инспекция - в лучшем случае дырка, а то и права отберет.
На проходной вахтерша просто наколола пропуск на штырь и кнопкой отворила ворота.
Как мы ни торопились, а на монтажную площадку приехали уже ночью. Теперь, правда, круглые сутки - и днем с огнем - ездим с зажженными фарами. Мороз, туман - хоть лозунги на нем пиши.
Карл Францевич домой не ушел - нас ждал. Сарайчик уже распахнут, и дверь придерживает палочка. Там, в сарайчике, у него всякая мелочевка - инструмент, домкраты, болты, гайки. Сгружаем электроды в сараюшку, баллоны под навес. Сгружаем аккуратно, Карл Францевич не любит, как попало. Он навесил на сарайчик замок, ключ спрятал в карман.
- Ну, так как, други мои, ко мне, на стаканчик кофе?
- Спасибо, Карл Францевич, беспокойство вам…
- Никакого беспокойства, это только приятная обязанность. Погреемся и… Не займет много времени.
- Уважить надо, Антон, - сдался Василий Андреевич.
Пока Василий и Федор хлопотали около своих машин, устраивая их на ночь, мы с хозяином готовили ужин. Вернее, это делал Карл Францевич, а я рылся в книгах.
Когда в дверь ввалились Федор в Василий, на столе уже лежал большой кусок оленины и стояли фарфоровые чашечки - немудреный холостяцкий ужин.
Карл Францевич был тих и приветлив. Говорил негромко, двигался осторожно. Разлив по чашечкам кофе, деликатно подставил нам стулья, а сам осторожно присел на край кровати, чтобы не потревожить пружины.
Половину его небольшой комнаты занимали чертежная доска и стеллажи с книгами. Еще в день приезда, отдыхая у Карла Францевича, я просмотрел его библиотеку. В основном у него справочники, технические книги и мемуарная литература.
Федор нарезал мясо пластинками, побросал на него толченый с солью чеснок, и мы придвинулись к столу поближе.
- А толковым оказался этот ваш знакомый, магаданский инженер.
- Толковый, говорите? Выходит, так: дал - толковый, не дал - бестолковый?
- Правда, правда, добрый мужик, ничего не скажешь! - не поняв интонации, поддержал меня Поярков.
- А вот давайте рассудим, - отставляя кофе, начал Карл Францевич. - У нас нет электродов, а у него есть. И он может дать или не дать - взаймы или за деньги - не суть, и его никто не может заставить это сделать, так?
Василий Андреевич согласно кивает и наяривает за обе щеки мясо. А кивает он оттого, что ему кажется, будто обращаются именно к нему.
- А ведь, казалось бы, - продолжает Карл Францевич, - если ты лишку ухватил, тут тебе и красный сигнал. Да и, в конечном счете, дело-то выполняем общее, он, как гражданин, не должен допустить простоя соседа, так как от срыва в работе страдает все общество, верно? А вот что можно предъявить такому человеку? По закону?
- Бороться с такими надо, народный контроль для чего? - выпаливает Поярков.
- С кем бороться? Он же преступления не совершил, приобрел электроды для коллектива, не для себя лично, аккуратно сложил их на полку - формально никаких претензий не предъявишь. Вот к такому "товарищу" мы и идем на поклон, а он с нас шкуру снимает, и мы же ему благодарны. И называется это - деловой контакт.
- Правда, белиберда получается… - говорит Василий Андреевич, - а ведь серьезно, Антон, ты посмотри - что у нас получается, - и, угадав намерение хозяина, прикрыл чашку ладонью, - спасибо, больше не могу, а то не засну.
- Ты мне лучше объясни, Карл Францевич: человек нас выручил, а если разобраться - обобрал. Где тут собака зарыта?
- Вопрос сложный. Скажем, надо построить дом. Утвердили план, разверстали. Под план и надо дать все необходимое: кирпич, доску, шифер, технику и так далее. Все точно на один дом, и ни гвоздя больше, и ни шурупика меньше! Ввод по графику. Ясно?
- Ясно-то ясно, только так не бывает. Вы все, Карл Францевич, берете идеально.
- Да, но к идеальному надо стремиться. Социалистическая система хозяйства в основе своей и имеет принцип планового ведения хозяйства, в этом и преимущество ее. А плановые органы наши еще недорабатывают, отстают. Но надо стремиться к идеальному! - Карл Францевич опять повысил голос. Затем помолчал, вздохнул и сказал: - А вообще, все это прописные истины, друзья мои. - И тут же предложил: - Еще по чашечке?
