Он бросился вдоль берега, чтобы получше разглядеть. Кунгаса вообще нигде не было.
Савелий лихорадочно вертел головой, прищуривался, тер очки. Да где же он? Не мог же утонуть, ведь деревянный… Он поднял отвороты сапог и бездумно пошел в воду, пока не почувствовал ступнями мокрый холод. Нноко медленно карабкался наверх. Всхлипнув, Савелий бросился назад, чуть не сбил старика, ворвался в палатку, но не закричал, а тихо и виновато произнес:
- Ребята, кунгас куда-то пропал.
Шелегеда, Антонишин и Корецкий мгновенно сели на нарах и уставились на Савелия. Заворочались остальные.
- Как пропал? Брось пугать.
Шелегеда выскочил, как был, в одних трусах. За ним остальные.
Кунгас был на месте, только почти вровень с бортами ушел в воду. Сверху в этот серый предутренний час ясно очерчивался его сигарообразный силуэт. Конечно, с берега Савелий не мог видеть кунгаса.
- Нарыбачились! - сквозь зубы процедил Шелегеда, но тут же справился с волнением, негромко распорядился: - Ну вот что, ребятки, главное - без паники. Мы еще не такое видали. Всем одеться, чай потом пить будем - собрать все ведра, кастрюли. Успеем до утренней волны - считай, повезло.
- Бригадир, невод-то полон рыбы, гляди, - нервно заиграл охотничьим ножом Корецкий. - Денежки плавают.
- Вижу, не слепой. Сначала воду вычерпаем, потом рыбу. - Бригадир посмотрел на Савелия, потом на Антонишина. Спросил: - Может, чоп выскочил?
Савелий неопределенно пожал плечами.
- Не может, - мотнул головой Антонишин. - Лично забивал.
Нноко тоже хотел было забраться в лодку, волоча за собой пустую флягу из-под молока.
- Сторожи, дед, палатку, - распорядился Дьячков.
Когда подошли к кунгасу и когда Савелий увидел плавающие вровень с бортами багры и утопки - вошло в него не то чтобы равнодушие, а скорее великая усталость и лень. Будто он долго-долго взбирался по крутой горной тропе и когда спуск, казалось, был совсем рядом - тропа вдруг оборвалась.
- Разве ее всю вычерпаешь? - сорвалось с языка.
- Захочешь, вычерпаешь! - почти радостно проговорил бригадир. - Давай, ребятки, давайте. Осторожнее!
Работали молча, сосредоточенно, сдувая комарье, слизывая пот.
- Чоп не должен вылететь. - опять сказал Антонишин.
- Значит, что-то другое…
Вода, казалось, не убывала. У Савелия, как всегда от тяжелой физической работы, заныл правый бок.
- Те вон уже рамы потянули, - Корецкий долго смотрел в сторону рыббазы.
Вода постепенно стала убывать. Рыбаки повеселели.
- А город подумал - ученья идут, - произнес свою сакраментальную фразу Витек и посмотрел на белые коробки близкого города.
Солнце поднялось и лежало на воде тяжелыми слитками. Розовым светом горел прибрежный кустарник. Правый садок невода дробился, бурлил. Через наплава прыгали в вольную воду сверкающие рыбины.
Невдалеке играла сытая нерпа.
Чоп оказался на месте, и это удивило всех. Залезли в корму - сквозь щели незаметными ручейками сочилась вода. Впрочем, она сочилась по всему днищу кунгаса. Стало очень тихо. Такой беды не ожидал никто.
- Без кунгаса нам хана.
Все опять посмотрели на Савелия и Антонишина.
Савелий безразлично опустился на лавку, привалился к борту и закрыл глаза. Антонишин ожесточенно крутил шеей в тесном воротнике, поминутно чертыхался:
- Эт, черт…
- Вот что, гладиаторы, как бы там ни было, а оба садка полны рыбы. Не переберем - ляжет на дно, задохнется. А за это по головке не гладят.
- Было такое, было, - почесал Анимподист за ухом. - Лично из своего кармана платил штраф.
- Большой? - поинтересовался Корецкий.
- Твоих отпускных не хватит.
