Однажды дядюшка Абдурауф велел нарвать в саду полный поднос душистой майской черешни и отправился к усто Акилу. Во время беседы он высказал свою давнишнюю мечту о том, чтобы сосед взял Нодирджона в обучение.
- Мальчишка просто влюблен в ваше ремесло. Мне кажется, он и во сне орудует столярными инструментами, - произнес дядюшка Абдурауф просительным тоном.
Усто Акил ответил не сразу. Он долго размышлял, теребя черную густую бороду. Наконец, почесав нос и растерев морщинки на лбу, сказал:
- Ладно, только не торопитесь. Пусть начнутся каникулы, потом посмотрим.
Летом Нодирджон с месяц был в обучении у усто Акила.
Однажды вечером, вернувшись домой и не застав сына, дядюшка Абдурауф спросил о нем у жены.
- Он у моего брата. Наверное, скоро придет, - отвернувшись, ответила она.
- Что значит "наверное"? Почему ты насупила брови? - вскипел дядюшка Абдурауф.
Тогда жена рассказала, что случилось в тот день. Оказывается, усто Акил наказал Нодирджону отнести в соседний кишлак узелок с двумя десятками яиц и обменять их у одного человека на яйца другой, более крупной породы кур. Усто хотел подложить их своей наседке, которая в это время как раз должна была высиживать цыплят.
Нодирджон благополучно вернулся, обменяв двадцать яиц на пятнадцать яиц кур кулангской породы, а на дворе - случится же такое! - споткнулся и упал. Хваленые яйца разбились все до единого. ".Ох, растяпа! Ох, неудачливый мальчишка!" - принялась было корить Нодирджона жена усто Акила, но, увидев его растерянное лицо, пожалела мальчонку и сама же стала утешать. Тут появился усто Акил, изругал своего ученика последними словами и прогнал.
- Вон! Паршивец эдакий! Чтоб больше я не видел твоей мерзкой рожи! - в гневе кричал усто Акил.
Дядюшка Абдурауф, хоть и прожил до этого дня на белом свете без малого пятьдесят лет, до сих пор не знал, чем отличается обыкновенное яйцо от кулангского. Он вообще не интересовался курами и их разведением. Считал, что в усадьбе, где живет хоть одна курица, не найдешь и пяди чистой земли. "Совершенно невозможно что-нибудь посеять и растить там, где есть эта мерзкая птица", - говорил он, кривя губы.
Но все же он раздобыл корзинку свежих яиц, пошел в какой-то дальний кишлак и вернулся, обменяв их на яйца крупной породы.
В то лето во дворе усто Акила кишмя кишели цыплята кулангской породы, но Нодирджон не ходил больше к своему дядюшке усто.
…Молодые люди, несущие гроб, выбились из сил и едва передвигали ноги.
- Ну, сынки мои, ну, молодцы, еще одно усилие! - подбадривал их дядюшка Абдурауф.
До кладбища оставалась всего четвертая часть пути. Дядюшка Абдурауф посмотрел вниз, на кишлак. За тонкой сетью, которую ткал надоедливый мелкий дождь, кишлак показался ему каким-то невзрачным и скучным…
"Нет, - сам себе возразил дядюшка Абдурауф, - во всей округе нет кишлака краше нашего. Это сейчас мне так кажется, потому что погода тоскливая да еще похороны…"
"Но ведь почти все красивые здания в кишлаке построил именно он, покойник, мой сосед… - опять вернулся он к своим думам. - Мастер с такими золотыми руками рождается раз в сто лет! Взгляните на здание кишлачного Совета, или на колхозную библиотеку, или на дом, где живет Абдурахман-ака или на айван самого покойного усто или другие здания, выстроенные им, - вы просто рот разинете от удивления. Хоть он и был малограмотным, но науку пропорций, науку красоты постиг более чем в совершенстве…"
Когда в колхоз приезжал какой-нибудь гость, его сразу же вели показывать библиотеку. Это здание, застекленное со всех четырех сторон, с рассвета и до сумерек, даже в самую облачную погоду, полно света и сияния. Посмотрите на резьбу по дереву, на узоры и удивительный орнамент потолка, полок, окон и подоконников, и вы будете поражены. Зайдите в читальный зал, и вы позабудете обо всем, целиком поддавшись очарованию этого чудесного помещения. Председатель колхоза даже пошутил как-то, что библиотеку следует перевести в другое место, так как красота ее отделки отвлекает посетителей от чтения книг.
