Я бы сделал так, чтобы каждый окончивший институт врач, учитель, инженер, агроном, зоотехник, ветеринар, коль скоро он поехал на работу в районный городок или в колхоз, получил возможность построить дом и обзавестись хозяйством. Надо предоставить им для этого долгосрочный кредит с вычетом из зарплаты, помочь материалами, транспортом. Такую же возможность, разумеется, должны иметь и специалисты этого рода, давно работающие в провинции, и те, кто туда переезжает из больших городов. И должны этим заняться, я думаю, министерства, в ведении которых состоят эти люди и которые, кстати сказать, для работников своего столичного аппарата строят дачные поселки. Да и профсоюзам, надо полагать, следовало бы принять в этом участие, подумать, например, о строительных кооперативах, которые существуют ведь в столичных городах. А торгующим нашим ведомствам следовало бы подумать о том, чтобы всемерно облегчить районной интеллигенции покупку автомобилей, мотоциклов, мебели, книг - всего, что украшает жизнь.
Тогда легко будет осуществить передвижку кадров в район.
* * *
В пустынном магазине "Ткани", заваленном штапелем, шелками и ситцем, сидит в стеклянной своей будочке кассирша, безмятежно вяжет кружево. Над окошком кассы табличка: "Кассирша Гогина Н. И."
Посадские люди Гогины - Ивашки, Марьицы, Агапишки и прочие - весьма часто встречаются в древних переписных и дозорных книгах Райгорода. Об иных сказано: "Пашет лучишко и огурчишко", о других: "Копает огороды и тем кормица", о третьих: "Торгует лаптишко, сапожишко", о четвертых: "Пишет на площади", о пятых: "Бродит меж двор". Гогины - это не Петровы или Ивановы, фамилии безличные и очень распространенные, - нет сомнения, что кассирша - потомок тех самых Гогиных. И она не подозревает, что род ее не менее древен, нежели род какого-либо из бывших князей Райгородских.
* * *
Николай Леонидович сказал сегодня, что решено приступить к жатве, убирать будут не только комбайном, но и жаткой и серпами. Правление постановило, что каждая колхозница, которая выйдет жать, до 20 августа будет получать по три килограмма зерна на заработанный трудодень, а после 20-го - два килограмма. Кроме того, всем выдадут еще десять процентов сжатой соломы.
Солома заинтересовала Наталью Кузьминичну, а хлеб почти нисколько. Я думаю, что так же и других женщин. Хлеб здесь все покупают печеный, - в доколхозные времена в здешних местах лишь некоторые деревни сеяли рожь, да и то не ею жили; поэтому получить зерно на трудодень - это значит устроить себе лишние хлопоты: и смолоть его надо и испечь, а иные хозяйки и печь-то толком не умеют. Другое дело, если бы выдали белой мукой. А вот солома очень нужна: и на подстилку и, когда потребуется, двор покрыть. Да и в корм корове она идет. Солома же не хлеб, не не купишь.
Но Наталья Кузьминична тут же заметила, что хлеб-то отдадут, а с соломой опять, как в прошлом году, обманут. Между прочим, ив колхозе солома очень ценится: подстилка, корм, кровля… Николай Леонидович признался, что действительно в прошлом году с соломой вышло не совсем ладно, но это потому, что не успели весь хлеб обмолотить, а так выдали бы. Словно в этом году есть гарантия, что весь обмолотят!
В прошлом году молотьба затянулась из-за того, что в колхозе нет крытых токов, нет и овинов или других, современных, сушилок. И вот, пока молотили, много хлеба намокло и проросло. Трудно понять, зачем надо было в свое время уничтожить крестьянские овины, не заменив их ничем более совершенным. И это повсеместно, во всех тех обширных районах страны, где многовековой крестьянский опыт придумал овин, без которого. нельзя заниматься хлебопашеством в местах, где лето очень часто бывает дождливым, где осень с ее дождями приходит рано.
