Олег Павлович извлек из конверта тетрадный листок, исписанный мелким каллиграфическим почерком. Письмо из Медведевки, по почерку нетрудно установить автора - Малев. Заметный бухгалтерский почерк - каждая буковка выведена четко, будто цифра.
"Товарищу секретарю парткома Ярину Антону Матвеевичу", - прочел Ивин и подумал: "Какой скверной новостью собирается ошарашить товарищ Малев Ярина?"
"Я, бухгалтер Медведевского совхоза Малев Анисим Степанович, не могу молчать о вопиющем безобразии. Дело, конечным образом, состоит в следующем.
Пункт номер один. Доярка товарищ Зыбкина Антонина потравила коров в количестве десяти высокоудойных голов. Нарушение трудовой дисциплины у таковой наблюдалось часто.
Пункт номер два. Директор совхоза товарищ Медведев Иван Михайлович в данном вопиющем факте не увидел преступления, проявил мягкотелость и гнилой либерализм, в чем ему старательно помогал небезызвестный вам работник товарищ Ивин Олег Павлович.
Пункт номер три и самый главный. Вышеупомянутые руководящие товарищи Медведев и Ивин собирали собрание доярок фермы и форменным образом принудили их отработать за Зыбкину Антонину, конечным образом, барщину, то есть за пропавших коров молоко. Когда доярка товарищ Малева Серафима Евдокимовна отказалась давать молоко, то есть отбывать вышеупомянутую барщину, ее зашикали до слез.
Кто дал право товарищам Медведеву и Ивину грубо нарушать светлые нормы нашей жизни, когда-то попранные культом личности, но теперь на радость народу восстановленные? Кто спросит с товарища Зыбкиной Антонины за пропащее молоко и за чувствительный урон? Есть ли в нашем Медведевском совхозе справедливость и правильно ли, что директор совхоза тоже Медведев? Может создаться впечатление, что этот совхоз имени товарища Медведева Ивана Михайловича, а это совсем не так. При неполучении от вас, товарищ Ярин, ответа вынужден буду аппелировать в печатный орган - газету. К сему Малев Анисим Степанович".
"Сукин сын! - возмутился Олег Павлович, рассматривая письмо со всех сторон, словно бы ища в нем непрочитанные строчки. - Не знает, наверное, что я с Тоней объяснялся, а то бы обязательно приплел бы и это! Написал бы: "Товарищ Ивин потому проявил гнилой либерализм, так как имеет на товарища Зыбкину Антонину далеко идущие виды". Написал бы, если бы знал! Факты берет верные, что возразишь: и коровы погибли, и решение принято необычное, и Малевиху на собрании довели до слез, и директор Медведевского совхоза Медведев. Намертво схвачено. Не опровергнешь. Но подсветил с какого боку - здесь проявился весь Малев - по-своему объяснил, гад. Как, интересно, Антон Матвеевич отнесся к письму? Ох, и гибкий мужик! Будешь гибкий, коль секретарь обкома нажмет. А может, Грайский все же не вмешивался? Хорошее у Ярина настроение сегодня, говорит по телефону - смеется и шутит. Вообще-то надо было его просветить насчет собрания до праздника. Да не успел (или не хотел), в праздник было неудобно, а после праздника не собрался.
Ярин кончил говорить и, принимая от Ивина письмо Малева, спросил:
- Что скажешь?
- Кляуза, вот что я скажу. И злобная.
- Кляуза кляузой, но в таких случаях меня информировать надо. Был на том собрании? Шумели доярки?
- Малевиха хотела было, да ее Антонова и Нюра Медведева осадили. А так по-доброму, по-хорошему. Медведев за решение проголосовал.
- Как оцениваешь?
Ивин насторожился: выпытывает?
- Доярки молодцы, Антон Матвеевич, а Медведев поступил правильно, что обратился к ним.
- Значит, доярки молодцы? - Ярин улыбнулся, погладил седой ершик и энергично тряхнул рукой. - Век живи, век учись, а? Нам, партийным работникам, видеть приходится всякое, и очень много дрянного, плохого. Собственно, мы зачастую сами ищем плохое, чтоб извлечь на свет божий, проникнуть в его природу и прихлопнуть на веки вечные. В этом смысле работа у нас черновая, чертовски трудная, неблагодарная.
