Но кочует всегда только один-одинешенек и даже чурается своих же цыган, - видать, слишком гордый. Вообще какой-то странный цыган. То пристанет дня на три к какой-нибудь старушке, давно брошенной богом и людьми, залатает ей худую крышу и перекопает весь огород, то побудет при какой-нибудь тракторной бригаде за кузнеца-слесаря или же за водопроводного мастера в детском саду. Но от платы за свою работу наотрез отказывается и даже пол-литрами не берет, довольствуясь тем, что покормят его обедом, - и тут же опять перекидывает ногу через седло своего мотоцикла. Еще не старый, но уже волосьями, как стиляга, оброс. Говорят, он и раньше какой-то чокнутый был. А теперь, слышно, взялся всех своих товарищей, с какими на фронте в казаках служил, объезжать.
И катившееся по степи цыганское радио вдруг заключало: но, может быть, он совсем и не цыган.
Но однажды ему пришлось и перед наглухо запертыми воротами подождать. Что-то слишком рано за ними отходили ко сну хозяева и спали так крепко, что даже и овчарка, давно почуявшая чужого, долго не могла разбудить их своим лаем. Наконец выпущенная из дома в глубине двора, она так и ударилась об забор, встав на дыбки, и Будулай прямо перед собой почувствовал ее дыхание сквозь щели в досках. Вслед за этим услышал он и то, как препирались за воротами два голоса: мужской с женским.
- Ты за своей бухгалтерией в подвале совсем стала глухой.
- А ты бы еще громче храпел. Хоть за ноги выноси.
- И покуда всю эту механику отопрешь, человек может плюнуть и уйти.
- Самостоятельный в такое время не станет по гостям шляться, а кто-нибудь из твоих каплюжников и подождать может.
Кажется, и Будулаю надо было поворачивать обратно. Скорей всего, он так бы и поступил, если бы в эту минуту не заиграли за воротами с тягучим лязгом запоры.
- Вр-рата замка… - сердито бормотал мужской голос.
- Нет, сперва надо узнать… - И не замеченная Будулаем в калитке задвижка отодвинулась у него прямо перед лицом с таким стуком, что он отшатнулся. В проеме форточки забелело лицо:
- Кто?
- Будулай.
- Какой такой Будулай? - подозрительно переспросила женщина.
Но теперь уже мужской голос рявкнул за воротами так, что Будулай сразу же узнал своего фронтового Друга Шелухина.
- Что значит какой?! Да цыц ты! - прикрикнул он на охрипшую от горлового клекота собаку. И под его руками пал последний запор. Женская фигура тут же повернулась и пошла прочь от них в глубь двора, где светились окна дома. - Видал? - впуская Будулая в калитку, спросил его фронтовой друг.
- Нет, так у нас с тобой не пойдет разговор, - решительно заявил он через десять минут, когда они уже сидели вдвоем в комнате за накрытым бархатной красной скатертью столом. - Если хозяйка сама не изволит догадываться, как ей следует фронтового друга своего мужа встречать, значит, мне самому придется нанести ей в ее крепости визит. - Ногой в белом шерстяном носке он глухо постучал по застланному толстым ворсистым ковром полу. - Ты только, Будулай, старайся тут без меня не шевелиться, чтобы на тебе, чего доброго, не захотел попробовать свои клыки этот зверь. Я сейчас вернусь.
И все время, пока он отсутствовал, лежащая в углу комнаты серая овчарка не сводила с Будулая своих узко поставленных глаз. Еще с тех самых пор, когда ему, бывая в разведке, приходилось с такими овчарками дело иметь, не очень внушали ему доверие эти волчьей породы псы. На всякий случай он стал припоминать, как ему, в случае надобности, надо будет повести себя с этим зверем. Тем более что и ждать пришлось довольно долго. Из-под пола той самой комнаты, где сидел Будулай, еще долго доносились до него все те же два сердитых голоса, пока наконец его фронтовой друг Шелухин не появился в дверях с графином красного виноградного вина в руке и с почти столь же красным лицом.