Но вот смахнули овины, равняясь, должно быть, по южному, степному полеводству.
Подумав, Николай Леонидович сказал, что можно в таком случае, если не доверяют колхозу, выдавать зерно и солому сразу же, необмолоченными снопами: мол, суши сама на печи, сама и молоти. Но видно было, что Наталья Кузьминична не очень поверила ему. Она опасается все же, что снова обманут.
Дорого обходятся нам эти небольшие, каждый в отдельности, обманы: они разрушают веру в колхоз. И не зря на другой день, когда я рассказал об этом разговоре Алексею Петровичу, он по привычке своей только зубами скрипнул и досадливо махнул сжатой в кулак рукой. Это у секретаря райкома наивысшее выражение неудовольствия, в котором и гнев и боль. Ругаться он не ругается. Он сказал еще, что зря так поступил председатель: солома эта все равно не спасла положение, а колхозу нанесен урон, - нельзя обманывать колхозников! Когда же я рассказал, что и теперь не верят, что солома будет выдана, он рассудил, как и Николай Леонидович: снопами надо выдавать, а бабы уж и высушат их на печи и обмолотят…
* * *
Солнечный, но все же не очень жаркий день. Каждый клочок земли в Райгороде, даже на улицах, засажен помидорами. Предположения предприимчивых горожан на сей раз рухнули: из-за поздней весны и дождливой первой половины лета помидоров мало, да и начнут они поспевать поздно, когда даже сюда дойдут в изобилии южные помидоры, - погорит райгородский обыватель.
Обедаем у Грачевых. Михаил Васильевич, всю жизнь свою прослуживший в гастрономических магазинах и питейных заведениях, весьма оживлен, хотя ему уже семьдесят четыре года. Стол он сервировал сам. Обед наш не так уж богат, да и сервировка у Грачевых не бог весть какая, однако Михаил Васильевич сервировал стол не без изыска, со знанием дела. Он вспоминает, какие были в старое время сорта икры и сколько они стоили, как их, мальчишек, учили по переписанному на русский язык прейскуранту запоминать иностранные марки, вин и к чему какое вино подается. Вспоминает он не без гордости, как в прошлом или в позапрошлом году, когда он еще работал в своей "забегаловке", приехал в Красный трактир - так по старинке называет он нынешнее кафе инвалидов - какой-то генерал и заказал шампанское. Шампанское, разумеется, нашлось, - как и крабы, оно имеется повсеместно, - однако никто не знал, как откупорить. И тут вспомнили о Михаиле Васильевиче, послали за ним в его "забегаловку", он явился, артистически откупорил бутылку и подал ее как следует генералу.
Михаил Васильевич и Дарья Васильевна воспитывают милую девушку Капу, которой семнадцатый год. Она перешла в десятый класс, и что с ней дальше будет, трудно сказать. Если не пойдет в институт, то станет, вероятно, служить по "письменной части", выйдет замуж, будет сажать помидоры и лук, варить варенье. В свободные минуты, как это они делают сейчас с дядей Мишей и тетей Дашей, она будет глядеть в окошко на тихую зеленую уличку, упирающуюся в старинный монастырь, и с интересом, хотя и ленивым, но все же интересом, рассуждать о том, что вон Кривцов пошел куда-то, должно быть в кремль, что вон прошла такая-то, что на паточный, видать, привезли булки, а таким-то везут сено, а Пашка Фадеев поехал на озеро ловить рыбу. И странно помыслить, что Капа комсомолка.
Капа рассказала Дарье Васильевне о нашей недавней встрече с волком, но та перепутала и спросила нас, не испугались ли мы медведя. Когда я поправил ее, она с застенчивой улыбкой произнесла: "Так вот складни-то и складываем". Она имела в виду, что по этому подобию растет сплетня.
