Семиёнов встал, ответил, как всегда, с юмором:
- Вы намеревались скрыться, Татьяна Ивановна. Это вам не удастся. Быть сегодня без вас - это значит быть обреченным на одиночество в грядущем году. Нет, не представляю себя вне вашего и Елизаветы Дмитриевны общества. Мы войдем в Новый год рука об руку…
Люся радостно оживилась, встретив Семиёнова: пусть Антон лишний раз убедится, кого предпочитает Оленина, и перестанет заблуждаться!
- Здравствуйте, Иван Матвеевич! - сказала Люся. - Как хорошо, что вы приехали! С наступающим вас!..
Антона обезоруживало то неотступное, хладнокровное и планомерное упорство, с которым добивался Семиёнов своей цели. "Надо положить этому конец, - решал он. - Поговорю с ним прямо, в открытую. Что ему надо от Тани? Пусть он оставит ее в покое! А если она не хочет, чтобы он оставлял ее?.." Антон сурово, испытующе вглядывался в лицо Тани, сомнение тяжело и больно легло на сердце. Он замкнулся, ликование, которое грело его весь вечер, бесследно исчезло.
Володя Безводов предостерегающе шепнул ему на ухо:
- Держи себя в руках…
Но Антон не расслышал его. Он сидел за столом и молча пил вино. Шум развеселившихся товарищей доходил до него, как сквозь толстую перегородку.
- Теперь, когда мы закалены на огне, - говорил Алексей Кузьмич, - я уверен, что все задачи, какие бы ни встали перед нами, мы выполним с честью! За наши успехи, друзья!
Антон приподнял рюмку и встретился глазами с Таней. Она сидела напротив, рядом с Семиёновым, и неодобрительно щурилась: ей, видимо, неприятно было, что Антон дуется и все это видят.
Позже, когда заиграл патефон и пары, толкаясь, начали танцевать на "пятачке" между столом и печкой, он отозвал Семиёнова в угол и спросил беззлобно, но требовательно:
- Что вы ходите за ней по пятам, Иван Матвеевич? Чего добиваетесь? - Голова Семиёнова откинулась, губы негодующе поджались. - Я про Таню Оленину… Отстаньте от нее, Иван Матвеевич, не нуждается она в вас, честное слово.
- Вы пьяны. - Семиёнов повернулся, чтобы отойти.
Антон задержал его:
- Погодите, я не все сказал…
- Вы уполномочены разговаривать со мной в таком тоне?
- Нет, но мне давно хотелось сказать вам это.
- Какая дикость! - возмущенно прошептал Семиёнов и пожал плечами; выдержав паузу, он спросил насмешливо. - Вы, что же, имеете на нее особые права?
- Хоть бы и так!
Семиёнов качнулся к нему всем телом и проговорил захлебывающимся шопотом:
- Я сделаю все, только бы она не оказалась с вами! Вы не достойны даже одного ее мизинца.
Внезапный голос Тани оборвал их спор:
- Это вы обо мне так разговариваете? - Она стояла перед ними прямая, разгневанная, побледневшая, руки комкали платок. - Как вам не стыдно! Я не вещь, чтобы делить меня или передавать друг другу. Это низко! - бросила она с горечью и скрылась за занавеску в другую комнату.
Антон сразу протрезвел: он понял, что произошло что-то непоправимое, рванулся было за Таней, но на пути встал Володя Безводов и не пустил.
Глава шестая
1
Перейдя в корпус легких молотов и распознав вкус самостоятельной работы, Гришоня Курёнков помирился с бригадой. Он простил Антону "измену" и теперь частенько наведывался на старые места перекинуться словом с товарищами, подмигнуть Насте Дарьиной, загадать загадку Илье Сарафанову.
Тыча указательным пальцем нагревальщику в грудь, Гришоня надоедливо допытывался:
- "Что над нами вверх ногами"? Отгадай. - И знаками просил Настю молчать.
Илья озадаченно глядел на потолок - там густо зыбился дым - и напряженно думал.
- Тяжело, сердечный, мудрая загадочка, не скоро отопрешь, - иронизировал Гришоня. - А ведь это всего только муха, обыкновенная домашняя муха!..
