- Хорошо, даже очень хорошо. Но не говорите так громко. Другим классам мешаете и сами устаете, катар горла можете легко приобрести.
Муравьеву назначили учительницей. Инспектором народных училищ был Ульянов, отец Владимира Ильича.
Старой учительнице пишут часто, много: наркомпросы, методисты, педагогические институты, составители учебников, родители школьников, директора, а больше всего - бывшие ученики Клавдии Ивановны. Порой ее даже немного пугает льющийся в Алатырь поток писем и телеграмм. Нелегко отвечать на все вопросы. А вопросов уйма. Просят выслать образцы диктанта, принять в школу сына "того Коли, что сидел в 1906 году на третьей парте от окна", предлагают установить обмен гербариями, дневниками, рисунками, наконец, просто рассказывают старой учительнице, что случилось с ее питомцами.
…"Клавдия Ивановна, поздравьте меня с дипломом. Я теперь инженер".
…"Горжусь своей первой учительницей, ставшей членом Совета при наркоме просвещения".
Клавдия Ивановна складывает письма инженеров, педагогов, командиров Красной Армии, врачей, как пачку школьных тетрадей, и перечитывает по вечерам.
Пробегая строчки, она по старой учительской привычке обмакивает перо в красные чернила. Но перо высыхает, не прикоснувшись к бумаге. Мягкие знаки, запятые, переносы и кавычки - все на месте.
Клавдия Ивановна кладет ручку.
- Отличные письма, - говорит она облегченно, - веселые, искренние. И притом без ошибок.
Алатырь, Чувашская АССР
1937
Охота на китов
- Вот и киты!
Широким взмахом руки капитан Зарва обводит полморя.
Он стоит возле пушки - веселый, большеголовый, лысый, в болотных сапогах и телячьей куртке - и тоном гостеприимного хозяина рассказывает о повадках китов.
- Есть киты пасущиеся и киты ходовые, - поясняет он громко. - Ходовой шьет напрямик, ему сворачивать некогда. А пасущийся норовит все кругами, кругами. Верно, Генри?
Гарпунер Генри Трайдер, огромный безбровый норвежец в полушубке и бурках, сочувственно кивает головой.
- Всякий кит хорошо, - говорит он, подумав. - Особенно который не может уйти.
…Маленький железный корабль идет открытым морем. Ни острова, ни паруса, ни дымка. Одна вода, рябая от ветра, накрытая рваным туманом. Временами открывается горизонт, тогда видны невысокие, похожие на всплески фонтаны: так рисуют на лубочных картинах морские бои.
Это серое невзрачное море насыщено планктоном - крошечными ракообразными существами, о которых догадываешься только ночью, по фосфорическим бликам. Здесь пасутся киты. Раскрыв пасти, они медленно бродят среди неистребимой живой "ухи", отцеживают воду сквозь густую щетку усов, снова зачерпывают, и так до тех пор, пока выстрел гарпунной пушки не прервет этого грандиозного обжорства.
Через каждые пятнадцать - двадцать минут кит поднимается на поверхность сменять воздух. Тогда из дыхала зверя со свистом, напоминающим паровоз, вырывается мощная струя пара. Брызги воды взлетают на высоту в четыре-пять метров.
С мачты китобойца, где сидит в деревянной бочке боцман Тимченко, видно сразу все судно.
Узкая палуба китобойца заставлена непомерно массивными механизмами. Барабаны, лебедки, цепи, шпили выглядят так, точно перенесены сюда с палубы вдвое большего парохода.
На носу корабля, открытом и закругленном, точно корма, стоит странная пушка. Из ее короткого дула выглядывает тяжелый железный гарпун, к казенной части прикреплена деревянная рукоять, напоминающая о старинных пистолетах.
Всюду видны канаты. Сухие и влажные, джутовые и пеньковые, толщиной в руку и в палец, уложенные восьмерками, бухтами, намотанные на огромные барабаны, бегущие через блоки, - они покрывают всю палубу, делая ее похожей на канатную фабрику.
