Капля воды крупица золота - Кербабаев Берды Мурадович 19 стр.


- Одному богу молимся - стройке!.. Только к одним этот боженька щедр, а с другими прижимист. Ну, нельзя нам платить сдельно, так введите почасовую оплату. Заинтересуйте людей, иначе разбегутся кто куда. Слесари-то везде нужны.

Бабалы задумался, потирая ладонью щеку. Посмотрел прямо в глаза рабочему:

- Что ж, мне кажется, в ваших словах есть резон. Надо над этим подумать.

- Ясно же, не с маху такое дело решать. Только и волынить не след.

- Если выяснится, что от новой системы оплаты труда выгадывают и слесари, и стройка, то не беспокойтесь, мы мешкать не станем. В наших же интересах поторопиться с решением.

- Спасибо, начальник. Мы верим: вы решите по справедливости. Извините за беспокойство…

Проводив слесаря, Бабалы в раздумье откинулся на спинку стула. А этот рабочий прав… И дело тут даже не в отвлеченной "справедливости". А в экономическом эффекте! Слесарей на участке не хватает. Специальность дефицитная. Надо заинтересовать в ней людей! А как?.. Голыми призывами? Нет, материальным стимулированием! Почему механизаторы на сдельщине, а не на зарплате? Потому что это выгодно обеим сторонам: и им, и стройке. А если и слесарям платить в зависимости от объема выполненного ими ремонта? Предположим, слесарь ремонтирует в сутки две машины. Примем это за норму. Норма - зарплата. А все, что он сумеет отремонтировать сверх нормы, правомерно поощрить "сверхзарплатой". Две лишних машины "вылечишь", да сделаешь это качественно, чтоб они тут же не вышли снова из строя, - получай соответствующую прибавку к зарплате!.. При добросовестном ремонте машины реже станут ломаться, слесарям работы может не хватить? Отлично. Можно будет обойтись меньшим числом ремонтников. Стройка опять же в выигрыше.

Бабалы потер ладонью щеку. Мда… В выигрыше-то в выигрыше, но ведь сколько времени пройдет, пока в министерстве утвердят это нововведение!.. Надо обращаться к министру - месяца нет как нет. Ну, а там сей вопрос будет обмозговываться, рассматриваться, согласовываться, утрясаться, - считай, чуть не год псу под хвост. А канал строится, а машины то и дело попадают в руки слесарей… Хм… И ведь нет гарантии, что через год он не получат такое заключение: мы, мол, не имеем права ломать тарифные ставки.

Вот тебе и выигрыш…

Новченко, конечно, судя ею последним его действиям, поддержал бы и эту новинку и помог бы "пробить" ее. Но у него своих забот сверх головы.

Что же остается, дорогой Бабалы Артыкович? А остается, ради интересов стройки, пойти на риск и ваять всю ответственность на себя. Так он и сделает, а там видно будет…

С наслаждением разминаясь, как после тяжкого труда, Бабалы развел руки в стороны, согнул их в локтях, будто собираясь делать гимнастику, но как раз в это время в дверях появился Нуры. Напустив на себя серьезный вид, вытянувшись по стойке "смирно" и приложив пальцы к виску, он гаркнул:

- Здравия желаю, товарищ начальник!

Бабалы, невольно рассмеявшись, махнул ему рукой:

- Вольно, вольно? Садись, беглец.

Нуры, прихрамывая, подошел к столу, уселся, не сгибая больной ноги, и, опережая Бабалы, затараторил:

- С благополучным возвращением, начальник! Где побывал, с кем путешествовал? Не встретил ли кого из знакомых? Тут, честное слово, кого-кого только не встретишь… Небось и без приключений не обошлось? Ну, настроение у тебя, вижу, неплохое… Только ты не перебивай, начальник, дай хоть слово сказать! Какие вести из аула, что наш уважаемый Артык-ага поделывает, он ведь, говорят, в Ашхабаде? Нет ли известий от прекрасной пери? Когда же наконец зазвенят пиалы, начальник?!

Нуры сыпал словами, как пулемет, не дожидаясь ответа на свои вопросы. Бабалы понимал, что он хочет оттянуть время, боясь нахлобучки. Отчаявшись остановить этот поток вопросов, Бабалы погрозил ему кулаком. Нуры подобрался, ладонь опять взлетела к виску:

- Готов выполнить любое ваше приказание, товарищ начальник!