- Переберем, чего уж там, - первым поднялся Витек. - Раз надо - переберем. Хоть по горло в воде, а? Только заботы бригадирской не вижу. Чем отогреваться будем-то? Чай, поди, не возьмет…
- Найдем, ребятки, будьте спокойны. - Шелегеда хитро подмигнул.
В бригаде трудно что-либо скрыть друг от друга, а тем более бутылочную продукцию. Витек первым выразил сомнение.
- Согревающее будет, - успокоил Шелегеда.
- Ну-у! Это пока в город, пока оттуда… - недовольно протянул Витек.
- А вы хотели, чтоб прямо с берега?
Антонишин тем временем поднял якорь, Савелий с шестом занял свое место на носу, Слава Фиалетов отчалил на лодке к катеру. Начался отлив. Надо успеть, пока отлив не набрал силу - тогда придется тянуть кунгас по тросу вдоль Центрального. А сейчас парни разобрали шесты и плавно ввели кунгас в невод. Оба его садка кипели словно вода в бурлящем котле.
- А? Каково? - шумно радовался Витек и весело поглядывал на лица рыбаков.
В кунгасе приумолкли - такого улова в неводе никто не мог даже предполагать. Шелегеда - и тот удивленно покачал головой. А Дьячков потуже затянул ремень и удовлетворенно потирал руки.
Миновав "секретку", рыбаки ухватили дель и потянули. Какое там! Она вогнулась внутрь гигантским свинцовым булыжником.
- Не, ребята, - сказал Шелегеда. - Не взять нам этот улов. Анимподист, выпусти треть садка с носа. Вторым заходом возьмем.
Так и сделали. Дель стало тянуть легче, но перед самой рамой пришлось еще часть рыбы выпустить.
Вода в кунгасе тем временем прибывала.
Набили раму. И снова дель свинцовой тяжестью прогнулась вниз. Кета шла валом. Рыбины лезли друг на друга, валились на бок, снизу подпирали новые.
- Давай, гладиаторы, давай! - орал возбужденный Шелегеда. - Четверть плана сделаем.
Очень хотелось курить, но сигареты превратились в сплошное месиво.
Витек скинул резиновую куртку, разделся до пояса.
- Ты что, спятил?
- Один черт, все равно скоро по горло будет.
Тело у Витька худощавое, мускулистое. На плечах бугры мышц, руки перевиты изящной мускулатурой, спина - словно два сложенных крыла.
- Культуризмом занимался? - спросил Корецкий. - Я тоже немного…
- Трудизмом, а не культуризмом. Слыхал про такое? - Витек стеснялся своего тела и подобные расспросы не мог переносить.
- Ну уж! - усомнился Том. - Трудизм развивает мускулы неравномерно, что-то одно.
Разделся Савелий. Все дружно заржали, глянув на его хилое и бледное тело.
- А что, тоже гладиатор, - заступился бригадир. - Правда, в засушенном виде.
Все снова засмеялись.
Действительно, работать стало теплее, и солнце, будто жалея рыбаков, палило по-материковски.
Шелегеда распорядился нагруженную раму отвести в сторону и подготовить вторую. Забили вторую. Вода в кунгасе прибывала.
Вполне можно было забить и третью раму, но Шелегеда знал: не разгрузишь правый садок, начнется прилив, и рыба попрет в него. А там и так до самого верха.
Никому не хотелось верить, что придется перебирать и правый садок. Прошло почти шесть часов, как рыбаки вышли из палатки. Нестерпимо хотелось пить.
- Глядите, гладиаторы, сами. Можем правый садок не перебирать, тогда придется распустить шов, выпустить рыбу. Иначе задохнется.
- Да чего там, давай, - еле ворочая языком, пробормотал посеревший от усталости Том Корецкий.
- Ну так как? Решайте! Вода прибывает, - торопил Шелегеда.
- Сделаем, - ответил за всех Корецкий, - может, такого случая не будет.
Еще набили две рамы. Вода поднялась выше пояса. На это уже никто не обращал внимания - будь что будет.
Шелегеда переговаривался со Славой, кому сопровождать рамы на рыббазу. Четыре рамы! До вечера не управиться.
- Я бы с Савелием пошел. Привык уже, - предложил Антонишин.
- Нет, он дежурил ночью. Надо другого.
Савелий Водичка чуть не заплакал слезами благодарности. Он-то знал, что если его пошлют на рыббазу, он скорее утопится, чем прыгнет на раму. Одна мысль сверлила мозг - спать, спать, спать!
