Зато столовая, она же ресторан "Медвежий угол", щитовой сборно-разборный дом, получилась что надо. Ее собирали в первую очередь. Перед крыльцом - длинный жердяной навес с пучками пихтовой хвои на стойках. Под навесом расставлены чурбаны. Потолще и повыше - столы, ниже и уже - табуреты. На каждом столе в граненых стаканах красуются блеклые северные цветочки вперемешку с жарками. Хотя здесь, под навесом, тучами висит мошка и вечерами тянет с Урхана промозглой сыростью, но все равно, получив на раздаче еду, строители трапезничают на свежем воздухе. Так веселее, экзотичнее. Тут же стоит жердяной теремок, крытый толстой полиэтиленовой пленкой. На крыше - славянская вязь букв, составленных из кедровых веток: "БУФЕТ БУДУЩЕГО". Там стоят большие коробки с шоколадом, компотом, печеньем, сигаретами, спичками. Буфет без продавца. Клади деньги, отсчитывай сдачу, бери товар. "Буфет будущего" решили открыть на общем собрании. Каждый вечер заведующая столовой недоверчиво щелкает костяшками счет, сидя в теремке, подсчитывает выручку. Выручка всякий раз немного превышает стоимость проданного товара: с медяками в Дивном туговато.
…Идея эта первой пришла Тольке. Как-то увидел он в "Комсомолке" схему БАМа, взял лист ватмана, красками перерисовал ее. Он неплохо рисовал. Схему увидел Каштан и предложил Тольке увеличить рисунок во много раз, написать масляными красками на огромном щите. И не просто примитивную схему. Каштану хотелось, чтобы схема, как книга, ясным языком рассказала строителям, зачем нужен БАМ, что означает магистраль для страны. Толька было заартачился: работа требовала немало времени, а когда гулять-то? "Ничего, перебьешься, - сурово ответил Каштан. - Считай это комсомольским поручением. А то только числишься в комсомоле, толку же от тебя как от козла молока". И пришлось Тольке согласиться. Плотники сколотили из досок щит размером шесть на четыре метра, обшили его листами оргалита. Все вечера Толька, заглядывая в тетрадку с чертежами и записями Каштана, писал масляными красками. Через полторы недели схема-рисунок была готова. Парни укрепили щит на самом видном месте. Ахнули. Так здорово получилось. Кто-то предложил застеклить щит. Ведь первый же дождь размоет краски, погубит такую красоту.
На фоне гигантского летящего локомотива - извилистая линия, пунктирная и сплошная, протянувшаяся через всю Восточную Сибирь и Дальний Восток к Великому океану от Тайшета до Советской Гавани. Сплошная линия - действующая железная дорога, пунктирная - строящаяся. Крупные города и поселки по всей трассе, построенные и строящиеся. Братск, Лена, Звездный, Улькан, Магистральный, Кунерма, Нижнеангарск, Чара, Тында, Чульман, Беркакит, Нора, Ургал, Чегдомын, Березовка, Комсомольск-на-Амуре. Они отмечены звездочками.
Самая крупная звезда полагалась столице Большого БАМа - Тынде, но Толька допустил вольность, отдал ее Дивному. Условные обозначения веками дремавших полезных ископаемых возле каждого населенного пункта. Наверху щита - текст, составленный Дмитрием и Каштаном:
"БАМ - ЭТО:
- Байкало-Амурская магистраль. (Боевой авангард молодежи.)
- 3145 км от Лены до Комсомольска-на-Амуре буреломной тайги и вечной мерзлоты, которые предстоит нам пройти. Первые сотни километров уже в действии! (Краевые участки магистрали: Тайшет - Лена (701 км) и Комсомольск-на-Амуре - Советская Гавань (442 км) сооружены нашими отцами и старшими братьями - молодежь 40-х и 50-х годов.)
- 200 будущих станций и разъездов, 3200 искусственных сооружений, в том числе 142 крупных моста, 25 км туннелей, миллионы перемещенных кубометров грунта. С началом разработки полезных ископаемых вдоль магистрали будут жить и трудиться свыше 1 000 000 человек.
