- Ну что же, - заметил после некоторого раздумья Свенсон, - если эта игра устраивает обе стороны, почему бы ее не продолжать?
- Но всякая игра рано или поздно надоедает, даже самая увлекательная, - сказал Каширин.
Свенсон повернулся к Каширину.
- Что вы имеете в виду?
- Чукчи и эскимосы, все местные жители Чукотки, догадываются о великих переменах, происходящих в России. Есть даже такие, кто уверен, что эти перемены рано или поздно отзовутся на их собственной судьбе. Я верю, что русская революция во многом отличается от американской.
- Я бы этого не сказал, - заметил Свенсон. - Пока что русская революция очень робка и, я бы сказал, весьма неопределенна. Война с Германией продолжается, и новое русское правительство выдвинуло лозунг о войне до победного конца. А это при нынешнем соотношении сил - война на полное истощение России, на полное обнищание народа…
- У русской революции найдутся другие силы, - убежденно произнес Каширин.
- Вы имеете в виду большевиков? Ленина?
- Кого? - переспросил Каширин.
- Экстремистскую партию, возглавляемую русским адвокатом Лениным и называющую себя большевистской, - пояснил Свенсон.
- Может быть, - с сомнением покачал головой Каширин. Лучше расскажите мне, что происходит в России на самом деле…
- Я могу дать вам газеты…
- Знаю я ваши газеты, - усмехнулся Каширин. - Вы человек умный, и я вас не один год знаю - вы лучше сами скажите, что происходит в России.
- Но это будет мое личное мнение, - предупредил Свенсон.
- Вот его-то мне и надо знать, - улыбнулся в ответ Каширин.
- По моему личному мнению, то, что произошло в России, рано или поздно должно было произойти. Однако сейчас самое главное - построить то общество, которое обеспечит наибольшие возможности для деловых людей. Деловые люди знают, что нужно, чтобы было изобилие работы, чтобы вдоволь было пищи, чтобы над головой человека была надежная крыша. Опыт такой есть - построение Соединенных Штатов Америки, самой богатой страны в мире…
- Богатой не для всех, - усмехнулся Каширин. - Вот теперь выслушайте мое мнение. Я думаю, что революция продолжается. Не кончилась она. Раз правительство временное, что-то это значит. Да и не согласен трудовой человек - а таких, как я, в России миллионы - удовольствоваться ролью рабочей скотины для делового человека. Что будет с местным населением? Может, история дает первый и последний шанс для их развития?
Ранним утром, когда солнце оторвалось от тяжелой воды Берингова пролива и устремилось вверх, Каширин сошел в Уэлькале, сухо попрощавшись с Олафом Свенсоном.
Погода ухудшилась. Иногда на корабль наползал туман.
Перед входом в Берингов пролив туман разошелся, и открылись острова Диомида.
Свенсона разбудили близкие выстрелы. Торопливо одевшись, он вышел на палубу и увидел белые вельботы охотников. Два судна уже плыли пересекающим курсом.
Здесь, в Беринговом проливе, ощутимо чувствовался Ледовитый океан. На горизонте виднелся пак, сливающийся в сплошную белую черту. Но в проливе было довольно чисто, если не считать отдельных плавающих льдин, на которых охотники и били спящих на солнце моржей.
Слева по борту, чуть севернее, нависла массивная скала мыса Дежнева, тянущаяся на северо-запад к Уэлену. В двух часах ходу, на низком галечном берегу располагалось чукотское селение Кэнискун, где находилась основная чукотская база "Гудзон бей компани", фактория под управлением Чарльза Карпентера. Туда и держал курс корабль Олафа Свенсона.
- Лечь в дрейф!
Корабль замедлил ход и остановился. Матросы завели на ближайшую льдину якорь.
Люди в вельботах гребли длинными, упругими веслами.
Один из вельботов был из Наукана, эскимосского селения на мысе Дежнева, а другой из Уэлена. Свенсон уже различал на задних кормовых площадках их владельцев - эскимоса Ерока и чукчу Гэмалькота, людей значительных, вполне состоятельных и крепко стоящих на ногах.
