Идя по незнакомой улице, Алена внимательно рассматривала молодых женщин и девушек. Попадались Просто одетые, как она сама, но таких некрасивых волос, никак не причесанных, незавитых, незаплетенных, не подвернутых валиками, не уложенных в сеточку, не подвязанных лентой, а только прихваченных возле ушей заколками, - таких прямых, как конский хвост, волос, беспорядочно стелющихся по плечам, не было ни у кого. Еще если б цвет какой-нибудь интересный: например, золотистый с рыжинкой, как у Агнии, или совсем светлый, как у Лили Нагорной, или черные, как у Зины… А то ведь даже и не определишь, что за цвет - ужасные волосы! Недаром Глаша все спрашивает: "Почему ты не попробуешь завиться или хотя бы подстричься пофасонистее?
И вдруг волосы представились Алене причиной всех ее невзгод, волнений и мучительной неуверенности. Хорошо Зине, когда у нее такая красота - черная коса короной на голове, и такие модные платья и туфли. Ну, ладно, платье и туфли купить не на что, но уж красиво причесаться-то не так дорого и стоит. Решено! Алена остановилась перед парикмахерской и стала рассматривать витрину с модными прическами. Какие прелестные головки с валиками, косами, локонами, пышными волнами надо лбом…
Из дверей выскочили две сияющие девушки с мудрено уложенными волосами, таких причесок не было даже на витрине. До сих пор Алене случалось только подстригать волосы в парикмахерской, да и то редко, мама сама управлялась с этим несложным делом.
Было трудно решиться войти в дверь парикмахерской. Но, еще раз оглядев свое отражение в витрине, Алена убедилась, что весь вид портит голова. Танкетки грубоватые, но это не очень-то заметно, платье, конечно, простенькое, но сидит неплохо, особенно теперь, когда она похудела. А уж волосы, прямо как у первоклассницы! Нет, она должна выглядеть не хуже других, чтобы стать смелой и уверенной.
Через полтора часа, пережив немало волнений, Алена вышла на улицу, гордо неся завитую не как-нибудь, а на шесть месяцев, великолепно причесанную голову.
Она не пошла в столовую, а купила по дороге булку и "Любительской" колбасы.
Глаши дома не было. Алену опять кольнула мысль, что все готовятся, а она из-за этого подлого Эдика потеряла драгоценный день.
Долго сидела она перед зеркалом, стараясь понять, что же случилось. Если смотреть только на прическу - ловко выложенные валики и пышные волны распущенных волос, - все казалось очень красиво. Но, вглядываясь в свое лицо, Алена не узнавала себя, чем-то не нравился ей этот новый облик, и привыкнуть к нему, понять, как же теперь надо себя вести, было невозможно. "И зачем согласилась на шестимесячную? - с тревогой думала она. - Сделать бы простую, сразу и размочить можно. А эта… Парикмахерша сказала: "Ни от дождя, ни от мытья не расчувствуется". Какой ужас - лицо совершенно чужое, и волосы жесткие, как пакля, какой ужас!" Сидя перед зеркалом, она, не ощущая вкуса, жевала кусок булки с колбасой. Хоть бы Глаша скорей вернулась!
Уже сильно смеркалось, когда в комнату влетела оживленная Глаша. Алена ждала ее с нетерпением, а тут вдруг сердце екнуло, как бывало в школе, когда спрашивали невыученный урок - то ли выплывешь, то ли нет.
- Это что у тебя? - настороженно спросила Глаша, сделала несколько шагов, разглядывая Алену, остановилась, рот ее приоткрылся, но вдруг она деланно улыбнулась, подскочила к Алене и, поворачивая ее в разные стороны, затараторила:
- Миленько. Очень миленько. Ну вот. Это перманент? Да? Право, миленько!
Алена, крепко взяв Глашу за плечи и заставляя смотреть себе в глаза, спросила в упор:
- Кошмарно? Да? Да?
