- Вот случилось на Минусовом штреке, - продолжал Виктор Иванович. - Пробился доверху, стою между печами, а лента и лава на Минусовой до первой параллели задавлены - шарю лучом фонарика и не знаю, что делать дальше. Приложил ухо к породе - стоны. Глубоко. От бессилия губы кусаю. Кто-то тянет за плечо, обернулся - Зубок, и тут взрыв - только осколками вдребезги лампы побило. Прошла минута, а может быть, час. "Живой?" - спрашивает. Ну, думаю, раз Коля тут - все в порядке. Скатились мы куда-то - в темноте у меня ориентира никакого, только на Колю полагаюсь. Ощутил под ногами рельсу, бегу, тычусь, как слепой кутенок. А Коля меня придержал: "Чувствуй, - говорит, - тралею - провода каской". Сообразил, бегу, только в голове гудит! Добежали, куда надо. "Готовь, - говорит, - проколоты, а я сейчас", - вернулся Коля и еще троих спасателей привел. - "Фонари, - говорит, - крепи, огнивы. Орудуйте, - говорит, - воздух подам". Бьем проколоты - жерди в породу загоняем, потом подкапываем под ними лаз, крепим, получается нора - маленький штречек. Вот через него и вытащили шахтеров. Мне все кажется - тут, тут стон. А товарищи мои уже вытащили ребят на-гора. Обычно добытчики работают в паре, проходчики по одному. Вслушиваюсь, посветил еще раз вокруг. Бурая порода, затяжки, огнивы раздавленные торчат. Припал ухом, прослушиваю по ходу. Снова влез в нору - подобрался, даже дыхание прерывистое слышу. Копнул - тело, давай рыть, оголил лицо, накинул свой самоспасатель - задышал парень ровнее. Окопал, подобрался под шахтера, проталкиваю вперед себя по норе и уж на самом выходе. Парня вытолкнул, самому осталось, - уперся, да, видать, в подпорку, ну тут отвал и поймал меня за ноги, только хрустнули! Сижу как в капкане - хоть камень грызи. Тут и бога вспомнил, и Колю Зубка вспомнил. Коля, где ты? Сует мне в рот тормозок (у каждого шахтера при себе бутерброд).
"Заткни хайло и терпи!" - Слышу - Коля.
Жизнь сильнее боли, закусил, стиснул зубы. Ну, думаю, еще не смерть моя, Коля здесь, выручит!
Виктор Иванович снова закурил.
- Вернулась жена с учебы. Вроде все ладно, опять вместе.
У Виктора Ивановича растаяла в руке сигарета. Сквозь сон я слышал, как плясала вьюшка, когда он закрывал трубу.
Очень рано, потемну, пришла сторожиха. Пахло подгоревшей картошкой и паленой шерстью. Неужто кошку сожгли? Открыл глаза. Нет, кошка сидела у самой топки и щурила светло-желтые глаза. Уши, словно листочки мореного табака, сникли и блестели росинками.
У меня ломило поясницу и между лопатками.
Я знал, что день, начинающийся с ночи, обычно бывает бесконечно длинным, и хорошо, если неожиданно удачным.
День действительно оказался удачным - достал сварочный аппарат, два комплекта слесарного инструмента, кабели.
- И везет же людям, - сказал подруливший на базу Славка. - И у меня все в порядке, дед.
- Вижу по твоему виду - сто тысяч выиграл?
- Выиграл, с тебя двадцать пять тонн металлолома.
- Это можно. Только как его из-под снега выручить?
- Копытить будем, - с готовностью отозвался Славка.
Провозились дня три, пока откопали и свезли лом.
После уж поехали за буровым станком.
Дорога тянулась ущельями и косогорами. Укачивало, клонило в сон. Чтобы как-то отогнать дремоту, заговариваю со Славкой.
- Слушай! - Никакой реакции. Подтолкнул - замычал.
- Неужто дрыхнешь?
- Целые сутки, дед, гонял, - признался Славка, - хоть подпорку к глазам ставь. Слипаются, и баста.
- Так вот, я собираюсь прямую дорогу, ну дорогу не дорогу, а лаз между бригадами пробить. Как ты на это смотришь? А то мотаемся вкруговую за сотни верст.
- Только сороки да вороны прямо летают, - буркнул Славка. Подумал. - А между прочим, давай, дед, рванем! Интересно по этой каменной стране полазить. Только ориентир какой-то надо. Наобум не попрешь - свернешь шею.