"Да, - подумал Ивин, - что-то сегодня Антона Матвеевича повело на философию. И когда он настоящий? Или тогда, когда пушил меня при Грайском за письмо, или сейчас. Шарада!"
- Хорошее нянчить приходится, за руку выводить, поддерживать, чтоб окрепло, - продолжал Антон Матвеевич. - Верно, Олег Павлович?
- Да.
- А иногда хорошее само рождается, без нашей прямой помощи, потому что оно не может не родиться, и еще потому, что мы, партийные работники, своими незаметными, но постоянными усилиями почву подготовили для хорошего. Глядишь на меня и думаешь: что же сегодня сухарь Ярин, у которого от времени культа бородавок осталось много, что это он в поэзию ударился? Есть такая думка?
- Есть, - улыбнулся Олег Павлович.
- Насквозь вижу. Все одно слушай. Доярки добровольно берут на себя дополнительную обузу, добровольно! Не тебе рассказывать, какой адский труд у доярок, на ногах с раннего утра до позднего вечера, сколько им физической работы приходится делать! Этот борзописец взял да и охаял все!
- Знаете, Антон Матвеевич, - сознался Ивин. - Я думал вы будете ругаться.
- Плохо думал. Сердит за тот раз?
- Сердит. Зря вы со мной говорили таким тоном. Еще про секретаре обкома.
- Выходит, камень за пазухой? Но кругом виноват ты! Не спорь - ты! Я круто завернул, правильно, не следовало так. Но мое положение дает кое-какое преимущество перед тобой: видеть дальше и глубже. И плюс опыт. Согласен?
Ивину нечем было возразить.
- Утверждаешь, что много начальства. Много ли? И начальства ли? Разберемся. Брать курс на Медведева не надо. В районе Медведевых из восьми два! Возьми директора "Дружбы" Коляду. Хорош работник - и грамотный и опыт за плечами, но чего-то ему не хватает. Не будь возле него специалистов из управления, инспектора-организатора - туго бы ему пришлось. Медведев из него не получится. Где же взять Медведевых?
- Растить.
- Мудрец, однако. Думаешь, сидим сложа руки? Нечего рассказывать, сам знаешь.
"Знаю, еще бы! - подумал про себя Олег Павлович. - Свежего человека боитесь выдвинуть, молодого опасаетесь: зеленый, мол, ждете, когда седина благородная выступит. И гоняете того же Коляду из одного совхоза в другой, а проку никакого. Сказать? Спорить неохота, опять можно искру высечь".
- И не начальства много, - между тем продолжал Ярин, - а специалистов много. Не "караул" надо кричать, а "ура", дорогой Олег Павлович. Видишь, какие я мог бы дать тебе советы! Пригодились бы, может, и писать бы не о чем было?
- Не знаю.
- Чего ж там не знать. Или вот о мясе. План дают сверху, планируют и финансы. Анархия думаешь? Нет, друг. Ты можешь судить по одному совхозу, а планируется в масштабе государства. Колокольня не та, понял?
Ивину не хотелось сегодня спорить, спросил:
- Один вопросик, Антон Матвеевич?
- Крой.
- Был райком, а стал партком производственного управления. Вы как?
- Чепуховый вопрос, прямо скажу. Не тем голова засорена, Ивин. О деле больше думай, о названиях горевать нечего. Суть не в названиях. Мне одинаково, какая висит вывеска, - работа нужна, инициатива.
- Иногда и вывески определяют суть.
Ярин вприщур посмотрел на Ивина, вроде хотел вникнуть: что у него на уме? Каким неожиданным вопросом удивит? Сказал мягче:
- Конечно, райком - это райком, но наше с тобой дело десятое.
- Почему?
- Странный ты, Ивин, лезешь не в свою область. Ты не лезь, а работай. У нас все определено четко: твое место, мое место, место Грайского и тех, кто повыше. Тут высшая стратегия, мы с тобой в ней мелко плаваем.
Олег Павлович пожал плечами.
- Не убедил? - подобрался Ярин, нахмурился - туча на лицо набежала, сделала его колючим, отчужденным. Упрямый этот инструктор, может, не следовало возвращать заявление?
- Не убедили.
