- Ишшо чего удумал! - Савелий удивленно покачал головой, глядя на Михаила с сожалением. - Да где ты в Приморском крае глухую тайгу-то видел? Лет двадцать назад еще была глухая тайга, а теперь нету ее, нету! Сейчас из любого места тайги - закрой глаза, пройди в любую сторону сто шагов, открой глаза - и увидишь либо старый, либо новый пень. Из любого места сейчас за день ходьбы в любую сторону непременно выйдешь на старую или новую лесовозную дорогу. Какая там, к черту, глухая тайга! Вы, лесозаготовители, рубите ее налево и направо. Новая вырастать не успевает. Пошто кедрачи изничтожаете? - Савелий посмотрел на Михаила сердито, требовательно, точно это он, простой мастер лесоучастка, является главным зачинщиком в истреблении кедра. - Пошто, спрашиваю, кедрачи изничтожаете?
- Ну как пошто? - слегка растерявшись перед бурным натиском Савелия, не понял вопроса Михаил. - У кедра кубатура... - Но тут же, сообразив, к чему клонит Савелий, сказал ему с обидой и раздражением: - Вы думаете, что, если мы лес пилим, значит, нам его не жалко? Иные пилят, конечно, не задумываясь, им хоть что под пилу подставляй, лишь бы платили побольше. Другие переживают. Но что поделаешь, древесина-то нужна? Нужна! Правда, из-за собственного ротозейства иной раз такие потери бывают, что самим стыдно друг на друга смотреть. Иной раз спилить-то спилим, а вывезти не успеваем. Техника забарахлит, или организация труда подводит. Вот и остается соштабелеванный лес на делянках гнить. За сохранность добытой древесины спрашивают слабо. Иногда из десяти спиленных деревьев до потребителя доходит только восемь, а остальные могут сгнить, утонуть, сгореть.
- Губите лес! - с возмущением поглядел на Михаила Евтей. - Думаете, что на наш век хватит, а там и хрен с ним?
- Самому мне, батя, тошно. Только ведь речь нужно вести не о запрещении лесозаготовок, а о хозяйском отношении к делу. Думаю, что вполне можно было бы из десяти спиленных деревьев довести до ума не менее девяти. А лучше бы и совсем без потерь. Правда, для этого и учет нужно получше поставить и спрос повысить. Да что там говорить, ведь и торговать нам выгоднее не лесным сырьем, а готовыми изделиями из древесины. Это же сразу доход в несколько раз увеличится. А то бывает, мы кому-то сырье поставляем, а они нам за наше же сырье рубашки нейлоновые, куртки ширпотребовские. А чтобы побыстрее, помасштабнее торговля шла, они нам еще и технику предлагают кой-какую: лесовозы, например, будьдозеры. Сами с себя кожу сдираем для них ихними же скребками.
- Ну ладно, ребятки, потолкли воду в ступе, пора и ко сну готовиться, - предложил Евтей. - Слышь-ка, Юлий Васильевич! Распределяй, где кому спать.
- Располагайтесь все на койках, а я уйду в тепляк, там у меня над печкой отличная лежанка, - распорядился Федотов.
- Да куда ты уходишь? - попробовал остановить его Евтей. - Неловко, паря, получается, приютил, обогрел, да еще и койку свою уступаешь.
- Ничего, батя! У меня, в тепляке комфорт. Да мне и сподручней там, ночью дрова подкладывать надо, придется беспокоить вас. Так что бывайте здоровы, живите богато и спите спокойно! - он театрально поклонился и, лягнув дверь, вышел.
- Действительно, как-то неудобно получилось, - сказал Павел.
- Зря вы переживаете, ребята, - успокоил тигроловов Михаил. - Ему там в самом деле удобнее. Там свет есть, нары над печкой. Будет он всю ночь книжки читать, а утром сменщик его приедет из поселка, днем Юлий и выспится.
- Да-а, такой жизни не позавидуешь - ни кола ни двора, - осуждающе покачал головой Савелий. - Ущербные люди эти бичи, одно беспокойство от них.