- Ну, подожди! Что ты, в самом деле! Я говорю - миленько, - смущенно и сердито отбивалась Глаша. - Ну, подожди! - Вдруг она просияла и засыпала словами, не давая Алене опомниться. - Сейчас все переделаем! В перманенте я как-нибудь разбираюсь, у меня не первый год! Сейчас размочим и сделаем по-другому. Гебе, понимаешь, не идет закрытый лоб - лицо какое-то… - она надула щеки и закрыла рукой верхнюю часть лица, показывая, какое именно стало у Алены лицо. - И потом еще надставка - эти валики, и так рослая! Но ты не расстраивайся! Пойдем! Пойдем под кран!
Скоро Алена сидела с Глашей за чаем и, слушая ее болтовню, уплетала ту самую булку с колбасой, которая не лезла ей в горло два часа назад. Великолепные "валики" были размочены, расчесаны, уложены "крупными волнами", и туго затянутый платок сжимал многострадальную Аленину голову.
- Теперь у тебя вполне нормальная прическа. А раза два-три вымоешь голову, и волосы станут помягче, - говорила Глаша, довольная своей ролью спасительницы. - И насчет репетиций можешь не терзаться - мы всего один раз прошли сцену. Олег надумал в ЦПКиО. Ну, пошли, покатались на лодке, пообедали, посидели на пляже, выкупались, мороженого съели, устали как черти. Вот и все… А я бы очень хотела, чтобы Олег поступил, - вдруг сказала она и задумалась.
Конкурс начинался в десять часов. Глаша с Аленой почти не спали ночь и встали очень рано.
Алена со страхом развязала платок и взглянула на себя в зеркало. Волосы, по-прежнему разделенные посередине пробором и схваченные заколками возле ушей, лежали надо лбом не гладко, как прежде, а волнами, и сзади не висели, как конский хвост. Пожалуй, это было даже красиво. Однако удовлетворения Алена, не ощущала, казалось даже, что было бы куда спокойнее со старой прической.
- Только не расчесывай! Не расчесывай! - закричала вдруг Глаша, увидев гребенку в руке Алены, - У тебя ведь волосы невозможно густые - встанут дыбом, как грива у льва, кошмар! Ну-ка, что там передают по радио? Прибавь-ка громкости!
Шла передача о закончившемся конгрессе Международного союза студентов. Может быть, завтра и они станут членами этого союза - студентами, а может быть, и нет!
- Про нас это… или не про нас окажется? - шепотом спросила Алена и зажала лицо в ладони.
- Очень уж ты беспокойная сегодня, - Глаша нахмурила светлые бровки.
В начале десятого девушки уже не могли усидеть в общежитии. Вышли на улицу, быстро поднялись на второй этаж и заглянули в приготовленную для экзамена аудиторию.
Аккуратно убранная, со свежевымытым полом сцена, где последний раз так неудачно прошла репетиция, посредине зала длинный - от стены до стены - стол, покрытый красным сукном, на нем большие букеты георгинов в широких фарфоровых вазах, позади стола ряды чинно выстроенных стульев - все это показалось Алене необыкновенно торжественным. А главное - грозным. Ей отчетливо представилось, как завтра в списке принятых не окажется ее фамилии. И она с такой силой представила этот воображаемый удар, как будто она в самом деле ощутила его. И все вокруг, чем она так восхищалась и к чему уже привыкла, все сразу стало чужим, недоступным, враждебным. Ох, бежать! Бежать от этих белых стен, мрамора, зеркал, скульптур, бежать! Как могла она думать, надеяться, мечтать! Ведь все поступавшие девушки лучше, талантливее, красивее ее! Особенно Агния, Лиля и… Зина! И ничто уж тут не поможет, ни самое прекрасное платье, ни прическа! Ах, дурацкая прическа - не знаешь, как держать голову, как себя вести. Впрочем, теперь уже все равно. Возвращаться домой - к матери, к отчиму? Чтоб все узнали о ее провале? Митрофан Николаевич тоже? Нет. Только в свой настоящий, родной Крым. Алена ухватилась за эту мысль как за спасение. Поступит там работать в типографию, а дальше видно будет. Главное - увидеть родные места, густо-синее небо, окунуться в Черное море, отогреться под горячим солнцем!
- Так что, по-твоему, и жить нельзя, если не поступишь?
