Этот роман посвящен тем, кто еще только готовится выйти в море, овладевает сложной и мужественной профессией моряка. Герои романа - курсанты военно-морского училища.
Содержание:
Перед вахтой 1
Часть 1 1
Часть 2 21
Часть 3 32
Примечания 59
Перед вахтой
Алексей Кирносов
Часть 1
Начальство думает долго, но решает мудро. Наконец начальство решило, что открытие спартакиады училища будет двенадцатого декабря, и все согласились, что лучше и не надо. Заволновались спортивные советы курсов. Комсорги провели по классам собрания под девизом "Выведем наш курс на первое место". Только спорту посвящены были очередные номера стенных газет. Выдающихся спортсменов освободили от караульной службы. А на втором курсе все еще не нашли полутяжа по боксу. Тридцатого сентября Пал Палыч Беспалов, мастер спорта и тренер боксерской команды училища, дождался времени, названного в распорядке дня "личным", и отправился по расположению второго курса, ощупывая взглядом крупные фигуры. Председатель спортивного совета второго курса Саша Ярцев шел чуть позади, хмурый, как нынешняя погода, и никого не ощупывал взглядом, ибо прекрасно знал, что самые упитанные второкурсники весят не более чем по семьдесят килограммов, и, следовательно, никакого полутяжа им не найти, и в таблице соревнований будет по этой графе круглый, отвратительный ноль, курсовая команда не займет даже второго места, и плохо ему, Саше Ярцеву, придется по всем линиям службы, и долго потом будут склонять его бедное имя на разных совещаниях, сборах и заседаниях. Так, гуськом, прошлись они по коридорам и классам. Заглянули в кубрики, в умывальники, в курилку, в библиотеку, и в баталерку, и даже в музыкальный класс, хотя смешно в музыкальном классе искать перспективного полутяжа. Оглядев глазастых, тонких, как грифы домр, музыкантов, Пал Палыч тихо вышел в коридор, присел на подоконник и закурил в этом неположенном месте. Надо полагать, он грустил и думал о том, что на четвертом, к примеру, курсе этих полутяжеловесов от клуба до камбуза в две шеренги построить можно.
- Везде побывали? - задал он вопрос Саше Ярцеву, который ни присесть на подоконник, ни закурить в неположенном месте не рискнул. Саша считал, что для военного человека дисциплина - это главная основа жизни, и воспитывал в себе дисциплинированность. К тому же за курение в коридоре давали два наряда вне очереди.
- Вроде везде, - кивнул Саша, подумав. - В комнату культпросветработы не заходили, да это и ни к чему. Там у нас читатели собираются, художники, философы всякие. Никчемный народ.
- Все же наведаемся, - решительно сказал Пал Палыч, плюнул на окурок и, повращав головой, сунул его за батарею отопления. В просторной комнате культпросветработы было свежо и тихо. Трое щуплых в уголке сдвинули головы и бормотали, рассматривая потрепанный альбом. Известный всему училищу художник Игорь Букинский пристроился близ окна и копировал маслом из "Огонька" картину Айвазовского. За столом двое, мешая друг другу, читали в газете статью. А в самом дальнем углу, скрючившись, пристроилась на маловатом для нее стуле фигура с тетрадью на коленях. Фигура чесала макушку пером авторучки и при этом шевелила губами, в которых, судя по раскраске, авторучка побывала не раз. Пал Палыч пригляделся. Сложно было определить на глаз рост и вес согнутой вчетверо фигуры, но выразительные плечи, на которых квадратные погончики терялись, как четырехкопеечные марки на бандероли, заставили сердце тренера зябко вздрогнуть.
- Кто таков? - спросил он и указал на фигуру подбородком.
- Этот? Саша Ярцев нахмурился и скривил губы. - Слоненок. В смысле - Антоха Охотин. Безнадежно. Он в самодеятельности. И сак первого ранга. На зарядке его раз в неделю увидишь. Он не любит поднимать что-нибудь тяжелее карандаша.
- Рост? - осведомился Пал Палыч.
