- Идите, - согласился Седюк. - Попросите Сильченко прислать вторую машину с консервами и спиртом. Хлеба, кажется, хватит до завтра.
Снова началось мучительное путешествие сквозь плотный, обжигающе ледяной воздух. Ни Седюк, ни Непомнящий мешков не взяли - Седюк должен был в темноте разыскивать дорогу к конторе, а Непомнящий еле держался на ногах и с трудом нес собственное тело. Седюк несколько раз падал, увлекая с собой Непомнящего. Падая в первый раз, он рассердился на глупую случайность, затем заметил, что эти случайности повторяются, все учащаясь. Упав перед конторкой он понял, что силы его на исходе, - он лежал и глотал воздух, обжигавший, но не насыщавший легкие. Стрелки, тащившие мешки с хлебом, падали еще чаще.
В конторе строительства, сбрасывая с себя маску, Непомнящий осипшим и слабым голосом с похвалой отозвался о "ветерке":
- Прекрасная прогулка, Михаил Тарасович, не правда ли? Приятно вспомнить, что она уже в прошлом.
Седюк видел, что Непомнящий сияет от гордости. Это был первый случай за их знакомство, когда он радовался не острой шутке или хорошему слову, а хорошему поступку.
К ним кинулась Катюша Дубинина, секретарь Назарова и Седюка. Она так обрадовалась Седюку, словно он нес ей спасение, и стала сообщать, что произошло на площадке. Застенчиво поглядывая на Непомнящего, сдиравшего с усиков намерзший на них лед, она восторженно воскликнула:
- Неужели вы пришли от самого управления? Ой, я бы лучше сразу умерла, чем высунулась наружу!
В конторе, состоявшей из нескольких больших комнат, было людно, душно и жарко. Кабинет Лесина был превращен в лазарет, кабинет Назарова напоминал бивак, устроенный разбитым в сражении войском. Везде - на столе, на полу, на диванах - лежали перевязанные, обмороженные, разбитые и просто смертельно уставшие люди.
Лесин лежал среди других пострадавших. Он не мог пошевелить ни кистями рук, ни шеей. Увидев Седюка, он пытался улыбнуться и приподнялся.
- Лежите, лежите! - поспешно оказал Седюк. - Я пришел к вам на помощь. Где Назаров? Есть в конторе спасательный инвентарь?
Лесин отвечал тихо, с трудом. Назаров, по его просьбе, отыскивает людей в северных котлованах. Седюку нужно направиться на южный участок - оттуда не вернулось человек пятнадцать. Очень тревожит положение с трубой - ни один из трубокладов не возвратился. Почти весь инвентарь забрал Назаров, но кое-что - веревки, лопаты, сани - еще осталось на складе.
- Ну, я иду, - оказал Седюк. - Скоро придет машина с едой, отправим на ней в больницу тяжелораненых.
В коридоре, окруженный целой толпой, Непомнящий с важным видом что-то рассказывал.
- О чем вы? - спросил Седюк.
- Небольшой критический очерк, - ответил Непомнящий. - Развенчание одного литературного кумира. Товарищ упомянул, что ураган такой, как в рассказах Джека Лондона. Пришлось разъяснить, что Джек Лондон имел дело с ураганом стандартного южного образца. Типичный ширпотреб природы для обслуживания широких масс земного шара - солидный ветерок при жаркой погоде. Наш ураган ему и во сне не снился. Это технически смелое достижение природы, вещь, пригодная только для людей особо высокого класса стойкости. Как по-вашему?
- Опять вы за свое? Где стрелки Парамонова?
- Вы так быстро ушли, что ничего не оказали, и я распорядился вместо вас. Я послал их за остальными мешками и дал им в помощь четырех дюжих ребят - тут таких много. Хлеб пришлось положить у печки, он совсем промерз, его не разрезать.
- Правильно сделали. Раз вы сами начали распоряжаться, продолжайте дальше. Организуйте раздачу пищи: сперва хлеб, потом консервы, когда придут. Обмороженным, которых будут доставлять сюда, давайте спирт. Проверьте, кого надо отправить в больницу. Возьмите проводников и осмотрите обогревалки - там тоже сидят люди, и среди них пострадавшие.
