Полозов и Могутченко взглянули на Сергея Романовича. Тот продолжал читать письмо покойного брата. Брови его были сурово сведены. Видимо, в письме говорилось о событиях страшных и нерадостных.
Иван начал свертывать куски карты и только тогда заметил, что на обороте того куска, где стоял кружок и крестик, что-то написано. Почерк был Данилы Романовича.
"От камня, где кружок, тысячу шагов точно на запад. От поваленного кедра, где крестик, точно на Север до могилы. Копать двадцать шагов за крестом".
- Все точно,- снова усмехнулся Могутченко, прочитав вместе с Полозовым эту запись.- Только в какой губернии находится этот камень и эта самая могила?
Иван повернул кусок листа, снова взглянул на карту. Расстояние от кружка до крестика было примерно равно расстоянию от крестика до края единственной полянки. Видимо, могила находилась или на самой поляне или в лесу около нее.
- Места эти мне знакомы,- вдруг заговорил Сергей Романович. Кончив читать, он тоже рассматривал карту.- Эта речка вообще-то вряд ли имеет официальное название, но охотники в этих местах зовут ее Суземка. От нее до нашего села верст тридцать.
- Вот это самое главное,- довольно пробасил Могутченко.- Карту к месту привязали, остальное дело времени.
- А что в письме?- не удержался Иван.
- Его, конечно, надо приобщить к делу,- протягивая Ивану письмо, сказал Сергей Романович...- Но многое для вас там будет не совсем понятным. Придется вам и меня допросить как свидетеля,- усмехнулся он.
- Действительно, тут зарыто что-нибудь путное?- спросил Могутченко, указав на отметки на карте.
- Безусловно,- подтвердил Сергей Романович.- Золото. Сколько, точно никто не знает. Некоторые называют цифру в три пуда, другие уверяют, что не меньше пятнадцати. Точно только одно, груз был увезен на восьми лошадях на вьюках.
- Ого!- воскликнул Могутченко.- Значит, кроме золота, найдутся v другие ценности.
- Говорили, что где-то в районе Суземки вместе с золотом зарыт архив контрразведки белых частей, орудовавших в предгорьях Алтая. Удирали от Красной Армии они сломя голову, грузы вывозить было трудно. Вот и закапывали ценности в трущобах, рассчитывая вернуться.
- Как же Даниле Романовичу удалось захватить карты?- спросил Полозов.
- Судя по письму, случайно. Три офицера, командовавшие остатками эскадронов, отходивших в предгорья, укрыли отряд около нашего села, а сами взяли четырех мужиков и приказали вести их в район Суземки. Закопав ценности, они на обратном пути, уже недалеко от села, расстреляли мужиков. Мужики-то ведь не только закопали золото, но и видели, как офицеры делили карту. Брат наткнулся на них уже в конце трагедии. Его внимание привлекли револьверные выстрелы, которыми белые приканчивали мужиков. Данило отомстил за односельчан. Два офицера свалились рядом со своими жертвами, а третий с простреленной грудью все же убежал в чащу. Из мужиков один оказался жив. Он-то и рассказал брату и про клад, и про карту. Брат перевязал раненого, забрал карты от убитых офицеров, но затем и ему пришлось уходить. Как позднее выяснилось, третий офицер сумел отбежать довольно далеко и выстрелами привлек внимание отряда. Но когда отряд прибыл к месту трагедии, жив был только один перевязанный братом мужик. Кстати, этот мужик родной брат того Парфенова, которого вы сегодня подстрелили на тропинке. Видимо, от Парфенова-то и стало известно о золоте, о карте и о том, что два куска этой карты хранятся у брата. Ведь третий офицер, хотя и успел поднять тревогу, умер еще до прихода отряда. Его и похоронили, не обратив внимания на клочок карты, который у него должен был лежать в кармане или полевой сумке.
Постучав в дверь и получив разрешение, в комнату вошел Козаринов.
- Арестованных прикажете там оставить или как?- спросил отделком.
- Казарму надо прибрать,- поняв невысказанную просьбу отделкома, ответил Полозов.- Бойцы всю ночь на ногах. Свободные от наряда пусть отдыхают.
- А арестованные?..- начал Козаринов.