- Да спасибо, Карл Францевич, мы и так засиделись, Славка, поди, извелся, ожидаючи.
Федор и Карл Францевич провожают нас до дверей. Я выхожу, а Василий еще договаривается с Федором о делах на завтра.
Небо вызвездило. На горизонте четкая, изломанная линия гор. Василий размашисто догоняет меня.
- Ты заметил, Антон, как они дружны - Федор и Карл Францевич, как относятся друг к другу, можно подумать, кровные братья.
- А может, они и есть братья, почитай, на севере лет двадцать вместе.
- Ну, сейчас Вячеслав Иванович нам задаст, - сказал Василий, когда мы подошли вплотную к вагончику. - Ты только про кофе ни-ни, - Василий приставил к губам палец, - обидится! Скажем - на работе задержались.
И Василий толкнул дверь.
- Ну, где вы шляетесь, ведь договаривались, дядя Вася? - начал с упреков Славка, только мы переступили порог. - Второй раз кашу разогреваю! В кино-то пойдете? Про "зори тихие". Пойдете? Опаздываем.
- Мы что, рыжие? Пойдем, Антон, да?
Славка тащит кастрюлю на стол, на ходу жует.
- Переодеваться ни к чему, - говорит Василий Андреевич, но все же надевает черный выходной полушубок. - Не забудь, Слава, билеты.
- А кашу?
- Ничего, придем, съедим.
И мы жмем на пятой скорости, только снег под пятками постанывает. Проскакиваем в двери под третий звонок. Зрители сидят веером. Зажглись красные транспаранты - "выход". Я прочел: "дохыв". А Василий недовольно покрутил головой:
- Скажи, сколько мест свободных, наверное, мура какая-нибудь. Вечно этот Славка порадует!
- Про зори-то мура? - возмущается тот. - Тебе бы, дядя Вася, чтоб бабахали про войну или детективы разные. Это телевизоры сбивают людей с толку.
Свет потух, и мои приятели наконец угомонились.
После кино начался спор на улице. Дома и совсем пыль до потолка. Я в роли арбитра.
- Скажи, дед, здорово они немцев-то? А банька-то, скажи?
- Девки добрые, настоящие, а про немцев не для фронтовиков. Мы-то их как облупленных знаем. Да, Антон? Пусть бы про теперешних, которые перековались, - это другое дело. И вообще ты, Славка, не бузи, мало каши еще ел. Давай дрыхнуть, уже второй час.
Василий хочет, чтобы последнее слово осталось за ним. Но его сердит Славкино спокойствие, и он начинает горячиться.
- Да хватит вам, завелись на всю ночь!
Василий отворачивается к стенке, но слышу - не спит, то и дело поглядывает на светящийся циферблат. Вздыхает.
Наконец встает и крадется на цыпочках в кухню.
- Ты че как заяц?
Василий оборачивается.
- Понимаешь, всякая мура в голову лезет.
- А ты не пускай ее, - Славка чиркает спичкой и прикуривает. - Вот у нас на Диксоне…
- Ну, опять паровоз зачадил, - не выдерживаю я.
- Нет, дед, я же в фортку выдуваю.
Пригляделся - верно, сидит на подоконнике и смолит, только огонек подмигивает.
- Пусть курит, раз человеку в наслаждение, - поддерживает Славку Василий.
- Ну его к лешему, этот табак. В груди от него как баян-аккордеон поет. Брошу, вот увидишь, - и Славка жадно затягивается, по огоньку видно, как пыхает.
Василий уже на кухне, гремит посудой. Кран хрипит, будто ему перехватывают горло. Это действует на нервы. Ни к черту нервы стали.
- Че в такую рань, дядя Вася? - бубнит Славка, выбрасывает в форточку окурок и, скрипя пружинами, лезет под одеяло. - Скажи как человек устроен: тепло, мягко, мухи не кусают, дрыхни себе, ан нет, душевное равновесие, видишь ли, разрегулировалось.
А я вспоминаю, как мы на трассе жили в металлическом вагончике. Нары в два яруса, вместо печки - железная бочка, прогорит - колотун, спасу нет, сигаем все на верхние нары. Кто-нибудь не выдержит - плеснет в печь солярки, дров подбросит, сразу жара - дышать нечем. Ссыпаемся вниз, открываем двери и, как рыбы, ловим воздух. И так раз десять за ночь…
Славка ворочается, встает и тоже крадется На кухню. Слышу - бубнят с Василием, о чем - не понять, слышно только - Диксон, Диксон - это Славка. За последнее время он все больше тянется к Василию. Когда в товарищах согласие, ничего не страшно. Впереди у нас настоящая работа - тяжеловесы. Надо бы еще раз проехать по трассе, как говорит Карл Францевич, "пристреляться". Особенно перевалы не дают покоя.