- Самая трудная железная дорога в мире, сооружаемая в сложнейших географических, геологических и климатических условиях.
- Значительные природные богатства: нефть, газ, свинец, олово, вольфрам, молибден, железная руда, высококачественный уголь Чульманского и Ургальского бассейнов, большие запасы медной руды в Удокане и многие другие полезные ископаемые. Их разработка возможна только с помощью нашей дороги - БАМа.
- Несметные запасы древесины - будущая мебель, горы будущих книг.
- Огромные будущие ТПК (территориально-производственные комплексы) в зоне магистрали: Верхнеленский, Северо-Байкальский, Южно-Якутский, Зейско-Свободненский, Комсомольский; ПУ (промышленные узлы): Удоканский, Селемжинский, Угарский. Они призваны заготовлять и обрабатывать древесину, добывать уголь и производить цветные металлы, железную руду, электроэнергию.
- Вторая Транссибирская магистраль, второй выход к Великому океану.
- Народное и твое благосостояние.
- Экзамен на жизненную зрелость, который ты должен сдать".
Ударный строительный отряд "Комсомолец Украины", самый многочисленный после Съездовского отряда, в двести бойцов, приезжал поздно вечером, когда поднялась огромная оранжевая луна и Дивный светился огнями. Как повелось, был короткий митинг, оркестр, много встречающих.
Пришел на вокзал и Толька - поглазеть. Сегодня перед сменой он "конфисковал" у зазевавшейся бригадирши балластировщиц путейский рожок и целый день, выводя всех из терпения, дул в него. Сначала на работе, а потом в клубе на танцах. Если дуть умеючи, с частыми и короткими перерывами, пронзительный звук рожка напоминал кудахтанье насмерть перепуганной курицы.
Когда митинг окончился и бойцы, подхватив вещи, направились к недавно прорубленной просеке, где в ожидании новоселов-украинцев стояли три десятка вагончиков, Толька от нечего делать увязался за ними. Ему понравился певучий и незнакомый ему украинский язык, который, вопреки его ожиданиям, почти не походил на русский; во всяком случае, он не понимал украинцев.
Мелькали зеленые куртки с эмблемами на спине: "БАМ - Киев", "БАМ - Винница", "БАМ - Черкассы". И еще упоминались города и селения, которых он не знал: Милин, Буча, Корец, Городница, Васильков…
Услышав девичий смех в конце колонны, Толька придержал шаг. Девчата шли последними, весело тараторили по-украински.
В присутствии незнакомых девушек Толька держал себя этаким видавшим виды ловеласом, хотя на самом деле ни разу в жизни не поцеловал девчонку. Роль ловеласа он выбрал со злости. Обидно было Тольке, что сверстники его гуляют с девчатами по сопке Любви, а он все один да один. Конечно, сам виноват, дело не во внешности, не такой уж он урод, чтобы от него шарахались. Все дело в поведении. Понимал это Толька, но живший в нем бес не давал ему ни минуты покоя.
Девчата-украинки поравнялись с ним. Этак небрежно выставив вперед согнутую ногу, он сказал:
- Душечки-хохлушечки, и до чего ж вы завлекательные!
- Мы не хохлушки, а украинки, - тотчас сердито поправила его самая юная и, как видно, самая бойкая девушка, небольшая, крепенькая, ладная. - Ишь кацап!
Толька, как всегда, ляпнул, а лишь потом подумал. Ведь украинцев прозвали хохлами, с запозданием вспомнил он, с оттенком легкой насмешки, подтрунивания.
- Вы ж меня не так поняли, дорогие хох… украинки! Я твердо стою на платформе дружбы между народами! - поспешно заверил он. - Хинди-руси - пхай, пхай, и так далее!
- То-то же, иностранец! - сердито, но уже с усмешкой сказала бойкая.
- Но я ж не виноват, что ваши прадеды действительно отпускали хохлы…
- Тю, дурень!