- На интуиции.
- Интуиция, брат, не карта… Вот в тундре, дед, когда я жил на Диксоне, был такой момент. Собрались мы как-то одного парня - Гришку женить. Невеста на ферме жила: в ясную погоду огни видать что с Диксона на ферме, что с фермы на Диксоне. Жених и говорит: до свадьбы времени еще много, да что тянуть, махнем, братва, с невестой познакомлю, с тещей, с тестем.
Ребята для храбрости предварительно по стаканчику дернули, с собой две торбы набили. Приезжаем, все из торб на стол. "Садись, парни", - приглашает жених. Уселись на длинную, покрытую пестрой дорожкой лавку. Жених вышел в другую комнату. Слышим, о чем-то толкуют. Входит с невестой. А она, фу-ты, ну-ты, принаряженная, но надутая какая-то. Ни здравствуйте, ни прощайте. Жених неловко переминается. И вдруг она, вскинув голову, жестом на лавку:
- А это кто такие? Мы никого не звали…
Наш парень побледнел, засуетился…
- Да ты чего, это же свои ребята, работаем мы…
У нее глаза, как у жабы, холодные.
- Хороши друзья - алкаши, рюмки сшибать! - рыкнула.
Гришка сладил с собой и говорит:
- Братцы, свадьба не состоится…
Вывалились из избы, и жених с нами.
А тем временем метель разыгралась, белого свету не видно. Переждать бы, да настолько гадко!
- Режь, - говорят, - Славка, напрямую!
Режу. Час, другой - сбились. Остановился. Заглушил мотор - вслушиваюсь. А метель еще пуще, как на похоронах, голосит. Бывает такая завируха по неделям, кто ей указ. Как быть? Кончится горючка - дубаря врежем. А ребята выфрантились: в нейлоновых сорочках, один паренек в штиблетиках. Снял меховые рукавицы: на, говорю, суй ноги… К счастью, эта мурцовка скоро улеглась. Осмотрелись - в другую сторону сгоряча ушпарили. Вот тебе и свадьба, и любовь, интуиция-композиция, - заключил Славка.
- Ну, так как же, понадеемся на интуицию?
- Да нет, дед, я не к этому, - перебивает Славка, - надо по уму: пару бочек горючки в запас, пилу, подлиннее тросы.
- Ну давай, экипируйся.
- Может, где-нибудь окуньков в озере, в проруби, а дед? Знаешь, когда я жил на Диксоне, всех обставлял насчет рыбалки. Не веришь? Приедем, жетон покажу - победителям давали.
- Да все вы, рыбаки - звонари.
- Но это ты не скажи, - горячится Славка. Подергивает рычаги, глазом - на приборы. Машина надсадно берет крутяк, и мотор облегченно вздыхает.
Славка поддает газу и продолжает:
- Был у меня окунь - по имени Лоцман, в аквариуме жил. Так ты знаешь, дед, по нему я всегда узнавал поклевку. Если Лоцман не берет еду - хоть на нос вешай - значит, поклевки не будет. Выйду, бывало, на крыльцо: "Ну куда, вы, хлопцы, тащитесь зазря?" Как скажу, так и есть. Со мной даже встречаться боялись: "накаркаю". Но уж если Лоцман клюнул - значит, жор начался. Тут уж меня никакая сила не удержит - рюкзак на плечи, спиннинг, наживку - и айда. Богатые у нас там были озера! И вот на материке на сома ходил!
Славку уж не унять, пусть травит, веселее.
- Страшное дело, дед, ушлая рыбина сом. Его надо прежде выследить в речке. Беру на мясокомбинате кости, рога, копыта. Всю эту снедь заворачиваю в металлическую сетку и на костер - поджарю. Сетку на проволоку - и в воду. Дня через два прихожу, вынимаю рога и копыта, снова обжариваю и опять в воду. Тут уж сомы слюнки глотают! Так целую неделю духом морю, аппетит нагуливаю. Потом наживляю крючки: лучше куриными потрохами. А крючок с добрую подкову, немного разве поменьше, и ставлю закидушки-колокольчики. Был у меня один колокольчик - голос из тысячи узнаешь - симфония. Сом наживу заглатывает жадно, глубоко, а у меня и рукавицы за поясом - леску тянуть. Поклевка у сома резкая, дернул раз - и стоит. Идешь по берегу, трогаешь леску: если которая натянута, значит, сидит. Раз даже пришлось балериной вертеться: на себя леску выматывать. Сом попался - верзила, еле выволок! Мама из него кашу готовила, знал бы ты! Берет из-под плавников вырезку и в латку, слой пшена, слой вырезки и в вольный жар. Ну и каша, дед… - Славка глотает слюнки.