- А им не обязательно на нарах лежать,- резко перебил отделкома Могутченко.- Внесите их сюда. И на полу полежат до прибытия спецвагона.
Бандитов втащили в комнату, развязали им руки и устроили поудобнее на полу. Хотя "Угодник" и не был ранен, удары Леоненко и трепка, которую задал ему Немко, стоили обычного ранения. Пожалуй, из всех трех он наиболее нуждался во врачебной помощи.
Могутченко позвонил дежурному по станции и, узнав, что паровоз с арестантским вагоном прибудет минут через двадцать - тридцать, сказал, обращаясь ко всем троим:
- Терпите, "вояки", через полчаса вас настоящий врач подремонтирует.
- Перед расстрелом, значит, подлечить решил, господин начальник,- отозвался с пола Павел Когут.
Полозов взглянул на него и с удивлением вынужден был признать, что ночные передряги и простреленная нога не сломили его. Павел Когут сейчас выглядел значительно бодрее, чем тогда, когда его выводили из предбанника.
Могутченко не успел ответить на ядовитое замечание раненого. Его опередил Сергей Когут:
- К сожалению, таков закон. Хотя для такой гадины, как ты, стоило бы отменить.
- Спасибо, братец,- смиренным тоном ответил Павел Когут,- порадел родному человеку.- Он явно издевался над братом.- Закон хороший. Пока лечат, пока суд да дело, всякое может случиться.
- Ничего не случится,- жестоко ответил Сергей Когут.- Подлечат тебя дней за пять-шесть, на нас, Когутах, раны быстро зарастают. А суда тебе ждать не придется. Это уж я постараюсь. Если надо будет - архивы подниму.
- Это какие еще архивы?- не скрывая тревоги, поднял голову Павел.
- Забыл? Все харбинские газеты писали, что тебя в двадцать первом трибунал заочно приговорил к вышке.
- Значит, в силе еще эта прибаутка,- улыбнулся Павел Когут. Но усмешка вышла кривой, а голос явственно дрогнул. Опираясь руками о пол, он подтянул раненую ногу и сел в углу комнаты, привалившись спиной к стенкам.
- Ты, пес, скажи мне, как ты осмелился руку на родного брата поднять?- понизив голос, спросил Сергей, глядя на него ненавидящим взглядом.
- Не хотел я этого,- после долгой паузы ответил Павел Когут, глядя в пол.- Случайно это получилось. Он, Данило-то, первый за револьвер схватился. Оборонялся я...
- А от Гали ты тоже оборонялся?- с той же обжигающей ненавистью допрашивал Сергей Когут брата.
Этот вопрос изменил ход разговора и словно зарядил Павла Когута новым запасом ярости.
- Между мной и Галинкой судьей быть никто не может,- скрипнув зубами, хрипловато ответил он.- Если бы она десять раз ожила, я бы ее десять раз убил.
- А слышал ты от нее хоть раз доброе слово?
- Я не слыхал, и она моих слушать не хотела, сам знаешь. Я ей еще в семнадцатом сказал: или со мной, или в могилу. Сама выбрала, что хотела. Отстань ты от меня, иро-о-од!..- взвыл Павел Когут.
- Жаль, что ты тогда в девятнадцатом от нас за кордон ускользнул,- проговорил Сергей Романович и крупными шагами начал ходить по комнате. Нелегко ему давалось внешнее спокойствие.- Жаль, что не сумел разыскать твой след за кордоном. Успел ты, гадина, затаиться.
- Ну, за кордоном-то еще всяко могло получиться,- проговорил Павел.- Там ведь не совдепия.
Но Сергей Когут презрительно отмахнулся.
- Дурак ты, хотя и до ротмистра дослужился. Раздавили бы как клеща. И твои хозяева не пикнули бы,- пренебрежительно сказал он и, подойдя к Парфенову, сел на табуретку, предварительно положив ее набок, чтобы быть ближе к лежавшему на полу человеку.
- А вот тебя, Семен, я не ожидал встретить среди этой сволочи. Брат твой от беляков смерть принял, а ты с ними съякшался.
Парфенов лежал в стороне, хотя и рядом со своими соучастниками, но несколько отодвинувшись и повернувшись к ним спиной. Со стороны могло показаться, что он этим оберегает раненое плечо, но и Полозов, и Могутченко заметили, что дело не только в этом. Парфенов ненавидел и одновременно боялся своих однодельцев.
