- Товарищ командир, - улыбнулся он, - почему же вы не дали выполнить контрольный полет до конца? Мы пробыли в воздухе двадцать минут, а должны были тридцать.
- Ишь какой, - с деланной ворчливостью ответил подполковник. - Хотите, чтобы на вас лишнее горючее тратили. Нет, батенька, авиационный бензин слишком дорогая вещь, чтобы много расходовать его на проверку такого летчика, как вы. Сегодня же полетите самостоятельно…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Наташа Большакова писала автобиографию. Перо "рондо", которым она не любила пользоваться, медленно двигалось по шершавому листу бумаги. Наташа недоумевала, почему начальник клуба, молчаливый старший лейтенант Палкин, заставил ее это делать.
- Я же к вам ненадолго, только месяц побуду, - объяснила она. - Наведу порядок в книгах и уеду. Зачем же такие формальности? Разве одной анкеты недостаточно?
В ответ Палкин рассерженно крутил продолговатой головой с пятачком лысины на затылке.
- Это не формальности, девушка. Между формальностями и порядком существует небольшая разница. Формальности любят одни бюрократы, а порядок - каждый деловой человек. Дело есть дело, и если вы к нам поступили, нужно оформляться как следует, как требует инструкция.
Биография получилась короткой:
"Я, Большакова Н. В., родилась в 1929 году в городе Орша Белорусской ССР. Родителей потеряла в годы Великой Отечественной войны. Образование среднее. В настоящее время подала заявление о приеме в Московскую Государственную консерваторию".
Она задумалась, что же следует прибавить, и, обмакнув перо, не спеша написала еще одну фразу:
"В члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи принята в средней школе в 1942 году."
- Теперь, кажется, все, - облегченно вздохнула девушка и размашисто подписалась. Она пробежала глазами текст и вдруг удивилась, что ее жизнь так легко вмещается в эти десять строк. Правда, она могла бы написать о себе и еще, но, пожалуй, этого не требовалось для служебной биографии. Она могла бы написать о том, как в суровую зиму 1943 года в далеком от фронта уральском городе по четыре часа в день после занятий в школе работала на большом заводе, снабжавшем армию оружием и боеприпасами, как держала в руках напильник и его сталь сквозь варежки обжигала пальцы. Могла бы написать, что в том самом году почти одновременно два тяжелых удара обрушились на нее. Она получила известие о гибели отца, командира стрелкового батальона, и матери, майора медицинской службы. Могла бы она рассказать, как в один из осенних дней 1945 года в интернат, где воспитывалась Наташа вместе с другими осиротевшими подростками, приехал ее старший брат, демобилизовавшийся из армии инженер, и увез в этот далекий от Урала город, как потом с запозданием вспыхнула у нее страсть к музыке.
И еще одно событие, важное, большое, случилось в жизни Наташи. Она с золотой медалью закончила среднюю школу, а вместе с этим и музыкальную, осталась на год в семье брата и поступила библиотекарем на строительство металлургического завода. Однажды в клубе строителей шел концерт художественной самодеятельности. В первом ряду, справа от директора, сидел молодой, но уже известный всей стране пианист, профессор. Он учился в одной школе с директором завода и, совершая поездку по республике, заехал с ним повидаться. Профессор чувствовал себя неважно, и на концерт художественной самодеятельности директор затащил его не без труда.
Когда объявили Наташино выступление, он разглядывал большой красиво оформленный стенд: "Стахановцы передового цеха".
И вдруг случилось непонятное. Оттуда, со сцены рабочего клуба, в зал пришла настоящая музыка, талантливая музыка! Звуки росли, крепли, воскрешая в памяти едва ли не самое любимое им произведение Бетховена. Профессор машинально начал отбивать такт. Потом поднял глаза на сцену и увидел девушку в голубом платье. Он невольно залюбовался ее плавными движениями и наклонился к директору:
- Миша, Миша! Ты будешь преступником, если из отправишь эту девушку учиться в консерваторию. Кто она и чем занимается?