Бабалы, смеясь, покачал головой:

- Ох, бестия!..

Он поднялся, положил руку на плечо Нуры:

- Как твоя нога, Нуры?

Нуры, закинув голову, посмотрел на Бабалы чистыми, как небо, глазами:

- А что нога? Нога как нога. Крепка, как ствол тутовника. - Он ударил по больной ноге ладонью: - Во!.. Только что не звенит.

- А вот врачи говорят…

- Начальник, чья это нога - моя или врачей? Кому лучше знать, болит она или нет? Я ведь про их ноги ничего не говорю. Что же они к моей привязались?

- А она у тебя не опухла еще больше?

- Опухла!.. - возмутился Нуры. - Мозги у этих докторов опухли. Во, гляди, начальник!

Вскочив с места, Нуры вышел на середину кабинета, притопнул одной ногой, потом другой - больной и, морщась, но, стараясь и вида не показать, как ему тяжко, пустился в пляс.

- Стой, стой, Нуры! - Бабалы поднял руку. - Ты что это из моего кабинета клуб устроил?

- А чтоб ты поглядел, какой я больной.

Бабалы и жалел Нуры, и в душе гордился им, и с трудом сдерживал улыбку:

- Ладно. Убедил. Теперь ступай ко мне домой…

Нуры с мольбой протянул руки в пространство:

- Скрепер же у меня там, начальник!..

- Сказано: пойдешь ко мне. Дело у меня к тебе есть, обговорить надо. Отдохни, позаботься о чае. Я долго не задержусь.

Нуры, вздохнув, поплелся к двери, чуть припадая на больную ногу и силясь скрыть это.

Бабалы с доброй улыбкой смотрел ему вслед.

От бумаг, в которые он снова было зарылся, оторвало появление очередного посетителя, старшего прораба Хезрета Атаева. Это был пожилой коренастый мужчина с густыми бровями, сросшимися на переносице, и седоватой, жесткой, как щетка, щетиной. Бабалы сразу увидел, что прораб чем-то угнетен, брови его нависли над глазами темными тучами. Все же он задал дежурный вопрос:

- Как дела, Хезрет, как настроение?

- Настроение? - прораб мрачно усмехнулся. - А такое, будто только что покойника проводил.

- Ого, с какой ноты ты начинаешь!..

- Это последняя моя нота, Бабалы. Все. Нет больше моего терпения. - Он стянул с себя полевую сумку и бросил ее на стол. - Вот. Я сдаю свои дела.

Бабалы поднял на него удивленный взгляд:

- От кого я это слышу, Хезрет? Ты пятнадцать лет проработал на ирригационных стройках. Недавно тебя назначили старшим прорабом. И вместо того чтоб трудиться засучив рукава, ты вдруг капитулируешь?

- Да, Бабалы, пятнадцать лет, как одна копеечка… И за все эти годы, какие бы трудности ни встречались, - я не сдавался. Ты знаешь это. Ну, а теперь - сдаюсь. Сдаюсь, Бабалы!

- Не похоже это на тебя, Хезрет. Ты ведь старый фронтовик…

- Да, Бабалы, и никому еще ни разу не пришлось за меня краснеть. Все я испытал: нужду, голод, жажду. И все преодолел! Но с такими безобразиями, которые тут творятся, я еще не сталкивался… Меня мучает стыд, Бабалы!..

- Может быть, ты все-таки изложишь все по порядку - в доступной для меня форме?

- Прости, Бабалы. - Хезрет приложил руку к сердцу. - Вот здесь - болит. Поверь, сам я любое могу вытерпеть. Но я не в силах видеть, как люди страдают - из-за чужой преступной халатности!..

- Что же все-таки стряслось?

- А то, что чуть не погибли строители из бригады, работающей в Гульбедене. Им вовремя не доставили воду, от жажды у них помутилось сознание, и они выпили всю дрянь из радиаторов машин.

У Бабалы напряглись мускулы на лице:

- И… дальше?

- Счастье, что никто не помер. Но несколько человек лежат в больнице, и в очень тяжелом состоянии.

- Так… - Бабалы крепко потер ладонью щеку. - Кто же конкретно виноват в этом безобразии?