Возле бортов - свободная от вахты команда. Палубные матросы, механики, ученики, кочегары напряженно разглядывают затянутое мглой море. Даже повар Вася Чу Цупсян вышел на палубу со скалкой в руках. Похоже, что команда "Трудфронта" истосковалась по берегу. Вот-вот кто-нибудь крикнет: "Земля!"
Но вместо этого из бочки доносится сипловатый басок боцмана:
- Кит! Слева по носу!
- Еще один!
- Три за кормой!
Резким движением гарпунер разворачивает массивную пушку. Движения его точны, расчетливы. Он вытянул шею, всматриваясь в темную воду, из которой вот-вот поднимется крутая спина.
Трое китов, ныряя и поднимаясь, точно по команде, идут метрах в двухстах от борта. Блестят светло-коричневые гладкие спины. Слышен сильный свист пара. В каждом животном не менее сорока-пятидесяти тонн, но как величавы и пластичны движения могучих зверей!
Описывая большую дугу, киты приближаются к кораблю. Нужно рассчитать движения китобойца так, чтобы дружная тройка оказалась не дальше чем в тридцати метрах от носа.
- Полный вперед! - командует Генри.
Он стоит, широко расставив ноги, крепко сжимая рукоять пушки. В охоте на зверя есть жесткое правило. Как только гарпунер начал охоту, все - от капитана до кочегара - выполняют волю стрелка.
Метрах в ста от борта киты выпускают пятый, видимо предпоследний фонтан.
- Самый, самый полный!
Машина работает на полных оборотах. Ветер с силой наваливается на рубку.
- Еще немного! - кричит в трубу Зарва. - Ну, два оборота.
Старый керченский рыбак, человек южной крови, он сорвал и комкает в руках фуражку, охваченный великим охотничьим азартом.
Но, видимо, у перепуганных китов ход "полнее", чем у "Трудфронта". Показав на секунду огромные хвостовые лопасти, они почти вертикально уходят в темную воду. На поверхности остаются только "блины", три круглых следа от нырков.
- Лево руля! - командует Зарва.
И снова начинаются броски вперед, "подползание" к китам на "самом, самом малом ходу" с выключенными вентиляторами, шум которых пугает зверей, - изнурительная для машин и людей погоня за неутомимым чудовищем.
Кит находится на поверхности две-три минуты. По "блинам", по направлению плавника при последнем нырке, нужно выследить зверя и всадить гарпун прежде, чем кит успеет отдышаться.
Озябший Генри поворачивается к пушке спиной. Суеверный, как все норвежские гарпунеры, он явно недоволен присутствием на палубе посторонних людей.
- Я говорили стреляйт нет возможно, - ворчит он сквозь зубы. - Это есть факт.
Но в этот момент боцман, перегнувшись из бочки, зычно кричит:
- Выходит… Кит за кормой!
- Сами, сами малый, - просит Генри.
Он слился с пушкой. Судно еле ползет вперед. Не слышно даже стука машины.
В глубине появилось темно-коричневое пятно. Оно растет, приближается, двигаясь наперерез китобойцу. Вот-вот корабль врежется в него носом.
Выстрел! Резкий толчок. Свист пара, вырвавшийся из дыхала чудовища. И сразу второй взрыв, на этот раз приглушенный, неожиданно далекий. Это в теле кита разорвалась навинченная на гарпун граната.
Раненый кит задирает хвост и круто пикирует на дно. На поверхности воды остается только "блин".
- Сорвался?
Но капитан молча показывает на барабаны. Манильский канат сбегает с носа в мутную воду. Визжат блоки. Канат ослабевает и напрягается с чудовищной силой. Представьте удочку-мачту, двенадцатидюймовую лесу, крючок-гарпун длиной в полтора метра и отчаянно мечущуюся тушу весом тонн в пятьдесят. Иногда от обрыва каната не спасают даже мощные амортизаторы - пружины, прикрепленные к килю судна.
