Он говорил с нахаловской простоватостью, зная наверняка, что интеллигентный человек плюнет на эту бедность и начнет разъяснять суть дела, и станет понятней, как дальше действовать.
И Женя стал рассказывать, как они весь вечер пытались объяснить преступление Игоря с точки зрения защиты, да так и не смогли открыть в его деле аффекта, хотя по всему видно, что Игорь не мог схватиться за топор без сильнейшего психического потрясения.
- Следовательно, его и не было, этого потрясения, - произнес Куликов.
- А может, здесь особое помешательство? - возразил Женя и отвел лицо от света уличной лампочки. - Чокнулся человек на миг и сам об этом не догадывается!..
Лукин задумчиво потер свой подбородок о шершавый сгиб воротника старого кожана и сказал:
- В его признаниях много рассудительности... Даже слишком много...
- То есть, вы считаете, Дмитрий Гурович, он и в момент... преступления ясно осознавал все? - спросил Женя.
- Я хочу сказать, мне было бы очень трудно судить такого, - сознался Лукин. - Только в свидетели здесь и гожусь.
- Кто бы скромничал, да не ты, Дмитрий! - заявил Куликов. - Столько лет ты соответствовал, а на Бандурееве залетел бы?!
- Это тебе не какой-нибудь воришка с одной мыслишкой, - спокойно сказал Лукин, - а целый мозговой трест!
- Ну, ты брось прибедняться, - сердито хрустнул снегом Куликов. - Такой ясновидец и - на попятную!
- Какой там ясновидец, - возразил Лукин. - Столько лет толокся возле пещеры и не мог догадаться сам...
- Но в своем-то деле ты все понимаешь, - настаивал Куликов.
- Раньше так думал, а после этого случая с нашим Петром Васильевичем сильно засомневался.
- Ты в чем-то не уверен? - удивился Куликов.
Лукин еле заметно кивнул.
- Вот и мы тоже, - заволновался Женя, подступая к Лукину. - Возникли у нас кое-какие сомнения...
У Лукина зашевелились брови так, что показалось, с них вот-вот слетит снег и они потемнеют. Но снег-седина был цепкий.
- А Слоникова прекрасно знает, что еще Кони предупреждал не доверять гласу общественности, - проговорил Лукин, и Женя услышал тот самый скрипучий фарфор в голосе судьи. - А тут товарищеская спайка!
От такого выпада Женя отступил опять в тень черемухи. Но здесь на выручку пришел Куликов.
- Мои ребята вступились за своего товарища-геолога, Дмитрий! Это наш закон'
- За отцеубийцу вступаются те, кто сам не очень-то любит своих отцов! - поправил Лукин.
- Нисколько! - воскликнул Куликов. - Придешь завтра на собрание наше и услышишь, как по-сыновьи мои мальчики относятся к делам своих старших коллег и отцов! - Он полуобнял Женю и спросил: - Верно я говорю, Евгений Ильич?
Женя деликатно кивнул.
Куликов покачал пальцем, словно дулом нагана, перед Жениным носом и объяснил свой отцовский жест:
- Только давать вам застаиваться нельзя, вот в чем наука! Вовлекать вас быстрей в ответственные дела! На самые верхние полки штатного расписания! Не давать плесени завестись в уме! - Куликов энергично потер уши под черным каракулем и добавил: - А вашей Слониковой тоже нагрузочку мы нашли... Сегодня я послал ей через Виктора предложение быть у нас в управлении юрисконсультом по совместительству, на полставки... Пусть за Игоря постоит стеной с нашей помощью!
"Вот он "секретный табачок"! - осенило Женю. - Только почему Слон не сообщил об этом всем?! Дал повод этому Гарьке предполагать черт знает что!"
- Обморозишься, Женька, так думать будешь, - засмеялась Люба, выпуская мягкие клубочки пара, пахнущего вином. - Пойдем лучше чай к нам пить и с папой ругаться вдвоем!
- Нет, надо двигаться, - сказал Женя, - мне дрова еще колоть!
- А мне тоже хочется наломать дров! - Люба крутнулась перед Куликовым и сбросила ему на руки тулуп.