- Дело твое. Но как старший товарищ предупреждаю: поосторожнее со своими мнениями. Я-то тебя пойму. Другие могут не понять. Договорились?
- Не знаю.
- Вот, ей-богу! - досадливо стукнул Ярин рукой по столу. - Ну, хорошо, оставим этот разговор. Возьми у помощника командировку и поезжай в обком. Грайский вызывает.
- Грайский? - удивился и встревожился Олег Павлович. - Зачем?
Ярин развел руками. Не знает в самом деле или хитрит? Пожалуй, не знает, потому терпеливо беседовал, потому добрый. Интересно, зачем Олег Павлович потребовался Грайскому?
Антон Матвеевич на прощанье руку пожал горячо, без прежней сухости, и Ивин окончательно утвердился в мысли, что Ярин о цели вызова ничего не знает. Ну и хорошо. На секретаря парткома ни капельки не сердился, только удивился: Ярин-то каков, умеет перестроиться, правильно повернул с письмом Малева, не глупый мужик.
ГРАЙСКИЙ
Перед отъездом Ивин забежал к Егоровым - на всякий случай попрощаться с другом: могут задержать в Челябинске. Но Максима дома не оказалось - ушел с дочкой в лес за подснежниками. Лена недавно вымыла волосы, наскоро скрутила их в жгут и закинула за спину. Одета по-домашнему, а Олегу Павловичу она такой приглянулась особенно. Сегодня снова какая-то новая, неожиданная.
Красивая у Максимки жена. И сам себе возразил - не красивее Тони.
Ивин спросил, когда они возвращаются в Магнитогорск.
- Завтра, - ответила Лена.
- Жаль, - вздохнул Олег Павлович. - Мало погостили.
- Мы бы погостили еще, да Максима телеграммой вызвали. Видно, опять командировка предстоит.
- Выходит, не один я мотаюсь по командировкам-то? - улыбнулся Ивин.
- Максим ездит редко, но подолгу. Прошлой осенью три месяца пробыл в Индии.
- Где, где? - переспросил Олег Павлович, думая, что ослышался.
- В Индии. Разве он ничего не говорил? В Бхилаи ездил, помогал.
Вот так Максимка! И ведь молчал! Ездил в Индию, но ни одним словом об этом не обмолвился. Нельзя было или загордился? Обидно стало Олегу Павловичу. Окончательно отчуждается Максим, о самом интересном другу не захотел рассказывать. Но обижайся не обижайся…
- В Челябинск еду, хотел попрощаться. Когда-нибудь в гости к вам загляну. Примете?
- Что ж ты спрашиваешь! Только сообщи заранее - встретим. Город у нас большой, еще заблудишься.
- В лесу не плутаю, а у вас заблужусь! - улыбнулся Ивин. Пожал Лене руку - мягкую, слабую, не то что у Тони.
Поехал автобусом. Трясясь на скрипучем сиденье, остро ощутил желание поглядеть на Иринку, на ее Максимкины глаза, потревожить себя воспоминаниями о детстве, вновь подивиться на чудо - на точную копию Максимкиных глаз. Не вовремя утащило их собирать подснежники, другого часа выбрать не могли. Но ты не предупредил, что поедешь в Челябинск. Они бы отложили прогулку, если бы знали о твоей командировке. И опять кольнула обида: скрыл, что ездил в Индию. Ну, погоди, припомню я тебе это!
Вскоре мысли сами собой улеглись, он впал в дремотное бездумье, из которого вывел громкий разговор. На остановке в автобус влезла молодая женщина с корзинкой, затараторила с кондукторшей, потом разыскала на заднем сиденье знакомую и начала говорить с ней. Голос у молодухи звонкий, резкий, и Ивин не мог больше дремать. Опять забеспокоились мысли, теперь уже о предстоящей встрече с Грайским.
Припомнился разговор с Максимкой о линии в жизни, о путеводной звездочке. Хотел тогда рассказать ему медведевскую байку, сам ли Иван Михайлович придумал, или слышал от кого, не в этом дело. Любопытной показалась байка, враз запомнилась. Надо было Максимке ее поведать. Байка о цели жизни.