- Может, закусим, а? - предлагаю.
Славка стопорит машину. Достаем из-под сиденья тушенку. Славка ныряет под капот и ставит банку на коллектор. Хлеб перемерз - крошится. Все до крошки подбираю. Стол - сиденье. Тушенка кипит и брызжет на коллектор, почему-то пахнет блинами.
- Вот тебе и каша с плавниками! - Славка мычит и уплетает за обе щеки тушенку.
Станок перевезли, и Славка экипирует вездеход в новый поисковый рейс: прокладывать лаз между бригадами. Прикинули трассу по карте и с рассветом в путь-дорогу.
Весь короткий зимний день резали на вездеходе перевалы и распадки, а к вечеру забрались в такую каменную глушь - только в небо зияла дыра.
Заночевали.
Поднялся я рано, задолго до рассвета маяли бессонница и неизвестность. Нащупал шапку, куда же девались рукавицы?
Поднялся Славка.
- Рукавицы? Вот. Я их под голову положил. Куда в такую рань?
- Спи. Да следующий раз кувалду под голову клади. Чтобы не беспокоить вашу особу.
- Ладно, - Славка виновато сопит. Закуривает. Ох, этот Славка, как паровоз, всю ночь табаком пыхтит.
В распадке туманом повис мороз. Прибавил темноте гущины. Звезд не видно. Спотыкаюсь. Карабкаюсь с уступа на уступ. Чем выше, тем слабее темень - синеет и бледнеет воздух. Подбираюсь к гольцу и приваливаюсь спиной к валуну. Каменный шпиль маячит в небе. Вот качнулся, начинает кривиться из стороны в сторону - это облака. Вот-вот эта заснеженная громадина сорвется и хряпнет. Зажмуриваю глаза крепко - жду, пока уляжется подступившая тошнота.
Открываю глаза: совсем светло. В глубоком распадке курится дымок. Но палатки пока не видно. Далеко. Может, костер? Иду на дымок. Трудно идти по валуннику - ноги заплетаются, скользят.
Ясно вижу в расщелине скалы палатку. "Посторонним вход воспрещен". Смешно. Разве что медведи посторонние.
Я постоял у палатки, смахнул веткой с унтов снег. Открыл дверь. Вот так встреча! Седой! Обнялись. У Седого с плеча свалился полушубок.
В палатке тесно: клетка со зверушками, кайло, лопата, ломы, лоток для промывки золота.
- Ты как сюда попал?
- Да вот так и попал. Вначале будем харчевать, по таежному обычаю, потом всякого рода расспросы. Раздевайся и садись за стол.
Седой нарезал шпик, колбасу, бруснику принес. Хотел угостить как следует - даже подал малосольного хариуса, вяленых карасей.
- Спокойно! - Он наливает из кастрюли в кружки фиолетовую жидкость и поет: - "Лучше гор могут быть только горы…" Патентованный напиток "Сам трескаю" изобретаю из сахара в дрожжей.
Седой подвигает к столу пень.
- Давай для сугреву, - он откидывает кивком головы со лба волосы, и мы чокаемся кружками. Свою отставляю в сторону. - Это как же, не употребляешь? Правильно, дед, не пей, ну ее к лешему. Зло. А я вчера шатуна на дуэль вызвал! А результат - вот он. - Седой встает, выходит на улицу. Приносит кусок медвежатины, строгает.
- Хорошенькое дело, теперь ты им закусываешь, а ведь могло бы быть наоборот?
- Могло. У нас с медведями, как у анархистов: не ты меня съел, так я тобой закушу, - смеется Седой. - Строганина ничего, с перчиком. Покруче только присаливай. А теперь смотри.
Седой достает из рюкзака небольшой рулон грязной материи и, освободив угол стола, раскатывает его.
- Я знаю, как напрямую добраться до вашей бригады. Если через главный стан - километров четыреста, напрямую пять часов хода.
На материи химическим карандашом нарисованы лес, горы, кресты.