Или пройдите к зданию правления и посмотрите на арку, где выведено название колхоза. Усто Акил соорудил ее из небольших местных елок, потому что для такой высокой арки отыскать цельный ствол с твердой древесиной невозможно. Вот уже двенадцать лет как стоит эта арка под дождем и снегом, под ветром и палящими лучами солнца. Но и сейчас вы не отыщете на ней ни единого стыка, разве что через лупу.
Дядюшка Абдурауф еще до войны был как-то в Бухаре. Его друзья показали ему город, а потом повели к мавзолею Исмаила Саманида. Мавзолей был очень прост и не отличался пышностью отделки. Он был выстроен из простого жженого кирпича, но ходите вокруг него хоть целый день, все равно не насытитесь его красотой. Арка усто Акила обладала такой же притягательной силой…
Черт побери, могила до сих пор не готова!
Выбрав место поровнее, осторожно опустили гроб на землю. От усталости всем хотелось присесть, но вокруг не было клочка сухой земли.
Дождь сеял все так же нудно. Более предусмотрительные люди захватили с собой мешки и платки и теперь стояли, накрывшись ими. А мулло-имам, присев на корточки, держал над головой цветастый летний зонтик. Его дочь работает учительницей в кишлаке Хисорак. Наверное, это ее зонтик. Прости, господи! Находятся же люди, которые могут рассмешить даже в час похорон…
Дядюшка Абдурауф приблизился к могиле - взглянуть, скоро ли будет закончена работа.
- Да ведь могильщик работает в одиночку! - обращаясь к глашатаю кишлака, воскликнул дядюшка Абдурауф. - Поэтому и могила еще не готова.
Потом, будто ища кого-то, он принялся оглядывать окружающих и наконец остановил взор на сыне.
- Нодирджон, давай, сынок, спускайся и выбрасывай наверх землю, чтобы побыстрее покончить со всем этим.
Нодирджон скинул халат, снял пиджак и отдал его отцу, снова надел халат и, туго подпоясавшись платком, спрыгнул в могилу.
Наверное, могильщик не смог найти себе помощника, подумал дядюшка Абдурауф… Покойный усто Акил сам сознательно избегал помощников… Он прибегал к чужой помощи только при строительстве больших и простых зданий, но там, где требовалось высокое искусство создавать узоры и орнамент, работал один. Часто он приказывал везти нужные пиломатериалы, доски и бревна к нему домой. Там он мастерил оконные рамы, двери, вытесывал опорную балку и колонны айвана, украшал все это удивительным резным орнаментом и затем, после того, как все было готово, перетаскивал на место строительства и монтировал.
Да, характер у покойного был тяжелый… Если подрядчик выражал недовольство тем, что работа затягивается или вопреки уговору усто Акил вдруг повышал плату за свой труд, а подрядчик не соглашался, то все - усто гневался, бушевал и уходил. Пусть подрядчик потом хоть целует ему ноги и превозносит до небес его заслуги, усто ни за что не возвращался.
"Ищите, кто работает быстро, а уж я таков, каков есть", - говорил усто Акил, пусть земля ему будет пухом.
Чего только не выдумывал он для того, чтобы обойтись без учеников и помощников! Создавал хитроумные приспособления, подобные колодезному журавлю, и ухитрялся в одиночку поднять на крышу двенадцати-тринадцатиметровые балки весом в двадцать пудов! Несколько лет назад один корреспондент расхвалил его в газете, назвав новатором и рационализатором… О господи, помилуй меня…
Ну, что хорошего принес покойнику его характер? Если какой-нибудь мастер не подготовит себе смену, разве переведутся на земле хорошие мастера? Из всякого положения всегда находится выход. Вот в городах открыты десятки ремесленных училищ. Проучат два года и разом выпускают сто, а то и двести толковых работников - токарей, слесарей, маляров, каменщиков, столяров, монтеров, механизаторов… Нодирджон говорит, что теперь можно стать мастером, даже не будучи ни у кого в обучении, а только читая книги. Говорит, теперь много таких книг. Там все написано, что и как делать. Даже, говорит, все инструменты нарисованы, и внизу подписано, каким из них когда и в каких случаях пользоваться.
М-да, каково сердце у человека, таков и вид. Если сердце доброе, то и взгляд открытый, и руки щедрые. И никаких у тебя нет секретов. Чем больше отдаешь ты народу, тем больше остается тебе. Однако есть люди, которые не верят этой мудрости: им это кажется бессмыслицей.