- Сто восемьдесят пять, - доложил председатель спортивного совета.
- Вес?
- На последней антропометрии потянул восемьдесят два двести, - не копаясь в памяти, ответил Саша Ярцев. - Только это бесполезно.
Тренер продолжал расследование:
- Двойки получает?
- Случается, - ухмыльнулся Саша. - Кто же их не…
- Исправляет на какую оценку? - перебил его тренер.
- Всегда на пять баллов.
- Какие места занимает в самодеятельности?
- В самодеятельности Слоненок могуч! - честно ответил Саша. - В прошлом году курс на первое место вытянул. Сенсация - первый курс на первом месте!
- Чего это он пишет?
Саша пожал плечами.
- Издали здорово смахивает на стихи.
- Это осложняет дело… Ты погоди пока в сторонке, - велел Саше тренер и сунул руки в карманы куртки большими пальцами наружу. Он прошелся по комнате культпросветработы, оглядел диаграммы и фотовитрины, отражающие успехи в учебе, строевой и политической подготовке, спорте и самодеятельности. Заглянул через плечо Игоря Букинского в его картон, где уже свирепствовал девятый вал, но обломка мачты с обреченными погибели турками еще не было.
- Неплохо, - произнес Пал Палыч лестное слово.
Только после таких отвлекающих маневров Пал Палыч приблизился к цели своего здесь пребывания. Он сел на стул рядом и закинул ногу на ногу. Фигура, потревоженная скрипом мебели, распрямилась, и на Пал Палыча уставились большие карие, чем-то ошарашенные глаза.
- Письмо на родину? - вежливо поинтересовался Пал Палыч, будто не заметил, что тетрадный лист исписан строчками неравной длины.
- Не совсем, - уклонился от точного ответа Антон Охотин и прихлопнул тетрадь. - Моя родина здесь, на Васильевском острове.
- Видные парни вырастают на Васильевском острове, - одобрил Пал Палыч. - Ты, наверное, спортом увлекаешься? Антон ответил слегка растерянно:
- Бильярдом.
Пал Палыч и это одобрил:
- Хороший спорт. Воспитывает глазомер и точность движений. Вот только курят в нашей бильярдной. Это плохо. - Антон терял интерес к разговору, когда собеседник начинал изрекать непреложные истины. Он поддержал беседу исключительно из уважения к офицерскому званию тренера:
- Вообще курить - плохо.
- Вредно, конечно, - согласился Пал Палыч, и Антон уже не слушал его, а смотрел на тетрадь и старался не забыть внезапно пришедшую в голову рифму "немощно - не на что". Тренер говорил: - Однако если ты покуришь, а потом побегаешь на лыжах или в спортзале потренируешься, никакого никотина в легких не останется. Вся дрянь из тебя выйдет. Пойдем покурим, - предложил Пал Палыч. Антон сунул тетрадь в карман, и они вышли на лестничную площадку, где курить тоже не дозволялось, но менее строго. За курение на лестничной площадке старшина роты давал только один наряд вне очереди. Пал Палыч протянул коробку сигарет, и Антон вдруг понял, что от него тренеру нужно, зато забыл редкую рифму.
- Будете меня в секцию агитировать? - спросил он.
- Буду, - не стал отрицать тренер.
- Боюсь, что ничего не выйдет, - сказал Антон Охотин.
Пал Палыч пустил дым в стену, взглянул на свои вычищенные, коротко остриженные ногти, остался доволен их состоянием и настроился на философский лад.
- В чем сущность человека? - произнес он задумчиво. Как раз вчера Антон читал на эту тему.
- Скажем, по Фейербаху, сущность человека - это разум, любовь и воля, то есть желание, - похвалился он осведомленностью.
- Фейербах много туману подпускает, - возразил тренер. - А вот по Беспалову вся сущность человека заключена в способности к самоусовершенствованию. Это точнее. К слову сказать, я никогда не упрекну девушку за то, что она проводит два часа у зеркала, поскольку у зеркала она совершенствует свой облик и потом выходит на улицу не заспанной растрепой, а в виде такого бутончика, что каждому взглянуть радостно и приятно.