В тот же вечер директор познакомил его с Наташей. Профессор порывисто пожал ей руку, и глаза его радостно заблестели.
- Играете не совсем верно и точно, - заговорил он, - но в вашем исполнении много своеобразного, красивого. У вас несомненное дарование. Вам обязательно надо учиться.
И, несмотря на то, что учебным год в консерватории уже начался, профессор обещал устроить Наташу в свою группу. Прошел месяц. Наташа получила из Москвы письменное предложение поступить в консерваторию. Ехать в Москву ей предстояло в феврале, а оставшийся месяц райком комсомола предложил ей поработать в энском авиационном полку, где заболел библиотекарь. Приехавший на строительство подполковник Оботов сумел уговорить директора отпустить Наташу. Она не возражала. Наташа никогда не бывала в авиагородке и ничего не знала о жизни летчиков. Правда, она ежедневно видела, как над крышами городских зданий с тонким гулом пролетали стремительные машины, смело раскалывая голубую небесную высь. Иногда она встречала летчиков и в городе. Их обветренные сухощавые лица всегда возбуждали интерес. Наташе казалось, что те, кому повинуется самолет, это какие-то особенные, отличные от других люди. Ей нравилась их суровая, полная романтики профессия. "Почему бы не поработать у них?" - подумала Наташа. К тому же там в клубе есть пианино, и она сможет каждый день заниматься.
Нет, об этом не рассказала Наташа в своей автобиографии. А ведь если бы она это сделала, пожалуй, и получился бы настоящий рассказ о прожитом в трудные годы войны детстве, о начале юности.
…В библиотеке Наташа работала уже третий день. В двух маленьких, до отказа забитых книгами комнатах она чувствовала себя настоящей хозяйкой. Книг здесь было очень много, но за время отсутствия библиотекаря - а болел он уже три месяца - библиотека пришла в хаотическое состояние, книги валялись на полу между стенками шкафов, пыльные, с запачканными переплетами. Вооруженная ножницами и клеем, Наташа с жаром взялась за дело. Она нарезала из бумаги тонкие полоски и заклеивала порванные листы, стирала пыль, разбирала книги по полкам. Потом она стала приводить в порядок читательские формуляры. За этим занятием ее и застал майор Мочалов, заглянувший вечером в библиотеку.
Поздоровавшись с Наташей, Мочалов осведомился, как она устроилась, и несколько смущенно предложил:
- Если будут какие затруднения, обращайтесь ко мне, постараюсь помочь.
Девушка поблагодарила и улыбнулась, вспомнив, что примерно такую же фразу за эти трое суток она слышит уже в третий раз. Этим закончил свой первый разговор с ней подполковник Оботов, об этом сказал в короткой беседе Земцов. Наташа выжидающе помолчала, и Мочалов пояснил цель прихода:
- Хочу посмотреть читательские карточки офицеров нашей эскадрильи.
Девушка достала ящик с формулярами и деловито осведомилась:
- Кого вы имеете в виду?
- Некоторых, - рассматривая ее, сказал Мочалов. - Прежде всего Ефимкова, потом Цыганкова, Карпова, Спицына…
Наташа извлекла четыре формуляра.
Сергей вынул автоматическую ручку, записную книжку и стал заносить в нее названия книг.
Наташа с нескрываемым любопытством наблюдала за Мочаловым.
- Вы с ними, наверное, литературную викторину будете проводить, раз с такой старательностью записываете? - со смешинкой в глазах спросила она.
Сергей улыбнулся.
- Интересуюсь, любят ли мои подчиненные книги, что читают.
- А разве и это входит в ваши командирские обязанности?
Сергей утвердительно кивнул.
- А я полагала, что это имеет самое отдаленное отношение к самолету, - протянула она. - Оттого, что всего Тургенева прочитаешь, летать лучше не станешь.
- Как сказать. Иногда и Тургенев помогает. - Мочалов усмехнулся, спрятал записную книжку и попрощался.
Весть о том, что библиотека снова заработала, быстро облетела гарнизон Энска. Недостатка в посетителях не было. Очень часто летчики и техники приходили сдавать книги прямо после полетов, выкладывали их из глубоких карманов своих комбинезонов, и от переплетов иной раз попахивало бензином.
