2
Настроение у Ахмадбека было паршивое. Тяжелые думы одолевали его Уже в который раз этот выскочка Мухаммадмурад портил ему радостно начавшийся день!
Ахмадбек вышел на улицу, чтобы встретиться со своим другом Салимом и вместе пойти на туй, куда они были приглашены. Кто-то окликнул его, Ахмадбек обернулся. Мухаммадмурад легко, словно пушинку, нес, прижав к левому боку, большой пятипудовый мешок с мукой. Приблизившись и не опуская мешка на землю, он поклонился, приложив в знак уважения свободную руку к груди, и затем принялся жать протянутую ему Ахмадбеком руку.
- Здравствуйте. Здоровы ли вы? Радостны ли? Редко вас вижу. Устроитель туя просил принести муку. Вы тоже туда? Тогда нам по пути, - бубнил Мухаммадмурад, словно попугай, и в то же время, схватив железной рукой пальцы Ахмадбека, все крепче сжимал их.
Ахмадбек и не помышлял тягаться с ним. Он вежливо, хотя и с досадой, отвечал на приветствия и расспросы молодого пахлавона, пытаясь незаметно высвободить пальцы из руки парня.
Появись сейчас кто-нибудь на улице, увидя мирную беседу и рукопожатие двух пахлавонов, он наверняка счел бы, что молодой человек выражает почтение прославленному борцу. Но у юноши было другое на уме…
Ахмадбек потянул носом и почуял, что от Мухаммадмурада попахивает спиртным. Поняв, что молодой пахлавон может покалечить ему пальцы, он резким движением вырвал руку.
Уголки рта Мухаммадмурада судорожно дернулись, и в полуприкрытых глазах мелькнула злоба. Он попытался снова ухватить руку старого пахлавона, но Ахмадбек, тронув его за плечо, мягко произнес:
- Мешок хотя бы поставил на землю…
В словах Ахмедбека слышались укор и намек на то, что неприлично так пренебрежительно, с мешком под мышкой здороваться со старшим.
Мухаммадмурад опустил на землю мешок, но мешок стал крениться и падать. Мухаммадмурад слегка пошевелил его, пытаясь установить более устойчиво, однако мешок начал валиться в другую сторону. Тогда Ахмадбек левой рукой легко поднял мешок за завязанную горловину и прислонил к дувалу.
- Сынок… - сказал он, глядя прямо в глаза Мухаммадмураду. Он хотел воспользоваться правом старшего и дать молодому пахлавону добрый совет не брать в рот спиртного. Одни пьют для веселья, другие, чего греха таить, чтобы самим себе казаться умнее и сильнее. Мухаммадмурад, несомненно, настоящий пахлавон, и ему не нужно пить ни по первой, ни по второй причине. Именно это хотел сказать Ахмадбек, от всего сердца желая добра парню, но, когда увидел глаза Мухаммадмурада, слова застряли у него в горле. Во взгляде молодого пахлавона было выражение открытой ненависти, а на лице играла издевательская усмешка.
Ахмадбек и до этого подозревал, что юноша, хотя и выказывает ему внешние признаки уважения и при встрече кланяется чуть не до земли, почему-то питает к нему глубокую неприязнь. А теперь, выпив, он и не старался скрыть враждебности… Настроение Ахмадбека испортилось. Словно черная туча окутала его душу. Будто вот здесь сейчас, сию минуту случилось великое несчастье и опора его спокойствия вдруг рухнула…
3
Ахмадбек пришел на туй вместе с Салимом-муаллимом. Они дружили с детства, и хотя Салим, закончив педучилище в Гарме, стал учителем, а после заочного обучения в институте был назначен директором школы, а затем избран председателем кишлачного Совета, он никогда не порывал дружбы с Ахмадбеком. Он уже давно перестал учительствовать, но его по-прежнему звали Салим-муаллим - Салим-учитель.
Друзей провели на веранду - айван, усадили с самыми уважаемыми людьми и на подносах принесли сласти, фрукты и прочие угощения.
Туй начался с утра, но гости, приглашенные на вечер, считались особенно почетными, и хозяин из кожи лез, чтобы они приятно провели у него время.