- А ведь верно, - удивился Антон. - Теперь не буду хихикать, когда девушка трудится перед зеркалом.
- В каком состоянии человек появляется на свет? - продолжал тренер. - Это даже плакать хочется, в каком жалком состоянии! Но путем воспитания и самоусовершенствования он достигает умопомрачительных высот. Душевные качества, моральный облик, вкусы и манеры поведения - это не дар божий, а результат воспитания и самоусовершенствования! - Пал Палыч воздел палец. - Но скажи мне, Антон, ради чего прилагает человек много тяжелых усилий к совершенствованию своей души и своего тела, ради чего он столько трудится, не получая за это заработной платы?
- Ради собственного удовольствия, - предположил Антон.
- И это, конечно, есть, - не замедлил согласиться Пал Палыч. - Приятно чувствовать себя бодрым и могучим, как юный тигр. Но если бы дело было только в этом, никакого дела не было бы. Вместо спортзала человек пошел бы на танцы, в цирк или в ресторан. Там приятнее и легче. И вот мы приближаемся к истине. Человек понимает, что слабость, неловкость и кособокая немощь удручают окружающих, что это противное зрелище. Сознательный человек уважает тех, кто на него смотрит. Он не позволит себе быть противным. Вот в чем первая причина распространения спорта, а не всякие там лавры, которые и в суп не годятся. Антон вообще-то согласился с Пал Палычем, но он любил возражать и поэтому сказал:
- Странное у вас понятие о совершенстве. Я не считаю совершенным беднягу с синяком под глазом и распухшим носом, как ходят ваши питомцы. Гимнастику я еще могу понять, но бокс?
- Нельзя понять то, что ты даже не пощупал, - настаивал Пал Палыч. - А во-вторых, гимнастикой ты тоже не занимаешься. Бывают люди физически недоразвитые от природы. Ну, не дано им. Как мне, к примеру, не дано музыкального слуха. Сколько ни учи меня играть на баяне, ничего не выйдет. Обидно, конечно, но возразить природе мы пока не в силах. С другой стороны, бывают люди сознательно недоразвитые. Природа снабдила их всеми исходными данными, а они, дураки и лодыри, при этих данных и остались. Мускулы - кисель, суставы - ржавые шарниры, реакция - как у крокодила на брюкву. Таких сознательно недоразвитых можно только презирать. Антон обиделся.
- Кто это не-до-раз-ви-тый? - тихо прищурился он на Пал Палыча с высоты своих ста восьмидесяти пяти. Он расставил ноги, приподнял плечи, набрал в грудь воздуху и сунул за ремень большие пальцы рук. И теперь худенький, среднего роста мастер спорта Пал Палыч Беспалов, когда-то чемпион страны в своем весе, выглядел перед Антоном несколько ущербно.
- Вы доразвитый! - произнес Антон, сокрушенно глядя на хрупкого мастера спорта. И вдруг спокойно, не больно ударившись, лег на каменные плиты площадки и растянулся, а невыразительный Пал Палыч стоял с сигаретой в зубах, руки в карманах и слегка наступал ботинками на его вывернутые ступни, и сколько Антон ни тужился, подняться никак не мог.
- Хватит, - попросился он. - Пройти могут.
Пал Палыч отступил, и Антон поднялся, отряхивая зад.
- Хороший прием, - сказал он, стараясь не сердиться, поскольку джентльмен обязан проигрывать с улыбкой.
- А я тебе что толкую, - отозвался Пал Палыч.
- Но это же не бокс, - возразил Антон.
- Это общее физическое развитие, - растолковал Пал Палыч. - Я, брат, доразвитый.
- Ваша взяла, - смирился Антон. - Дайте закурить. Подав коробку, Пал Палыч осведомился:
- Придешь на занятие секции завтра в девятнадцать часов?
Антон пустил дым кверху колечком.