Уже выпущено почти полкилометра троса, а кит все еще сопротивляется, мечется, буксирует корабль. Наконец, рывки становятся все слабее и слабее.
- Умер, - говорит Зарва с облегчением и вытирает мокрый лоб. - Вот боров.
Кита поднимают на поверхность почти с километровой глубины. Теперь он лежит возле борта, показывая полосатое белое брюхо. Это матка. Из сосков струится и смешивается с водой молоко.
Кит, перевернутый на спину, совсем не похож на кита. Скорее это потерпевший аварию дирижабль, которого поддерживает на поверхности пароход. Вдоль всего брюха, точно гофрированный дюраль, тянутся ровные белые складки. Только на конце "дирижабля" вместо стабилизаторов огромный, удивительно симметричный рыбий хвост.
Мертвый кит тонет. Поэтому, притянув тушу к борту, ее под большим давлением накачивают воздухом. Затем кита конопатят, затыкая раны паклей и тряпками.
Китобоец возобновляет охоту. Убитого кита оставляют в воде, воткнув в него длинный бамбуковый шест с красным флажком.
…На рассвете, с трудом волоча три раздувшихся туши, "Трудфронт" возвращается в бухту.
Навстречу китобойцу плывут какие-то странные клубки, похожие на ржавые корабельные цепи. На цепях десятками сидят чайки. Это кишки и желудки - единственное, что остается от огромных зверей. Тянет запахом - сладковатым и приторным.
В глубине бухты, возле небольшого водопада, стоит длинный зеленый пароход. Это "Алеут" - база советской китобойной флотилии, а на языке моряков - просто "мама". Вокруг "Алеута" толпятся сопки, пестрые, как сороки. Их вершины в снегу, подножья закрыты кедровником и высокой травой.
Три близнеца-китобойца - "Авангард", "Энтузиаст" и "Трудфронт" - стоят возле "мамы", принимая уголь и воду. В бурой воде плавает суточная добыча флотилии - пять полосатых китов-финвалов и два кашалота.
Не так давно в этих водах охотилась концессионная компания. Концессионеры снимали только жир и усы, а кости и мясо выбрасывали за борт, заражая Камчатское побережье. Много крови хищникам испортил Александр Игнатьевич Дудкин, командовавший в те годы небольшим охранным судном. Охотясь за американскими и японскими браконьерами, отгоняя полупиратские шхуны от богатых лежбищ котиков и бобров, он не раз штрафовал и хищников-китобойцев.
Концессия была ликвидирована. Сегодня Александр Игнатьевич Дудкин - капитан-директор китобойной флотилии.
Впрочем, слово "кит, китовый" употребляют во флотилии редко. Есть более точные названия отдельных пород: финвалы, блювалы, калифорнийские, горбачи, сейвалы, бутыльносы, кашалоты, косатки.
Кит, убитый "Трудфронтом" вчера, - из породы финвалов. Его сразу подхватывают за хвост петлей и втаскивают на палубу через "слип" - широкое отверстие, прорезанное в корме "Алеута".
Теперь виден весь кит: крутые бока, постепенно переходящие в длинный хвостовой стебель, метровые плавники, усатая пасть, в которой может уместиться десяток матросов, крошечные глаза и мясистое дыхало, вырезанное в форме буквы "S".
Инженер Фонов измеряет кита рулеткой от хвоста до кончика рыла.
- Девятнадцать метров… Экземпляр рядовой…
Кит переходит в руки резчиков. Несколькими взмахами похожего на секиру флешерного ножа они отделяют голову от позвонков, подпарывают слои сала, и лебедка начинает сдирать с туши тяжелые скользкие полосы. Сало режут на весу, сбрасывая куски в люки варочных котлов, прорезанные по краям палубы.
Первого кита, убитого советской флотилией, разделывали трое суток. Сегодня туша в пятьдесят тонн исчезает за сорок пять минут. Виртуозы-резчики Соколов, Бабенко, Николаев, Затьковский, бригадир-орденоносец Пикула работают с быстротой и точностью хирургов.