Седюк зашел в крайнюю комнату, оде собрались все, кто не очень пострадал от мороза и ветра. Среди них был и Бугров, запомнившийся Седюку еще по первому посещению площадки. Седюк объяснил, что нужно оказать помощь пострадавшим на промплощадке.
- Члены партии и комсомольцы есть? - опросил Седюк.
Два человека выступили вперед.
- Без партбилета не берешь? - угрюмо спросил Бугров.
- Беру всех, кто болеет за жизнь товарищей, - объяснил Седюк, хорошо знавший характер Бугрова. - Тебя, товарищ Бугров, я особенно прошу помочь: ты хорошо знаешь эти места - мы идем в южные котлованы.
Бугров молча погасил самокрутку и спрятал окурок в карман.
- Иди, начальник, доставай инвентарь, а я тут сам подберу ребят, которые могут, - сказал он, вставая, и ворчливо добавил: - И твоих партийных прихвачу, пускай пример показывают.
- Одевайтесь покрепче, будет тяжело, - напомнил Седюк, уходя.
- Где сейчас легко? - пробормотал Бугров, натягивая на плечи полушубок.
25
Зеленский, получив сообщение Янсона о приближающейся пурге и обругав его, тут же принял меры к защите площадки. Однако, как и Янсон, он не мог заранее представить себе весь размер бедствия, грозившего Ленинску. Он распорядился прекратить работы лишь на всех открытых участках, не защищенных ни стенами, ни шатрами, а на местах защищенных потушить костры, чтобы не было пожара, но работы не прерывать. Это означало, что основная масса рабочих - сотни людей - должна была оставаться на своих рабочих местах.
После разговора с участками Зеленский вышел наружу и направился в помещение углеподачи, где уже начали монтаж оборудования. Ветер свистел в проводах, и сила его нарастала с ужасающей быстротой. Когда Зеленский ворвался в конторку цеха, буря уже валила с ног. Не здороваясь с присутствующими, он кинулся к телефонам.
- Янсона! - крикнул он телефонистке и, услышав, что Янсон разговаривает с Сильченко, потребовал метеостанцию.
Метеостанция тоже была занята - ее вызывали со всех сторон.
- Немедленно отключите других и соедините меня, слышите? - крикнул он. - Вы слышите, что вам говорят: я - Зеленский, сейчас же отключайте разговор!
Испуганная телефонистка прервала на полуслове разговор Диканского с Прохоровым и подключила Зеленского.
- Что случилось? - взволнованно спросил Зеленский. - Янсон информировал меня просто о сильной пурге, но уже сейчас ветер такой, какого я еще ни разу не видывал. Каковы перспективы?
- На нас движется циклон, - донесся неясный, взволнованный голос Диканского. - Ожидаю урагана с силой до двенадцати баллов при обильном снегопаде. Жесткость погоды будет не менее ста градусов. Предупреждаю: уже через полчаса пребывание на открытом воздухе будет опасно для самого крепкого человека.
Зеленский схватился за внутренние телефоны.
- Елизавета Борисовна! - крикнул он секретарю. - Передайте всем, что прежнее распоряжение отменяется. Все люди, кроме монтажников, работающих в закрытых помещениях, должны немедленно убираться со своих рабочих мест. Соединитесь с начальниками участков и прорабами.
- Только что звонил Янсон! - жалобно воскликнула Елизавета Борисовна. - Вахты закрываются, и передвижение людей прекращается. Я вызывала прорабов - никто не отвечает, все ушли выполнять ваше первое распоряжение. Как же быть?
Зеленский обвел взглядом людей, сидевших в конторе. Здесь были два монтажных мастера, молодые, крепкие на вид парни, щуплый пожилой бухгалтер и нормировщик Зина Петрова.
- Товарищи, срочно нужна ваша помощь! - сказал Зеленский мастерам. - Идет неслыханный снежный ураган, гораздо сильнее, чем ожидали. Нужно, чтобы все люди сейчас же ушли с рабочих мест под прикрытие стен. У телефонов никого нет. Вы пойдете на западный участок, а вы - на северный, к складам. Говорите каждому, кого встретите, что наружные работы прекращаются, и пусть он передает дальше. Я ухожу на южный участок.