- Думаете, так сразу и убедили? Нет, Пал Палыч, это немыслимое дело. Откуда у меня время еще и на бокс! Ну, не обращаться же мнё к заместителю командира курса по политчасти, чтобы он нашел тебе время еще и на бокс, - вздохнул Пал Палыч. - Не прорабатывать же на комсомольском собрании Антона Охотина, отказавшегося выступить в соревнованиях за честь курса.
- Хе! - сказал Антон. - Замполиту я нужен в самодеятельности. Он меня от зарядки и вечерней прогулки освобождает, чтобы я репетировал. Замполит не допустит, чтобы меня на комсомольском собрании прорабатывали. Визгнула дверь, и на площадку вышел старшина роты курсант пятого курса мичман Дамир Сбоков.
- "Люкс" куришь? - изумился старшина роты. - Наглость какая! Наряд вне очереди. В субботу заступишь дневальным по роте! Это грянуло как прикладом по голове. Прощай увольнение, прощай кафе "Север", прощай Леночка, прощайте темные переулки Петроградской стороны, прощайте упругие, как теннисные мячи, поцелуи на уютной черной лестнице! Антон молчал, и стены плыли перед глазами.
- Вам ясно? - спросил Дамир, переходя на "вы", и это было признаком того, что сделано что-то не так, как положено. Антон вспомнил, что положено делать в таких случаях. Есть наряд вне очереди, товарищ мичман, - выдавил он из себя уставную формулу.
- Это я его "Люксом" угостил, - вмешался Пал Палыч. - Отмени наряд, Дамир.
- Эх, за кого вы вступаетесь, товарищ капитан, - покачал головой старшина роты. - Он сегодня на зарядку не выходил и от вечерней прогулки, ей-богу, саканет. Пойдет к замполиту, поплачется, что ему не хватает времени репетировать, и тот разрешит по доброте сердца. Будь моя воля, я бы всех этих артистов тремя карандашами из списков на увольнение вычеркивал!
- А спортсменов? - поинтересовался Пал Палыч.
- Ну! - вскинул подбородок Дамир Сбоков. - Сравнили ложку с лопатой. Спортсмена я и в среду уволю, лишь бы двоек не имел.
- Вот и прекрасно. Антон теперь у меня в секции, - сообщил Пал Палыч. - Выставляю на спартакиаду училища в полутяжелом весе. Будет с твоим дружком Колодкиным драться за первое место. Мичман округлил белесые глаза.
- Охотин?.. С Колодкиным?.. Не смешите меня, Пал Палыч, мне нельзя смеяться, я дежурный по курсу. Колодкин его так уделает, что он будет на карачках ползти до самого лазарета!
- Колодкин не бог, - возразил Пал Палыч, посмеиваясь.
- В боксе - бог!
- А если и бог? Боги не вечны, это ты должен знать, высшее образование заканчиваешь. В общем, отмени наряд, Дамир, - потребовал Пал Палыч. - У Антона должно быть жизнерадостное настроение. Мичман думал. Он хмурил брови и смотрел на Пал Палыча, как ястреб на лисицу, оттягавшую у него гуся. Пальцы его шевелились, и губа дергалась. "Купил меня Пал Палыч, - думал Антон, - и так дешево: за одно увольнение!"
- Ну, поскольку вы за него просите… - произнес наконец старшина роты, - тогда пусть гуляет в субботу… И что за тип такой? Все за него просят, то замполит, то комсорг, то начальник клуба. Теперь - тренер. И всем на мой авторитет начхать, будто я не старшина роты, а мишка на севере… - бормотал мичман, спускаясь по лестнице.
2
Обыкновенный человек может, когда ему угодно, подняться с дивана, скинуть домашние туфли, обуться в модные корочки, прикрыть прическу шляпой и отправиться на шумные улицы для наслаждения прелестями быстротекущей жизни. Обыкновенный человек не считает это проблемой, и поэтому бывают случаи, когда он томится дома, имея возможность пойти в парк, в кино иди в гости.