- Что за настроение у тебя, Любовь Дмитриевна? - охнул Куликов.
- Вы знаете, иногда до мученичества чую, где-то рядом и мое открытие! - И она странно посмотрела на Женю. - Кто бы только вызвал во мне этот самый аффект, чтобы я пошла искать что надо...
- Люба, домой! - Лукин влетел на крыльцо, невзирая на хромоту, подхватил дочь и втолкнул ее в сени. Обернулся и скривил губы. - Не надо было наливать ей последнюю рюмку, Матвей!
- Это пройдет в самом скором времени!
- Самое трудное впереди!
- Думаешь, может выкинуть фокус на суде?
- Она в мать...
- А ты отец или кто?
- Мне пора на пенсию.
- Это с чего же тебя потянуло, такого бодряка?
- Видишь, с молодежью начинаю грызться, а может, она в чем-то не так уж и не права.
- Надо находить с ней общий язык, как я нахожу.
- Видно, не могу...
- Ну, зря ты распускаешься раньше времени, Дмитрий, бери с меня пример!..
Лукинского ответа Женя не стал дожидаться: Люба ушла и его присутствие только стесняло старших. И Женя отступил в млечную темь переулка. Стараясь не скрипеть, он двинулся в сторону Подгорной. "Гарьку надо нагнать, помириться и высказать ему мнение Лукина!"
Но хорошо это или плохо, что они как бы послушались трезвого, правильного Лукина? Не слишком ли они сами правильные оказались в этом деле? Не рано ли они бросили поиски доказательств невиновности Игоря?
И тут Женя поежился на ходу: вспомнил странные Любины слова. "Не такая уж она была пьяная, - решил он и стал мысленно отвечать ей: - Мне, знаешь, Люба, лично тоже недолго надерзить кому угодно. Только не таким людям, как твой отец или Куликов. Это золотые души, и возле них сам становишься лучше!"
И все же надо было разобраться до конца. Подхлестнутый этой мыслью, Женя свернул в длинный коридор между приземистыми домишками, утонувшими в снегу. Словно лыжник-слаломист, скатился он на расскольженных подошвах унтов до Подгорной, прошел по гулкому тротуару, рассеченному тенями тополей и огнями из окон, и открыл знакомые воротца из плах. Бросился к обшарпанной двери и застучал в нее.
- Кого надо? - через окошечко на него уставился веселый синий глаз.
- Открой, Мить, - ответил Женя, - я к твоему квартиранту пришел.
- А хоть бы и ко мне!
Загремело, забренчало, и дверь отошла. Женя пожал на ходу Митькину руку и нырнул в светлое пятно двери.
- К вам, Гарий Осипович! - прогудел Митька, отбрасывая дверь в боковушку. - Друзья-геологи.
Гарька лежал на кровати, записывая что-то в свою тетрадку. Увидев Женю, он подскочил, словно ожидал нового нападения.
- Да лежи! - Женя неуверенно вошел к Гарьке. - Я так пришел... поговорить... все о том же... прояснить кое-что хочется...
- Я всегда готов!
Гарька натянул спортивную курточку с белым ошейником на кадыке. Он спустил на пол сухие, но жилистые волосатые ноги. Митька пододвинул ему войлочные ботинки. Женя уселся на табуретку.
- Горло давно простудил? - неуверенно начал Женя.
- Хроническое это у меня. - Гарька виновато постучал по горлу. - Никак не могу акклиматизироваться на вашем севере.
- Надо перцовкой прополаскивать, - убежденно сказал Митька, перещупав микстуры на столике между книгами, эспандером, блокнотами, ручками, огрызками карандашей, ученическими тетрадями и рукописными листами.
- Готов пить хоть керосин, лишь бы прошло быстрей. - Гарька сверкнул подбитым стеклышком, пошарил на том же столе, нашел трешку и сунул ее хозяину. - Не люблю болеть, а тут еще такое дело!
Митька присвистнул и выбежал из боковушки.
- Душок у тебя, надо сказать, - Женя подергал ноздрями. Пахло картофельными очистками, куриным пометом и лекарствами.
- Это куры хозяйкины, - сказал Гарька. - В подполье живут.