- Хэлоу, мистер Олаф, хэлоу, мистер Отто, хау а ю?
- Амын еттык, хуаикута санахакья! - отвечал им по-чукотски и по-эскимосски Свенсон. - Я рад всех вас видеть в добром здравии. Как ваши жена и дети? Все здоровы? Как это радостно слышать! Старый Мильгын умер? Ай-ай, - покачал головой Свенсон. - Он был хороший мореход.
Охотники с нескрываемой завистью проводили взглядами своих эрмэчинов, скрывшихся в чреве тангитанского корабля. Введя в кают-компанию гостей, Свердруп распорядился одарить табаком команды обеих вельботов.
- Что тут у вас нового? - спросил Свенсон, наливая виски в стаканы.
- Что может быть нового? - усмехнулся Ерок. - Все идет по-прежнему.
- А как в Уэлене? - обратился Свенсон к Гэмалькоту.
Гэмалькот был абсолютным трезвенником и свой стаканчик виски оставил нетронутым.
- В Уэлене все спокойно, - негромко ответил Гэмалькот. - Однако разных разговоров о новой власти в России много.
- У вас тоже сменилась власть? - поинтересовался Свенсон.
В Уэлене жил представитель Анадырского уезда, исполнявший обязанности полицейского пристава, таможенника и судьи… Особого рвения к служебным делам Хренов не проявлял, и Свенсон с удовлетворением услышал от Гэмалькота, что он продолжает свою деятельность, точнее бездеятельность, и никакого нового комитета в Уэлене не создано.
Теперь положение на Чукотском полуострове для Свенсона было более или менее ясно.
- А как братья Караевы? - задал он последний вопрос к Гэмалькоту. - Надеюсь, они здоровы?
- Здоровы, - коротко ответил Гэмалькот.
Караевы представляли в Уэлене владивостокскую русскую торговую фирму.
"Полар Бэр" изменила курс и вошла в небольшой залив, вернее излучину, под защитой мыса Дежнева.
С рейда хорошо были видны приземистые яранги и отсвечивающие на солнце гофрированным железом склады "Гудзон бей компани". Когда искали место для торговой базы, перебрали несколько пунктов, пока не остановились на этом малолюдном селении, в навигационном отношении, однако, довольно удобном. Здесь неплохая якорная стоянка. До побережья Ледовитого океана всего около десяти морских миль. Правда, морской путь в Уэлен был дольше - миль около сорока. В Кэнискун можно было зайти не объявляясь русским - от Нома при полном парусном вооружении около полусуток.
- Вы снова пополнели, мистер Карпентер, - осуждающе сказал Свенсон, оглядев своего агента.
- Полярная зима, - беспомощно развел руками Карпентер. - Ходить некуда, неделями сидишь взаперти в пургу.
- В следующий раз завезу вам гимнастические снаряды, - пригрозил Свенсон.
Он с широкой улыбкой поздоровался с жителями Кэнискуна, преимущественно стариками, старухами и женщинами с малолетними детьми - взрослое мужское население находилось на охоте.
- Груз придется самим доставлять на берег, - виновато сказал Карпентер, - некому сейчас работать.
- Ничего, - ответил Свенсон. - Своими силами сгрузим на берег, покроем брезентом, а вернутся охотники - перенесут на склад.
Чарльз Карпентер помещался тут же, при лавке. Его дом наполовину был ярангой. В пологе жили его жена чукчанка Элизабет и детишки. Сам же Чарльз Карпентер располагался в комнате, обставленной европейской мебелью.
Свенсон прошел на половину Карпентера и, усевшись в кресло, недовольно заметил:
- Сколько раз я вам говорил: поселитесь вместе с семьей. Хотите, мы привезем настоящий трехкомнатный дом?
- Извините меня, мистер Свенсон. Я не раз намеревался хотя бы Элизабет поселить здесь, в комнате, но - не могу… Не переношу запаха жира морского зверя… И к тому же сознание, что в твоем жилище живет дикарка…
Чарльз Карпентер был родом из Австралии, его предки были английскими уголовниками, сосланными королевским указом на каторгу.