На суфе под большим раскидистым тутовником расположилась молодежь. На главном месте восседал агроном, по обе стороны от него учителя, ветврач, а дальше парни, которые обычно вертелись вокруг правления колхоза и считались молодежным активом кишлака. Среди них был и Мухаммадмурад. Он громко рассказывал о состязаниях в Душанбе и в других городах.
В кругу молодежи пили водку, которую из уважения к старшим приносили в чайниках и разливали в пиалы. Голоса молодых с каждой минутой становились все громче. Певцы-любители, выходя по очереди на середину двора, пели, аккомпанируя себе на дойре, рубабе или домбре. Подражая городским артистам, они во время пения расхаживали среди гостей.
Ахмадбеку было не до песен. "Видимо, узы управления своими чувствами с годами ослабевают", - думал он. Лет десять или даже пять назад, если кто-нибудь наносил ему обиду, он умел успокоить самого себя. "Ведь и пальцы одной руки не схожи друг с другом", - думал он и вспоминал народную мудрость: "Если подлец сидит выше порядочного человека - не беда, и на реке мусор плывет по поверхности, а жемчуг лежит на дне". Да, несколько лет назад он легко обуздывал свои чувства, а теперь, увы, стоит кому-нибудь испортить ему настроение, он целую неделю ходит расстроенным.
Интересно, что нужно этому Мухаммадмураду? Победил всех в округе, получил призы и благодарности, или, как теперь повелось говорить, почетные грамоты, во всех трех смежных районах, несколько раз ездил в Душанбе, один раз его посылали в соседнюю республику, кажется, во Фрунзе… Неужели ему мало этого? Обязательно хочет положить на лопатки Ахмадбека и сделать это публично, на глазах у всего честного народа!
А ведь Ахмадбек вот уже четыре года как перестал бороться и считал нескромным снова принимать участие в состязаниях. Борьба - дело молодых. Пахлавоны, его сверстники, уже давно сошли с майдана. Ведь и борьба имеет свои неписаные законы.
А может быть, не стоит обращать внимания на всякие правила, взять да проучить невоспитанного выскочку?.. В прошлом году дважды представлялись для этого благоприятные случаи. Правда, первый случай был не вполне подходящим. Ахмадбек возвращался из больницы, опечаленный болезнью жены. На спортивной площадке в райцентре проходило состязание борцов. Мухаммадмурад с воинственным видом прыжками мерил майдан, вызывая охотников потягаться с ним. Тренировочные брюки были закатаны до коленей, открывая мускулистые икры. Босой, он скакал по мягкой, словно ковер, поросшей травой площадке, и полы его короткой безрукавки развевались по ветру, делая его похожим на бойцового петуха перед схваткой. Время от времени он стаскивал с головы тюбетейку и обмахивал ею потное лицо, бросая при этом вызывающие взгляды по сторонам. Было очевидно, что до этого он уже победил нескольких соперников и теперь в ожидании нового противника кружил по майдану, готовый к поединку. Однако никто не осмеливался выйти против него.
Заметив Ахмадбека, Мухаммадмурад полупоклоном приветствовал его и, с нескрываемой гордостью задрав голову, вперил многозначительный взгляд в старого пахлавона.
- Молодец, сынок, не уставать тебе! - громко произнес Ахмадбек и отправился своим путем.
В другой раз на этот же самый майдан его привел Салим-муаллим. Главный судья соревнований согнал ребят с единственной деревянной скамьи, которая стояла в тени платана, и усадил почетных посетителей. Это было незадолго до октябрьских праздников. Состязалось около тридцати борцов, съехавшихся со всего района. Победителей награждали транзисторными приемниками, часами, костюмами, халатами и разными другими призами.
Мухаммадмурад одолел последнего соперника. Положил на лопатки еще двух-трех парней из дальних горных кишлаков, рискнувших помериться с ним силой. Потом начал прыгать по майдану. Словно конь, что кружит вокруг кола, к которому он привязан, так же и Мухаммадмурад, раздувая ноздри, кружил по майдану. По привычке он обмахивался тюбетейкой. У молодого бойца была могучая шея, а бицепсы на руках можно было сравнить с дынями-скороспелками. Мышцы его рук, ног, шеи, груди переливались и играли при каждом движении. Капельки пота на теле блестели в лучах предзакатного солнца.