Его улыбка усиливалась искрящейся трещинкой на стеклышке. Он притопнул.
"Ку-ка-ре-ку!" - донеслось из-под пола.
- Чтоб ты сдохла, проклятущая, - проворчал женский голос. В боковушку втиснулась хозяйка, тетя Поля. У нее яростно колыхались красные щеки. - Ведьма несусветная! Кобыла с рогами! Чертова кликушка!
- Думаешь, петух? - спросил Гарька Женю, выждал минуту и с восторгом открыл: - Курица!
- Поет по-петушиному? - удивился Женя. - Наверное, инкубаторская?
- Инкубаторская, Евгений Ильич, - кивнула тетя Поля. - Отсечь ей голову так и чешутся руки, да сын не дает...
Она еще с минуту покостерила ненормальную курицу и ушла.
Гарька подмигнул Жене, поднял крышку подполья. В свете электрической лампочки толклись пестрые куры и рыженький петушок. Инкубаторская курица отличалась белизной, гордой статью и налитым кровью гребешком. Она долбала других куриц.
- Видишь, какой случай ввел в ярость хозяйку, - заметил Гарька. - И однажды она может не выдержать!.. И сама знать не будет, что это аффект.
- Может быть. - Женя задумчиво взял со стола семиструнный эспандер и потянул его, словно засомневался в своей силе.
- А ты меня здорово тряхнул, - сообщил Гарька, хлопнув крышкой подполья. - Сила есть - ума не надо.
- Не вспоминай, - попросил Женя, и взгляд его забегал по неровным стенкам боковушки. - Я пришел к тебе извиниться.
- И всего? - показал Гарька угластую щелку в передних зубах.
- Нет, - с трудом начал Женя, - я сейчас кое-что узнал нового об Игоре... Вернее, о нашем вмешательстве в это дело... От самого Лукина, понимаешь. Случайность меня привела туда, но тем не менее...
И Женя стал рассказывать, как повстречался с Лукиным и Куликовым и посоветовался с ними насчет Игоря.
- Получается, что вмешательство со стороны, оно искривляет картину суду, - закончил он. - И Лукин против такого!
- А ж считаю, это углубление! - Гарька заходил по комнате, поддерживая очки, словно они могли свалиться от резкого движения. - И уж кому, как не поисковикам, знать, что лежит на поверхности, а что в глубине! И лишний шурф не повредит, как говорит Дмитрий Павлович!
- Но ты как-то странно зарываешься, - сказал Женя. - Почему-то приплетаешь Матвея Андреевича к делу.
- А ты считаешь, Петр Васильевич сам додумался, что у Фени план?
Женя стукнул кулаком в ладошку, обрывая Гарькин поток.
- На это я так могу за него ответить, - строго сказал Женя. - Матвей Андреевич хороший инженер: он умеет высчитывать и упреждать!
- Вот именно - упреждать! - воспламенели Гарькины стекла. - Чем он занимается и сейчас... Упреждает кого надо, чтобы на процессе не всплыло его имя в невыгодном свете!
Вот теперь Женя понял по-настоящему, с кем имеет дело. Гарька был крепок не только на рукопожатие. Он умел и в словесном бою приготовить сюрпризец. Женя не сомневался, что сейчас и получит его. И спросил безнадежно:
- Кого имеешь в виду?
- Люсе он сделал предложение...
- Это насчет совместительства на полставки? - опередил Женя.
У Гарьки за стеклами замигали ресницы - будто бабочки пытались выбраться из банки.
- Она говорила: никто не знает, кроме Слона, - пробормотал Гарька.
- Как видишь, сам Матвей Андреевич не делает из этого секрета! - смачно сказал Женя. - И он еще не то сделает, чтобы вызволить Игоря.
- А вашей тройке он никаких благ не сулил? - просипел Гарька. - По штатному расписанию или еще по чему?
- Ты не там роешь, Гарий Иосифович, - осадил его Женя. - Хотя по своим воззрениям волен, конечно, приписать ему даже убийство!..
- Да, уверен, папаша был послан Куликовым!
Женя заерзал на табуретке. От Гарькиной логики трудно было оторваться. И он собрал всю волю, чтобы развеять ярко вспыхнувшую картину.