- Как говорится, преодолевая яростное сопротивление противника…. - весело сказал он, ставя графин на стол перед Будулаем. И, тут же, без промедления разливая вино по бокалам, с удивлением покрутил головой - И хоть бы, скажем, магазинное, а то ведь полный подвал своего. Красностоп золотовский, - не без гордости объявил он, поднимая в руке свой бокал. Языком красного пламени плеснулось в нем вино. - За все доброе! - Но тут же голос его и потускнел, когда он поставил пустой бокал на стол. - Хотя и где оно, доброе? Как бывший разведчик, ты сразу должен был увидеть, Будулай, как я живу. - И ногой в домашней вязки носке он опять постучал по застланному ковром полу. - Слышь, булькает… - Из-под пола действительно доносились какие-то булькающие звуки вперемежку с отрывистыми щелчками. - А это она кидает на счетах свой дебет-кредит, - отвечая на взгляд Будулая, пояснил Шелухин. - Теперь почти до утра будет из бочек в баллоны переливать и подсчитывать будущий доход. Ты не шути, у нее, брат, там и раскладушка стоит. Что же ты не пьешь? Все-таки должен же ты моего собственного производства вино оценить.
Пришлось и Будулаю из своего бокала отпить. Нет, он не взялся бы о себе сказать, что сколько-нибудь понимает в винах. Как-то не успел привыкнуть к ним за свою жизнь. Но здесь, кажется, и несведущему можно было понять, каким было это красное виноградное вино.
- А я что говорю! - с удовлетворением понаблюдав за ним, заключил Шелухин. - Я же сказал, что это красностоп. В чем, в чем, а в этом я, слава богу, научился разбираться. Могу хоть перед Организацией Объединенных Наций экзамен держать. Потому что это не какое-нибудь фирменное, а свое. Но с этого-то все и началось… - неожиданно подытожил он, снова наливая себе из графина в бокал.
От своего бокала Будулай его руку отвел:
- У меня еще есть.
- Ну как хочешь. Как говорится, была бы честь предложена. - Не отрываясь, Шелухин тут же и выпил свое вино. Будулай невольно заметил, что рука у него, сжимавшая ножку бокала, дрожит мелкой, прерывистой дрожью. И на щеках у его фронтового друга всего после двух выпитых бокалов уже появился лиловый, сизый румянец. - С того началось, что привез я ее на этот берег двадцать лет назад и сказал: "Вот здесь мы и заложим сад нашей будущей счастливой жизни. - Он криво дернул одной стороной подстриженных усов. - А еще по прошествии некоторого времени будем здесь с тобой с этого сада свое собственное вино пить". И как ты видишь, Будулай, все это в точности сбылось. Теперь те из товарищей, которым еще удается прорваться ко мне сквозь эти врата замка, восхищаются: "У тебя здесь цветущий эдем, оазис благополучия и любви. В таких условиях ты обязан не меньше ста лет прожить…"
В углу комнаты захрапела убаюканная голосом своего хозяина овчарка, положив на вытянутые лапы волчью морду. Однако стоило Будулаю лишь резче обычного скрипнуть стулом, как тут же и напряглись у нее хрящеватые уши, замерцали из угла зрачки. Ее хозяин снова усмехнулся под усами одним углом рта:
- Видал? На войне твой друг думал, что от этих серых призраков фашизма потом не останется и следа, а теперь в городе в собачьем ряду под руководством своей молодой женушки собственноручно этого цербера отбирал. - Он снова взялся рукой за горлышко графина.
Будулай дотронулся до его руки своей:
- Может, уже не стоит?
- Ты что же, боишься, как бы твой фронтовой друг не спился, да? - Полуприкрыв веки, Шелухин смотрел в свой бокал, как будто видел там что-нибудь, и вдруг вскинул на Будулая черточки острых, как у кота, зрачков: -А если он уже спился, тогда что? - Но тут же он и успокоил Будулая, поднимая кустистую губу над подковкой вставных золотых зубов: - Ты не бойся, я и сам, если захочу, могу в любой момент прекратить. Если не веришь, могу тебе клятву дать.
- Я тебе и так верю, - поспешил сказать Будулай.