- Муха? - неожиданно взревел Илья. - Что врешь! Какая муха может жить в таком дыму, погляди! Сам ты муха - липнешь со своими загадками!.. Не ходи больше к нам в бригаду!
Дома, возвратившись из школы и тотчас прыгнув в постель, Гришоня высовывал из-под одеяла беловолосую голову и донимал Антона:
- Ну скажи: достается тебе без меня?
- Достается, Гриша, - сознавался Антон, не отрываясь от книжки.
Казалось, ничего особенного не делал Гришоня в бригаде, а выбыл из строя - и образовалась прореха. Выработка бригады заметно снизилась, и Олег Дарьин злорадствовал. Указывая на Антона, он произносил углом рта, кидая слова через плечо:
- Если бы можно было, он всех разогнал, властвовал бы один.
Прошло недели две, пока бригада окончательно освоилась с новой расстановкой сил и постепенно достигла прежней нормы выработки, и Гришоня Курёнков однажды перед сном с глубоким сожалением признался Антону:
- Оказывается, и в самом деле я почти три года был десятой спицей в колеснице, и никто не замечал… Оч-чень интересно!.. Погоди читать, послушай. Дарьин был уверен, что ты провалишься со своей затеей, не выгребешь. Завидует он. А что такое зависть? Атавизм. Злая кошка с зелеными глазами, которая вцепилась в человечью душу и скребет ее когтями, терзает. И человек в эту минуту может пойти на любую пакость. Я лично давно расстался со своей кошечкой…
- Расстался, а сам Жене Космачеву завидуешь, - поддразнил Антон.
Гришоня рассмеялся:
- Верно. Кошку-то я выбросил, а котеночек остался - недоглядел. - Гришоня сел на кровати, расправил одеяло, на стене отразилась всклокоченная голова. - Как ты думаешь, Антон, догоню я когда-нибудь Олега Дарьина?
- Хорошо поработаешь - догонишь, - отозвался Антон, загораживаясь книгой.
- А перегоню?
- Постараешься, так и перегонишь. Олег теперь не такая большая величина, чтобы на него равняться.
- Ну все-таки… Вот будет потеха! - засмеялся Гришоня и покрутил кудлатой головой в предвкушении будущей победы; тень на стене ожила, закачалась. - Гришоня Курёнков обставил Олега Дарьина, рекордсмена и светилу! Оч-чень интересно! А ведь обставлю, вот увидишь: он уже воздух ртом хватает… Присмотрись-ка к нему.
Олег Дарьин действительно переживал кризис: нервное напряжение не покидало его; он все время морщился, точно и в самом деле душу царапала злая кошка. Олег видел, как другие бригадиры, набирая скорость, догоняли его, обгоняли, шли дальше - сообща, сомкнутым строем. С тем, что его обогнал Карнилин, он скрепя сердце мирился: признавал за ним и силу, и сноровку, и находчивость. Но когда его, Олега Дарьина, превзошел молоденький комсомолец Женя Космачев, Олег растерялся. Давно ли стоял он особняком, на вершине, и люди цеха, завода смотрели на него с уважением и завистью? Давно ли его как новатора избирали в президиумы торжественных заседаний? Давно ли его как лучшего кузнеца посылали на другие заводы для передачи опыта? Сколько городов объехал: Горький, Львов, Челябинск, Казань!.. Газеты именовали его не иначе, как зачинатель. Теперь замолчали, даже местная многотиражка ни разу не упомянула о нем. Портреты его повсюду поснимали, а где остались - пожелтели от времени, позабытые; на досках, в табельной, у проходных повесили фотографии других, новеньких, - тоже мне кузнецы!.. Антон Карнилин занял его место. Ловок, ничего не скажешь! Начальство вокруг него прямо танцует.
Олег с тревогой оглядывался вокруг, отыскивая причину своих неудач. Он видел мелкие, раздражающие его неурядицы, обижался на товарищей, если вообще были они у него, винил их в том, что они, как ему казалось, покинули его, по, как все честолюбивые люди, он не замечал больших своих ошибок и огрехов.
Разъезжая по городам, по заводам, занятый собой, своими переживаниями, настроениями, увлечениями, Дарьин если не разлюбил совсем свой молот, то, во всяком случае, охладел к нему: после разного рода торжественных встреч, докладов, похвал ему было скучновато возле него, трудно, грязно. Огонек, с которым он всегда принимался за дело, постепенно угасал. Олег стал торопить дни. Ему казалось, что победа, достигнутая им однажды, незыблема. Можно дать себе волю, работать полегче.