Шел человек по столбовой Дороге. Впереди маячила Цель, разделяло их, Человека и Цель, Расстояние. Время подгоняло Человека вперед, торопило, потому что до Цели далеко, а Человек хорошо знал, что живет не вечно, хотя иногда об этом забывал. А забывшись, сбавлял шаг, очень хотелось полюбоваться окрестностями Дороги. Окрестности были прекрасны. Остановиться бы, чтоб не пропустить ничего такого, что прекрасно и никогда не повторится. Но лишь Человек сбавлял шаг, как неумолимое Время напоминало о себе.
И Человек без устали шагал вперед, к заветной Цели. Была она ясна и понятна, потому и достижима.
После долгих лет пути Человек достигал Цели. И убеждался, что издали она прекраснее, заманчивее и что там, впереди, маячит новая Цель. И Человек глубоко задумывался о смысле жизни, о своем призвании. Всматривался в новую даль, она снова манила, звала, но вместе с Целью теперь маячило и то, к чему никто не стремился - маячил Конец.
Человеку не хотелось торопиться к Концу, но он не может жить без цели и движения. Этим он и велик, хотя здесь и кроется большое противоречие. Оно исчезнет лишь вместе с Человеком. Но Человек бессмертен, потому что у него есть Разум.
Медведев тогда посмеялся:
- Хоть байка, но хорошая.
В Челябинск приехал в середине дня. В здании обкома КПСС была особая тишина: торжественная и рабочая в то же время. Высокие потолки и широкие коридоры, на паркетном полу красные ковровые дорожки. Идешь по такому коридору, своих шагов не слышишь - как же тут не быть торжественной тишине! Но ни на секунду не оставляет мысль, что тишина эта обманчивая, что за обитыми черным дерматином дверями решаются судьбы людей, что здесь ни днем, ни ночью не замирает пульс жизни области.
Грайского на месте не было. Миловидная, пожилая секретарша, выспросив у Ивина, кто он и откуда, велела подождать: Петр Иванович скоро придет. И верно, ждать пришлось недолго. Грайский в приемную вошел стремительным шагом, с ходу пожал Ивину руку. В кабинет пропустил сначала гостя. Кабинет просторный, с большими окнами, полуприкрытыми зелеными гардинами.
- Время терять не будем, - сказал Грайский, садясь в свое кресло и приглашая сесть Ивина. - Первый секретарь ваше письмо передал мне. Скажу прямо: письмо умное, только запальчивое, а в запальчивости делаете неумеренные обобщения.
- Может быть, - смутился Олег Павлович.
- Я, видимо, не открою вам секрета, если скажу, что писем о перестройке мы получаем много, есть и бранчливые, не без этого. Материал для раздумий у нас богатый. По письму вопросы есть?
- Нет, Петр Иванович. Спасибо.
- Тогда о втором, уже попутно. Бухгалтер Медведевского совхоза товарищ Малев жалуется, что вы с Медведевым обидели его жену, натравили на нее доярок.
"Успел и сюда!" - про себя усмехнулся Олег Павлович, поразившись оперативности Малева. Ну, этот сейчас начнет бомбить жалобами все инстанции и газеты в том числе. Пришлось вкратце рассказать Грайскому историю с Тоней Зыбкиной. Петр Иванович слушал внимательно, у него звонил телефон, но он не взял трубку до тех пор, пока Ивин не кончил. Переговорив по телефону, сказал:
- Я разговаривал с Яриным, ваша оценка сходится с его. Считаем и этот вопрос исчерпанным. Скажите, пожалуйста, что вы думаете о Медведеве?
"Интересно! Как будто для того меня и вызвал, чтоб посоветоваться по Малевскому письму да спросить про Медведева".
- Что могу сказать? Он мне нравится. Хочется походить на него, в нем есть хорошее сочетание требовательности с человечностью.
- Кто сильнее: Ярин или Медведев?
Олег Павлович взглянул на Грайского, тот заметно, одними кончиками губ улыбнулся, причем одобрительно. Почему задает такой вопрос?
- Будьте откровенны. Мы коммунисты, оба партийные работники, скрывать друг от друга нечего.
- Хорошо. По-моему, сильнее Медведев. И Ярин крепкий орех, но Медведев глубже и проще.
- Благодарю. Ну и последнее, самое главное. Вы где учились?
- Кончил Троицкий техникум и высшую партийную школу.