Соперник не выискивался, и Мухаммадмурад подошел к столу, покрытому красной материей, наклонился к судьям и что-то прошептал. Председатель комитета физкультуры в ответ пожал плечами.
Ахмадбек, ничего не ожидая, беседовал с Салимом-муаллимом, как вдруг над самым его ухом раздалось:
- Ахмадбек-ака! Ахмадбек-ака! - повторил главный судья, остановившись у скамьи, на которой сидели оба приятеля. - Мухаммадмурад спрашивает, правда ли, что вы решили никогда больше не бороться?
Ахмадбек покраснел. Ах, вот что значат все эти перешептывания и пожимания плечами! Молодой борец кажется на вид не лишенным сообразительности, а на самом деле… Ну да ладно, как говорится в народе, все, что ни делается, все к лучшему… Теперь у него нет выхода, он примет вызов…
Но Салим-муаллим положил ему на плечо руку и, не дав подняться с места, обратился к судье.
- Ахмадбек не борется уже давно, ты же это прекрасно знаешь! Для чего еще спрашивать? О господи, ты что, с неба свалился?
Пробормотав слова извинения, главный судья вернулся на место и объявил, что состязание борцов окончено.
Зрители начали расходиться.
Окруженный толпой почитателей, Мухаммадмурад, проходя мимо Ахмадбека, даже не посмотрел в его сторону. Он получил в награду ручные часы и халат и нарочито громко сказал:
- Всякий раз дают часы, в пору открывать часовой магазин!
Салим-муаллим шагал рядом с задумавшимся Ахмадбеком и шутками и прибаутками старался развеселить приятеля.
- Ну что ты надулся? У самого уже внуки, а все еще тянешься к борьбе! Если уж так охота, давай поборись со мной.
- С тобой?
- А что? Разве забыл, как мы с тобой боролись в детстве? Помню, раза два-три я даже уложил тебя на обе лопатки…
Ахмадбек невольно рассмеялся и в тон шутливо ответил:
- Что правда, то правда. Но то было в детстве. Теперь ты у нас председатель кишлачного Совета, то есть сама Советская власть. А судьба тех, кто пробовал бороться с Советской властью, известна…
4
Шурпа давно была съедена. Молодые гафизы продолжали петь. Весельчаки состязались в острословии. Сидевшие на айване пожилые люди делились друг с другом воспоминаниями о прошлом. В кругу молодежи темы бесед менялись ежеминутно. Среди их голосов выделялся зычный голос Мухаммадмурада.
- Занятный парень, - указав в его сторону, сказал Салим-муаллим. - Вбил себе в башку потягаться с тобой.
- Да, - подтвердил Ахмадбек.
- Не нравится мне это, завтра обязательно поговорю с ним.
- И что ему скажешь?
- Не беспокойся, знаю, что сказать.
Вдруг Ахмадбек догадался, о чем думает его друг. Что ни говори, а Ахмадбек всю жизнь был дехканином, а дехкане народ простодушный. Он только теперь понял, что думает о нем Салим-муаллим: от Ахмада-пахлавона осталась одна былая слава! Вот почему в прошлом году накануне октябрьских праздников он не допустил, чтобы Ахмадбек вышел на майдан, вот почему и сейчас намерен поговорить с Мухаммадмурадом и вразумить его, предупредить, чтобы перестал задирать Ахмадбека. Слава богу, Ахмадбек еще не успел рассказать своему другу, что случилось сегодня утром на улице, пока он ждал его, иначе Салим вызвал бы Мухаммадмурада в сельсовет и накрутил бы ему уши. Вот было бы позору!..
- Салим, - вполголоса, чтобы не слышали окружающие, обратился к другу Ахмадбек, - я хочу тебе кое-что сказать…
- Говори, я слушаю.
- Ты знаешь моего шурина? Да, да, мясника. Есть у него одна интересная способность… Если ты, к примеру, хочешь зарезать барана, корову или телку, он обязательно требует, чтобы ему сперва показали скотину. Барана он схватит за загривок, приподнимет, затем опустит на землю и ощупает. Корову или телку потрогает за подгрудок, потом возьмет за холку, потрясет и скажет: вес вашей скотины такой-то, мяса столько-то, сала столько-то. А если после убоя ты удосужишься взвесить мясо и сало, то убедишься, что он ни на килограмм не ошибся.