- Пойми меня, Бабалы… Этот случай, конечно, особый. Чепе. Но на участке вообще худо со снабжением! Те, кому надлежит заботиться о людях, плюют на них! Вот что я тебе скажу: пока снабжением ведают такие, как Муррук, всего может ожидать.

- Муррук? - Бабалы прикусит губу.

- Он самый. Как ты терпишь его, Бабалы? Неужели ты ничего не видишь? Нет, мне на твоем участке делать нечего. С каким лицом я появлюсь в той бригаде? Со стыда сгорю!.. Так что, Бабалы, или совсем меня отпусти, или переведи на рядовую работу.

- Не хочешь, значит, нести ответственность за чужие грехи?

- Не хочу. Послежу, как ты будешь говорить с теми ребятами…

- Но кто-то должен ведь распутать это дело, Хезрет! Или мы так все я оставим, как есть?

- Ты же держишь этого Муррука.

- Положим, мне его сверху навязали. У него, как говорится, "рука" в министерстве. А потом - вина его еще не доказана. Вот ты и разберись во всем этом.

- Следователь из меня, боюсь, плохой.

- Но ты ведь болеешь за стройку и за людей наших! И судя по всему, имеются у тебя на руках кое-какие факты. Начни с этой истории в Гульбедене. Случай действительно исключительный, граничащий с преступлением!.. Найди виновника, Хезрет, и, поверь мне, он не уйдет от заслуженной кары!

- Даже если им окажется Муррук?

- Муррук не исключение ни для меня, ни для закона. - Бабалы взял со стола полевую сумку и протянул ее Хезрету: - Держи, пригодится еще. - Он с укоризной покачал головой: - Ай, Хезрет, Хезрет. Что ж это получится, если все мы начнем швырять свои сумки, портфели, папки? Думаешь, мне не бывает тяжело?. Но я верю в поддержку боевых своих соратников - таких, как ты, Хезрет. И ни ка минуту не забываю, что хозяин у меня не начальник строительства, не министерство даже, а народ!.. И ты - служишь народу. Вот, сознавая это, и возьмись как следует за тех, кто идет против народных интересов. Если понадобится кто тебе в помощь - привлекай, рассчитывай на мою поддержку. За дело, Хезрет!

Хезрет пристально посмотрел на Бабалы, молча кивнул и вышел.

Бабалы не успел еще успокоиться, когда в кабинете появился… Аннам. Голова у него была опущена, выражение лица потерянное и виноватое.

Приглядываясь к парню, Бабалы предложил ему сесть - Аннам опустился на краешек стула,

- Рад тебя видеть, Аннам. Ты, наверно, по поручению Мухаммеда?

Аннам отрицательно помотал головой.

- У тебя у самого какое-то дело ко мне?

Аннам только вздохнул горько.

- Да что с тобой?..

- Ушел я из бригады, Бабалы-ага. А куда деваться? Вот… К вам явился…

Бабалы невесело улыбнулся:

- Что-то все сегодня начинают с загадок! Нет чтобы сразу толково объяснить; что случилось, зачем пришел. Может, ты сделаешь почин, Аннам? Выкладывай, что там у тебя.

Аннам снова глубоко вздохнул и, не таясь, только пряча глаза, запинаясь, рассказал о происшедшем.

Бабалы по душе пришлась его искренность:

- Молодец, что пришел ко мне. Переживаешь, значит?

- Убить себя готов!

- Ну, это лишнее. А что переживаешь - хорошо. Что же ты думаешь, теперь делать?

- Переведите меня в другую бригаду, Бабалы-ага!

- Бригада Мухаммеда, тебе не по нраву?

- Лучшей, на всей стройке не сыщешь!. Да не могу я ребятам в глаза смотреть. Перед Мухаммедом: стыдно…

- Бежишь, значит от позора? Вот это уже худо. Что это за напасть такая; слесари приходят, грозят - уйдем, прораб просит: отпусти, ты вот тоже; переведи в другую бригаду. Ведь это слабодушие, а, Аннам?.. Мне ведь тогда тоже впору взмолиться; освободите меня от моей должности, будь она проклята!… Нет, братец, так не годится. Застала тебя где беда - так застынь как кол!.. Ни шагу назад, как говорили на фронте. На месте с ней справляйся. Понял?.. - Бабалы с досадой поморщился; - Ну, что ты все вздыхаешь? Ты ведь не хотел подвести бригаду, так?