- А как перевести ваше "тю"? Шо це таке?
Бойкая собралась что-то ответить, судя по выражению лица - язвительное, но ее остановила старшая подруга:
- Не балакай с ним, Марийка. Парень, а язык, как у свахи.
Один Толька сконфузился, а другой Толька продолжал входить в роль ловеласа:
- Вы ошибаетесь, я просто красноречив… Так вас Марийкой величают? А меня Анатолием. Анатоль, если по-французски… Марий-ка… Хорошее имя, певучее. И вообще, вы очень и очень недурны. Этакая миниатюрненькая.
Ни ответа, ни смешка. Толька уже подумывал поворачивать оглобли.
- …Я даже в вас несколько… как это по-украински?.. А, вкохался, - заключил он.
- Шо-о?.. - удивленно протянула Марийка.
- Вкохался, то есть влюбился.
Девчата захохотали, засмеялись и парни, идущие впереди.
Голос парня:
- Не вкохался, а закохався, хлопец. И мой тебе совет: кохай других, у нас в отряде девчат мало.
Нелепое, не существующее в украинском языке слово как бы примирило Тольку с девчатами. Он храбро ответил парню:
- Считай, что я не слышал твоего совета! - и галантно взял из Марийкиной руки чемодан.
Прошли проспекты Павла Корчагина, Космонавтов, Комсомольский, Звездный, начали подниматься на сопку по узкой стежке, вьющейся между деревьями и слабо освещенной луною. Послышалось удивленное:
- Темнотища… Куда мы идем?..
Шагавший впереди Дмитрий (он встречал гостей) остановился и громко крикнул в темноту:
- Да будет свет!
Ярко, до боли в глазах, вспыхнули десятки сильных ламп, осветив просеку и вагончики. Возле телеграфного столба стоял улыбающийся электромонтер, молодой парень, стиснутый широким монтажным ремнем, а с лиственниц, растущих у входа на новый проспект, между которыми был натянут плакат, поспешно спускались два других парня. На плакате надпись:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СЕМЬЮ БАМа, КОМСОМОЛЕЦ УКРАИНЫ!
Последние приготовления, видно, только-только закончились. Бойцы, глядя на свой проспект, обрадованно заговорили, даже зааплодировали. Понравилось.
Весело пошли занимать вагончики. Теперь, при свете, Толька мог хорошенько рассмотреть Марийкино лицо, но не видел ничего, кроме огромных черных глаз.
Хороша ли она?.. Вот рядом, например, идет Оксана, ей уже лет двадцать пять. Она красива, слов нет. А у Марийки и рот великоват, и губы толстоваты, и зубы вкривь и вкось растут; с Оксаной, конечно, в сравнение не идет. Но в Марийке есть то, чего никогда не будет ни у Оксаны, ни у другой самой красивой женщины, - юность. Она во всем: во взгляде, чистом лице, легкой походке, звонком смехе. Так звонко уже никогда не засмеется Оксана, так легко она уже никогда не пойдет…
Девушек разместили в последних четырех вагончиках. Марийка шла, болтала с подружками, не обращая на Тольку никакого внимания. Ему стало досадно. Он вытащил из кармана маленький путейский рожок, уловил момент, когда Марийка отвернулась, и пронзительно прокудахтал ей в ухо. Она отскочила как ошпаренная. То ли от испуга, то ли от удивления остановились все девчата. Толька понял, что опять дал маху.
- Шуток, что ли, не понимаете? А еще украинцы, веселый народ! - сказал он.
- У тебя, хлопец, все дома?.. - еще не оправившись от испуга, спросила Марийка. Потом решительно взяла у Тольки свой чемодан. - Ты, мабуть, и кусаешься еще?
Только теперь девчата засмеялись:
- Ну и ухажер у тебя, Марийка!
Засмеялась и Марийка. Она на ходу обернулась, посмотрела на Тольку и повертела около виска пальцем. Толька остановился и сказал:
- А я ведь подобных оскорблений не прощаю.