- Что ж, и я знаю такого человека. Нарзи-мельник только взглянет на мешок зерна и точнее весов назовет вес.
- Молодец! Значит, ты понял меня…
- Ну, а что ты все-таки хотел сказать?
- Когда я занимался борьбой, то с первого взгляда мог определить силу противника.
- А теперь?
Ахмадбек с минуту сидел молча, затем сказал:
- Теперь тоже.
- И можешь проучить его? - Салим-муаллим кивнул в сторону суфы, на которой сидела молодежь. - За чем же дело стало?
- Завистник он. До сих пор у меня язык не поворачивался это сказать. Завистник. Двадцати ему нет, совсем молодой, а уже столько злобы в нем. Взгляну, увижу, как он ненавидит меня, на душе становится муторно…
- Интересный ты человек, Ахмадбек!
- Ну, допустим, был бы завистником человек нашего возраста… Аллах с ним, сказал бы я. Горбатого могила исправит… Но что делать с двадцатилетним завистником? Глаза у него черные. Поверишь ли, черные глаза, которые великие поэты сравнивали с черносливом и всякими прекрасными вещами, жгут, как осы, как хвост скорпиона…
- Да, взгляд у него тяжелый, - согласился Салим-муаллим и помолчал, задумавшись. - Неприятный какой-то взгляд. Но и ты тоже чудак! Ведь люди бывают разные. Ты хочешь, чтобы все пахлавоны были бы такими же справедливыми и благородными, как Навруз?
- Не знаю… Не могу тебе объяснить, что у меня на душе…
Подали плов. Ахмадбек вынул нож и принялся разрезать мясо. В это время к нему подошел сын хозяина дома. На ладонях он держал тонкую лепешку с большой, обросшей мясом мозговой костью…
- Для дядюшки Ахмадбека, - смущенно сказал мальчик, по виду которого было ясно, что такое поручение он выполняет впервые.
- Кто прислал? - спросил Салим-муаллим, принимая у него лепешку.
- Мухаммадмурад, - ответил мальчик.
Друзья многозначительно переглянулись.
5
Удрученный ушел Ахмадбек с туя. Ему хотелось остаться одному, подумать…
Запоздалая луна посеребрила вершины гор. В лунном свете солома, разбросанная на току, поблескивала, словно отшлифованный янтарь. Мириады сверчков завели свою тоскливую песню, и на фоне их монотонного свиста доносящиеся из кишлака звуки домбры и рубаба казались Ахмадбеку далекими и чужими.
Старик сторож спал на узенькой железной койке возле молотилки. Последние две недели Ахмадбек целыми днями трудится на этом хирмане и иногда вечерком заворачивает сюда скоротать часок-другой со стариком.
Увидев спящего сторожа, он направился к развесистому карагачу, чья прохладная тень днем была прекраснейшим местом отдыха, и там присел. Доброе свойство есть у всех хирманов - как бы ни было тоскливо на сердце, посидишь здесь часок-другой, успокоишься и все позабудешь.
Но сегодня тяжелые мысли не оставляли Ахмадбека. Оскорбительное рукопожатие Мухаммадмурада, его полные неприязни взгляды и то, что на туе на глазах у всех он послал ему мозговую кость, грубо намекая на то, что силы у Ахмадбека иссякли, и ему необходимо их восполнить, - все это никак не выходило из головы, сколько он ни старался.
"Парень совсем опьянел от славы… "Звездная болезнь" вскружила ему голову, - вздохнул Ахмадбек. - Правду говорит Салим, люди все разные, всяк на свой лад…"
В памяти Ахмадбека ожили некоторые картины его собственной молодости. Вспомнилась и встреча с Наврузом-пахлавоном.
В те годы Навруз-богатырь был очень знаменит. Слава о нем гремела по всему Дарвазу. Хотя Ахмадбек был тогда еще новичком, молва о его победах дошла до слуха борцов, пахлавонов соседних районов. Может быть, причина столь скорой известности Ахмадбека заключалась в том, что борьба проходила в самый разгар строительства Большого Памирского тракта и как раз на празднике дорожников он завоевал свою первую победу. А ведь то, что происходит на дороге, быстрее обычного становится общим достоянием. Ведь на строительство собрались тысячи людей со всех концов Таджикистана, и национальная борьба была одним из любимейших развлечений строителей.