Мастера, застегивая на ходу полушубки, поспешно вышли за дверь. Бухгалтер с видимым облегчением обратился к обширной ведомости, развернутой у него на столе. Зина была полна жестокой обиды.
- А мне? - оказала она с негодованием. - Александр Аполлонович, я тоже хочу идти.
- Вы с ума сошли, Зина! - сердито ответил Зеленский. - Погода не для девушек.
- Я сильная, - настаивала Зина. - Я сильнее многих парней, вы же сами знаете, я взяла первое место по бегу среди девушек, Помните, в прошлую пургу я обежала всю площадку - и ничего! Я пойду на восточный участок - там звено Турчина, они на отшибе, если им не сообщить, они останутся.
Зеленский колебался. Зина Петрова была выносливой и смелой девушкой, звено Турчина действительно работало в стороне ото всех, и его нужно было как можно скорее предупредить. Но сквозь окна конторки несся уже не свист ветра в проводах, а тяжелый, непрерывный грохот.
- Не надо! - решил Зеленский. - Я пошлю к Турчину какого-нибудь парня с южного участка.
Он почти выбежал наружу, и последним, что он увидел на бегу, была тень Зины, пропадавшая в снежной мгле. Зеленский гневно окликнул ее, потом кинулся за ней, но тут же остановился - даже в бурю, под натиском бокового ветра, она бежала много быстрее, чем он. Он повернул на южное шоссе. У самой конторки участка на него налетел Симонян.
- Александр Аполлонович! - кричал он своим пронзительным голосом, слышным даже сквозь грохот бури. - Как могут люди работать в такую погоду? Ты об этом подумал?
- Отменяется, - прохрипел Зеленский, даже не удивившись тому, что его разносит Симонян, неистово доказывавший на всех собраниях, что нельзя прекращать работу ни в какую пургу. - Немедленно уводить всех людей…
Симонян повернулся и побежал назад, в сторону котлованов котельного цеха и насосной станции. Зеленский с трудом поспевал за ним. Теперь грохот ветра сливался с грохотом бетономешалок, гудками паровозов, стрекотанием отбойных молотков. Симонян останавливал всех, кто попадался ему на пути, и передавал распоряжение прекратить работу. Люди, выслушав его, бежали оповестить других.
Когда Зеленский и Симонян добежали до последних котлованов, весь участок был оповещен. Они повернулись и медленно пошли назад. По всей площадке сейчас разносился только тяжелый грохот бури. Голоса работ замолкли - бетономешалки поворачивались отверстиями вниз, паровозы тушили топки и уползали в депо, заглохла трескотня молотков. Со всех сторон бежали люди.
- В самый раз, Саша! - пронзительно крикнул Симонян. - Ветер ломает шатры над котлованами!
Мимо них проносились обломки деревянных щитов, доски шатров, бумажные мешки из-под цемента - буря ломала и мела все, что могло быть сломано.
В здание углеподачи они вошли последними. Обширное помещение было битком набито людьми. Монтажники, ругаясь с каждым, кто присаживался "а их балки и конструкции, продолжали свою работу. Симонян с помощью Зеленского поправил свою повязку - она съехала в сторону, обнажив пустую глазницу. Зеленский прошел в конторку. В оживших телефонах слышались знакомые голоса - несчастных случаев пока не было.
- Меня тревожит положение с восточным, - сказал Зеленский, с тревогой вспоминая тонкую девушку, бежавшую наперерез ветру. - Туда побежала Зина.
- Сейчас же идем! - воскликнул Симонян, хватая Зеленского за рукав. - Турчин пойдет не сюда, а в центральную обогревалку, где столовая. Если их там нет, надо организовать спасательную команду! И ты хорош - девчонку послал в такую бурю!