Кэнискунская фактория славилась прекрасными горячими источниками. С помощью чукчей Чарльз Карпентер соорудил небольшой бассейн, правда, напомнивший Свенсону могилу, вырытую в тундровом черном дерне, отвел туда два потока - один из горячего ручья, другой из холодного.
- Скоро уже двадцать лет вы здесь, а ни одного слова ни по-чукотски, ни по-эскимосски произнести не можете! - упрекал его Свенсон.
- Пробовал, - виновато оправдывался Карпентер. - Ничего не получается. Язык и горло болят после этого. Такие варварские языки - слушать и то невмоготу.
Свенсон задал несколько вопросов.
Карпентер, не заглядывая в бумаги, ибо в его мозгу был такой же порядок, как и вокруг, перечислил, сколько и какого пушного товара имеется на складе.
От Карпентера на побережье торговали еще несколько мелких агентов. Из них он особенно отметил деятельность Магомета Гулиева, бывшего аляскинского золотоискателя.
- Вам должно понравиться, - с некоторым сарказмом сказал Карпентер, - что Магомет, прозванный чукчами Купкылином-тощим, прекрасно овладел чукотским и эскимосским языками, родил кучу детей и ведет такой образ жизни, словно он родом отсюда. Но в торговых делах излишне жесток и алчен, иной раз норовит и меня обсчитать.
- Весь товар, который вы получите, немедленно рассредоточьте среди агентов, не скупитесь давать в долг, откройте широкий кредит, - наставлял Свенсон Карпентера.
Свенсон принялся за еду.
- Как быть с Караевыми? - после долгого молчания спросил Карпентер.
Свенсон не сразу ответил.
- По всей видимости, они сами будут искать со мной встречи, - задумчиво проронил он. - Из-за этой революции они остались с пустыми складами… Послушайте, если они будут обращаться к вам - можете и их ссудить товарами. На любых условиях…
Плотно поужинав, Карпентер и Свенсон вышли из дома-яранги поглядеть, как идет разгрузка.
- После еды необходимо движение, - поучал Свенсон Карпентера. - Это способствует пищеварению. В нашем возрасте надо думать об этом.
На берегу уже выросли кучи ящиков, мешков и тюков. Между ними в прятки играли кэнискунские ребятишки и вместе с ними дети Чарльза Карпентера, голубоглазые и светловолосые, одетые в летние кухлянки, нерпичьи торбаса.
- Много огнестрельного оружия, - заметил Карпентер, наблюдая, как матросы с корабля тащили на берег продолговатые тяжелые ящики.
- Там, где война или пахнет ею, мой друг, оружие становится самым дорогим и ходким товаром, - улыбнулся Свенсон и добавил: - Магляльыт! Рэмкыльыт!
На границе галечной косы показались собаки. Они остановились - дальше им не пройти: полозья по камням не пойдут.
Двое мужчин в хорошо выдубленных кухлянках подошли и учтиво поздоровались.
- Я рад вас видеть! - громко приветствовал их Свенсон. - Как дела?
- Наши охотники сообщили о вашем прибытии, - строго сказал старший Караев. - Почему вы сначала не зашли в Уэлен? У нас ведь договоренность. В противном случае все это, - Караев показал на кучу выгруженных товаров, - будет считаться контрабандой.
- Извините меня, господа, - улыбнулся в ответ Свенсон. - Но наш корабль сначала сделал заход в Ново-Мариинск. Надеюсь, что вы в курсе - в России новая власть. В Ново-Мариинске создан Комитет общественного спасения, и этот комитет любезно просил меня заняться снабжением побережья Чукотки.
Братья Караевы переглянулись.
- У нас никаких известий об этом нет, - сказал старший.
- Я вам передал то, что мне известно, - повторил Свенсон. - Мы обсудили и такой вопрос: если русским коммерсантам будет угодно, то "Гудзон бей компани", от чьего имени я веду торговлю, готова на приемлемых условиях снабжать вас нужными товарами.
- Вы считаете, что в этом году из Владивостока не будет парохода?