- Витька надо, он выдержит.
- Я-то выдержу, да не пойду, - огрызнулся Витек.
- Почему?
- Не пойду, и все. Лучше в следующий раз повезу хоть двадцать рам. Да и ужин надо готовить, я же повар…
- Есть консервы…
- Сказал, не пойду. В другой раз - пожалуйста!
Дьячков хлопнул себя по лбу:
- Все ясно! Хочет, бригадир, удостовериться, сдержишь ты слово или нет.
Вспомнили об обещанной водке.
- Твою долю оставим, не волнуйся…
- Да-а-а, - с недоверием протянул Витек, - знаю я вас…
- Давай пойду я, - сказал Омельчук, - мне все равно нельзя пить, я спортом занимаюсь.
Витек молитвенно развел руки, надвинулся на Омельчука, причитая:
- Родной ты мой! Господи, да что же это такое делается?! Господи, да как же это?! Откуда такие люди берутся? - И вдруг во все горло заорал, выпятив свою атлетическую грудь:
Я другой такой страны не знаю-ю-ю,
Где так вольно-о-о дышит челове-е-ек.
Савелий устало улыбнулся - отличный парень, Витек.
- А с ним пойдет Том Корецкий, - сказал Шелегеда. - Он у нас пока все находился в резерве главного командования.
Корецкий плотно сжал губы, но ничего не сказал.
Пошел прилив, и рыбаки насколько могли подтянули кунгас на сушу.
- В полный отлив займемся ремонтом.
Нноко суетился в палатке. Посередине обеденного стола мерцающе поблескивала плотным товарищеским кружком компания прозрачных бутылок.
Рыбаки радостно потерли руки. Из огромной кастрюли исходил густой мясной запах.
- Откуда?
- Оттуда, оттуда, - объяснял с сияющим видом Нноко.
- Неужели в город успел смотаться? Вот так Нноко! Мы тебя на руках будем носить, только почаще устраивай нам такие подарочки.
- Часто нельзя, голова будет дурной. А маленько - очень хорошо! - И он сладко зажмурил глаза.
Водка взяла мгновенно. Савелий, поднося ложку ко рту, вдруг раздумал, развернулся, полез на нары, но, не дотянув до своего угла, замер поперек антонишинского матраса.
- Минус один, - зафиксировал этот факт Шелегеда и разлил всем по второму разу.
- Да и я затухаю, извините, - пробормотал Витек и полез следом за Савелием.
- Э-эх, а еще гладиатор, - упрекнул кто-то незлобиво.
Через несколько минут палатка заколыхалась от разноголосого храпа. Только Нноко бесшумно ходил вокруг стола, собирая посуду. Подросший Сынок возился в углу с чьим-то ботинком. Стан спал.
Минус палатка
Слава Фиалетов, Омельчук и Корецкий явились поздно ночью. Шелегеда пересчитал квитанции - до половины плана не хватало девяноста центнеров. Он глянул на перевернутый кунгас. С полным отливом был объявлен аврал. Посудину перевернули на бок, укрепили подпорками. И всем сразу открылась причина течи - все днище кунгаса и низ бортов были испещрены глубокими ломаными расколами, кое-где отвалился гудрон, обнажив темную древесину.
- Гудрон! Гудрон чем размешивали? - рявкнул бригадир и в волнении часто-часто заморгал. Савелий похолодел.
- Как чем? - робко переспросил он. - Палкой. Как ее - квачей, что ли?
Бригадир шваркнул ладонью о днище кунгаса. Казалось, что с ним сейчас случится припадок. Он скрипнул зубами и тихо проговорил:
- Сева, не придуривайся. Я спрашиваю, гудрон вы разводили соляркой?
- Мы спросили у ребят с соседнего кунгаса, как ты велел, - вмешался Антонишин, отчаянно крутя шеей. - Они ничего не сказали про солярку.
- У кого спрашивали?
- А такой кудлатый, здоровый парень…
Шелегеда усмехнулся:
- Тогда все ясно. Э-эх! Как вы про солярку-то забыли?
Случись это в начале путины - несдобровать бы ни Савелию, ни Антонишину. Но сейчас ни у кого не появилось желание даже обругать виновников. Лишь Корецкий громко вздохнул и махнул рукой:
- Господи, куда я попал!