Разлад в семье становился все глубже, отчуждение разъединяло его с женой все дальше. Олег считал Настю своей обузой, смотрел на нее, тихую, молчаливую и укоряющую, с неприязнью и сожалением. Как она не похожа на Марину! Прямо - небо и земля. Та красивая, сильная, смелая, а характер огненный какой-то, а глаза, а брови, а волосы!.. Разве перед ней устоишь, разве не потянешься к ней, разве до учебы тут! Какие, к чорту, курсы мастеров! Все бросишь, побежишь к ней, только взглянуть бы на нее. А эта? Ну что в ней хорошего? Даже причесаться как следует не может. Некогда: учится. Тоже мне студентка!.. Смотрит на тебя и молчит - куда как интересно!
Больше всего Олега возмущали эти молчаливые, укоряющие и сочувствующие ее взгляды. Он их просто не выносил: знал, что она все понимает - а правду и ложь, и, казалось, некуда было скрыться от этих взглядов.
Однажды, возвратясь домой поздно ночью и встретив осуждающий и какой-то скорбный Настин взгляд, Олег крикнул ей:
- Что ты на меня уставилась? Давно не видала? Эка невидаль! Лучше бы сказала что-нибудь, а то живешь, как воды в рот набрала. Рыба! - Он даже замахнулся на нее. Замахнулся - и сам испугался.
Настя как будто преобразилась: точно вся обида, накопленная в ней за годы совместной жизни, вылилась наружу. Глаза ее расширились, губы побелели, платок скользнул с затылка на плечи.
- Только тронь… - прошептала она сквозь зубы. - Я тогда… Я не знаю, что с тобой сделаю… Убью!.. - И подалась к нему, сжав кулаки.-Ты на кого замахиваешься?.. Ах, ты!.. Я тебе что, кухарка?.. Подлец!
В первую минуту Олег опешил, - он не узнавал своей жены; боясь что с шопота она перейдет на крик, поднимет все общежитие и тогда не избежать скандала, он рванул занавеску и пошел между рядами коек на улицу, рассерженно шепча: "Я тебе дам "подлеца"!.. Я тебе покажу, как со мной разговаривать!.."
В цехе он часто придирался к нагревальщику, к прессовщице, косил в их сторону злым глазом - это они связывают ему руки; поссорившись с нагревальщиком, потребовал его замены. Но с новым человеком работа бригады пошла еще хуже, медленнее. Затем он решил, что ему подсунули каверзную деталь, да и молот тоже не из лучших - дроссельная заслонка открывается туго, нога устает от педали, - и стал добиваться более простой поковки или перевода на другой молот.
Однажды, выслушав требования Дарьина, Василий Тимофеевич всплеснул руками.
- Вот беда; весь полк шагает не в ногу, один ты - в ногу! Все нехороши, один ты - святой. - Недовольно поморщился и ткнул пальцем в пол, под ноги себе. - Ты гляди, парень, в корень. Может, ты самый и есть во всем виноватый.
- Начальство разберется, кто правый, кто виноватый, - сказал Дарьин резко. - Только я знаю, что раньше вы в моей бригаде дневали и ночевали - хорош был, а теперь стороной обходите - нехорош. На черную страницу занесли.
Самылкин вынул из нагрудного кармана халата засаленную книжечку, взмахнув ею, подтвердил:
- Верно, раньше ты был на хорошем месте. - Замолчал и пояснил: - Я - старший мастер, милый человек, а не лекарь. Мне учить тебя нечему - ты не новичок. У меня других ребятишек много, кому надо показать, кому подсказать. А тебя, видно, лечить надо. У тебя, гляди, парень, самолюбие взъерошилось, как щетина на волчьем хребте, пригладить ее надо, горячим утюгом провести разок… Но я на это не спец. Обратись к Володе Безводову, а еще лучше к Фирсонову, они тебя пригладят…
- Мое самолюбие останется при мне, пусть оно вас не тревожит, - кратко сказал Дарьин.