Не слова привлекли Аленино внимание, а голос - низкий и мягкий. Она повернулась и встретила открытый взгляд чуть раскосых черных глаз. Худое, скуластое, темное от загара лицо. Алена видела не раз этого высокого широкоплечего парня и даже знала от Глаши, что это Александр Огнев - сибиряк, но разговаривать с ним не случалось.
- И вы тоже так думаете? - спросил ее Александр, указав при этом на Зину, стоявшую между ним и Валерием.
Вступать в разговор, в котором участвовала Зина, Алена не захотела, пожала плечами, ничего не ответила и отвернулась. Но слушала она не Глашу, болтавшую с Женей и Олегом, а Огнева.
- Ну, если скажут понимающие люди, что артист из меня плохонький, так зачем же и место занимать зря? Лучше буду дельным агрономом или учителем. А для души можно и в самодеятельности играть.
Алена подумала, что никогда в жизни не выйдет на сцену, если не станет артисткой.
- Анна Григорьевна идет.
- Соколова!
Лицо ее казалось красивым - так хороши были глаза и улыбка, открытая и заразительная. Соколова, не останавливаясь, ответила на приветствие и, легко поднявшись на ступеньки, вошла в институт.
"Ну что ж, не судьба, значит", - сказала себе Алена, упрямо желая сохранить спокойствие безнадежности.
- А где Эдик? - спросил Женя. - Ведь уже без десяти десять.
- Что?!
Куда девалось мрачное спокойствие Алены! Только что пережитый во всех подробностях воображаемый провал был мгновенно забыт. Она рванулась на ступеньки, оглядела собравшихся у подъезда, глянула вдоль улицы вправо и влево, взбежала по лестнице в вестибюль, обыскала "колонный зал", взлетела на второй этаж - Эдика не было нигде. Не пришел! Потому вчера и не хотел репетировать!.. Она опять побежала вниз, и навстречу ей по лестнице уже поднимались Руль, Стелла Матвеевна, еще какие-то преподаватели, а за ними тянулись экзаменующиеся. У всех были партнеры как партнеры, ей одной достался недотепа - ну, как это можно - не явиться!
Глаша, поравнявшись, дернула Алену за рукав.
- Ты куда? Эдьки на улице нет. Надо сказать Галине Ивановне.
- Я сейчас с тобой срепетирую, - с готовностью предложил Женя.
- Что случилось? - перегнувшись через перила верхнего марша, спросила Агния.
- Партнер не явился, - ответила Глаша.
Агния всплеснула руками и быстро сбежала вниз.
- Безответственный человек! - категорически заявила Глаша.
- Страх какой! - громко вздохнув, прошептала малознакомая Алене худенькая девушка - Лиля Нагорная, огромные грустные глаза выразили детский испуг.
- Ужасно, ужасно, ужасно! - фальшиво восклицала Зина. - Я бы с ума сошла!
- Строганова, попрошу вас сюда! - послышался голос Галины Ивановны.
Секунда - и Алена уже была подле нее.
- Прежде всего - спокойствие, - Галина Ивановна ласково положила ей руки на плечи, - Вот Огнев предлагает подыграть вам. А пойдет ваш отрывок попозже.
Алена поглядела на Александра и подумала, что ей с ним как-то неловко, с Женей проще, и он больше подходит для Елеси, но и обидеть Огнева не хотелось. Она сказала нерешительно:
- Мне уже Лопатин предложил…
- Ну и хорошо. Лопатин, возьмите в библиотеке пьесу и идите со Строгановой сюда. - Галина Ивановна указала на дверь в аудиторию. - Начинайте разбираться, а я приду…
Алена принялась объяснять Жене ход отрывка, но в волнении говорила сбивчиво, а Женя пытался понять ее с полуслова, и все невпопад. Алена злилась, Женя не понимал, и к приходу Галины Ивановны, стоя друг против друга, точно петухи перед боем, они кричали одновременно:
- Да я влюблен или нет? Влюблен или нет? Скажи толком!
- Боишься целовать, потому что бедный, понятно? Ну, бедный, понимаешь, бедный!
- Тихо, тихо, тихо, тихо! И без паники, - сказала Галина Ивановна, взяв обоих за руки. - Времени у вас достаточно. Комиссию я предупредила - пойдете после перерыва.