Палуба "Алеута" похожа на фантастическую бойню, в которой лилипуты свежуют каких-то допотопных чудовищ. Лежат челюсти, величиной с ворота, хвостовой стебель, похожий на фюзеляж самолета, позвонки, толщиной с бочонок. Лебедка поднимает сердце кита - метровый мешок, наполненный черноватой кровью.
Ноги скользят по жирной палубе. Все время слышно либо шипение шлангов, либо звук паровых пил, разгрызающих исполинские кости.
Все здесь подавляет тяжестью. Пласты жира с одного финвала весят семь тонн, язык - полторы тонны, череп - две тонны, усы - полтонны.
Каждая туша стоит несколько десятков тысяч рублей. Жир финвалов идет на маргарин, выделку кожи; низшие сорта - на смазку машин и закалку стали. Мясо, напоминающее вкусом оленину, - на консервы. Плавники, хвосты - на клей. Китовый ус - для корсетов, матрацев, искусственных страусовых перьев, тонкие нити из расщепленного китового уса вплетаются в шелковые ткани, придавая им эластичность и прочность. Внутренности размалываются на тук, пористые кости служат отличными фильтрами.
Особенно ценится жир кашалотов. В голове этого зубастого чудовища содержится две тонны прозрачного спермацета, застывающего на воздухе причудливыми кристаллами. Жир этот идет в парфюмерию для выработки мазей и косметических кремов.
Ценность китов настолько велика, что во время войны 1914 года немецкие подводные лодки организовали специальную охоту за китобойными кораблями. Глицерин, выработанный из жира китов, шел на военные нужды.
…Не успел инженер Фонов перечислить и половины всех благ, которые получает человечество от китов, как площадка снова свободна.
От исполина, который вчера с такой силой буксировал наше суденышко, остались только усы, - широкие, голубовато-черные, с бахромой по краям.
Китобойцы выходили из бухты, покачиваясь на волне, точно утки, и капитаны, стоя на мостиках, перекликались между собой в рупоры.
1937
Бесстрашные воины
В сумерках, на берегу озера, группа летчиков ожидала товарища. Уже остыли моторы, техники успели залатать пулевые пробоины и заправить машины, а "ястребка" Андрющенко все еще не видно.
То был второй за день рейс истребителя. Час назад летчик снова улетел.
Андрющенко ждали к пятнадцати часам. Прошел вечер. Самолет не вернулся. К ночи ни у кого уже не оставалось сомнений, что Андрющенко сбит. Опытный летчик, он не мог заблудиться в эту светлую лунную ночь, летя знакомым маршрутом.
Наступили вторые сутки. На аэродроме стали готовиться к длительным поискам. И вдруг кто-то вскрикнул:
- Идет! Идет!
По привычке люди взглянули поверх леса на светлую полосу неба. И ошиблись…
На этот раз Андрющенко шел по озеру, по талому снегу и лужам.
Отощавший, озябший, он молча развернул карту и, указав на точку на вражеской территории, сказал:
- Здесь… Кажется, бензопомпу пробили.
Немного погодя, "оттаяв", он рассказал подробнее о ночном приключении майору Потапову.
…Пуля пробила бензиновую помпу, когда Андрющенко уже выходил из атаки. Запас горючего в карбюраторе позволил самолету набрать еще 500 метров, затем мотор заглох, и самолет стал быстро снижаться.
Истребитель несло на верхушки леса, на территорию, занятую белофиннами. В последний момент Андрющенко рванул ручку на себя, перескочил через заросший ельником мыс и сел на краю озера.
Едва Андрющенко закончил эту короткую историю, как майор Потапов приказал готовить грузовые машины. Энергичный, волевой командир, он решил сам организовать экспедицию и выручить самолет.
Через несколько часов небольшая группа смельчаков прибыла на передовую позицию. Кроме майора, их было девятнадцать: военинженеры 3-го ранга Спиридонов и Терещенко, младший лейтенант летчик Коновалов, шесть младших авиатехников и десять бойцов.