- Да я… я за всю жизнь камнем не бросил в чужую курицу… Все стараешься, как лучше… А экскаватор вот поломал. Это ведь народное добро, Бабалы-ага!..

- Ясно, ясно, Аннам. Да, как матушка-то твоя чувствует себя на новом месте?

Аннам чуть оживился:

- Не поверите, Бабалы-ага, ну, как дома!.. Хлопот у нее прибавилось, а она и рада: семья, говорит, у меня теперь большая.

- Об ауле-то не скучает?

- Некогда ей. С девушкой одной подружилась. Есть у нас девушка из Белоруссии Марина, - Аннам покраснел. - Ну, они и держатся вместе, как наседка с цыпленком. Послушали бы вы, как они дружка с дружкой разговаривают - помрешь со смеху!.. Мать - все жестами, жестами. А Марина учит наш язык…

- Хорошая девушка?

Аннаму показалось, что Бабалы смотрит на него с подозрением, он смутился еще больше:

- Хорошая…

- Ну, вот что, Аннам. Что случилось, то случилось. Если ты чувствуешь за собой вину, то выход у тебя один: все сделать, чтобы загладить ее. Бегством ты от собственной совести не спасешься. Подумай о матери, о своих товарищах!.. Они, наверно, с ног сбились, разыскивая тебя. И Мухаммед места себе не находит, уж я-то его хорошо знаю. И винит во воем не тебя - а себя! Уж наверняка казнится, что недоглядел за своим учеником. О Бостан-эдже уж не говорю - поди, извелась вся. Ведь мать!.. Да, как девушку-то зовут?

- Марина…

- Тоже, верно, беспокоится… Да и Бостан-эдже ее теребит, не дает ни сесть, ни встать: что-то с моим сыночком, куда он подевался, бедняжка?.. А бедняжка вон что задумал: бросить всех, из родного дома в чужой податься! Разве это дело, Аннам? Разве поступают так настоящие джигиты? Мой тебе совет… Да нет, братец, просто я тебе приказываю: тотчас же возвращайся в бригаду. И уж сделай как-нибудь так, чтобы не подумали, будто ты сбежал. Скажи так: решил, мол, доложить об аварии начальнику строительства, поскольку он земляк мой. Не то, конечно… Ну, да ничего, сойдет. Передавай всем привет от меня. Ясно?

- Угу.

- Тогда, как говорится, приступай к исполнению.

Распрощавшись с Аннамом, Бабалы приоткрыл дверь и попросил секретаря:

- Больше ко мне никого не пускайте, я занят.

Он снова начал перебирать бумаги, и вскоре на глаза ему попался конверт, адрес на котором был выведен таким знакомым почерком… Сердце у Бабалы замерло. Письмо от Аджап!.. Он торопливо вскрыл конверт, достал письмо. Первые строчки, дышавшие нежностью, заставили его расплыться в блаженной улыбке. И вдруг он насторожился, как пугливый конь, почуявший опасность. "А с назначением все осталось по-старому, - заключала свое письмо Аджап, - Я уже получила путевку и завтра выезжаю в Карамет-Нияз. Желаю тебе здоровья и успехов, твоя Аджап".

Листок с горькими этими строчками выскользнул из пальцев Бабалы и черной птицей опустился на стол…

Глава двадцатая
БОСТАН В РАЗДУМЬЕ

Капля воды - крупица золотаа участок, где работала бригада Мухаммеда, обрушилась пыльная буря.

Она налетела с такой силой, окутав все густой тьмой, что казалось - наступил конец света.

Трудно было разобрать: день сейчас или ночь, с земли вздымается проклятая пыль или мутными потоками низвергается с неба. Пыль скрыла солнце, заполнила собой все пространство от неба до земли, от горизонта до горизонта.

Бостан-эдже, собрав посуду, несла ее в вагончик, ветер толкал ее в спину, она бормотала по привычке: "Уймись, небо, минуй нас, беда!.. Ох, прогневили мы, видно, бога!" Она казалась самой себе маленькой, слабой, беспомощной перед грозной, могучей стихией. И хоть понимала, что не унять ей бури мольбами и уговорами, но все продолжала просить: "Минуй нас, беда!"

А бригада - работала.

Как ни ярилась буря, она не в силах была помешать экскаваторам грызть пустыню.