Когда наконец сцена стала склеиваться, шумно распахнулась дверь, Глаша, Агния и еще несколько человек ворвались в аудиторию.
- Явился!
- Эдька Жуков явился!
Он вошел развинченной походкой, светлые волосы торчали ежиком, щеки и вздернутый нос покраснели, будто ошпаренные, на одном плече болтался накинутый пиджак.
- В чем дело, Жуков? Почему опоздали? - строго спросила Галина Ивановна.
Эдик неловко сунул руки в карманы и, слегка прикрывая осоловелые глаза, ответил сипло:
- На рыбалку ездили, заблудился. Всю ночь болото месил. На поезд опоздал.
Алену охватило негодование; "На рыбалку! Сегодня конкурс, а он - на рыбалку. Это что же? Это… это… убийство!" - думала она, с ненавистью глядя на Эдика.
Охватившее Алену ощущение, что все в ней клокочет, и мысли, и чувства, - это ощущение не оставляло ее ни на миг до той поры, пока она не вышла из экзаменационной аудитории. Два часа ожидания и самый экзамен она даже помнила плохо. Отчетливо отложились в памяти два момента.
Выходя на сцену, она запуталась в занавесках; Эдик, желая помочь ей, рванул одну из них - занавеска задела Алену по голове, и старательно уложенные кудри встали дыбом, Алена услышала тихий шелест сдержанного смеха за столом экзаменаторов. Тщетно приглаживала она густую, жестко закрученную массу волос, они упруго выскальзывали из-под рук, словно львиная грива.
- Давайте начинать, - раздался из зала голос Галины Ивановны, слегка дрожавший от смеха.
Алена встала на свое место и опять словно потеряла сознание - не понимала, что делает. Очнулась, когда подошел ненавистный момент поцелуя, увидела красное, будто маслом смазанное лицо партнера, облупившийся нос, пухлые, обветренные губы - ох! Крепко зажмурилась и силой заставила себя броситься ему на шею. Опять услышала оживленное перешептывание за столом комиссии. Отрывок кончился. Ее попросили прочитать стихи Маяковского и потом "Тройку". Но все это было как в бреду - она видела только лицо Анны Григорьевны, устремленное к ней.
За дверями аудитории Алену обступили и закидали вопросами, а она растерянно улыбалась, мотала головой и повторяла:
- Не знаю. Не понимаю. Ничего не понимаю.
Глава третья. "Решение судьбы"
Приказ о зачислении студентов на первый курс появился только через день.
А в ожидании этого приказа все, как потом, вспоминая, говорила Глаша, "распсиховались". Дела никакого не было, да еще, как на грех, с утра зарядил дождик, и серое небо не обещало ничего хорошего. Мысли упорно вертелись вокруг одного, самого важного вопроса, решающего чуть ли не все в жизни, измучившего, как зубная боль.
Наутро после конкурса Глаша с Аленой впервые поссорились.
Алена была молчалива. Глаше, видимо, казалось легче рассказывать о своих переживаниях.
- И зачем я смотрела на Женьку? Зачем? Бездарная! - с отчаянием воскликнула Глаша. - Надо было смотреть только на Олега. Ведь Епиходов для Дуняши - нуль, даже помеха, а пуп земли - Яша.
Алена тоже проклинала себя за то, что слишком мрачно играла свою Ларису, ведь Галина Ивановна так ясно объяснила - от скуки, а не от любви. Но какой толк теперь вспоминать об этом - не вернешь!
- Ну что ты молчишь, как мумия? - приставала Глаша. - И кто это запивает молоком помидоры? Ты совершенно некультурная.
Ну, что было ответить? Алена покрепче посолила помидор и опять запила его молоком.
- Не отвечать, когда с тобой говорят, то же хамство! Хороша "артистка"! - ядовито сказала Глаша, явно рассчитывая вывести Алену из себя.
Алена вспыхнула, но промолчала.
- Вот уж не думала, что ты такая злыдня! - Глаша выскочила из-за стола и уселась на подоконник.