В штабе прибывшим летчикам сообщили, что разведка не дала результатов. По-видимому, белофинны уничтожили самолет.
Слово "по-видимому" нисколько не устраивало майора. Он спросил:
- А точнее?
- Подождите утра.
- Зачем? Белофинны ждать нас не будут.
Не ожидая ответа, он отправился на озеро и убедился, что лед выдержит грузовые машины.
После этого он снова настойчиво потребовал направить группу на поиски.
Ночь была лунной, морозной. Две грузовые машины помчались через озеро к вражеской территории. На первой ехал майор Потапов, на второй политрук Степанов. Под колесами машин потрескивал молодой тонкий лед. Майор запретил разговоры, курение.
Шоферы напряженно разглядывали запорошенную снегом поверхность озера. Здесь можно было легко провалиться в одну из воронок, оставленных финскими минами.
Экспедиция направилась на мыс, который указал вчера летчик Андрющенко. Свериться по карте при лунном свете майор не мог. Он решил проехать три километра за остров, а затем, обогнув озеро, по правому берегу вернуться обратно.
Соблюдая интервал, грузовики выбрались на середину озера. Вдруг раздался треск, головная машина попала в воронку от мины. Задние колеса пробили лед и ушли под воду. Машина повисла, зацепившись кузовом за тонкую кромку.
Люди быстро выскочили на лед, перегрузили на вторую машину бочку с бензином и шанцевый инструмент.
Неудача никого не смутила. Через несколько минут колонна снова тронулась в путь. Люди пошли пешком, разбившись, по приказу майора, на группы. Левую группу из четырех бойцов возглавлял военинженер 3-го ранга Спиридонов. Правее Спиридонова шла группа с начальником экспедиции. Эта группа захватила ручной пулемет, чтобы, в случае нападения, поддержать товарищей огнем. Третья группа из пяти бойцов во главе с военинженером 3-го ранга Терещенко двигалась за машиной.
Вскоре группа Спиридонова приблизилась к берегу и вошла в тень; Не видя впереди себя бойцов, майор послал посыльного, а минут через пятнадцать второго. Группе Спиридонова было приказано следовать вдоль берега. Через несколько минут из тени выбежал человек.
- Почему вы так долго задержались?
- Самолет нашли, - сказал боец Федоров, - блестит что-то… может, окно, а может, край плоскости…
На озере за мыском действительно стоял самолет. Это было в шести километрах в тылу у противника.
Осторожно, выставив два патруля, группа подошла к самолету. Люди взяли ломы и кирки. Младший авиатехник Кораблев и младший лейтенант летчик Коновалов стали осторожно обкалывать самолет.
Через десять минут без шума смельчаки освободили самолет ото льда и, прикрепив веревкой к грузовику, тронулись в обратный путь.
На этот раз двигались медленно, на первой скорости, чтобы не повредить самолет. По бокам истребителя, бережно поддерживая плоскости, шли бойцы.
Майор принял все меры предосторожности на случай внезапного налета финских лыжников. Вперед была выслана разведка, сзади колонну охранял тыловой заслон из пяти человек с пулеметом. Все командиры взяли гранаты… Люди были настроены по-боевому.
- Раз мы с таким трудом добыли самолет, не отдадим его никому, - сказал майор.
Вскоре показался берег, знакомые постройки. Из темноты навстречу экспедиции выбегали бойцы. "Ястребка" подтянули к берегу.
На следующий день младший воентехник Кораблев починил пробитую помпу. Летчик Коновалов сел в кабину и опробовал самолет. Управление и приборы оказались в порядке.
Лихо сделав крутой вираж над холмом, где стояли наши батареи, Коновалов помахал крыльями и направился в сторону белофиннов.
Стоявшие на холме услышали знакомый рев "ястребка" и пулеметную скороговорку. Точно изголодавшись, маленький истребитель яростно клевал окопы противника.
Коновалов выровнял машину и поплыл над лесом.
Майор Потапов посмотрел вслед "ястребку" и сказал:
- Вот и все… стоило только захотеть.
1939