И впрямь, чтобы понять мудрые мысли, ум нужен не простой, а данный богом…
Холм над могилой разровняли и на него положили камень. Все присели на корточки, лицом к кыбле. Имам принялся за Коран. Он читал тоненьким бесцветным голоском, сплошь и рядом коверкая слова. "Черт бы побрал такого служителя божьего дома", - в сердцах выругался про себя дядюшка Абдурауф. Кучкарбай иногда веселит компанию приятелей, распевая таджикские песни на русский мотив или, наоборот, русские песни поет на таджикский лад. Чтение Корана мулло-имамом, чтобы плешь съела его бороду, напоминает проделки Кучкарбая.
После того, как все провели руками по лицу и произнесли "аминь", глашатай, полуприподнявшись, громко вопросил:
- Каким был усто Акил человеком?
Это был традиционный вопрос, задаваемый, пока люди еще не удалились от свежей могилы. По обычаю один из присутствующих отвечал: "Такой-то был хорошим человеком" - и все остальные подтверждали: "Да, был хорошим человеком, благословит его господь… Пусть его место будет в раю…"
Сейчас все поднялись, но никто не произнес ни слова. Сердце дядюшки Абдурауфа ёкнуло. Неужели ничего не скажут, так и уйдут?! Когда хоронили Раиса-в-ремнях, глашатай не успел раскрыть рта для традиционного вопроса, как кто-то произнес:
- Нет надобности задавать вопросы и отвечать. Пошли.
И все встали и ушли.
Речь, конечно, идет не о благословении. Если бы благословение имело силу, на земле давно был бы рай, если бы проклятие было действенно, то отпала бы надобность в милиции, судах, тюрьмах и в других подобных учреждениях.
Традиционный вопрос и ответ как бы подытоживали всю жизнь покойного. Это была последняя оценка человека.
- Люди, - сдерживая гнев, взволнованно проговорил дядюшка Абдурауф, - нас спрашивают, каким человеком был усто Акил. Ведь надо же что-то сказать!
Он мог бы сам произнести ответ, но ему очень хотелось услышать его от других.
Минута прошла в глубоком молчании. Люди, которые находились вблизи тропинки, ничего не сказав, пустились в обратный путь.
- Хороший был мастер усто Акил, - произнес человек, стоявший позади дядюшки Абдурауфа.
- Ну и дождь! До нитки промочил! - буркнул другой себе под нос.
- Да, Акил был мастер, - подтвердил третий.
Больше никто ничего не сказал. Один за другим люди стали спускаться в кишлак.
1968
Перевод Ю. Смирнова
Поединок
1
Борца-молодца можно узнать за версту. Мало того что пахлавоны внушительны с виду, они, каждый на свой манер, к тому же еще и любят подчеркнуть богатырскую осанку. Если один, к примеру, отращивает длиннющие, словно сабли, усы, чтобы этим нагонять страх на соперников, то другой придумывает себе особую походку, и от его шагов земля издает тихий гул и легонько вздрагивает; третий же полагает, что большой колыхающийся живот, величиной с добрый казан, обескураживает противника, хотя известно, что во время борьбы такое брюхо приносит хозяину больше неприятностей, чем пользы.
Ахмадбек разительно отличался от подобных силачей. Человек, впервые увидевший его, не мог бы себе представить, что такой вот обычный с виду мужичонка в течение долгих лет бессменно носил звание сильнейшего борца довольно-таки большой округи. Однако из этого вовсе не следует, что Ахмадбек неказист. Вовсе нет. Фигура у него ладная, роста он выше среднего, широкогрудый, с хорошо развитыми мышцами рук и ног, с крупной головой и высоким открытым лбом. Но, сказать по правде, такая фигура еще не являет собой ничего богатырского. Осанка у Ахмадбека была скорее как у простого землепашца. Да и жиденькие усики из-за явного небрежения хозяина не знали даже, в какую сторону им закручиваться - то ли вверх, то ли вниз, то ли в сторону ушей. И походка у него, хотя и твердая и неторопливая, нисколько не напоминала величавой поступи прославленных борцов.