- Если и будет пароход, то отнюдь не с товарами, - улыбнулся Свенсон. - Я собирался зайти завтра утром в Уэлен. Буду рад, если вы мне составите компанию и проделаете этот путь на моем корабле.
Свенсон стоял на мостике вместе с братьями Караевыми.
Вчера проговорили до поздней ночи, обсуждая торговое и экономическое положение края. Говорить о политике Олаф Свенсон категорически отказался.
- Политическое положение России - это внутреннее дело вашего государства, - повторил он несколько раз, добавив при этом, однако, что он готов сотрудничать с любой властью, соблюдающей интересы взаимовыгодной торговли.
Уэленцы встретили Свенсона громогласно. Каждый считал своим долгом протиснуться вперед, пожать ему руку. Многие довольно свободно говорили по-английски.
- Хэлоу! Хэлоу! Ии! Ии! - раскланивался Олаф Свенсон.
Караевы повели гостя в свой домик, возле которого в полицейской фуражке стоял исправник Хренов.
На возвышении сияла стеклами больших окон школа. Она была поставлена два года назад по распоряжению губернатора. Собирал эту школу Петр Каширин вместе со своим дружком Иваном Лариным.
- Школа работает? - спросил Свенсон.
- Учителя нет, - ответил старший Караев. - Приезжала одна дама, попробовала, но ничего у нее не вышло: ее не понимают и она не понимает.
- Может быть, новое правительство энергично возьмется за это, - сказал младший Караев, и лицом и голосом копия старшего брата. - У нас много надежд, но мы не имеем никаких известий о характере перемен и не знаем, что делать.
- Я встретил в стойбище Армагиргина Петра Каширина, бывшего вашего приказчика, - с улыбкой сообщил Свенсон. - Он ехал в Петропавловск вместе с двумя делегатами на какое-то учредительное собрание.
- Петька Каширин? - удивился Караев-старший. - Хотя он всегда отличался весьма вольным и смелым образом мыслей.
- По-моему, он даже член этого самого Анадырского комитета, - добавил Свенсон. - Правда, должен вам сказать, что делегаты… сбежали от него, отказавшись от политической деятельности.
Свенсон широко улыбался, как бы приглашая собеседников посмеяться над этим забавным происшествием.
Но братья Караевы не улыбались.
Пришлось не только взять товар у Свенсона, но и дать обязательство расплатиться пушниной или, как было записано в соглашении, "эквивалентным товаром, валютой или же золотом".
Петр Васильевич Каширин добрался до Ново-Мариинска в самый разгар ожесточенных споров и раздоров в комитете.
- А где же делегаты? - с ехидцей спросил Каширина Желтухин. - Где представители народа?
- Они уполномочили меня, - сердито ответил Каширин и сам удивился тому, что сказал. - В настоящий момент представители местного населения еще не готовы принять участие в съезде, - продолжал, смелея, Каширин. - По причине незнания языка, а также невозможности отлучиться: пасут оленей.
Желтухин пытливо смотрел на загорелого и похудевшего Каширина, подавляя поднимающуюся в душе неприязнь к этому непонятному мужику, вечно готовому заступиться за обиженного и обделенного.
- Первым пароходом поедешь в Петропавловск!
- Ну, это мы еще посмотрим! Надо сначала здесь оглядеться.
У дома Треневых Милюнэ развешивала белье. Девушка была в платье, аккуратно причесанная, совсем иная, чем в яранге Тымнэро, когда Каширин впервые увидел ее.
- Кыкэ вай! Я вас не узнала, - смутилась Милюнэ, путая чукотские и русские слова. - Вы стали совсем черный и худой. Однако лицо веселое.
- Скорее сердитое, - усмехнулся Каширин. - Ну, как тебе живется у Тренева? Не обижают хозяин с хозяйкой?
- Не обижают.
В Ново-Мариинске, который чаще называли Анадырем по имени реки, на которой стоял центр Чукотского уезда, все было по-прежнему.