- Что же, по-твоему, следователь простофиля? - хрипло спросил Женя.
- Он районный работник, - сразу откликнулся Гарька, - а у таких, конечно, еще бытует понятие: "Признание - царица доказательств", - и, кроме того, зачем задевать такое имя, как Куликов, если даже где-то оно проклюнулось?!
- По твоей гипотезе Матвей Андреевич получается какой-то паук, - пробормотал Женя. - А я слушаю, как дурак!
- И золото, бывает, замещается другим материалом, - напомнил Гарька. - Как в той легенде у Федьки! Человек вроде тот же, а на самом деле начал ржаветь...
- Метасоматоз по-геологически называется, - добавил Женя. - Золото может в пирит превратиться под влиянием метаморфических факторов, и наоборот!
- Он, к сожалению, не наоборот, - закрутил желвачками Гарька. - И даже не остался кем был!
- А мать, - выкрикнул Женя, - не понимает, что утайка сыну боком выйдет?!
- Куликов опять же упредил здесь всех, - объяснил Гарька. - Понимал, что Петр Васильевич мог размахивать не только топором, но и его именем... И разъяснил Ксении Николаевне: "Чем чище имя мое, тем лучше будет твоему сыну!"
Женя вскочил с табуретки, сбросил полушубок и заметался по комнате вслед за Гарькой.
- Тогда, я думаю, надо идти к матери Игоря, - предложил он, - проверить на всякий случай...
- Я тоже полагаю, времени терять нельзя! - согласился Гарька и направился к вешалке-самоделке. - Надо идти!
И тут в дверь боковушки всунулась лохматая голова Митьки:
- Ослобоняйте стол!
- Нам надо идти, Дмитрий Павлович, - заикнулся было Женя.
- Нет уж погодьте! - забасил Митька. - От меня просто не уходят! Да еще такие люди, тайга моя глухая!
Пришлось сгребать со столика все, что было навалено на него. Митька вмиг заставил освобожденную столешницу гранеными стопками, ковшом с водой, баночкой с солеными груздями, тарелкой капусты, усыпанной рубинами мерзлой брусники. Потом он сообщил, что хозяйка варит пельмени ради такого случая, и, пританцовывая, извлек из кармана бутылку. На заиндевелой наклейке проступала блекло-синяя надпись "Спирт". Митька сорвал металлическую крышечку и опустил бутылку на середину стола.
- Ты ж говорил - перцовку! - удивился Гарька.
- Не хипишуй, Гарий Осипович. - Митька выпятил грубую, как лиственничная кора, ладонь. - Тебе лекарство готовлю, как сказал, а мы с Евгением Ильичом чистенький хватанем, так я говорю, Жень?
Он снова умчался на кухню и принес эмалированную кружку, перекидывая ее из руки в руку. Стручок огневого перца торчал из кружки.
- Понял? - спросил он Гарьку, доливая в кружку из бутылки.
- Да, - просипел Гарька, - но я вам дал, Дмитрий Павлович, всего три рубля.
- А это само собой получилось, тайга моя глухая! - Все лицо Митьки покрылось лукавой рябью. - Прихожу в "дежурный", а сам чечетку бью от радости: какой гость сегодня у нас! Спрашиваю продавщицу: "Есть ли перцовое вино?" Отвечает: "Есть". А я говорю ей: "Дай-ка мне бутылочку... спирта".
Женя засмеялся. Гарька потер трещинку на стеклышке, точно хотел затереть ее, и сказал:
- Веселый вы человек, Дмитрий Павлович.
- А чего унывать? - обрадовался Митька и стал разливать спирт по стопкам, добавляя воду из ковша. - Совесть чиста - мошна пуста. Ну да все одно проживем! Раз-два, взяли!
Они звякнули стопками и выпили.
Гарька закашлял. Женя погладил его по спине ладонью и набил капустой рот Митькиного квартиранта.
- Спиртец - это человек! - прорычал Митька и пригладил выцветшую ковбойку на груди. - Будто Христос внутрях прокатился.
- А у меня - каленым железом в горле, - похвастался Гарька. Его глаза повеселели. Он схватился за горло и пропел: - Охо-хо-хо!