- Но в том-то и дело, что я не хочу. Не то что не могу, а вот не хочу, и все! - повторил Шелухин с угрозой в голосе. - А вот теперь уже не булькает, - склоняя голову набок, опять прислушался он. Из-под ковра и в самом деле уже не доносилось никаких звуков. Он с уверенностью добавил: - Шабаш. Все до последнего литра разлито, и все она уже разнесла в своей бухгалтерской книге по графам и сортам и теперь умаялась так, что у нее даже не осталось сил подняться наверх. Я же тебе сказал, у нее на этот случай и раскладушка стоит. А на неделе мы с ней повезем на своем "Москвиче" все это добро в Шахты в радужные бумажки превращать, спаивать рабочий класс. Да, да, не смотри на меня такими глазами, у нас там на базаре и свое специальное место есть, и своя клиентура, оценившая за эти годы качество нашего натурального вина. У меня, Будулай, даже спецодежда есть, я ее скафандром зову: белый халат с колпаком и клеенчатый фартук. Ты бы хоть раз посмотрел на своего старого боевого друга, как он в воскресный день стоит в этом скафандре посреди базарной толпы и зазывает покупателей. - Шелухин вдруг стал выкрикивать речитативом - Сибирьковое, ладанное, пухляковское, раздорское!! - Пружинисто вскакивая, зарычала в углу овчарка. - Лежать! - скомандовал ей хозяин, и она опять улеглась, укладывая на лапы морду - И хотя бы ради чего было обвешиваться всеми этими коврами! - Полукругом поворачивая голову, он исподлобья обвел стены комнаты взглядом. - Тогда бы хоть можно было тешиться, что все это наживается не для себя, а для счастливого будущего своих детей… - Рука его, тоже описывающая полукруг, как неживая, упала на стол, стукнув костяшками пальцев. - Но у нас с ней, Будулай, теперь уже наверняка не будет детей - Он дернул одним усом. - Нет, она баба, несмотря на свою угрюмую злость, вполне здоровая, ей бы только рожать, и я, невзирая на свой возраст, еще не такой, чтобы на стороне подкрепления просить, но ей, видите ли, не улыбается остаться одной с дитем на руках. Хотя с тех пор, когда она первый раз сказала это мне, мы уже вполне смогли бы и сына в армию проводить и дочку замуж выдать. Еще и теперь бы нам не поздно, люди в этом возрасте только в брак вступают, но она и слышать не хочет. Теперь уже говорит, что об этом надо было раньше думать. А уж если она себе затвердила что-нибудь, то нет такого чело… - Язык уже отказывался ему повиноваться, и лишь после явного усилия он смог раздельно договорить - Че-ло-века, чтобы ее пере… пере-го… - Но перешагнуть через это новое препятствие ему уже оказалось не под силу. Голова его, склоняясь над столом, заколыхалась из стороны в сторону. Он спал, как маятником покачивая ею на безвольной шее. Но вдруг он, резко вздергивая ее, совсем трезво взглянул на Будулая: -А у тебя, цыган, уже большие дети? - Будулай не сомневался, что рано или поздно стрелка их разговора обязательно должна будет набрести на эту волну, и нес же растерялся в первый момент. Однако тут же и выяснилось, что Шелухин и не ждал от него ответа на свои слова, а сам же и ответил на них, блеснув из-под усов своей вставной улыбкой: - Нашел у кого спрашивать… У вас же, если и есть дети, все равно что их нет. Вы только и умеете их сразу по дюжине плодить, а там пусть сами же и цепляются своими ручонками за жизнь, а если у кого не хватало для этого силенок, значит, не судьба. Взамен одного слабого можно еще полдюжины наплодить, чтобы они на базарах батрачили на своих отцов и матерей. Ты, надеюсь, на меня не обиделся, Будулай, лично тебя я не имею в виду, потому что о присутствующих, как известно, не говорят. Но если все-таки обиделся, то мне недолго свои слова и обратно взять. - Будулай ничего не ответил ему, и он, поколыхав над столом головой, опять поднял ее. - В городе Новочеркасске, где я рос, весной всегда акация так цвела, что крыши домов плавали, как льдины в снегу, и просто уже нечем было от этих гроздей душистых дышать. И все, помню, мне хотелось поскорее уехать из этого белого дурмана куда-нибудь подальше. Вот и теперь, Будулай, иногда на меня такая муть нахлынет, что прямо-таки завязал бы глаза и бежал куда-нибудь из этого оазиса благополучия и любви. Старые товарищи к нам давно уже не ездят, и мы не ездим к ним, а какая же это любовь без людей? Бежал бы из этого эдема на сто донских виноградных чаш и вообще от всей этой полной чаши с ее двумя сторожами в лице этого волка и молодой красивой жены. Так бы надвинул на глаза шпоры и не оглянулся назад.