На рыбалках Сооне и Грушецкого готовились к путине, и первые рыбины уже попались в сети, свидетельствуя о близком подходе косяков красной тихоокеанской кеты. Остальным рыбакам были отведены места даже худшие, чем в прошлые годы. Местные жители - чуванцы и чукчи - ходили жаловаться в комитет, но их не стали слушать, сославшись на решение комитета. Вдобавок ко всему по предложению Царегородцева были учреждены специальные билеты на право лова рыбы для рабочих каменноугольных копей и всех остальных "инородцев".
Обо всем этом Каширин узнал от Аренса Волтера, который так же подпадал под определение "прочие инородцы".
- Видишь ли, Аренс, - угрюмо сказал Каширин, - людской род делится на сытых и голодных. Это самое главное различие. И объединение людей должно идти по этому признаку - по одну сторону сытобрюхие, по другую - те, у которых пусто в желудках.
Прежняя нищета и голод и в яранге Тымнэро. Грязная и исхудавшая Тынатваль сидела у погасшего очага и, раскачиваясь, с закрытыми глазами, напевала. Она даже не подняла головы, когда Каширин вошел в чоттагин.
Каширин потоптался у входа, давая знать о своем приходе, и громко кашлянул.
Тынатваль все тянула свою песню. Зашевелилась меховая занавесь полога, и в чоттагин высунулся взлохмаченный Тымнэро.
- Етти, Кассира, - хрипло сказал он. - Этки наша жизнь. Заболел я, жена тоже нездорова, и сын вот лежит рядом без памяти. Еды нет, огня нет… Глаза закрою - вижу путь сквозь облака…
Каширин выскочил из мрачного чоттагина. Почти бегом он добрался до домика Аренса Волтера.
Норвежец что-то паял, и едкий зеленый дымок поднимался над его головой.
- Аренс! Человек погибает! Спасать надо!
- Где? - вскочил на ноги Волтер. - Я готов идти. Весла брать?
- Еду возьми, какая только у тебя есть, да примус прихвати, - уже спокойнее сказал Каширин и рассказал Волтеру, в каком положении он застал семью Тымнэро.
Волтер собрал кое-что из своих запасов и даже откуда-то достал банку сгущенного молока.
- Продукты есть, - сказал он, - но, может, им доктор нужен?
Волтер и Каширин завернули к фельдшеру, но нашли его в таком состоянии, что вести к больным было бесполезно.
В яранге Тымнэро зашумел примус, запахло едой.
Каширин сварил суп.
Тынатваль отчужденно наблюдала за действиями тангитанов.
Она оживилась, когда в ярангу бочком вошла Милюнэ со свертком еды.
- Хозяйка следит, не разрешает мне ходить сюда, - призналась она Каширину.
Каширин смотрел, как Тымнэро жадно, обжигаясь, ел непривычную жидкую тангитанскую еду, и укоризненно говорил ему:
- А ты - сквозь облака… Мы сейчас должны не сквозь облака, а через жизнь, к новому будущему.
Убедившись в том, что в яранге стало веселее, Каширин с Волтером покинули жилище Тымнэро и отправились на берег лимана, где с кунгаса люди Грушецкого и Сооне ставили большие ставные невода.
Ваня Куркутский молча наблюдал за работой.
- Видал, что делают? - заметил Каширин.
- Видать-то вижу, а что толку? - сердито ответил Куркутский. - Мои-то собаки, мольч, голодать будут. И так-то бегают в тундру, мышей давят, у песца еду отбирают.
- Ты о собаках погоди, - прервал его Каширин. - А люди? Почему люди молчат, глядя на все это?
- Говори не говори, все одно - сила-то она у того, у кого большая сетка и невод, - безнадежно махнул рукой Куркутский. - Можно сети поставить на Русской кошке, но там ветрено, да и рыбка негустая. Что поймаем - самим на юхалу не хватит.
- Надо собирать комитет и все это, - Каширин показал на кунгас, - по-другому сделать. Почему нельзя все сделать общественным? И кунгас, и сети, и невода? Вместе работать, на всех делить добытое?
- Да ведь только дикие чукчишки сообща на кита охотятся, вытащат животную на берег и делят его на куски.