Вчера зашли два молодых лейтенанта. Один, с тщательно подбритыми усиками и подвижными темными глазами на обветренном лице, оказался тихим и неразговорчивым, другой, с небрежно спущенной на лоб белокурой челкой и двумя золотыми коронками зубов, сохранял неизменную насмешливую улыбку. Не успел этот второй закрыть за собой дверь, как тотчас же толкнул товарища локтем в бок.
- Видал, - зашептал он, но достаточно громко, так, чтобы девушка расслышала, - сейчас я раскину сети своего красноречия.
Делая вид, что перебирает читательские формуляры, Наташа исподлобья наблюдала за посетителями. Белокурый снял с головы фуражку, провел ладонью по челке, словно намереваясь откинуть ее назад, и картинно приподнял плечи.
- Добрый вечер, - произнес он надтреснутым тенорком. - Вы давно в Энске? Никогда бы не подумал, что у нашего начальника клуба, этого сухаря Палкина, могут появиться такие кадры. Я уверен, что с вашим приходом число читателей в нашем Энске утроится. Давайте знакомиться. Моя фамилия Пальчиков, а это Никита Петрович Карпов.
Наташа поправила тяжелые светлые волосы. Полураспущенные сзади, они ложились волнами на меховой воротник ее шубки. Шубка была расстегнута, на синем шерстяном платье Пальчиков разглядел белую костяную брошку в форме лиры. Наташа встала. На тонко очерченных губах - над верхней темнела родинка - появилась подзадоривающая улыбка.
- Ну что ж, давайте знакомиться, - отозвалась она приветливо. - Я Наташа!
- Чудесное имя! - подмигивая Карпову, воскликнул озорной Пальчиков. - Клянусь клятвой летчика-истребителя, что в субботу на танцах я завоюю вас на все фокстроты.
- Вы не угадали, - усмехнулась Наташа, - я предпочитаю вальс и… хороших кавалеров.
- А разве мы не хорошие?
- Поживем, увидим. Чтобы человека узнать, надо пуд соли съесть.
- К нам в военторговский магазин соль завозят не часто, - вновь заговорил Пальчиков, - может, одним пудом соли весь наш гарнизон живет. Что же это будет, если мы его съедим вдвоем?
- Вы очень самоуверенны. Разве я сказала, что собираюсь этот пуд соли съедать вместе с вами? Избави бог. Я не настолько жестока, - отпарировала Наташа.
Молодые летчики были не такими людьми, чтобы отступать перед первой неудачей. Холодный прием библиотекарши их только раззадорил.
- Мы на ваше внимание рассчитывали, Наташа, - вздергивая плечами, продолжал Пальчиков, уже называя ее по имени, - а вы оказались такой же, как и ваш непосредственный начальник товарищ Палкин.
Наташа улыбнулась, припомнив сухое, равнодушное лицо старшего лейтенанта.
- А какой же он?
- Человек, который вырос и воспитался по инструкции, - засмеялся Пальчиков. - Разве не заметили его самое любимое выражение: "Положено по инструкции", "Не положено по инструкции"? Раз он ехал с женой в отпуск. Времени до поезда было мало, а нужно билет взять, багаж сдать, то да се. Вот жена звонит ему с вокзала: "Ваня, успеем ли мы к поезду, приезжай скорее и помоги". А он со спокойствием древнегреческого оракула отвечает… - Пальчиков вытянул лицо, изображая начальника клуба, изменил голос: - "Ничего, Оля, делай все по железнодорожной инструкции и уехать успеешь". Вот он какой, ваш товарищ Палкин.
Девушка залилась смехом. Она припомнила - еще при первой встрече с ней начальник клуба дважды употребил: "Обязательно по инструкции".
Разговор оживился. Вечер, долгий, по-январски холодный, они скоротали незаметно. А сегодня время, как назло, тянется медленно. Автобиография давно написана. Словно исполнительные часовые, стали к окнам зимние сумерки.