- Иди, хлопец, иди и лечись.
- Чао! В смысле покедова.
Девушки вошли в вагончики. Зажглись окна с белыми занавесками. Марийка скрылась в вагончике номер одиннадцать.
Один Толька чувствовал себя в очень глупом положении - зачем понадобилась идиотская шутка с рожком? - а другой подумывал, что бы устроить Марийке за жест пальцем возле виска.
Он походил возле освещенных вагончиков. Галдеж, смех. Новоселы устраивались весело. В центре поселка, между телеграфными столбами, ребята-украинцы натягивали плакат. На алой материи - торопливая вязь белых, еще не просохших букв: "МИСЯЧНЕ МИСТЕЧКО ВИТАЕ ВАС!" Толька спросил у хлопца, как это перевести. Оказалось: "Поселок Лунный приветствует вас!"
- А почему Лунный?
- Чи ослип? Луна светит, потому и Лунный.
Он вернулся к вагончику номер одиннадцать, постоял там в нерешительности. Через некоторое время дверь открылась, и из вагончика с электрическим чайником в руке вышла Марийка. Она переоделась. Вместо стандартной формы бойца строительного отряда на ней было белое платье, вышитое красной и золотой нитью в национальном стиле, талию туго стягивал широкий пояс, тоже вышитый. Она глянула на Тольку и прыснула, пружинисто вздрогнув смоляными и жесткими кольцами волос.
- Что вы, интересуюсь, ржете?
- Та наши дивчины всё гадают: нормальный ты или ненормальный?
- Раз говорят, значит, неравнодушны… - Толька дотронулся до Марийкиной головы: - Ишь чернота какая! Небось не украинка, а турчанка.
Марийка - хлоп ему по руке.
- Украинка чистых кровей, по батюшке Богдановна, по фамилии Гайдук.
- Я это к тому, что в моем вкусе блондинки.
- Ну, опять понес!.. Помоги-ка лучше налить.
Она подставила чайник, и Толька налил из ведра воды.
- Хочешь варенья? Из украинской вишни, из-под Ивано-Франковска. С гвоздем проглотишь! Мне мама столько в дорогу надавала…
- Ага. И галушек в сметане прихвати.
- Я сюда вынесу, а то у нас девочка уже легла. Сейчас и чай будет.
Толька присел на пороге, усмехнулся. По привычке он ожидал, что девчата его погонят в три шеи, а тут вдруг чай с вареньем. Странные эти украинки…
Марийка вынесла три табурета, на один из них вместо скатерти постелила чистый рушник.
- Может, не надо?.. - засовестился было Толька.
- У нас на селе такой обычай: гостя первым делом чаем напоить.
- Я тебе отплачу: в субботу рябчиков принесу. Их тут что воробьев.
Потом они сидели и пили чай с вишневым вареньем. По-русски Марийка говорила чисто, но "ге" она произносила по-украински, очень мягко. Это тоже нравилось ему. Пили чай, переговаривались:
- А что в Дивном будешь делать?
- Поварихой в столовке. Я ведь только-только кулинарное училище закончила.
- Хорошее дело. Вкусно поесть каждому хочется, особенно после смены. До Всесоюзного отряда у нас горе-повара были, самоучки. А я путеукладчиком работаю. Рельсы в Ардек тянем. Нынче тринадцатый километр добили. Ничего работа, нравится. Труд свой видишь: со смены едешь по рельсам, которые сам уложил.
- А я так боялась, что меня сюда не направят! Ведь отбор на БАМ очень строгий. Кое-кто говорил, пусть, мол, подрастет…
Так они сидели и говорили. Толька становился самим собою… Наконец он взглянул на часы и поднялся: шел второй час ночи.
- Пойду, а то завтра на смене вареной курицей буду.
- Ой! Заболталась, дурища, и не подумала… Мы ведь до сих пор по украинскому времени живем, а там всего пять часов вечера.
- Приходи на танцы, а? Спляшем. Я в клубе каждый день ошиваюсь.