- Солидно. Проситесь в совхоз. Мы у себя тут посоветовались и решили предложить вам работу в аппарате обкома - инструктором в орготделе.
Предложение было настолько неожиданным, что Ивин ничего не мог ответить. Грайский понял его смятение:
- Не торопитесь. Посоветуйтесь дома.
- Ярин знает?
- Нет, - Грайский взметнул вверх брови, правую выше, снова на кончиках губ заиграла улыбка: видно, вспомнил нелегкий для Ивина разговор в кабинете секретаря парткома. - Можете сказать. Знаю - шуметь станет, он за вас руками и ногами держится. Вы тогда не обиделись на меня? Я имею в виду разговор в кабинете Ярина.
Ивин пожал плечами:
- Как сказать? Ваше молчание показалось мне тогда странным.
- Ничего, ничего, - тепло улыбнулся Грайский. - Ваша горячая непримиримость мне понравилась. Ненавижу равнодушных и трусов.
- Можно идти?
- Да, конечно. Звоните, но лучше приезжайте. Желаю всего наилучшего.
На улице Ивин улыбнулся, качнул головой и вслух произнес:
- Надо же - в обком!
Занятная штука жизнь. Два дня назад Ивин ходил потерянный, собирался удрать куда глаза глядят, просил Максимку приглядеть подходящую работу, а сегодня вон куда метнуло!
Поработать в обкоме - это, конечно, здорово. Не партком. Масштаб другой. Силенки хватит, Олег Павлович не сомневался, туго спервоначалу придется, как я на любой другой работе, которую приходится осваивать.
А как же совхоз? Помозговать нужно. В совхозе работа конкретнее, ближе к людям, ближе к земле. Не то заберешься, как Максимка, на третий этаж и забудешь, чем пахнет земля, какие песни поют по утрам степные ветры. Максимка забыл, а я не сумею.
Помотался в Медведевском совхозе - бывал чаще, чем в других, нагляделся, как на ходу спит Беспалов, руки зачесались - эх и развернуться можно! Расшевелить, зажечь людей - Медведеву в подмогу. Зачем Грайский про Ивана Михайловича спрашивал? Может, переставить хотят: Ярина на совхоз, Медведева в партком. Зря. Медведев на месте. Послали бы меня в Медведевский совхоз, мы бы развернулись. Тогда пошли бы к нам люди, в первую очередь Федор Алексеевич Лихарев. Он так и стоит в глазах - в комбинезоне поверх телогрейки, без кепки, рыжие кудри шевелит ветерок. Присел на корточки - землю разгребает, овсюг ищет: проклюнулся или нет. Черное семя овсюга положишь на ладонь, плюнешь на него, и оно вдруг начнет крутиться вокруг своей оси. Это природа его так приспособила к жизни. Лежит-лежит в сухой земле, но попала влага, расправляется в нем пружинка, начинает раскручиваться, и овсюг вбуравливается в землю - сам себя сеет. Лихарев и восхищается его приспособленностью, и злится на нее. Такой живучестью пшеница бы обладала! Можно такую вывести или нет? В порыве откровенности поведал Олегу Павловичу:
- Плохо я в школе учился, охоты не было, так из класса в класс с трудом тащился, кончил пять классов и шестой - коридор. А теперь жалею. Была бы у меня грамота, подался бы в ученые. Стал бы придумывать, как отобрать у проклятого овсюга живучесть и отдать пшенице.
С таким интересно рядом поработать. С Антоновой тоже, и с Нюркой Медведевой. Даже Малев пусть покричит, жизнь его научит, успокоится и умнее будет. Впрочем, Малевы для колорита нужны, с такими скучно не будет. Главное - понять сердцем огорчения и радости людей, тогда они тебя примут безраздельно. И будешь для них своим, работать станет куда легче и им и тебе.
Ох, как тянет к ним, к этим людям, потому и просился в совхоз. Не в Медведевский, так в любой другой. И там найдутся свои Медведевы, Лихаревы, Малевы.
А зовут в обком. Тоже интересно, заманчиво, только конкретности, наверно, не будет, как в совхозе.
Эх, застать бы Максимку, посоветоваться бы с ним. Любопытно, чтобы он посоветовал? Сказал бы:
- Рискуй, бродяга! Стоящее дело!