…Над домами Энска то и дело проносятся боевые машины. Как раз над клубом самолеты делали первый разворот. Они раскалывали воздух ревом, переходящим по мере удаления самолета в тонкий свист. Иногда вместо рева с неба низвергался оглушительный треск, от которого позванивали стекла. Это означало, что летчик резко добавил обороты и мотор теперь работает на самую большую мощность.
Полеты в этот день закончились поздно. Наташа уже не думала, что дождется новых посетителей, но в девятом часу в библиотеку заглянул летчик в лохматых меховых унтах с перекинутой через плечо планшеткой. Было видно, возвращался прямо с аэродрома и еще никуда не заходил. Он буквально утопал в теплом меховом комбинезоне. С юношеского округленного лица карие глаза смотрели доверчиво и открыто. Энергичный подбородок и чуть поджатые губы могли бы придать летчику выражение решительности, но вздернутый нос, нарушающий все пропорции, опровергал это. Дойдя до решетчатой деревянной перегородки, лейтенант не спеша снял кожаные перчатки и шлемофон. Короткие курчавые волосы колечками посыпались на лоб. Они как-то сразу изменили лицо офицера, придав ему совершенно иное, чем три минуты назад, выражение.
Отстегнув карман комбинезона, летчик извлек два томика в светло-голубых переплетах.
- Чехова принес, пятый и шестой тома. Прошу заменить на два следующих. - Голос у него громкий, чуть хриплый, видимо, от простуды.
- Ваша фамилия? - деловито осведомилась Наташа, притрагиваясь к ящику с абонементными карточками.
- Спицын Борис Леонтьевич.
Девушка метнула на него быстрый изучающий взгляд. Лейтенанта удивило ее любопытство. Он подумал, что библиотекарша смотрит на кого-то другого, стоящего за его спиной, и даже обернулся. Кроме них, в библиотеке ни души. Спицын недоуменно пожал плечами.
- Седьмой и восьмой тома поскорее.
Не успела Наташа ответить, в дверях показались ее вчерашние знакомые - Карпов и Пальчиков. Они тоже зашли прямо с аэродрома, возбужденные, шумные.
- Здравствуйте, Наташа, - еще с порога провозгласил Пальчиков. - Мое почтение. Намерзлись мы сегодня, как бедные родственнички в гостях у двоюродной тетки. - Он заметил Спицына и тихонько хихикнул в иззябший кулак. - А Боря, оказывается, хитер! Теперь понятно, отчего он торопился уехать со старта с первой машиной. Наташа, что это, измена? - Пальчиков надул щеки, пытаясь придать лицу свирепое выражение. - Да я бы за такое дело бросил к его ногам перчатку, если бы был уверен, что в вещевом отделе мне выдадут новую. Одним словом: быть или не быть.
- Уж лучше не быть, - подхватил Спицын, - по крайней мере здесь, в библиотеке.
Наташа звонко рассмеялась, а Пальчиков нахмурился.
- Значит, говоришь, не быть? А вы что на этот счет думаете?
- Вам виднее, - уклончиво ответила Наташа.
Пальчиков сердито засопел и потянул за собой Карпова.
- Разворот на сто восемьдесят градусов, Никита, разве не видишь, что мы здесь лишние?
Они быстро ушли, Спицын расписался в получении книг и, зябко вздернув плечами, стал натягивать перчатки.
- Холодно, - посочувствовала Наташа. Она стояла в двух шагах от молодого летчика в своей теплой отороченной лисьим мехом шубке. Смешинки в ее глазах пропали. Она с интересом разглядывала Спицына. - Здорово вы его одернули. Мне и вчера этот шутник надоел.
Борис пожал плечами.
- Вы отчасти правы, - сказал он, - но зря так резко. Пальчиков заводила и болтун. Но парень безобидный. - Желая изменить тему разговора, Борис подошел к батарее у окна, потрогал ее: - Едва-едва дышит. Вам тут, небось, холодно?
- Что вы? У меня шуба теплая. Это вы, наверное, намерзлись за день на аэродроме.