- А коли так, то тебе никакой молот не поможет, куда ни поставь. - Василий Тимофеевич посмотрел на Дарьина подобревшими глазами и сказал вдруг по-отечески просто, дружелюбно: - А иди-ка ты, парень, в цех, к людям, да приглядись к товарищам своим, как они куют. Пойди к Карнилину. Ты, я знаю, его не подпускал к себе, когда он учился, а он тебе все отдаст, только бери.
Старший мастер еще более разбередил остро саднившую рану. Олег ревниво охранял свои знания, накопленный им опыт. Идти на поклон к другому он считал уделом слабых. У него была одна возможность стронуться с мертвой точки - курсы мастеров. Но увлечение Мариной Барохтой заставило его забросить курсы, хотя дома перед уходом на свидания он продолжал говорить Насте, что идет учиться.
Полное поражение Дарьин потерпел в конце зимы.
Цех из месяца в месяц выполнял программу и решительно выходил на первое место среди заготовительных цехов завода.
Комсомольская организация подводила итоги длительному и упорному соревнованию молодежных бригад. На комсомольское бюро были вызваны бригадиры-кузнецы и нагревальщики.
Заседание вела Таня Оленина, заместитель комсорга, - Володя Безводов был болен. Она сидела за столом прямо, неподкупно строгая, даже властная, не похожая на себя, и Антон глядел на нее удивленно, не узнавая в ней прежней Тани.
Вместе со своим учителем Полутениным Антон надежно утвердился на первом месте в кузнице и сейчас был главным предметом спора.
- Карнилин родился в рубашке - так моя бабка говорила про счастливцев, - шутливо сказал Женя Космачев, указывая на Антона. - Его куда ни поставь, - все равно ему повезет, так уж на роду написано.
- Бабушкины сказки! - оберегая авторитет своего бывшего бригадира, сказал Гришоня из-за плеча Сарафанова.
Дарьин уничтожающе покосился на него, презрительно фыркнул и скептически, с расстановкой выговорил:
- Рубашка на нем есть, это верно. Только он собрал на нее, как говорится, с миру по нитке.
Олег сидел у раскрытого окна, изредка взглядывал на яркую зелень аллеи.
- На что намекаешь? - спросил Сарафанов недружелюбно. - Не виляй, топай напрямки…
- У Карнилина своего, оригинального опыта, своих приемов нет, - пояснил Дарьин отчетливо. - Он, как нищий, ходил по кузнице, по бригадам и побирался: кто что подаст. Его успех по кусочкам собран - ткни его, он и рассыплется…
- Уж не ты ли ему подавал? - крикнул Гришоня насмешливо. - Благодетель нашелся, гляди-ка! От тебя дождешься… Но теперь нам наплевать на тебя!..
Таня, привстав, строго поглядела на Гришоню через голову Ильи Сарафанова, предупредила:
- Курёнков, умерь свой пыл. Хочешь говорить, проси слова. Продолжай, Дарьин.
- И еще заметьте, - сказал Олег, - Карнилина выращивали, как выращивают садовники подопытное дерево; ему и удобрения, и прививки, и поливка… Вокруг него целый хоровод - и мастера, и технологи, и наладчики, и комсорг с парторгом. Тут уж не умеешь плясать, да запляшешь.
Гришоня вскочил и, перегнувшись через плечо Ильи, крикнул Дарьину:
- А с тобой мало носились? Забыл? Завидуешь!
- Помолчи, Курёнков, - опять одернула его Таня. - Дисциплины не знаешь?.. - Красные разводы румянца на щеках Тани выдавали ее волнение. Повернувшись к Дарьину, она спросила негромко, но настойчиво: - Может быть, ты разъяснишь то, что сказал?
- Я хочу сказать, что каждый из нас, кузнецов, кому отвалят столько же внимания, сколько получает Карнилин, достигнет тех же успехов, а может, даже и больших.
Выдержав паузу, дождавшись, тишины, Таня спросила, испытующе глядя на Олега:
- Ты считаешь, что тебе мало уделяют внимания?
- Да, мало.
- Ерунда, - перекрыл всех зычный сипловатый голос Сарафанова. - Ручки нам целовать, что ли?
- Просто стечение обстоятельств, - воскликнул Рыжухин. - Попал на волну, вот и подбросило на гребень.