- Как-нибудь загляну, - ответила Марийка.
Когда Толька добрался до своего старенького дощатого вагончика, поселок погрузился в лунную синь, лишь ярко светилось огнями Мисячне мистечко. Над Дивным уже высоко в яркозвездном небе плыла огромная желто-красная луна.
Он поднялся в тамбур, прикрыл дверь, за которой спали Каштан и Эрнест, и долго изучал в большом осколке зеркала свое лицо. Никогда так внимательно не рассматривал он себя. Ему вдруг понравилось выражение собственных глаз. Неглупое выражение. А если поднять правую бровь, даже значительное. Так, с поднятой бровью, входя в избранную им роль, он сказал вслух: "А она недурна. Оччень недурна!" - и направился к своей койке. И лишь когда положил, по детской привычке, обе ладони под щеку, засыпая, вдруг вспомнил: забыл прокудахтать в рожок соседушкам, которые опять жаловались на него начальству. Ах, досада! Ну, да ладно. Завтра успеется. Или послезавтра. Ведь впереди много-много дней…
VIII
Дмитрий приехал к путеукладчику под конец смены. Следом за ним из "газика" вылез седой мужчина с прямоугольником орденских планок на лацкане пиджака.
Они поздоровались с путеукладчиками.
Седой мужчина оказался директором огромного леспромхоза, который находился на двадцать седьмом километре трассы Дивный - Ардек.
- На пять минут присядем, парни, - предложил путеукладчикам Дмитрий. Вид у него был озабоченный.
Все отошли от грохочущего путеукладчика, сели на гравий, отмахиваясь от мошки.
- В двух словах суть дела, - без предисловий начал Дмитрий. - Товарищи из леспромхоза обратились к бамовцам за помощью. Они в трудном положении: острая нехватка рабочих рук, вызванная очередными летними отпусками и отпусками в связи с подготовкой и поступлением в институты, очередным призывом в армию. Да и вообще у них, как везде на Дальнем Востоке, нехватка рабочих. Лесовозами материал не успевают вывозить, на складах лежат тысячи кубометров ценнейшей древесины. Леспромхозовцам мы, разумеется, решили помочь - в Советской стране живем. Есть два выхода: первый - с ущербом для стройки снять с Дивного рабочих и на время передать их леспромхозу; второй - попросить вашу бригаду работать в две смены, приложить все силы для того, чтобы в наикратчайший срок протянуть ветку к леспромхозу.
- Древесину мы сначала везем три десятка километров по разбитой таежной дороге до Транссибирской магистрали, затем перегружаем на товарняки, - сказал директор леспромхоза. - Когда рельсы прибегут к нам, древесину начнут грузить прямо на платформы. Не говоря уж о выходе из создавшегося тупика, высвободятся сотни лесовозов, тысячи грузчиков, шоферов.
- Какой срок даете?
- Три недели… Надо, парни.
Даже бригадир присвистнул. В Сибири им частенько говорили это самое "надо", и все они знали, что оно означает. Работа с рассвета до темноты. Когда ночью снятся шпалы, а в ушах все стоит грохот путеукладчика.
- Вот такие дела, товарищи рабочие, - сказал Дмитрий. - Приказывать мы вам не имеем права…
В тот же день остались на сверхурочную.
И началось! С первым лучом солнца парни уже стоят на площадке тепловоза. По холодку работать веселее. Натруженные мышцы не освежились за ночь, но усталость скажется позже, к полудню, когда начнет шпарить солнце и набросится туча мошки. От напряжения спина не гнется, коленки дрожат. Пот, смешанный с едкой "Дэтой", ручьями струится по спине, спецовку хоть выжимай. "Дэта" с потом непременно попадает в глаза. Жжет нестерпимо. Без нее же нельзя - мошка одолеет.
Ребята осунулись, лица потемнели. Обед и ужин им возили на дрезине. Гроза распорядился кормить бригаду путеукладчиков самым лучшим, что имелось на продовольственном складе. Повариха готовила специально для них.