Бригадир распорядился сколоть старый гудрон. Славу отправил в колхоз за паяльными лампами.
Шелегеда перевел взгляд на невод - можно снова начинать переборку. Он размышлял: часов через пять начнется прилив, за это время с кунгасом никак не управиться. Значит, надо выволакивать его на берег, чтобы схватился гудрон. Но восьмерым такую махину не осилить, а трактор сюда не пройдет. Это раз. Что делать с рыбой в садках? Закрыть "секретки"? Рука не поднимется. Такого еще, наверное, за всю историю путины не было, чтобы сознательно не пустить рыбу в невод. Но ведь иначе погибнет. И этого никто не простит. В любом случае пока ясно одно - "хвост" первого массового хода кеты упущен. Второй начнется, может быть, через неделю, он будет значительно слабее, а третьего вообще можно не дождаться.
Слава вернулся с Николаем Захаровичем. Не поздоровавшись, Чаквария быстро направился к кунгасу. В молчании столпились все рыбаки.
- Поздравляю, дорогой! - раздраженно бросил Чаквария бригадиру. - Голову мне за вас снесут.
- Надо успеть осмолить до прилива, - сказал Шелегеда. - "Секретки" невода придется закрыть…
- Что-о?! Слушай, ты соображаешь, что говоришь, дорогой?
- Есть выход, не горячись, Николай Захарович, - как всегда улыбаясь, произнес Анимподист. - Вези людей с тех бригад, пусть выбирают. А мы кунгасом займемся.
- Ну уж тихо! - Шелегеда даже слегка побледнел. - За невод отвечаю лично я, и чужим людям на нем делать нечего. На мне он висит, понял? Четырнадцать тысяч!
- Да погоди, погоди, - Чаквария легонько хлопнул бригадира по плечу. - Анимподист дело говорит. Иного-то выхода нет. Сам буду с ними. Я тоже отвечаю за невод. Пойми, Гриша, у тебя выходит по принципу: ни себе, ни людям. Так, что ли?
- Кому рыба зачтется?
- Действительно, кому? - подхватил Корецкий.
- Тем, кто будет перебирать. - Инженер вдавил окурок носком сапога.
- Может, пятьдесят на пятьдесят? - предложил Корецкий.
- Без "может". Это не частная лавочка, а государственный колхоз.
- Именно, - подтвердил Витек.
Загудели "паялки", запылал костер.
До того как подступила первая приливная волна, все же успели осмолить корму и часть днища. Потом осторожно спустили кунгас на воду. Почерневшие от сажи и усталости, рыбаки бухнулись на нары. И если бы опять не Ннокко - лечь им без горячей пищи.
А ночью поднялся шторм. Еще с вечера теплоходы потянулись с моря в реку, Нноко решил разбудить Шелегеду.
- Кунгас надо тащить дальше от берега. Большой ветер будет, бросит на камни. Тогда - камака, смерть!
Бригадир с трудом разбудил Славу, и они вдвоем отбуксировали кунгас подальше от берега, бросили якорь.
Шелегеда, поглядывая на зловещие тучи, мрачнел. Славе посоветовал увести катер под укрытие Нерпичьей косы. Вместе с Нноко они убрали с берега все, что могло унести в море, и разбудили дежурного - Антонишина.
Первые удары ветра рванули палатку. Неровно сыпанул дождь, жестко захлопал брезентовые потолок. Сынок забился под нары, тихонько заскулил. Неожиданно загрохотало гофрированное железо на кухне, зазвенело и покатилось с обрыва ведро. Шелегеда засветил керосиновую лампу. Никто не проснулся. Савелий то и дело вскидывал во сне руками - у него давно болели кисти и локти. Шелегеда вспомнил, как у него самого тоже ныли руки и как он, по рассказам ребят, тоже махался во сне. "Профессиональная болезнь, - усмехнулся бригадир. - И ничего с этим не поделаешь".
Он накинул куртку с капюшоном, вышел из палатки и тут вспомнил о Розе, приемщице с рыббазы. Это был последний, так сказать, запасной вариант. Не очень надежный, но все же… Подумав о Людмиле, Шелегеда поморщился - как она там? Людмила здесь ни при чем - только Роза могла спасти дело.