- Так ведь разве из рук вашего братана вывернешься,- с тоскливой откровенностью проговорил Парфенов.- Сболтнул, я ему еще в конце гражданской про золотишко, ну и влип, как муха в бочку с дегтем. Павел Романович хорошо обучен, как жилы из людей тянуть.
- Чего ж ты, балда, раньше властям про золото не рассказал?- укорил его Сергей Когут.- Давно бы это золото на хорошие дела пошло.
- Так ведь вместе с этим проклятым золотом и моя судьба закопана. Хоть ни капли правды в ней нет, а все же как докажешь,- так же тоскливо, мучаясь от душевной боли и от раны в плече, проговорил Парфенов.
- Да ты-то как туда мог попасть?- удивился Сергей Когут.
- Забыли, значит, Сергей Романович, что я почти три месяца у Колчака служил. Хоть и по мобилизации, да теперь поди доказывай. Верный расстрел или до конца дней на Соловках лямку тянуть. А у меня семья, сам знаешь.
- Кто тебе эту чушь намолол?
- Твой братуха, его слова. Я ведь ни в баню, ни в дом к Даниле Романовичу, когда это страшное дело случилось, не заходил. Сам позднее всех узнал, когда в народе говорить начали. А отвечать полной мерой придется, как и этим варнакам.
- Да, неважные у тебя дела, Семен,- задумчиво проговорил Сергей Когут.- Ну, посмотрим.
- Что же это за судьба, которая вместе с золотом зарыта,- не выдержал Иван Полозов.- Я и от Данилы Романовича про это слыхал.
- Слух об этом подлом и грязном деле передается на ухо, и с глазу на глаз,- хмуро заговорил Сергей Романович.- Вряд ли до этого могло додуматься белое командование. Тут руку приложили или эсеры, или меньшевики. Вернее всего, пожалуй, меньшевики. Они всегда были специалистами на всякие подлости.
- Меньшевистская порода нам хорошо известна. Они еще и сейчас гадить пытаются,- подтвердил Могутченко.
- Меньшевики активно сотрудничали со всеми белыми правительствами Сибири. Когда они поняли, что навсегда сходят со сцены,- продолжал Сергей Романович,- а их самих ждут приговоры ревтрибуналов, тогда-то и была придумана эта подлая провокация. Они стали писать письма, похожие на доносы, и доносы, похожие на дружеские сообщения. В этих письмах и сообщениях речь шла о делах, уже раскрытых белой контрразведкой, о большевиках, уже расстрелянных. Но в этих сообщениях организаторами провалов назывались видные большевики-подпольщики, руководители партизан, не попавшие в руки белых, и даже коммунисты, работавшие вдали от фронта? Выглядело все это весьма правдоподобно, так как люди, писавшие кляузы, то есть меньшевики, хорошо знали тех, на кого клеветали. Знали их характер, привычки, слабости, даже домашний быт. Ведь когда-то они были в одной партии, может быть дружили, да и после раскола отдельные меньшевики не раз, признав для вида свои ошибки, возвращались в партию. В общем писали убедительно. Конечно, если бы разбираться стали сразу, то клевета была бы разоблачена. Так случилось в свое время и с клеветой на брата Данилу. Но организаторы провокаций учли и это. Нужно было время. Пройдут года, кое-кто умрет, кое-кто уедет за границу и разобраться будет трудно. Свидетеля не допросишь, клеветника с оклеветанным на очную ставку не сведешь. Чем дальше пролежат такие бумаги, тем достоверней они будут казаться. Вот такой "архив", видимо, и зарыт на Суземке вместе с золотом. Этот выродок,- кивнул Сергей Когут на сидевшего в углу Павла,- над созданием клеветнических материалов тоже немало поработал.
Павел ничего не ответил. Только на губах его про-змеилась усмешка, мелькнула и исчезла. Но Полозов видел, что Павел Когут не только внимательно слушает, но и готовится чем-то и как-то ответить. Сейчас он сидел, привалившись спиной в угол, согнув здоровую ногу в колене и крепко упершись ею в плинтус пола. Левая рука его тоже опиралась о пол, а правая была засунута под полурасстегнутый полушубок.