Как-то Ахмадбек вел своего охромевшего жеребца в Верхний кишлак к ветеринару. Хотя конь с трудом ступал на больную ногу, Ахмадбек все же перебрался с дороги на тропу, идущую по-над Ванчем, чтобы никого не повстречать. Ведь каждый встречный обязательно начнет расспрашивать, отчего и когда охромел скакун, набрал ли Ахмадбек такой-то травы на таком-то склоне, растолок ли ее и приложил ли к больной ноге жеребца, прибегал ли он к помощи целебной воды, которая вытекает из такого-то источника, и так далее и тому подобное.
На одном из поворотов тропы Ахмадбек вдруг остановился. Жеребец, бредущий сзади, ткнулся мягкой мордой ему в шею и обдал горячим дыханием, будто спрашивал о причине внезапной остановки.
Шагах в тридцати, под ореховым деревом возле родника, на расстеленном румоле молился человек. Он стоял на коленях лицом к Ахмадбеку и, опустив голову, беззвучно шевелил губами. Обычаи запрещают мешать молитве. Ахмадбек накинул поводья на ближайший куст и присел на камень в ожидании, пока незнакомец кончит молиться.
Спустя некоторое время со стороны родничка послышался голос:
- Эй, сынок, иди сюда!
Незнакомец, перестелив платок на другое место, вынимал из своей дорожной торбы сдобные лепешки, сушеный урюк, изюм, вареные яйца и прочую снедь. Затем он выпрямился, и Ахмадбек сразу понял, что перед ним пахлавон.
Поздоровались. Поинтересовались здоровьем друг друга.
- Ты из этого кишлака? - указав в сторону, откуда шел Ахмадбек, спросил встречный.
- Да.
- Раздели со мной трапезу, сынок. Когда я один, кусок не лезет в горло.
Незнакомец говорил очень приветливо, с ласковой и доброй улыбкой, и Ахмадбек, хоть и спешил, не смог отказать ему.
Сели за дастархан и начали есть, макая сдобные, вкусные лепешки в воду ручья, который, перерезав пешеходную тропу, сбегал в Ванч.
Гнедой, поджав больную ногу, время от времени нетерпеливо фыркал, мотая головой, жалобно глядел на хозяина.
Путник спросил Ахмадбека имя председателя колхоза, поинтересовался здоровьем аксакалов кишлака. Ахмадбек отвечал по возможности подробнее.
Несколько лет назад я гостил у вас, - сказал незнакомец. - Хороший кишлак, и климат мягкий, и живут там добросердечные и гостеприимные люди. - И, пожевав размоченную в воде лепешку, вдруг спросил: - Ахмадбека знаешь?
- Какого Ахмадбека? - Сердце у молодого человека усиленно забилось.
- А разве у вас много Ахмадбеков?
- Из взрослых один.
Поняв свою оплошность, Ахмадбек густо покраснел. К счастью, путник в это время рылся в торбе и не смотрел на собеседника.
- Именно его я и имею в виду. Пахлавона.
- Жив-здоров…
- Говорят, силен и ловок?
- Сила-то у него есть, но молодой еще… - пробормотал Ахмадбек, не зная, куда деваться от стыда: говорит о себе в третьем лице как о постороннем.
- Э, сынок, борьба и молодость хорошо сочетаются.
- Кто его знает…
- Ты ведь тоже, братец, занимаешься борьбой, я это сразу понял… Как тебя звать?
Вопреки желанию Ахмадбека беседа приняла такой оборот, что он и не соврал, но и правду не сказал, и, если теперь откроет незнакомцу свое имя, тот будет вправе обидеться, а назовется другим именем, еще больше погрязнет в болоте лжи…
- Иногда выхожу на майдан, - смущенно произнес Ахмадбек, моля аллаха, чтобы незнакомец не повторил своего вопроса.
- А с Ахмадбеком боролся? Небось он тебя уложил?
- Мы были равны.