Из подполья отозвалась курица: "Ку-ка-ре-ку".
- Чтобы ты захлестнулась, - проворчала тетя Поля, занося в боковушку миску дымящихся пельменей. Она поставила миску на середину стола и скрестила руки на животе, обтянутом белым передником. - Люди вымеряют, по обычаю, такой курою пол от середины дома до порога и там отхватывают голову, если придется хоть гребешком на порог. Не то беда!
- А ты считала? - спросил Митька.
- Нет, - отозвалась тетя Поля, - да доведет меня ведьмища!
- Не дам я курицу в обиду, - сказал Митька. - Гарий Осипович вон за Игоря горой встает, а уж я по своим силам...
- Накличет беду на наш дом, тогда увидишь, - твердила тетя Поля. - Надоть отсечь ей все одно голову... Ксеня-то Бандуреева отрубила, да поздно...
- Кому отрубила? - Пятна выступили на Гарькином лице, и он прижал очки к вискам. - Бандуреева?
- Да курица была у нее такая же петушиная, - пояснила тетя Поля. - Говорили ей все - отсчитай до порога да оттяпай, не то беда! И как в воду глядели... И ты дозащищаешься!
- А не боись, мать, - отмахнулся Митька, - а главное, с нами не дрейфь! Мы беду - по морду!
- Верно, Дмитрий Павлович, - одобрил Гарька, - терять нам нечего, а найдем настоящее золото!
- Между прочим, Мить, - обратился Женя к хозяину, - почему ты сам не пришел к нам сегодня?
Митька мотнул кудрями в сторону квартиранта.
- А Гарий Осипыч, он за двоих работник... Отец у него тоже в тайге схоронен, вот какая у нас обчая причастность.
Гарька налил гостям в стопки, а себе в кружку с перцем:
- Выпьем давайте за тех, кто гонится за человеком, чтоб спасти его.
Свели стопки, подержали над столом дольше, чем в первый раз, будто, как в древнем обычае, молча клялись не на жизнь, а на смерть отстаивать за что подняли тост. Выпили в торжественном молчании.
- Ксении-то легче было б горе переживать с сыном, - всхлипнула вдруг тетя Поля. - По себе сужу...
- А я по своей матушке знаю, - Гарька согнулся над грудой книг, раскрыл томик Тютчева и вынул из него фотографию женщины, в которой сразу можно было признать Гарькину мать: те же дальнозоркие глаза, легкие впадинки щек и даже кончик носа чуть в сторону, словно они с сыном ощущали тревожный какой-то запах.
- Она мною только и живет, - проговорил Гарька. - О каждом моем шаге просит писать... И я стараюсь шагать так, чтоб ей жизнь поддерживать. Все-таки много матери наши настрадались, и мы должны их отхаживать.
- Пойдем тогда, - предложил Женя.
- Куда же теперь? - вскинулся Митька.
- Маршрут наметили, - сказал Женя, - к матери Игоря.
- Значит, думаете зацепку какую найти? - понимающе кивнул Митька.
- Я-то боюсь, там для нас "пусто", - сказал Женя. - В этом деле мы как старатели перед геологией!
- Он уже забыл, кто все же нашел коренное золото! - Гарька рванул с гвоздя полушубок и кинул его Жене. - Геолух!
Гарька бил словом куда сильней, чем кулаком. Женя начал лепетать насчет случайности в находке Васьки Гиблое Дело, и что все равно геологические поиски закономерно подходили вплотную к открытию.
- Если хочешь узнать все по серьезу, как открывается месторождение, приходи завтра к нам на геологическое собрание, Гарий Иосифович, - пригласил Женя, - к десяти часам.
- Обязательно приду, - согласился Гарька, - это даже очень интересно, кем и как открывается месторождение!
И сорвался с места, будто впереди ждала его самого золотая жила.
- Может, еще по одной хлобыснем, парни? - предложил Митька.
- Нет, Дмитрий Павлович, - отозвался Гарька. - Каждый час до суда теперь дорог. - Пойдем, геолух!
Гарька подхватил его под локоть и вытолкал из боковушки.