Алена молча принялась убирать посуду. В груди все ныло, словно от холода. Уж лучше играть дур вроде Ларисы - лишь бы приняли. А что делать, если не примут? Митрофан Николаевич говорил: надо непременно любить свое дело, а какое еще дело она может любить?
- "Соловьи, соловьи, не будите солдат!" - надрывно затянула Глаша.
Алена не выдержала:
- Не вой.
- Вот еще! - Глаша соскочила с окна и, всхлипывая, заголосила: - Тебе дела ни до кого нет! Индивидуалистка! Толстокожая!
Алена швырнула немытые чашки, подлетела к вешалке и схватила свой жакет.
Дверь без стука открылась, вошла комендантша, а следом за ней незнакомая девушка с надутым лицом и растрепанными рыжими волосами и Агния, обе нагруженные вещами.
- Не понимаю, Марья Васильевна, - передернув плечами, заговорила рыжая гудящим, как труба, голосом. - Просили же эту комнату оставить за нами, и вдруг… - Она брезгливо посмотрела на Глашу с Аленой. - И зачем вы сюда еще эту переселяете? - она кивнула на Агнию.
- Да ведь до приказа не могу же их выселить! - раздраженно ответила комендантша. - Вот завтра вывесят приказ. У меня же этих поступающих двадцать восемь живет, а примут всего шестнадцать, в общежитии от силы шестерых оставим. Свои студенты возвращаются, а селить некуда! Полный содом!
Монолог комендантши не поднял настроения. У Глаши губы дрожали, и слезы выступили на глазах. Агния, криво улыбаясь, ждала: какую из свободных кроватей выберет рыжая. Алена тоже смотрела на рыжую гневно и выжидательно. Та свалила вещи на стол, уперев кулаки в бока, взглядом хозяйки окинула свободные кровати и вдруг махнула рукой:
- А, все равно на один день! - и принялась раскладывать вещи на кровати у окна.
- Тебе помочь? - спросила Алена Агнию, желая этим показать рыжей, что они хоть и поступающие, но друг друга в обиду не дадут.
Рыжая искоса взглянула на Алену.
- Как вас зовут? - сказала Глаша. - Хоть и на один день, а вежливее было бы познакомиться.
- Меня? - слегка растерянно переспросила рыжая. - Клара, Клара Любавина.
Алена, увидев, что ее поддержка Агнии не нужна больше, собралась и ушла.
Одно только твердое решение сложилось у нее: уехать в Крым, если не примут в институт. Остальное было неясно. "Что же делать? - в тысячный раз спрашивала она себя. - Пойду официанткой на теплоход, хоть посмотрю новые места, новых людей! Да не все ли равно!"
И отправилась на вокзал.
Улицы, по которым две недели назад она шла, разыскивая институт, мелкий дождь, серое небо напоминали то волнение, ту наивную самоуверенность, с какой она явилась в этот город. Как много изменилось за две недели, и как сама она изменилась!
Алена шла медленно, останавливалась, оглядывалась назад. Теперь, когда ей почти наверняка, предстояло уехать отсюда, и, может быть, навсегда, становилось еще грустнее оттого, что город уж очень хорош. Она, конечно, не успела полюбить его, но почувствовала его прелесть и почти с нежностью взирала на большие и на первый взгляд неприветливые дома с блестящими от сырости крышами, на бесцветное небо и мокрый асфальт, на глянцево-зеленую листву деревьев, разрывавших ровный строй домов, на умытые дождем яркие троллейбусы и автобусы, шуршащие шинами. Удивительный город! Ну, где еще люди ходят под дождем так невозмутимо, будто не замечая сырости, покрывающей лицо и одежду? И люди, и дождь, да и все здесь необыкновенное. И неужели… уезжать? "Да, уезжать, - твердо сказала себе Алена. - И завтра же".
Поезд на Симферополь уходил вечером, но билет надо было взять рано утром, то есть до того, как появится приказ. А если все-таки зачислят? "Ну что ж, лучше потом продать билет, чем торчать здесь лишний день! И даже очень хорошо - не томиться ожиданием, пока вывесят приказ, а смирненько стоять в очереди на вокзале".
Никому не рассказала Алена о своем решении и утром следующего дня встала рано, тихонько, чтоб не разбудить соседок, оделась и ушла.