Правда, экскаваторщики ничего не видели перед собой, не видели, куда опускается ковш, где и как высыпается захваченный им грунт. Они лишь чувствовали, угадывали движение стрелы и ковша и действовали, полагаясь на интуицию и на свои руки, привыкшие к точности и определенному порядку совершаемых операций.

Пожалуй, тяжелее всех приходилось Аннаму. Он еще не свыкся с экскаватором и не выработал в себе той механичности, при которой можно работать даже с закрытыми глазами. Мухаммед учил его, что механизатор должен отдаваться своему делу всем существом, в управлении такой сложной машиной, как экскаватор, принимает участие все: ноги, руки, глаза, мозг… Глаза сейчас были вроде и ни к чему: как Аннам ни напрягал зрение, он не мог различить ни ковша, ни котлована, из которого выбирался грунт, ни насыпи, к которой следовало его нести… Но зато он прилагал все усилия, чтобы команды его рук, ног, мозга были четкими и точными, и экскаватор подчинялся ему.

Разошедшаяся буря проникала в кабину. Песчинки били по лицу, как мелкая дробь. Но Аннам словно и не замечал их, захваченный азартом борьбы с пустыней, азартом работы.

Саша, отгребавший от экскаватора песок, нанесенный бурей, стараясь подбодрить товарища, крикнул:

- Как дела, Аннам?!

Ответ Аннама, голос которого заглушал сильный ветер, долетел словно из глубокого колодца:

- Держусь!.. Только из-за пыли не видно ни черта.

Слова эти услышал Мухаммед, подошедший к Саше. Засмеявшись, он громко воскликнул:

- Ай, Аннам, ты хочешь сказать: упасть-то, мол, я не упал, да вот не найду никак, где миска валяется.

- Я уж нападался, бригадир!.. От этих падений спина у меня стальной сделалась!

- Слезай-ка, братец, отдохни малость. Я тебя подменю.

- Я пока не устал, бригадир!

- А не устал, так пойди помоги Бостан-эдже,

- У нее есть помощница,

- Есть, говоришь? - Мухаммед подмигнул Саше. - Ты, кстати, когда ее видел-то?

- Кого?

- Марину, кого же еще.

- Ну, утром.

- Утром?! - присвистнул Мухаммед. - Так с тех пор ее поминай как звали! Она уже трясется на вагонной полке.

Аннам остановил экскаватор и спустился на землю. Из-под толстого слоя пыли на Мухаммеда смотрели горячие, испуганные глаза:

- Ты хочешь сказать… она уехала?

- Ну да. Собрала вещички и укатила домой. Да что с тобой, Аннам?.. Чего ты на меня так уставился?

Аннам, ничего не ответив, как-то устало махнул рукой и, шагнув к песчаному холмику, уселся на нём.

Неожиданно начал накрапывать редкий дождик. Мухаммед, усмешливо переглянувшись с Сашей, полез в кабину экскаватора и запустил мотор. А Аннам, упершись неподвижным взглядом в землю, погрузился в невеселые раздумья С чего же это вдруг Марина уехала? Еще вчера вечером она говорила ему: "Мой дом теперь здесь, Аннам. Привыкла я к ребятам, к тетушке Бостан… Как я вас могла бы оставить?" Вай, женщина и лису может научить хитрости!.. Нельзя верить ее словам, они тают в воздухе без следа!.. А может, произошло что-нибудь серьезное? Мухаммед ее обидел?! Или мать, опасаясь, что Аннам женится на русской, наговорила ей бог весть что? Или дома у нее что случилось, и ее оповестили об этом телеграммой?

Пока Аннам ломал голову над причинами поспешного отъезда Марины, кто-то, подойдя сзади, закрыл ему глаза крепкими, сильными ладонями.

Не меняя позы, Аннам сердито сказал:

- Отстань, Саша! Не до шуток мне.

Ладони чуть дрогнули. "Саша", однако, не спешил их убрать. Аннам, вскипая, повторил:

- Слышишь, отстань!..

Он схватил шутника за руки и порывисто поднялся с места.

- Марина!.. Это ты?

- А кому ж еще быть? Ты-то почему сидел такой унылый, как казанская сирота?

- Так ты… не уехала?

Марина пожала плечами:

- Я и не думала никуда уезжать.

До Аннама донесся веселый хохот Мухаммеда. Догадавшись, что его разыграли, парень погрозил ему кулаком:

Назад Дальше