Турчин работал со своим звеном на правом крае восточного участка. Недалеко от них два бурильщика бурили шпуры для взрыва скалы. Радиопередач о приближающейся буре они не слыхали. Когда налетел первый порыв ветра, Турчин с сомнением посмотрел на свет лампочки, качавшейся на столбе. В свете было видно, с какой необычайной быстротой проносится мелкий, похожий на ледяную пыль снег. Уже минут через двадцать Турчин, пытаясь переместить клинок молотка на другое место, ощутил, что не может сделать ни одного движения назад - гремящий воздух с огромной силой прижимал тело к молотку. Встревоженный Костылин бросил свой молоток и закричал Турчину:
- Иван Кузьмич, беда, надо уходить!
Турчин колебался. Накцев, не обращая внимания на бурю, работал с прежним старанием - он поднял воротник, лицо его было сосредоточено и спокойно, молоток четко стрекотал в руках. Внезапно стрекотание прекратилось. Турчин вертел и проворачивал кран - давления не было. На разрезе появился один из работавших рядом бурильщиков.
- Герои! - крикнул он. - Спасибо вам не скажут, если погибнете. Компрессор остановлен. Поступил приказ - всем убираться под крыши.
Но Турчин ушел не сразу. Он аккуратно сложил все молотки в одно место, чтобы их легко было найти, если занесет снегом, и только потом выбрался со своими рабочими из разреза. Когда они, измученные и потные от усталости, ввалились в обогревалку, она была уже полна. Их встретили смехом и шутками. Какой-то остряк кричал из толпы:
- Иван Кузьмич, за вами пожарную команду хотели посылать, пожарники отказываются - ветерок не огонек, вся их храбрость замерзла!
Турчин, не отвечая, раздевался. Костылин сбросил полушубок и бродил по залу, всматриваясь в лица, потом вернулся к Накцеву и уселся подле него на полу.
- Зинку искал? - равнодушно осведомился Накцев.
- Зину, - нехотя отозвался Костылин. Помолчав, он сказал: - Интересно, куда она делась? Может, в углеподаче сидит, как по-твоему?
- Куда она денется? - пробормотал Накцев и широко зевнул. - В такую погоду не то что девка, волк: из норы не высунется.
- Не знаешь ты Зину, - возразил Костылин. Но зевок Накцева вдруг успокоил его. Конечно, Зина где-нибудь в тепле. Она не такая безумная, чтобы бегать в бурю по площадке. А в обогревалку она не пришла, чтобы досадить ему, - сегодня утром они опять поругались.
Костылин закрыл глаза. Он прислушался к грохоту ветра за стеной, и стихнувшая на время тревога снова стала расти. Он вскочил и принялся одеваться. Накцев сонно спросил:
- Куда ты, Сеня?
Костылин виновато ответил:
- Пойду в углеподачу. Знаешь, боюсь я за Зинку!
Накцев, сладко зевнув и закрывая глаза, пробормотал:
- Ну и дурак, она же над тобой посмеется… Дверь в обогревалку распахнулась, и мощный порыв ветра ворвался в помещение вместе с облаком тумана, хлопьями снега. Из тумана выросла фигура стремительно вбежавшего Симоняна. За ним влетел вталкиваемый бурей Зеленский.
- Здесь они! - закричал Симонян, косясь своим единственным глазом на Турчина.
Зеленский, не раздеваясь, кинулся к поднявшемуся со своего места Турчину.
- Значит, она вас нашла? - спрашивал он, озираясь. - А где же она? К вам побежала Зина Петрова, где она?
- Зина? Нет, Зины не видели, - ответил пораженный Турчин.
- Замерзла Зина! - хрипло крикнул Костылин. Он ожесточенно расталкивал собравшихся вокруг Зеленского людей, пробиваясь к выходу. Симонян крепко ухватил его за плечо и сердито крикнул:
- Куда, дура? Ни шагу без моего разрешения, слышишь?
- Пустите! - Костылин тщетно старался вырваться из цепких рук Симоняна. - Замерзнет же она!
- Ни шагу! - повторил Симонян грозно. - Нужно идти группой, один погибнешь ни за грош. Товарищи! - Он повысил голос. - Надо спасать девушку. Желающие отходите к двери.
К двери отошло человек пятнадцать - Зина была любимицей всей площадки. Симонян быстро отобрал шестерых и обернулся к Зеленскому.
- Разыскивать пойду я, - сказал он серьезно и решительно. - Тебе нужно быть здесь, чтобы не терять связи с управлением. Ты не запомнил, как она пошла?