* * *
Сразу же за чертой города, на болотистом поле возле озера, устроены поля разлива сапропеля. Это - вырытые в земле четыре прямоугольных резервуара, разделенные дамбами и обнесенные дамбой же. В три из них уже налит сапропель, а четвертый, с очень ровным дном, пока еще пуст. Сапропель отстаивается в этих резервуарах, оседает, и на поверхности его кое-где стоит вода. Сапропель выглядит серовато-зеленой студнеобразной массой, лежащей наплывами. Там, где вода ушла, поверхность массы кое-где потрескалась.
Все это уже куда совершеннее того, что я видел в прошлом году на другом берегу озера и под Медведями. Там сапропель сливали в неаккуратно вырытые прямоугольные ямы, обнесенные небрежно насыпанными валами, сквозь которые просачивалась вода. Она уносила из сапропеля на заболоченные луга драгоценный кальций.
В этих полях разлива есть нечто от промышленного предприятия. Одно только плохо: до сих пор не поставлены опыты по намыву сапропеля прямо на поля и луга, хотя для этого можно было бы использовать бросовый приозерный кочкарник.
А ведь год уже минул с тех пор, как приезжала министерская комиссия.
С полей разлива мы едем в село с необычным названием - Медведи. Мы едем смотреть, как повлиял сапропель на капусту, под которую его вносили нынешней весной. С нами, кроме Андрея Владимировича, научный сотрудник опорного пункта, женшина лет сорока пяти, агрохимик, работающая теперь на опорном вместо Андрея Владимировича.
Капуста, которую мы смотрим, весьма средняя, сказать что-либо о влиянии сапропеля нельзя. Она заросла сорняками, да и земля здесь неважная, неизвестны и сроки посева. Может быть, при скудости почвы, засоренности, да еще если сажали капусту в неблагоприятные сроки, она бы без сапропеля была значительно хуже. Но установить этого нельзя, так как настоящих контрольных делянок не оставлено. Агрохимик наш, правда, утверждает, что по краям поля сапропеля не было, капуста там, на мой взгляд, такая же. Впрочем, высокоученая эта дама не может показать нам точную границу, за которой уже не сваливали сапропель, говорит она как-то сбивчиво, неопределенно, Оно и - понятно: опыт, если это можно назвать опытом, ставила не она, а шефствующий над колхозом техникум. Она не может даже точно сказать, сколько же вносили на гектар сапропеля, называет каждый раз другое количество возов, да и возы ведь могут быть разные, - какая это мера для научного опыта!
Можно считать, что и этот год потерян.
Нет сомнения, что сапропель повышает урожайность растений, но надо знать, сколько и когда вносить его под ту или иную культуру, на той или иной почве. Надо изучить способы намыва его на поля. Вот для этого и следует ставить опыты, но только на нормальном агротехническом фоне, оставляя каждый раз контрольные делянки.
С этой целью разумно было бы вместо опорного пункта организовать научно-исследовательскую станцию с небольшим, но толковым штатом работников. Вообще после Андрея Владимировича, на мой, взгляд, пункт никакой пользы не приносит. Андрей Владимирович осушил в Ужболе Бель, с которой колхозники снимают сейчас отличные укосы сена, хорошие урожаи капусты, развел там бекманию. Он поставил вопрос об осушении котловины озера Каово и добился, что сейчас уже готов проект осушительных работ. Наконец, он занялся сапропелем, заинтересовал им, как и всей проблемой озера, печать, научную общественность, местные колхозы, районные и областные организации, добился того, что Райгород получил землесос и сапропель стали добывать, снабжать им колхозы.
А вот наш агрохимик даже не могла проследить, чтобы небольшой опыт с сапропелем, внесенным под капусту, был проделан в соответствии с самыми элементарными правилами. Между тем она получает в месяц две тысячи двести рублей, на сто рублей больше первого секретаря Райгородского райкома партии. Надо ли говорить о масштабах ее и его работы, о пользе, приносимой ими, об ответственности, лежащей на каждом из них. Дорого обходится народу такая наука, особенно если учесть, что подобных пунктов и станций в стране множество и что работают они в значительном числе случаев столь же оторванно от колхозного производства.