- Не скажите! - с жаром возразил Михаил. - Бичей хоть и поругивают, а без них нам туго бы пришлось. Рабочих рук на Дальнем Востоке не хватает. Вот, к примеру, работал я в позапрошлом году в геологоразведочной экспедиции. Живут в тайге в палатках. Заработки не ахти какие высокие, а условия, мягко говоря, не легкие. Степенный, семейный человек поработает в такой шараге два-три месяца и увольняется. Потому что ему нужна квартира, а где ее в экспедиции возьмешь? А бич неприхотлив. Поработал на сезонке полгода и дальше перебрался. - Михаил снял валенки и, поставив их к стене за печь, лег, укрылся курткой и продолжал: - Бичи для осваиваемых районов нужны. Где шарага, где плохое снабжение, скверная организация, трудные условия - там и бичи. Взять Цезаря нашего. Пять лет он топит тепляки в нашем леспромхозе - живет в вагончике или в таком вот барачке. Зимой тепляк топит, а летом здесь в тайге остается сторожить инвентарь, бензин и прочее. Вырвется раз в месяц в деревню, в общежитии поживет, с бичами водку попьет и опять в тайгу. Ну, кто бы на такую работу пошел, кроме бича? А его сменщик десять лет на такой работе проработал.
Павел встал, собрал со стола остатки ужина и вынес их собакам. Над темной притихшей тайгой ярко светила луна. Погрузчик с поднятой массивной челюстью, отсвечивая металлом и стеклами кабины, напоминающими глаза, был похож на застывшее чудовище. Перед входом в тепляк, как на тускло освещенной неоновым светом сцене, стоял с колуном в руках Федотов. У его ног были разбросаны поленья. Он стоял лицом к луне. Смотрел на нее или любовался притихшей тайгой, а может быть, просто задумался о чем-то, кто его знает. Он стоял неподвижно и долго. Так долго, что у наблюдавшего за ним Павла морозом прихватило уши и он, оттирая их ладонями, поспешил в избушку. Уже засыпая, Павел услышал ритмично-хлесткие и сильные удары колуна. Было ясно, что у тепляка работает сноровистый и усердный человек.
* * *
Утром, когда тигроловы собрались уже уходить, к тепляку, громыхая прицепами, подъехали два оранжевых лесовоза. Шофер одного из них, грузный, с одутловатым лицом мужик, увидев Савелия, протянул ему руку:
- Доброго здоровья, Савелий Макарович! Опять за тиграми гоняетесь? Вот уж действительно - охота хуже неволи.
Узнав, что тигроловы намерены идти к устью Ороченки, он радостно воскликнул:
- Так я же, хлопцы, могу вас подкинуть. Сидайте в мою колымагу, километров семь попутно со мной, а там прямо по склону.
От тепляка дорога круто пошла в гору, но мощный мотор тянул машину легко.
- Хорошая машинешка! - перекрикивая ровный басовитый вой мотора, похвалил Евтей.
- В самую точку попал, - польщенно кивнул водитель. - Тридцать кубов тянет - и хоть бы хны! Зверь, а не машина!
На вершине водитель переключил скорость, и лесовоз, взревев, как рассерженный бык, рванулся и, стремительно набирая скорость, помчался по ровному плато. Шум в кабине уменьшился, и можно было говорить, не надрывая голос.
- Да, Евтей Макарович, машина хорошая, - вновь заговорил водитель, - сколько уже лесу из тайги вывезла...
- Лучше не поминай - одно расстройство, - отмахнулся Евтей, продолжая внимательно смотреть на обочину.
- Это верно, одно расстройство, - плавно притормозив перед мостиком и вновь нажав на педаль газа, согласился водитель. - А я раньше не задумывался над этим. Вон сколько тайги этой было - бездонная прорва! Но как пошла эта мощная техника, так и загудело, затрещало все кругом. Первые годы брали лес в десяти километрах, а теперь до ста километров приходится уезжать за кедром. Не стало кедра! Поговаривают, что скоро сплошная рубка начнется. - Водитель приспустил боковое стекло, швырнул недокуренную сигарету. - Ей-богу, хоть и заработок на лесовозе большой, а противно иной раз и деньги в руки брать... Досадно сознавать, что я последние кедрины из тайги вывожу. Это, ребята, не красивые слова, в самом деле так.
Павел внимательно посмотрел на водителя, лицо его было серьезным и озабоченным, голос звучал взволнованно.
- Давно бы бросил это дело, но что от этого изменится? Другой на мое место сядет и будет делать то же самое.
- Вот-вот, - согласно закивал Евтей, по-прежнему не отрывая взгляда от обочины.
- Чего ты там, Евтей Макарович, высматриваешь? - не выдержал водитель.
- Смотрю, может быть, где тигрица тигрят через дорогу переводила, не промелькнет ли ее след...
- Ну смотри, каждому свое. Только вряд ли, мы тут уже давно лес возим, но ее следов не замечали, а ведь все охотники.
Машину опять тряхнуло. Потянулась дорога вся в колдобинах, в подтеках выступающей наледи.