- Она побежала наперерез ветру.
- Ясно. Если наперерез ветру, то, значит, на шоссе. Пошли, товарищи! - приказал Симонян, прикрепив к шапке аккумуляторный фонарь и берясь за ручку двери.
- Арам Ваганович, не пойдет она по шоссе, - поспешно сказал Костылин. - Она к нам всегда по короткой линии, без дороги, бежит, прямо с бровки прыгает. Она и сейчас навстречу ветру пошла.
Симонян вопросительно посмотрел на Зеленского.
- Бежала она наперерез, а не навстречу ветру. Это я хорошо помню, - повторил Зеленский.
- Обследуем раньше шоссе, - решил Симонян. - Держаться друг за друга, ни в коем случае не отставать! Пошли, пошли!
Костылин стоял первым у двери, но отошел в сторону и пропустил мимо себя всех, чтобы выйти последним. Буря усилилась. Над тускло освещенной дорогой с сумасшедшей скоростью пролетали вытянутые белые нити снега. Костылин был уверен, что Зина не пошла по дороге, она пошла по своему обычному, самому короткому пути - через вершину, навстречу ветру. Она свернула на дорогу, чтобы только убежать от Зеленского. Сейчас она где-то там, на покрытой снегом и валунами, темной, открытой урагану вершине.
И, пройдя несколько шагов, он круто свернул с шоссе навстречу буре. Его исчезновения никто не заметил - дорога была трудная, люди назад не оглядывались. Согнувшись, стиснув зубы, он ожесточенно пробивал головой поток ледяного воздуха. Временами он падал и, подтягивая ноги, выгибая спину, как кошка, лез вперед, не отдыхая и не останавливаясь. В огромных массах мчавшегося воздуха легким не хватало дыхания, Костылин опускал голову вниз, чтобы вздохнуть полной грудью. Он не думал об урагане и, борясь с ним, не замечал его. Что-то без устали снова и снова кричало в нем: "Она шла спасать меня и сама погибла!" И это было так страшно, что он ожесточенно рвался вперед, ни о чем больше не думая. Еще никогда он не напрягал так исступленно свои силы, и никогда они не были так велики.
И хотя он двигался, словно охваченный приступом безумия, он с необычайной отчетливостью видел все открывавшееся ему вокруг во мгле, освещенной сиянием далеких прожекторов. Когда Костылин впоследствии вспоминал, закрывая глаза, свои поиски, перед ним четко вставали бугорки, камни, сухая трава, кустики, летящий снег, словно много лет всматривался он в эти картины, и они отпечатывались в его памяти навсегда.
Задыхаясь, Костылин взобрался на вершину. Он полз и ощупывал каждый метр пространства: где-то здесь лежит Зина, она замерзает, может быть, уже замерзла!
Он блуждал по вершине скалы кругами, и эти круги расходились все шире и шире, приближаясь к разрезу восточного участка, где они работали. У самого склона, в ямке, полузанесенной снегом, он увидел Зину. Зина лежала скрючившись, ее голова и ноги были в снегу, одна рука отброшена в сторону, валенок с правой ноги сполз, сдвинутый пуховый платок открывал щеку. Костылин закричал, встал во весь рост и кинулся к ней. Ветер бросил его вниз, он приподнялся и, цепляясь руками за камни, быстро подобрался к Зине.
Лицо ее, покрытое темными брызгами крови, было безжизненно, безжизненными и холодными были ее руки и ноги.
- Зиночка, милая! Зиночка, милая! - повторял он, сам себя не слыша, и лихорадочно тряс ее.
Она не отвечала. Он натянул съехавший валенок, пытался подмять Зину на ноги, но ветер опрокинул его вместе с ней. Тогда он взвалил ее на плечи, снова упал через несколько шагов и снова поднялся. Теперь он нес ее на руках, откидываясь всем телом назад, опираясь на ветер, толкавший его в спину, - неожиданно так оказалось легче. Отчаяние, терзавшее его, превратилось в неистовство борьбы. В голове его метались мысли, похожие на вопли: "Не дам! Не дам, говорю!" И он ни разу не оступился, пока не дошел до спуска с вершины.