Курсант второго курса высшего военно-морского училища может покинуть родные стены только в субботу вечером и в воскресенье, если он: не имеет учебной задолженности; не назначен в наряд или в караул; стал в строй увольняемых без нарушений формы одежды; не получил на неделе дисциплинарного взыскания; довел до совершенной чистоты и блеска свой объект приборки; содержит личное оружие в идеальном порядке и многое такое прочее.
И все же не надо забывать, сколько нам отпущено судьбой прекрасного. Субботы ждут со сладостно ужасным замиранием сердца! Суббота - это день особый.
С самого утра все не так. Зарядки нет. Курсант выносит во двор постельные принадлежности, чтобы выколотить из них пыль и казарменный дух. За завтраком он одной рукой жует булку с маслом, а другой рукой драит о бедро латунную бляху поясного ремня. Если надраивать ее так с утра и до ужина, бляха станет золотой.
Начинаются занятия, и приободрившийся двоечник жалобным стоном молит преподавателя спросить его, убедиться в отличном знании предмета и исправить оценку. Преподаватель не выдерживает источаемого глазами двоечника отчаяния и спрашивает что попроще. В руке двоечника возникает раскрытый на нужной странице классный журнал. В руке преподавателя из воздуха возникает авторучка. Вздрогнув, преподаватель ставит утешительный балл…
В субботу все такие усердные, исполнительные и дисциплинированные, такие трудолюбивые и добросовестные, что старшины смотрят на подчиненных увлажненным взглядом, начинают сомневаться в необходимости мер принуждения и приказания отдают тоном почти отеческим.
- Охотин, милейший, подойди-ка, - позвал мичман Сбоков, когда кончились занятия и дежурный по роте просвистел большую приборку. - Будь любезен подраить гальюн на третьем этаже. Вчера ты устал, коридор натирать тебе будет трудно.
- Есть подраить гальюн на третьем этаже, товарищ мичман, - безрадостно репетовал Антон.
- Накануне он впервые вкусил терпкую прелесть тренировки, и сейчас все мускулы ныли, суставы поскрипывали и нос распух. Совсем другая наружность с этим носом. Преподлейшая, можно сказать, наружность.
- Ступай, - ласково отослал его Дамир Сбоков. - И не забывай, пожалуйста, что нос всегда надо перчаткой прикрывать.
И он ухмыльнулся, припоминая, как вчера заглянул в спортзал, увидал Антона Охотина, колотящего кулаками воздух, и залюбовался. В конце занятия Пал Палыч (для привития вкуса) разрешил Антону поработать с Колодкиным, шепнув тому, что это не всерьез. Колодкин только уклонялся от свирепых и размашистых ударов, а если и бил сам, то слегка и в корпус. Деликатный человек, Колодкин делал вид, что работает в полную силу, а Дамир Сбоков хихикал и отпускал со своей скамейки злоехидные замечания.
Колодкин совершенно случайно задел Антона по носу. Антон, можно сказать, сам наткнулся на перчатку. В глазах у него вспыхнуло, в мозгах звякнуло, в груди взметнулась гейзером обидная отчаянность, и он кинулся на Колодкина, как фокстерьер на кабана, не помня, где он, с кем дерется и вообще
что к чему. В бездумном боевом забвении он пер на врага, вышвыривая вперед кулаки и шлепая губами. Спорт кончился. Колодкину при всей его деликатности ничего не оставалось делать, как уложить Антона крюком в печень. Все же он пожалел незнакомого человека и не провел удара в челюсть.
Антон лежал на спине, пропихивал воздух через сплющившееся горло и был уверен, что сейчас умрет, а старшина роты мичман Сбоков убеждал Пал Палыча:
- И чего вы хотите от этого артиста? Он же как арбуз - сверху красивый, а внутри вода. Наплюйте на него, все равно ничего не получится. А я поставлю его в наряд с субботы на воскресенье.
Ужаснувшись, Антон вскочил на ноги.
Пал Палыч сказал Дамиру:
- Все идет как следует быть. Никаких нарядов с субботы на воскресенье. Пусть Антон гуляет и радуется.