- Все, магистраль кончилась! - сказал водитель, отчаянно выкручивая баранку то вправо, то влево, объезжая глубокие выбоины. - Такая дорожка, как доска стиральная, до самого поселка. Машины тяжелые, быстро дорогу разбивают. Вон сколь развалов по дороге, - кивнул водитель на очередной штабель кедровых хлыстов, - развалится лесовоз, выдернут его - и поехали, а штабель остался на обочине. Иногда, ежели недалеко от верхнего склада, подберут его, а ежели далеко, так и останется гнить. Вон там, видите, старый развал лет пять уже лежит.
Павел посмотрел туда, куда указывал водитель. На обочине перед мостиком лежал штабель уже потемневших от времени и тронутых гнилью кедровых хлыстов.
- Таких возов, ежели посчитать, только вдоль центральной дороги с полсотни насчитаешь, а в каждом возу в среднем по двадцать кубов - вот тебе и тыща кубометров. А сколько таких брошенных возов от глаза спрятано на делянах и волоках? Ладно бы убыток просто в деньгах, а то ведь моральный ущерб! Такое могучее полезное дерево зря спилили! Моральный вред пострашнее материального.
Водитель открыл дверку кабины, высунувшись, внимательно посмотрел на подпрыгивающий, брякающий прицеп, закрыв дверцу, досадливо поморщился каким-то своим мыслям и, еще раз с тревогой оглянувшись на прицеп в заднее стекло, торопливо продолжил излагать свою мысль:
- Я вот еще что никак в толк не возьму, какая тут выгода нам: мы поставляем лес, а нам за этот лес поставляют мощную технику для лесной промышленности. То есть получается, дают барану ножницы и говорят ему: "На вот тебе ножницы, сам себя стриги, шерсть нам отдай, а ножницы себе забери. Ты нам шерсть, а мы тебе ножницы". Ну так ведь выходит?
- Да вроде как бы так, - неуверенно согласился Евтей.
- Именно так, Евтей Макарович! Ихним же топором под собой сук рубим! Пиломатериал им продавать надо, а не кругляк, отходы себе оставлять, перерабатывать их в мебель, а то ведь на лесозаводах тыщи кубов горбылей и опилок сжигаем. Был я недавно у свояка в гостях в Дормидонтовке, посмотрел на тамошний лесозавод, сколько добра сжигают и в грязь затаптывают! Когда же порядок возьмутся наводить в этом деле? Как ты думаешь, Евтей Макарович? Долго еще так будем крушить-ломать тайгу? - сердито спросил водитель Евтея, останавливая машину перед крутым правым поворотом, уходящим в густой, темный ельник.
Павел, догадавшись, что это тот самый поворот, откуда им надо идти дальше пешком, открыл дверцу, но прыгать на землю медлил - ждал, что ответит водителю Евтей.
- Конечно, наведут, не сумлевайся, - застегивая на груди шинелку и передавая Павлу поводок Барсика, успокоил водителя Евтей. - Наведут, паря... Теперь уже скоро. Вышли на волок. Чистый и ровный, он серебряным мечом рассекал темный густой ельник на две половины.
Павел с Барсиком шел впереди, следом вел своего Амура Николай, сзади, приотстав, шли Евтей с Савелием.
Вскоре густой ельник кончился, и начались свежие, трех-четырехлетней давности поруба, но уже там и сям на пустотах среди выворотней и пней густо стоял тонкий, в палец толщиной, березовый и осиновый подрост. Пройдет еще два-три года, и все это разрастется вширь и ввысь, перепутается лианами актинидии, лимонника и винограда и станет непролазным вторичным лесом.
Павел шел своим обычным шагом, но, услышав за спиной тяжелое дыхание Николая, стал набирать темп. Дыхание за спиной участилось, а затем стихло. Оглянувшись, Павел увидел, что Николай отстал метров на двадцать и что круглое лицо его раскраснелось и лоснится от пота. Далеко на волоке маячили фигуры Евтея и Савелия. Пройдя до первого брошенного на волоке кедрового хлыста, Павел, смахнув с него снег, сел и стал ждать. Николай уселся на хлыст поодаль от Павла, отчужденно молчал, отворачивая разгоряченное лицо, вытирая пот со лба.
- Ну и здоров ты, паря, на ноги! - искренне похвалил Савелий, устало снимая котомку и присаживаясь рядом с Павлом. - Как сохатый ломишься.
- А чо ему не ломиться? Не пьет, не курит, жирком не оброс, не застоялся, тренирован, - с некоторой гордостью проговорил Евтей, косясь на Николая.