- Что же тебе…
Будулай спохватился. Но уже поздно было. Вопреки его ожиданию, Шелухин ничуть не обиделся, даже поощрительно взглянул на него:
- Мешает?.. Да? Это ты хотел сказать? А никто, я сам. Тебе, Будулай, когда вздумалось, ничего не стоит прыгнуть на своего коня - и опять расчесывай ветром бороду, потому, кроме этого сундучка, на твоем мотоцикле, у тебя ничего нет. А мне уже не прыгнуть. Легко ли расстаться и с этим кирпичным домом, в котором, если захочешь, можно хоть в футбол играть? И с этой усадьбой на сто виноградных кустов, каждый из которых своими же руками посадил? Свое вино… Хотя и конца всему этому нет. Чем больше у тебя есть, тем, оказывается, еще больше давай. И обратного хода из этого вентеря не бывает. Если смолоду, когда это рабское благополучие еще только начало затягивать тебя, вовремя не пресек, то потом уже поздно. Самому же бывает и боязно с ним расстаться, мне это лично известно. - Он быстро дотронулся до руки Будулая, лежавшей на столе - Ну, а как бы все-таки ты на моем месте поступил?
Будулай убрал свою руку под стол.
- Ты это лучше меня должен знать.
По лицу Шелухина пробежала тень.
- Я у тебя, как у друга, спрашиваю, а ты мне отвечаешь, как Чжоу Энь-лай. Но ты прав, кроме меня самого, этот узелок никто не сможет разрубить. И я, бывало, совсем уже начну собираться, потихонечку начинаю со своего чемодана смахивать пыль - и в самый последний момент сам же даю отбой. Как вспомню, что она мне всю свою молодость отдала, и становится мне ее жаль. Если разобраться, из-за меня же она и сделалась такой. Сам же я затянул ее в этот круг, а теперь уже она не отпускает меня из него. - Склонив голову набок, он внимательно прислушался. - Нет, оказывается, я ошибся, с розливом и подсчетом будущих барышей у нее покончено, но теперь она, высунув язычок, выводит на этикетках: "Гамбургский черный", "Донской мускат", "Рислинг"… - Убаюканная голосом хозяина, храпела в своем углу овчарка. - К тому же и поклепом было бы с моей стороны сказать, что все эти годы она была мне плохая жена. Несмотря на то что я ее старше, а для молодой женщины не очень-то веселое занятие растирать и отхаживать своего мужа, когда он начинает разъезжаться по всем швам. Другая от одного моего храпа сбежала бы на другой день. И что самое непонятное, она, судя по всему, любит меня! - С изумлением поднимая от бокала свои светлые навыкате глаза, он уставился на Будулая. - Вот и попробуй после всего этого от нее сбежать, если ты не последняя сволочь. Если к тому же в глубине души ты сознаешь, что некого тебе в своих бедах винить, кроме самого себя. Никто же не виноват, если тебе самому захотелось своего вина. - И, усмехнувшись под усами своей кривой улыбкой, он спросил: - Ну, а как же все-таки, по-твоему, хорошее оно или нет?
- Не очень я в этом разбираюсь, - сказал Будулай.
- А я и не спрашиваю, разбираешься ты или нет. Не увиливай, цыган. Лично тебе оно понравилось или нет?
- Понравилось.
Шелухин обиженно засопел:
- Это же не из какой-нибудь разносортицы смесь, а чистой пробы красностоп. Этой лозы скоро будет на Дону днем с огнем не сыскать. И на глаз, - поворачиваясь к электрической лампочке, он поднял в руке бокал, - как самая сверхранняя заря, и на вкус… - Прихлебнув из бокала, он поставил его на стол. - Тут тебе и полынь, и донник, и вообще помесь радости с грустью. Если бы я захотел, я бы за это вино мог на всяких там дегустациях золотые медали с дипломами получать. Да мне они ни к чему. Ну, а раз оно тебе нравится, Будулай, то, значит, пей. - Он опять взялся за графин.
Будулай поспешил прикрыть свой бокал рукой:
- С меня хватит.
У Шелухина дернулся ус на одной стороне губы.
- Насильно я тебя не собираюсь заставлять. Что-то ты слишком мудрый стал, Будулай. Ну, тогда и я не стану больше пить. От этого золотовского меня сегодня совсем развезло. - Он покачал за горлышко графин. - Ложись здесь на диване, а я заберусь куда-нибудь в самый дальний куток, чтобы тебе не слышен был мой храп. Нормальному человеку со мной под одной крышей невозможно уснуть.
Но, уходя, он все-таки не забыл прихватить с собой и графин с остатками красного вина. Вставшая со своего места в углу овчарка, сонно потягиваясь, поплелась за своим хозяином на другую половину дома.
Все-таки утром на прощание он еще раз требовательно спросил у Будулая:
- Вчера ты так и не ответил прямо на мой прямой вопрос: что мне, по-твоему, надо делать?
Не хотелось Будулаю и на этот раз ему отвечать. С какой стати было записываться в судьи чужой жизни, если и себя самого не всегда, можешь понять до конца.