Но дело не только в данном научном работнике, в его личных качествах. Работу низовых звеньев сельскохозяйственных научных учреждений, мне кажется, следует вообще строить иначе, комплексно, а этого, сколько я знаю, нет. В Райгороде, например, следовало бы иметь станцию или пункт - дело не в названии, - где был бы следующий примерно штат научных работников: гидромелиоратор-осушитель, почвовед, агроном-овощевод и луговод, зоотехник, агроном-экономист, инженер по механизации сельского хозяйства. Такая станция изучала бы вопросы осушения болот и заболоченных земель, освоения их под травы и овощи, с использованием при этом сапропеля и торфа, вопросы механизации овощеводства и животноводства, вопросы кормления скота теми кормами, которые с наибольшим эффектом могут произрастать на подобных землях. Одна эта станция могла бы заменить десятки других, разбросанных по стране, в похожих местах, Стоила бы она дешевле, а пользы принесла бы неизмеримо больше, так как работа была бы сведена в точно нацеленный кулак, а не производилась бы, как сейчас, растопыренными пальцами. Опыт подобной комплексной станции можно бы рекомендовать и внедрять в сельское хозяйство всех похожих районов страны, то есть в места, где земли нечерноземные, где имеются болота и заболоченные угодья, где наличествуют богатые сапропелем озера, богатые торфяники, где направление хозяйства овощеводческое и животноводческое или же, в целях наибольшей выгоды, должно быть таким.
Но раз уж зашла речь о сельскохозяйственной науке, нельзя не сказать, как представляется она иной раз стороннему человеку, которому случается бывать в деревне.
Была, например, в качестве панацеи от всех бед травопольная система, травы сеялись всюду, даже и там, где это было невыгодно. Во многих местах провалилось это дело, и травы теперь - что совсем преступно - как бы в опале, за них не дерутся, ими пренебрегают даже и там, где они нужны как воздух.
Было, помнится, орошение центральных черноземных районов страны - сплошное, с шумными газетными статьями, вложили уйму денег, видели в этом панацею от всех бед для всей этой обширной области, а теперь замолчали, хотя в качестве одного из способов борьбы за урожай орошение весьма полезно. Надо было лишь вводить его не сплошь, а там, где это было легче и доступнее, - скажем, на овощах.
Была, не в столь больших размерах, вспышка с ветвистой пшеницей, и я сам видел, как в Заволжье, где есть отличные, драгоценнейшие твердые пшеницы, посевы которой в ту пору сокращались, - как в одном тамошнем колхозе колхозники, не ведая, что и зачем они делают, сеяли в обязательном порядке непроверенную и очень сомнительную ветвистую пшеницу, сеяли, разумеется, зря.
Затем были лесные полосы, влетевшие в огромную копеечку, отнявшие много земли, техники. Теперь эти полосы во многих местах забыты, заброшены, и печать о них молчит, хотя дело это нужное; не надо только считать его панацеей от всех бед, а вводить постепенно, в районах, где это прежде всего и жизненно необходимо, причем вводить в комплексе с другими мероприятиями.
Отсюда-то и возникает мечта о таком научном учреждении, которое, оставив бесполезную шумливую пропаганду одного какого-либо метода, одной культуры - для всех без исключения мест, - занялось бы комплексным изучением различных методов и культур применительно к особенностям того или иного района страны. На основе такого изучения, такой комплексной разработки должны бы составляться планы развития сельского хозяйства той или иной области, района, колхоза, причем в этих планах, опирающихся на научные данные и местный вековой опыт, должно быть предусмотрено постепенное внедрение новых культур, пород и видов скота, методов и способов работы, новых механизмов - новых вообще и для данной местности.