- Вспомните, дядюшка, сколько у вас в бригаде перебывало таких вот незастоявшихся ломовиков. - Николай чуть заметно скривил в усмешке губы, указывая подбородком на Павла. - И все они первые два-три дня ломились, а потом скисали, а некоторых и выводить приходилось под руки из тайги. Вспомните, дядюшка.
- Так ведь то были люди, не привычные к тайге, а Павелко-то на энтом деле сызмальства, - с горячностью возразил Евтей.
- А Нефедов в позапрошлом году с нами ходил и скис, - разве он не сызмальства к тайге приучен был?
- Нефедов твой алкоголик и лентяй! - вспылил Евтей. - Он след указал, потому и терпеть пришлось его в бригаде, а не то и духу бы его не было у нас!
- Я не хвалю его, просто мысль свою провожу через него. Так сказать, наследника вашего, Павла Калугина, предупреждаю, чтобы сразу, стараясь угодить вам, не надорвался бы ненароком да и все силы не израсходовал... - Николай хоть и подчинился воле старших, но очень раздраженно терпел присутствие Павла в бригаде и не упускал случая, чтобы не ущемить самолюбия парня. Возможно, в нем говорило чрезмерное честолюбие - многие жаждали примазаться к славе знаменитых на всю страну тигроловов Лошкаревых. Но, если жаждавшие славы обычно вызывали лишь только усмешку или досаду Николая, потому что были хлипки и жидковаты для тигроловского промысла и не могли быть соперниками ему в этом деле, то Павел Калугин, напротив, раздражал его какой-то скрытой силой - не только физической. А Николай терпеть не мог чьего-то превосходства над собой, - есть такие натуры, которые жаждут, чтобы все уступали им. Павел не собирался уступать, он, "чужак", и в самом деле мог стать продолжателем дела Лошкаревых, и это злило Николая.
- Угомонись, племянничек! Поживем - увидим, - усмехнулся Евтей и встал. - Малость дыханье перевели, остудились, и полно - дальше пойдем. Ты, Павелко, Барсика мне теперь отдай, и ты, Николай, тоже своего пса отцу отдай. Вы целик бьете - вам собаки только мешают.
Так и было в действительности, поэтому Павел охотно отдал собаку Евтею. Николай тоже не заставил себя уговаривать и передал Амура отцу.
Без собаки идти было легче, и Павел сразу взял высокий темп, решив не сбавлять его до тех пор, пока сзади идущий Николай не предложит идти тише или пока не отстанет. С полчаса Николай, тяжело дыша, то и дело вытирая рукавом пот со лба, шел за Павлом буквально по пятам, но затем шаг за шагом начал отставать и отстал бы, вероятно, намного, если бы не медвежий след, пересекший волок. След был большой, трехдневной давности и принадлежал бурому медведю.
- Жирный медведище, лапы пухлые, не сморщенные, - рассуждал Павел, стоя над следом.
- Что тут такое? - подойдя к Павлу, спросил Николай. - Тигра прошла, что ли?
- Да нет, медведь бурый. - Павел поднял голову и повел глазами в ту сторону, куда тянулся след. Наткнувшись взглядом на наклонно стоящую неподалеку от волока толстую липу с бугорком свежей земли у корней, с беспокойством стал искать вокруг липы на снегу выходной след зверя, но не обнаружил его... И тотчас он увидел темный раскол - дупло, из раскола высунулся медвежий нос и, раздувая трепещущие ноздри, стал обнюхивать воздух.
Павел сбросил со спины рюкзак, снял висевший на шее карабин, передернув затвор, загнал патрон в патронник. Николай тоже увидел медведя и, не снимая котомки, сдернул карабин, приставил его к плечу.
- Сбрось котомку, - тихо, но властно сказал Павел, охватывая взглядом и дупло, и Николая.
Тот, что-то пренебрежительно пробормотав, продолжал стоять не двигаясь.
- Сбрось котомку! - властно прикрикнул Павел.
Медведь высунул из дупла лоб и уши.
Николай послушно сбросил котомку.
- Заряди патрон в ствол, - тихо приказал Павел, медленно поднося карабин к плечу и ожидая момента, когда медведь высунет голову полностью...
Лошкарев продолжал держать карабин у плеча, выцеливая зверя.
Павел хорошо помнил, что в Николаевом карабине только четыре патрона, сидящих в магазинной коробке.
- Загони патрон в ствол, черт тебя подери! - настойчиво и зло повторил он.
- Да пошел ты!.. - огрызнулся Николай.
Но в этот миг медведь с неуловимой быстротой, как тень, выскочил из берлоги и, развернувшись грудью, прыжками ринулся на охотников.