- Карта, правда, хотя и самодельная, но выполнена толково. Это наследство передал мой напарник, когда я еще работал в поисковой разведке. Вот здесь, - ткнул пальцем Седой в карту, - золотоносный ключ с промышленным содержанием.
- Не открываешь ли ты остров сокровищ? Не вижу никакого ключа. Не разберу, иероглифы какие-то.
- Сам ты иероглиф, - улыбается Седой и срисовывает карту в блокнот.
- Теперь вижу, - говорю, - только не золотой ключ, а ЛЭП.
- Правильно, а вот здесь бригада, примерно полста километров отсюда.
- А ты, что, Седой, собираешься отрабатывать золотой ключ?
- Собираюсь. Возьму пробу, если подтвердится прогноз, передам государству. Сейчас я человек свободный, в отпуске. Для души…
Каждый по-своему с ума сходит.
Забегая вперед, скажу - Седой все-таки нашел золото. Ключ оказался с промышленным содержанием ценного металла.
- Ну, а тебя какая нелегкая сюда занесла? - спрашивает Седой.
- Да вот хотели напрямик в бригаду попасть, залезли в распадок в не знаем как выбраться.
- Воспользуйтесь моей картой - вот и выход. Не возвращаться же.
Мы прощаемся. Я возвращаюсь к Славке, он придирчиво изучает творение Седого:
- Филькина грамота.
- Да ладно тебе. Славка, хоть что-то есть, и за это спасибо. Котелок взял? Завалим зверя, в чем мясо готовить будем?
Славка смотрит на меня, улыбается.
Я-то знаю, чем его расшевелить. Сверяем карту с блокнотом.
- Все правильно, - говорит Славка, - и впрямь скала на бычью голову похожа. И отворот в косогор показан. Точно. И визирка проглядывает, если приглядеться понастырнее.
Одолели усыпанный камнями северный склон, поднялись на перевал к югу. Недавняя метель обдула почти отвесные скалы, и видно, как колышется внизу лес, а сверху по голубому небу несутся белые облака. И если с противоположного гольца посмотреть на нас, наверно, покажемся маленькой точечкой в этой огромной каменной стране. Пока вроде едем точно по указанному маршруту.
- Здесь должно быть озеро, - говорит Славка.
- Странно, на самой горе.
- Может, в этом озере и рыба есть?
- Жаль, что соли не взяли, наловишь - испортится.
- А что ты смеешься, может, и поймаем. - Славка останавливает вездеход и выпрыгивает из кабины. И тут же не может удержаться от восторга: - Вот оно озеро! Точно, похоже на блюдце! Давай попробуем продолбить лед? Бывает, рыба задыхается. Вот она и полезет на воздух.
Славка лопатой расчищает со льда снег. Я достаю ломики и долблю лед. Воткнешь лом - вокруг пробоины образуется белый круг, он постепенно переходит в синий - будто в озере вода подсиненная. Долбим попеременке, один ломом, другой лопатой. Проткнули лед, а из озера, как из отхожего места, - газ. Чиркнули спичкой - горит. Выходит, рыбы нет…
Садимся в свой вездеход, торопимся засветло добраться, а то стемнеет - заплутаем. Уже в сумерках показались впереди огоньки палатки. Обрадовались. Вот тебе и "филькина грамота"…
- Молодец, Седой! - похвалил Славка. - Считай, трассу пробили.
В гостях у Нельсона
Медленно спускаюсь с каменной гряды, иду на рудник за трансформатором. Падает редкий, ленивый снег. Щекочет нос, мягко поскрипывает под ногами. Иду долго. С гольца, казалось, рукой подать.
Поселок стоит в ущелье и весь забит снегом. Только крыши да печные трубы выглядывают. Что-то в этом уютное, успокаивающее.
Останавливаюсь у ларька. Ноги гудят от усталости. Сажусь на ящик из-под папирос.
- Не из здешних будешь?
Поднимаю глаза - надо мной старичок аккуратненький такой, седенькая бородушка. Поверх полушубка кушачок красный, на ногах валенки.
- Не здешний.
- Так я и уразумел. Тут всяк свеж человек в оглядье. Говорят, сетки от гнуса выбросят, - показал он на ларек. - Нонче по всем приметам должно быть страсть как много его. Вишь, трава в зиму зеленой осталась на корне. И заборы замело под самые крыши.