"Всех нас готов сожрать, а больше всех родного брата,- подумал Иван и с облегчением решил:- когтями да зубами не многое сделаешь. Оружия-то у тебя, гад, нет".
- Я всегда был маленьким человеком,- раздался вдруг негромкий голос Парфенова.- Чего же они могли обо мне-то написать?
- А о тебе, Семен, там ничего и не может быть,- усмехнулся Сергей Когут.- Ты для них слишком мелкая рыбешка. Они повыше метились.
- А Павел-то Романович да и Порфишка такого мне наговорили...
- Облыжно меня приплетаешь, Семен,- азартно затараторил отдышавшийся "Угодник".- Облыжно. Ничего такого я тебе не говорил. Отрекаюсь и отрекаться буду.
- Эти трупы и тебя за собой в могилу тянули,- сказал Сергей Когут,- им хотелось...- Окончание фразы заглушил вопль Павла.
- Трупы, говоришь, варнак проклятый. Радуешься, сволочь, что теперь мы трупы. Не разгадали мы, что этот щенок,- кивнул он на Ивана,- хороший нюх имеет. А то бы ты узнал, какой я труп. Как запылал бы склад да люди из лесосек разбежались, услышав, что мертвый Данилка из могилы выходит, вот тогда бы ты узнал, что трупы делать могут. Трупы!- Еще яростнее взвыл он.- В ящиках, что на Суземке вместе с золотом закопаны, для вас трупный яд подготовлен! Провокация, говоришь, клевета!.. Не все так подумают, когда те бумаги увидят! Кое-кто и поверит в те бумаги! Кое-кому даже выгодно, чтоб народ в те бумаги поверил! Думаешь, за золотом я сюда пришел?! Ха!.. Шел, чтоб ту бумажную заразу на вольный свет пустить! А ты говоришь - трупы! Ты тоже труп! Будешь трупом. Раз я гибну, так пусть весь наш корень сгинет. Трупы! Ты тоже труп! Ты уже полчаса как труп!
И вдруг, распрямив как пружину упертую в плинтус ногу, Павел бросился на Сергея, протянув к его горлу правую руку. На его ладони сверкнул блестящий полуобручек.
Как ни стремителен был бросок Павла, Могутченко отреагировал еще быстрее. Кулаком, в котором была зажата только что раскуренная трубка, он ударил взвившегося в броске бандита по лбу. Павел Когут грохнулся на пол у самых ног Сергея Романовича. Тот вскочил с побелевшим лицом и поднял звякнувший об пол полуобручек, выпавший из рук Павла.
- Куда ты смотрел?- обрушился Иван на вбежавшего в комнату отделкома.- Обыскал, что называется.
Козаринов с виноватым видом начал еще раз обыскивать потерявшего сознание Павла Когута. И в этот момент Иван впервые услышал, как может ругаться его начальник. Могутченко стоял спиной ко всем, рассматривая что-то в руке, и ругался. Такой забористой, увесистой, виртуозной брани "в надгробное рыдание", "в семь гробов", "в акульнуго печенку" и "пасхальные песнопения" не только Иван, но, видимо, и Сергей Романович никогда не слыхал.
- Что с вами?- тронул Сергей Романович начальника отдела.
Могутченко, оборвав ругань, повернулся и показал свою ладонь с широко растопыренными пальцами. На ней лежал только мундштук. Знаменитая пенковая трубка не выдержала столкновения с черепом взбесившегося бандита.
Фигура Могутченко, с видом обиженного ребенка, взирающего на обломки своей трубки, была невероятно комичной.
Полозов и даже Сергей Когут, с лица которого еще не сошла бледность после пережитой опасности, еле сдерживали улыбки.
К счастью, в этот момент в комнату вошли начальник конвоя из прибывшего арестантского вагона и врач.
- Посмотрите сначала этого...- приказал Могутченко, кивнув на Павла Когута, и сунул в карман полушубка обломки трубки.
Через четверть часа раненые были перенесены в вагон. Перед уходом Могутченко сказал Ивану:
- Операцию ты провел хорошо. Считаю тебя вполне здоровым. Сегодня отсыпайся, завтра к вечеру пошлю тебе приказ. Получишь, сдавай дела Козаринову и вместе с этим, как его...
- Леоненко,- подсказал Иван.