- Дед, "вставай" пришел, чай шарга надо, - кричит Славка из кухни. - "Колымага" ждет.
Конструкцию Карла Францевича ребята окрестили "Колымагой". Поначалу он морщился, а затем как-то впопыхах и сам назвал так. Вот и закрепилось: "операция "Колымага".
Что-то разморило, а вставать все же надо. Пол ледяной, все собираюсь купить тапочки, да руки не доходят. Надернул на босу ногу унты, выхожу на кухню. У Василия со Славкой мир, чаи гоняют. Нетронутая колбаса с кашей дымят на столе.
- Давай, дед, по-молодецки, раз, два, промыл глаза ж за стол. Что размываться - сороки утащат. Интересно, почему здесь нет сорок? Белобокие, ушлые такие, холендры, а приятно - сидит на заплоте длиннохвостая, словно эмалированный ковшик повесили.
- Ты вот что, Славка, помог бы Карлу Францевичу при монтаже "Колымаги", - говорю.
- Могу помочь, - подумав, отвечает Славка, - только погодя, сейчас никак - машину до ума довести надо.
- Василию Андреевичу поручим, ему уж заодно.
- Не-е, я уж сам. Тут надо каждую гаечку потрогать, в душу ей заглянуть, сродниться, понять друг друга…
- Не доверяешь, выходит?
- Почему? - округлил Славка глаза. - Ты, дед, не путай. Как бы тебе ловчее сказать. Скажем, ты женился, и со свадебного вечера невесту отдал другу "на пока".
- Тоже мне примерчик, выдумал же, пес!
- Да мы все подмогнем, как управимся с машинами.
- Ну, ладно, годится.
- Заскребай, Антон, в ошурках самый смак, - подсовывает мне сковороду Василий.
Оба встают.
- Морской закон знаешь? Посуду сполоснешь, на столе ничего не оставляй, - уже от двери дает указания Василий.
Выскребаю сковородку, ставлю на плиту, чашки, сахар - на полку, сметаю со стола в горсть крошки и несу в ведро.
В окне еще держится синий настой ночи. Теперь только к обеду отбелит. Холодный воздух вылизал порожек, на подоконнике и на раме "зайцы" - пластилину бы купить да замазать, все не так дуть будет.
Обуваюсь - унты мокрые, тяжелые, будто свинцом налиты. Что-то я вчера совсем расквасился; надо было бы подцепить унты на проволочный крючок, портянки сверху накинуть - за ночь над плиткой и высохли бы, хрустели бы как фанерные.
Из тепла на улицу - сразу мороз хватает, гнет в три погибели; но не вздумай прятать нос или укутывать подбородок, потом уже и вовсе не высунешь. Если уж ожгешь ухо или щеку - растер рукавицей, и все. У нас никто из ребят шарфы не носит, моды этой нет.
До монтажной площадки идти недалеко - чуть больше полукилометра. Славка измерял по спидометру. Пройтись, конечно, одно удовольствие, только вот воздуху не хватает: дунешь - шумит. Туман, хоть на кусок его намазывай. Сварка его не пробивает, как блестка жира в молоке плавает.
Слышу, кто-то командует на площадке. Подошел - так и есть, Карл Францевич уже топчется.
Сварщик настраивает бензорез. Увидел меня и сразу накинулся:
- Неужели нельзя придумать морозостойкие шланги? Сколько в мире институтов, ученых, и не могут, да?
Что ответить? Сколько по свету этих великомучеников - резчиков? Проблема с морозостойкими шлангами никак не решается.
- Надо бы прожектор, - говорит Карл Францевич.
- Можно попробовать машиной подсвечивать.
- Пробовали, - встревает Николай Зотов, мой старый знакомый по Заполярному, хороший сварщик, с дипломом, - выхлопные газы ложатся к земле - угораем. - Что будем делать? Варить-то на таком морозе - швы порвет.
- Не варить тоже нельзя, как-то приспособимся.
- А рассыпется по дороге "Колымага"? У меня тоже имя есть, не брошу его кобелю под хвост. Ты, дед, решай конкретно, бумагу давай…
- А ты как бы предложил?