- Опять ерунда, - еще громче возразил Сарафанов. - Штамповать надо, как Антон, изо всех сил, да коробочку эту, - средним пальцем он постучал себя по виску, - надо иметь посветлее, соображать что к чему, тогда и первое место очутится под руками - занимай! Правильно я говорю, Фома Прохорович?
Антон сидел в углу, возле радиолы, и следил, как Сидор Лоза рисовал на листке блокнота смешные рожицы. На вопрос Рыжухина он услышал глуховатый голос Фомы Прохоровича Полутенина:
- Ты что молчишь, Антон? О тебе говорят, объясни товарищам: твои дела - не секрет.
Антон поднял голову и вопросительно взглянул на Таню; она кивнула ему головой:
- Говорите, Карнилин.
- Дарьин прав, конечно, - сказал Антон, - я действительно ходил по бригадам, собирал то, чего у меня не хватало. - Он встал, повернулся к Дарьину и проговорил резко: - Только ты врешь, Дарьин: я ходил по цеху, но не как нищий, - рабочий человек никогда не был и не будет нищим! Я ходил как член коллектива, как ученик этого коллектива. Я и к тебе обращался за помощью. Только ты оказался кулаком, фордом каким-то, чорт бы тебя побрал!..
Комсомольцы примолкли, всполошенно переглядывались. Скрывая улыбку, Таня предостерегающе постучала по столу карандашом:
- Выражайтесь осторожней, Карнилин.
Антон виновато взглянул на Таню, как бы извиняясь, и уже спокойнее прибавил:
- Сказать по правде, Дарьин, не люблю я тебя, честное слово. Еще когда в ремесленном учились, не нравилась мне твоя фанаберия, фырканье твое. Сам ты вырос, и спесь твоя разрослась - дальше некуда!
Дарьин тоже встал, сказал с неприязнью:
- А ты думаешь, я тебя обожаю?
- Сядьте! - приказала Таня, чувствуя, что спор грозит перейти в ссору. - Садитесь, остыньте! Иначе я закрою заседание бюро.
- Чего ты останавливаешь? - крикнул ей Гришоня. - Пусть выскажутся. Нам оч-чень интересно послушать!
Дарьин сел, Антон дождался тишины и продолжил, обращаясь к Олегу:
- Я не перестану ходить по бригадам и учиться у товарищей. А все свое, хорошее, буду отдавать другим, в том числе и тебе, если ты этого пожелаешь. Потому что тут дело идет о государственной продукции, о деталях машин. А они безразличны к твоему или моему характеру и к нашим с тобой отношениям.
- Не льсти себя надеждой: учиться к тебе не приду.
- Знаю, что не придешь, - точно с сожалением ответил Антон. - И захочешь, да не придешь: фанаберия не пустит. Поэтому ты и стоишь на десятом месте, сзади тебя только двое - Курёнков да Грачев. И те - новички по сравнению с тобой. - Повернувшись к Тане, Антон предложил: - Вот давайте и спросим Дарьина, почему он очутился на десятом месте?
- Потому же, почему ты вышел в передовые, - живо откликнулся Дарьин, чтобы избежать последующих вопросов. - я об этом уже сказал.
- Пусть объяснит, почему бросил курсы мастеров, - выкрикнул Гришоня. - Заодно пусть расскажет и о своей жене…
Последние слова заставили Олега вскочить:
- Не лезь!
- Не кричи, не испугались, - отмахнулся Сарафанов. - Твоя жена - член нашей бригады, она часто плачет, мы видим это…
- Расскажи про свои амурные дела с Барохтой, - попросил Гришоня не без ехидства.
- Барохту я знаю, - вмешался Антон. - Разбить чужую семью для нее ничего не стоит. Она считает это как бы делом чести. Поэтому я предлагаю просить комсомольскую организацию механического цеха обсудить ее поведение.
Дарьин молчал, только вздрагивающие ноздри выдавали его крайнее напряжение. Таня подождала немного, потом спросила Олега:
- Ты знаешь, что такое мертвая точка? Так вот, сейчас ты стоишь на ней. Почему ты бросил курсы мастеров?
- Бросил, потому что бросил… - сквозь стиснутые зубы процедил Дарьин. - Трудно учиться, со временем неувязка.