У завала плавника вспыхнул слабый огонь, погас, - снова сверкнул. "Костер или фонарик. Кто там может быть? Ах, да омельчуковская блондинка. Неужели и в эту погоду пришла? А где он?" Шелегеда заглянул в палатку. Омельчук лежал навзничь, неловко подвернув руку. Бригадир толкнул его и тихо сказал: "Твоя пришла". Омельчук вздрогнул, испуганно выкатил глаза, не соображая в эту минуту, где они что с ним…
- А-а, ясно. Надо же, проспал… - Он быстро оделся, прислуживаясь. - Что это?
- Шторм. Идите на кухню. Да выспись сам. Завтра работенка еще та предстоит…
Гулко тукались о прибрежные камни пустые железные бочки, волны сжато разбивались о крутой подъем, вымывая комья глины. Что делалось там на неводе, понять было невозможно - все утонуло в чернильной бурлящей тьме. Над палаткой со звоном прошелестел железный лист… Еще один, отметил бригадир. К утру кухня может оказаться без крыши.
Спускаться вниз было опасно. Шелегеда услышал среди грохота и рева тяжелый глухой удар о землю, треск.
- Минус кунгас, - вслух пробормотал Шелегеда и бессильно растянулся на нарах. - Сколько всяких препятствий! Черт дернул отдать кунгас ремонтировать этим двум недотепам!
Бригадир забылся тяжелым сном.
К утру шторм поутих, начался отлив. Рыбаки спустились по развороченному трапу. Вдали уже маячил колхозный катер. Теплоходы медленно скользили вниз, к морю. Было пасмурной зябко. По берегу белели вразброс ровные стандартные рейки - видимо, смыло с плашкоута. Тускло блестели бутылки, боком к воде кое-где чернели металлические бочки. Кунгас лежал днищем вверх, стальной якорный трос струной уходил в воду. Значит, не оборвало, а волокло по дну. Это хорошо, иначе бы разбило вдребезги. Но радоваться рано - середина борта расщеплена о крутолобую, выступающую из-под берега ледяную линзу. Гудрон содран.
Чаквария с красными от бессонницы глазами ходил вокруг кунгаса, заглядывал внутрь.
- Можно сказать, повезло. Борт заделаем жестью. Давайте, друзья, за дело! Сейчас появятся рыбаки - начнем перебирать наш невод.
- Николай Захарович, ведь морпорт обещал новый кунгас.
- Нового, ребята, не будет. Его отдали соседнему колхозу - там у них весь флот штормом побило.
Появился катер с людьми из другой бригады.
К Савелию подошел кудлатый парень:
- Чего тут у вас стряслось?
- Да с кунгасом мучаемся.
Рыбак тряхнул могучей шапкой волос:
- Не переживай. На путине всякое бывает. Поможем.
Том Корецкий не выдержал:
- Помощнички нашлись - в свой карман.
- Кто же виноват?
- Не подвернись ты им под руку в тот момент, все бы иначе было, - сухо произнес Корецкий.
- А я при чем?
Корецкий безнадежно махнул рукой.
- Что сейчас говорить? В гудрон надо было солярку добавить - вот и весь секрет.
- Ну, а я-то при чем? - обиженно напирал кудлатый. - Не я же варил гудрон.
- Кончайте! За дело! - вмешался Шелегеда.
Стараясь не смотреть, как соседи орудуют на своем кунгасе в их неводе, рыбаки начали заделывать пробоину. Спилили края, приколотили толстый лист железа, залили гудроном, а сверху обтянули куском толстого брезента. Молчали. Лишь Корецкий, орудуя паяльной лампой, время от времени сообщал:
- Вторую раму загружают… - За третью взялись, черти.
Антонишин не выдержал:
- Да замолчи ты! Жалко рыбу?
- Наша ведь.
- Не обеднеем.
- И действительно, - согласился Витек, - свое мы еще успеем взять.
Соседи уехали поздно, приставать к берегу не стали, лишь помахали издали. К этому времени кунгас, залатанный с одного борта, уже плескался на воде.
Прощаясь, инженер сообщил, что послезавтра День рыбака и колхоз выделил каждой бригаде по бочонку пива, приедет колхозная агиткультбригада…