- Нам положено. На старте действительно пробирает. Не так мороз, как ветер. Но знаете что? Холодно, пока вылета ждешь, а слетаешь, сразу на весь день разогреешься.
В этот вечер Спицын ушел из библиотеки с каким-то смешанным ощущением радости и недоумения. Час спустя в своей небольшой холостяцкой комнате он раскрыл одну из принесенных книг. От переплета исходил едва уловимый запах Наташиных духов. Отошли в сторону думы о завтрашнем летном дне. Спицын взял со стола небольшое зеркальце, разглядел в нем свое лицо и недовольно подумал: "А ведь я к ней небритым пришел". Он поймал себя на мысли, что хотел бы понравиться Наташе, и от досады нахмурился. Рукой разворошил курчавые волосы и насмешливо самому себе сказал:
- Эх, ты!.. Это же не на построение…
Под вечер старшего техника Скоробогатова вызвали в кабинет командира полка. Земцов в летной кожаной курточке, с поднятой до самого подбородка застежкой и в нахлобученной на лоб теплой шапке расхаживал вдоль стены. На диване сидели командиры эскадрилий капитан Андронников и майор Арамашвили. Скоробогатову сразу бросилось в глаза, что лица у них смущенные. Плотный коренастый Андронников натянуто улыбался, а стройный, как джигит, Арамашвили нервно комкал пальцами давно погасшую папиросу. Только что закончился горячий разговор. Земцов энергично чертил перед собой ладонью короткую прямую и говорил:
- Убеждать меня не рекомендую, товарищи офицеры, берегите время! Как сказал, так и будет, и никаких гвоздей. Эскадрилья Мочалова первая, первой она и новую технику начнет осваивать. А вам расстраиваться нечего, через две недели и вы начнете сложную подготовку. На этом аудиенция закончена.
Командиры эскадрилий встали с дивана.
- Хорошо, товарищ подполковник, - мрачно произнес Арамашвили, - пускай Мочалов получает новую технику первым, а кто кого в сложной подготовке обгонит, так это бабушка еще надвое сказала.
- Ладно, ладно, - проворчал им вдогонку Земцов, - рекомендую и другую пословицу не забывать: "Цыплят по осени считают".
Он остановился и выслушал рапорт вошедшего Скоробогатова.
Когда командир полка бывал в хорошем настроении, он называл своих подчиненных только по имени и отчеству.
- Аркадий Петрович, - обратился он к старшему технику, - вы уже слышали в чем дело. Завтра мы получим три комплекта новых навигационных приборов. Нужно оборудовать в эскадрилье Мочалова три машины для полетов в самых сложных метеоусловиях. Это первое. А второе, прошу вас хорошенько подготовиться и провести со всем летным составом занятие. Дайте поглубже теорию и практику полета по приборам, устройство приборов. Затем прочитайте лекцию о принципах действия радиолокатора. Договорились? Тогда у меня все.
…И вот старший техник эскадрильи Скоробогатов проводит занятие по изучению новых навигационных приборов. В классе тесно. На первой скамье - Земцов и Оботов, дальше - Андронников, Мочалов, Арамашвили и другие летчики. Кузьма Ефимков сел на заднюю скамью. Перед ним раскрытая рабочая тетрадь и зеленая автоматическая ручка. Но Кузьма слушает рассеянно. Взгляд его скользит по стенам и развешанным на них схемам реактивного двигателя. На мгновение остановив глаза на Скоробогатове, Ефимков не удержался от улыбки: "Ишь, вырядился, как на именины". Действительно, Скоробогатов тщательно выбрит, на нем новая, безупречно отглаженная тужурка, и стараниями военторговского портного его покатые плечи выглядят в ней весьма внушительно. Галстук у Скоробогатова завязан большим узлом, и на нем не найдешь ни одной морщинки.
Вряд ли кто мог подозревать, что, готовясь к сегодняшней лекции, Скоробогатов провел накануне бессонную ночь. А это было так, потому он свободно оперировал формулами, одну за другой вычерчивал мелом на доске всевозможные кривые.