Одни утверждали, что Ахмадбек - хитрец и нарочно прикидывается эдаким простачком, чтобы во время борьбы усыпить бдительность противника, а затем вдруг свалить и припечатать его к земле. Другие спорили: если Ахмадбек побеждает хитростью, тогда почему же он осиливает и тех пахлавонов, которые знают его насквозь? Нет, хитрость тут ни при чем, дело в умении и силе, хитростью еще ни один пахлавон не обрел славы…
Да и впрямь таджикская национальная борьба очень своеобычна. Она требует и ловкости, и силы рук и ног, и развитых мышц поясницы, и могучей шеи. Если вы человек сильный, но неповоротливый, может случиться так, что какой-нибудь юнец, не обладающий и половиной вашей силы, но зато ловкий, возьмет да и уложит вас на обе лопатки, не успеете вы дойти и до середины майдана. Ну, а если вы хоть в тысячу раз ловчее самого ловкого существа на свете, но в подходящий момент не воспользуетесь своей сноровкой, то и тогда победа может ускользнуть от вас.
Противники Ахмадбека не могли взять его ни силой, ни ловкостью. Бывало, стоит он посреди майдана, словно врос в землю, как древняя маслобойка, больше чем наполовину ушедшая в землю, а его соперник, освоивший, как говорится, все семьдесят семь приемов борьбы, недоумевает, когда же он умудрился оказаться поверженным на землю.
А состязаясь с гороподобным богатырем, Ахмадбек искусно вынуждал его кружиться по майдану и, доведя до полного изнеможения, молниеносным приемом валил с ног.
Однако и в победах Ахмадбека, и даже в его жизни люди видели нечто необыкновенное, и поэтому о нем ходили самые невероятные слухи. Говорили, например, что Ахмадбек человек не простой, а осененный знамением свыше. Да, да, утверждали они, какой-то святой, несомненно, покровительствует ему. Все пахлавоны на свете обязательно упражняются - либо периодически борются с равными себе силачами, либо занимаются гирями или еще чем-нибудь вроде этого. Но еще никто и никогда не видел, чтобы Ахмадбек тренировался. С тех пор как он стал помогать своему ныне покойному отцу и занялся ремеслом предков - земледелием, он не знал иного занятия, кроме пахоты, выращивания зерна и овощей, ухода за садом и рытья арыков… И все-таки, когда бы он ни выходил на майдан, его тренированный годами соперник не мог устоять против него.
Правда, каждодневный труд дехканина - та же тренировка, а бригадир к тому же только Ахмадбеку поручал пахоту и посев на крутых склонах Белой горы. Там, где другой не сумел бы пройти и с вязанкой хвороста, Ахмадбек пахал на быках. И омач - деревянную соху - Ахмадбек выстругал себе по руке сам. Приподнять и переставить этот омач из одной борозды в другую было под силу только ему.
Однажды, как рассказывают, пахал он там землю, когда из райцентра прискакал гонец с известием, что после обеда назначено состязание, в котором Ахмадбек обязательно должен участвовать. Ахмадбек ответил отказом, так как обещал бригадиру до завтрашнего дня перепахать участок. Посыльный уехал в райцентр ни с чем, но часом позже воротился вместе с дехканином из кишлака Дехи Боло и председателем районного комитета физкультуры и спорта. Как оказалось, председатель комитета попросил раиса колхоза послать кого-нибудь на замену Ахмадбека, пока тот будет на соревновании.
Ахмадбеку не оставалось ничего иного, как отправиться в райцентр, но не прошло и времени, за которое можно успеть выпить чайник чаю, как сменивший его дехканин сорвался с кручи и расшиб плечо.
То, что после четырех лет войны Ахмадбек вернулся целым и невредимым, тоже вызывало в свое время много разнотолков. Ведь во всем горном Дарвазе в редком доме не оплакивали погибших или покалеченных на фронте. А Ахмадбек каким пошел на войну, таким и воротился. Правда, однажды поблизости разорвался снаряд, и, хотя Ахмадбек успел броситься в окопчик, его засыпало землей. Однополчане откопали Ахмадбека, но после этого он целый месяц ничего не слышал. В голове гудело, словно осиная семья устроила там улей, и временами в ушах что-то сильно свистело. Когда доктора обращались к нему с вопросами, он видел только, как шевелятся их губы, и до него доносилось лишь "гум-гум-гум" и "бам-бам-бам".
Месяц спустя Ахмадбек вернулся в строй.
Когда он рассказывал землякам про свои военные приключения, его простые и бесхитростные истории, в которых он ничего не преувеличивал и не пытался выставить себя героем, выслушивали с величайшим вниманием и уважением. Однако сельчане, беседуя между собой, утверждали, что он все-таки человек не простой.