- Вот именно, с Леоненко выезжай на Узловую в отдел.
На выходе из казармы Иван задержал Могутченко и, кивнув на ушедшего вперед Сергея Когута, спросил, понизив голос:
- Откуда он взялся?
- Ого!- многозначительно и тоже понизив голос, ответил Могутченко.- Он был чекист высшего класса, выучку от самого Дзержинского получил.
- Почему был? А сейчас?
- По линии Наркомата иностранных дел работает. Все время за кордоном. То с Чичериным, то с Литвиновым,- уважительным тоном проговорил Могутченко и, подняв кверху указательный палец, закончил:- Дипломат.
- Интересная у него работенка,- глядя вслед уже идущему по перрону Сергею Романовичу, задумчиво ответил Иван.- Тут голова нужна.
Могутченко с насмешливым любопытством посмотрел на своего подчиненного.
- Ну, ты не отчаивайся,- ободрил он Ивана.- Какие твои годы? Вот подучишься, может, тоже поумнеешь и на загранку попадешь. Тебе, главное, языки выучить, а хватка у тебя есть настоящая. Главное, подучиться.
- Иди к черту,- беззлобно ругнулся Иван.- Приеду, готовь новое задание. Нам и здесь пока еще работы хватит.
XIII Готов к новым заданиям
Через неделю, хорошо oтдоxнyв, передав взвод Козаринову и попрощавшись с бойцами, Полозов в сопровождении Леоненко явился в отдел. Их уже ждали. Секретарь, паренек лет восемнадцати, сказал Леоненко:
- Идите, товарищ, в седьмую комнату к Павлову, оформляться, а вы, товарищ Полозов, к начальнику. Он про вас уже спрашивал.
Полозов вошёл в кабинет. Могутченко сидел за столом, ероша пальцами правой руки свои все еще густые, хотя и порядком поседевшие волосы. В левой руке он держал какой-то документ и был явно не в духе. Увидев вошедшего Полозова, он глазами указал ему на стул справа от себя и снова углубился в чтение документа.
- Ну что мне делать с этим болваном?- вдруг взорвался обычно спокойный Могутченко, перестав терзать шевелюру и стукнув кулаком по столу так, что он жалобно затрещал.- Не сажать же его в самом деле.
- Ты это о ком?- полюбопытствовал Иван.
- О твоем бывшем подопечном, которого агитировал этот самый, как его...
- Леоненко,- подсказал Иван.
- Вот, вот,- кивнул Могутченко.- После его агитации этот болван чуть не угробил "Угодника", а сейчас попов колотит.
- Немко?- несказанно удивился Полозов.- С чего бы это? Ведь он верующий.
- А бес его знает, что на него нашло. Пять дней назад так отлупил попа из Акатово, что тот чуть богу душу не отдал. Попадья кинулась в Москву, видать, до патриарха добралась. И вот, пожалуйста, телеграмма, подписанная самим Петерсом. Принять меры и все прочее.
- Ну и отвечай, меры, мол, приняты, а с Немко что-нибудь придумаем. Да и случайность это. Просто вспомнил, как его "Угодник" обманул, ну заодно и попу всыпал. Сорвал злость, а теперь успокоится.
- Как бы не так,- злорадно усмехнулся Могутченко.- Сегодня, после заутрени, он так взбубетенил покровских попов, что они теперь боятся к церкви подходить,- сообщил Могутченко и вдруг громко крикнул:
- Ваня, пришли попы?!
- Пришли, товарищ начальник,- ответил из-за двери секретарь.- Я их приказал до поры в свободную камеру запереть.
- Да ты что, с ума спятил!- загремел Могутченко.- Люди у нас защиты ищут, а ты их в камеру.
- Они с радостью согласились, товарищ начальник,- ответил Ваня, появляясь на пороге кабинета.- Я им велел подождать на улице у крыльца, но они просят спрятать их куда-нибудь. Этот, который их излупил, тоже сюда пришел. Похоже, хочет еще добавить. Куда же им было деваться?
- Немко в Узловой?- удивился Могутченко. И затем, взглянув на Ивана, убежденно сказал:- Значит, и нашему попу влетит под завязку,- и помолчав, добавил:- Ну в этом деле я ему мешать не буду. У нас здесь поп настоящий контра, но умен. Никак его не прищучишь.