- Сугробы вижу, а траву нет.
- Летом было не достать сеток, а мазь пользовать, глаза поедом ест.
- Садись, дед! - уступаю место на ящике. Любопытный старичок.
- Благодарствую, премного благодарствую. Ревматизма, если и сясть, то приподняться сладу нет. Может, возьмем четвертинку? - вдруг предложил старик. - Зайдем ко мне, в-вона, на выезде. Если по случаю и навернется машина, с угорья увидим, враз и перехватим.
Поблагодарив за приглашение, я рассказал старику, какая нужда привела меня на рудник.
- Это-то, как же не понять, мил человек. Я так думаю: никуда не денется твой трансформатор, окромя нашей конторы некуда ему деться! Дело оно, конечно, вышло непутевое, а с другого боку - вроде и наш-то не для себя, для государства же… Видать, напрасны были труды наши. Ты вот подумай, мил человек, просто ли: сперва всем миром встаскивали эту механищу на гору, вдруг - распоряжение: срочно спущать. Миром и сволокли. Всем рудником, почитай, шарашились до вечеру. А директор вкруг нас семенит - не шибко, говорит, не то сухо масло расплещете. А како-тако сухо масло в ем, непонятно мне? Да и сам-то трансформатор ваш - железка, банка на манер солдатского котелка, только большая дюже, - старик привычно накручивает на палец сивенькую бороденку. - Я еще тогдысь усомнился: масло - и сухое? Почему так? Выходит, мудра штука. Конечно, возвернуть надо, чтоб по честности.
Подошли к двухэтажному с нахлобученной снежной шапкой дому.
- Я тута на крылечке побуду, - сказал дед, - а ты ступай, если сумление выйдет - крикнешь.
С управляющим рудника разговор был коротким - поняли друг друга с полуслова. Он даже вызвался помочь в монтаже.
Старик терпеливо подпирал пузатую деревянную колонну под балконом.
- Дак как, мил человек, зайдем? - показал батожком на свою избу. - Ась?
Пошли.
- Человека угостить за честь почту. Сами спроворим и грибками угостим, что надо. Род Зубковых древний и весь хлебосол.
Действительно, грибы оказались на славу, один к одному, как пятаки. Хозяин угощал с почтением, сдержанно, как и полагается сибиряку.
Мы сидели в небольшой комнате за большим столом на лавках. В переднем углу (красном) - Георгий Победоносец чеканной работы по меди. Пониже на катушках из-под ниток висят фотографии в рамке. На одной - солдат при полной амуниции, с шашкой, при крестах.
- Это Артемий будет, значит, я. Этот, с двумя звездами, Иван Артемьевич - мой сын, Зубков. А это младший - Николай Артемьевич Зубков, тоже мой сын. На этом пока род приостановился, - сообщает дед и наливает "московскую" в рюмку. - Род наш идет от времен, когда еще мой дед и отец - тоже Зубковы - в столицу слюду поставляли государю поштучно - листами.
- А Коля Зубок не ваш сын?
Дед допивает рюмочку, тыльной стороной ладони прихорашивает усы и берет на вилку похожий на пельмень груздь.
- Как же не мой? Он и есть Николай Артемьевич.
Дед немного захмелел.
- Погостевай, - уговаривал он, - гляди, и Колька забежит переночевать.
О Коле Зубкове я уже наслышан.
Прощаюсь с дедом, на всякий случай договариваюсь: если не уеду, зайду переночевать.
- Не сумлевайся, места хватит. Найдем, что подстелить и укрыться. Возвращайся, самовар приставлю.
Иду между домами и по битой бульдозером дороге. Высоко над головой терриконы, похожие на крепостные бойницы. Тремя ярусами пасти штолен, отвалы. Перед каждой пастью отсыпки: черные с синим оттенком камни, издали похожие на зернистую икру. Вокруг отвала веером лежит грязно-серый снег. От подножия до вершины горы к терриконам тянется лестница - длинная, как разлука. Спроси, и тебе скажут - до первого яруса штолен две тысячи восемьдесят две ступеньки, от первого до второго. - тысяча одиннадцать, а дальше посчитай сам.
На пути пивная-закусочная. Захожу. Тесно. За стойкой полная женщина обмакивает кружки в оцинкованное ведро и наливает пиво. Зовут ее Софой.
Становлюсь в хвост и двигаюсь вдоль прилавка.