- Я-что могу, я сварщик, а вы начальство, вам виднее - газеты читаете. А у меня аккордный наряд горит, простой получается, платить кто будет?
Подходит Славка.
- Прибыл резерв, - говорит. Он в телогреечке-обдергайке, в поясе перехваченной алюминиевой проволокой. На голове треух, одно ухо голосует.
- Тебе только санок не хватает! - говорю.
- Ты работу, дед, давай, а не смейся! - хлюпнул носом Славка.
- Рекомендую, - представляю Карлу Францевичу, - парень просто рвется, трудовой порыв.
Славка равнодушно смотрит в сторону, вроде и не слышит.
- Помню, как же, помню все по "макензену" этого молодого человека, - разглядывает Славку Карл Францевич. - А рукавицы-то где у тебя? Не годится, мил друг, возьми-ка мои пока.
- Твои, Карл Францевич, не возьму, - отвернулся Славка.
- Детсад несчастный, - взвизгнул механик, - не смей ерепениться.
- На горло берете, товарищ.
Славка сбрасывает свои измочаленные, насквозь в солярке, суконки и сует руки в мохнашки с отворотами на запястьях.
- Вот теперь другой табак, теперь мороз не достанет, - улыбается он, - красота!
- Вот так, - обрывает его восторги Карл Францевич, - теперь ты головой отвечаешь за прицепное устройство, - и сует Славке эскиз и рулетку.
- Это мы могем, - отвечает Славка, рассматривая эскиз.
А Карл Францевич уже обежал всю площадку, нашел всем работу. Возле сварщиков замялся.
- Может, пока прихватку делать, а как мороз отпустит, навалимся на сварку? Нет ведь другого выхода, - продолжаю я.
- Это тоже не выход. Во-первых, к некоторым узлам после не подберемся, во-вторых, время, время… Я не понимаю вашего спокойствия, думать надо, искать надо.
И Карл Францевич против меня. А я себя чувствую - хуже некуда. Что я сделал, чем помог, что придумал? Электроды, кислород достал? Так это не моя заслуга - Федора. Металл из базы вырвали - его не надо было и вырывать, есть разнарядка, поезжай и получай. Тоже раздули. Дескать, дед приехал, и колесо закрутилось. Хожу именинником. А вот Федор об этом забыл давно, да и не помнил, наверное. Работает, делает свое дело. Я вот вчера накричал на кладовщика, не то чтобы накричал, но все же при рабочих. На эффект бил - знаю же, что нет валенок и не будет до весны. А работяги:
- Правильно, дед, так их, зажрались!
Сам себе противен. А вот решить что-то конкретное со сваркой - тут меня не хватает. Сделают конструкцию - опять я на коне. Не сделают, не успеют - Карл Францевич голову под топор клади. А он и ночует здесь, похудел, один нос торчит. Его ли это дело? Изобрел, нарисовал - кройте и варите. Так нет ведь. Но и он не бог: ему бы маломальский бокс, какое-то укрытие. И в технологии, и в технических условиях написано: сварку производить только при температуре до тридцати градусов. А тут жмет полста и не думает сдавать, да еще гущины добавляет мороз. Прожекторы ослепли, висят надраенными полтинниками. Ребята только и заняты тем, что таскают отогревать в кузню шланги. Они совсем не гнутся, как стальная арматура. Вот и носятся с ними, как та баба с яйцами. Сварщики - те дюжат, даже греться не ходят. "Идите, говорю, совсем задеревенели". Зотов будто и не слышит, сложился вопросительным знаком. Под держателем белый червячок извивается.
А Славка - тот уже нараспашку, рукавицы сбросил, топчется по ним, на голове тоже маска.
- Что ты как глухарь на току?
- Погодь, дед, не мешай.
- Неужто за сварку принялся?
- Ты брось это, Славка, а то наваришь…
- Думаешь, не будет держаться? Эх ты! Это мы еще посмотрим!
Два червячка сверлят металл.
- Мы в две руки: я, дед, на подхвате - только для прогреву вожу электродом, а Никола наяривает на всю катушку.
Шов получается неплохой, но заиндевевший металл подступает к самому шву, сдавливает холодом сварку и вроде бы даже потрескивает, да и по шлаку видно - отскакивает шлак.
- Сомневаюсь, как получится.
- Посмотрим, испытаем. Микроскоп бы, дед, а?
- Лупу бы тебе на глаз, - злится сварщик.