- Давно не виделись с тобой. Надо бы поговорить. Не здесь, конечно, в нормальной обстановке.
Он поправил конец трубы у себя на плече, Лешка, не зная сам, для чего он это делает, подставил плечо, и труба сразу же тяжело налегла.
Они двинулись по туннелю, неся трубу, - впереди Гриша Баныкин, за ним Лешка, а позади еще несколько человек. Мимо, обгоняя их, шли и шли торопливо люди в комбинезонах, на их спины падал свет лампочек. Лешке нравилось так шагать со всеми, таща на плече эту тяжелую трубу. Он готов был идти и идти так без конца. Они уже вышли из туннеля, кто-то сзади сунул Лешке рукавицу, и он подложил ее под трубу.
- Куда это все прут? - крикнул он в спину Баныкину.
- Привет, Маруся! Ты откуда свалился? Не знаешь ничего?
Печь номер два стала!
Ему передалась общая тревога. Аврал. Вроде как в ту штормовую ночь прошлым летом. Тогда шаланду метало в волнах, как какую-то щепку. Волны перекатывались по палубе. Кого-то смыло, и Лешка бросился в воду, ничего не разбирая. Они барахтались вместе-Лешка и свалившийся дядька, грузчик, не нюхавший моря, он совсем ошалел, захлебывался и топил Лешку.
Лешка помнит только прыгающий конец, который он старался ухватить, чтобы приладить к нему дядьку, и свое бессилие, и мгновенную леденящую жуть от сознания, что сейчас утонет.
И вынырнувший вдруг рядом Баныкин, этот самый, что шагает впереди него своей морской походочкой, слегка покачиваясь.
Баныкин остановился и стал громко командовать: "Раз-два!"
Все дружно сняли с плеча трубу и опустили ее на землю.
Лешка обернулся. Рядом был парень в тельняшке, видневшейся в распахнутом вороте комбинезона, на голове его ловко сидела шапочка, сложенная из газеты. Лешка протянул рукавицу.
- Ваша?
Тот кивнул, беря.
- Познакомились, Цыган? - спросил, подходя, Баныкин. - Это мой приятель, - сказал он, показывая на Лешку, - Мы с ним вместе в одной переделке прошлый год были.
Лешка покраснел даже-помнит все-таки. Это была не пустячная аттестация. Он понял это по тому, как зыркнул на него черными глазищами Цыган, промямлил вежливо:
- Будем знакомы.
Баныкин отвел Лешку в сторону и, переминаясь с ноги на ногу, стал вдруг выспрашивать, свободен ли он завтра.
- А то приходи в клуб моряков.
- А что там?
- Так, кое-что. Я там выступать буду. Если, конечно, здесь управимся. Пока дутье не дадим, с завода никуда. - Он сунул Лешке руку, наклонившись и ищуще заглядывая в лицо. - А то, может, придешь завтра? В семь ровно.
- Постараюсь. Если свободен буду.
Лешка поправил косынку на шее, одернул ковбойку и пошел назад к выходу с заводской территории. Издали он увидел: на солнцепеке в группе людей торчала лысина Игната Трофимовича, его соседа по дому, мастера доменного цеха. А сам Игнат Трофимович, размахивая руками, шумел:
- Здорово! Воодушевили людей! Нечего сказать!
Он заметил Лешку и не удивился, откуда тот мог взяться, не до того ему сейчас. Подозвал его пальцем.
- Леша! Слетай домой, живо! Предупреди там у меня: может, к ночи вернусь, может, нет. Как печь задуем. Пусть не тревожится.
- Схожу. Погодя немного. У меня дело тут, - сказал Лешка. Он хотел заглянуть в заводской порт.
- Ты только не забудь.
Игнат Трофимович и вообще-то не умел обижаться, зла не затаивал. А тяжелые впечатления дня и вовсе вытеснили у него из памяти недавнее столкновение с Лешкой. Он позабыл, что позавчера на "топталовке" между ними произошла перепалка. Он с доверием наклонился к Лешке, темные косоватые глаза запали на осунувшемся лице.
- Слыхал?
Лешка кивнул;
- Слыхал.
- Стала, - сокрушенно сказал Игнат Трофимович. - Режем прямо по живому месту.
Он замолчал, прислушиваясь к разговору рабочих. Один из них вызывался лезть на верхотуру, чтобы ускорить дело.
- Милый, - сказал прочувственно Игнат Трофимович, - сейчас время не военное - не допустят.
Он опять заспорил, и Лешка, удаляясь, слышал, как он ругал какого-то начальника из "Домноремонта", Лешка спустился в заводской порт незадолго до обеденного перерыва. Скоро "грязнуха" причалит сюда.
С моря дул ветер, дышалось легко. Лешка сел на лавочку у портовой конторы, в тени, отбрасываемой лихтером, пришвартовавшимся под разгрузку. Лихтер пришел, как и все остальные суда, выстроившиеся у причала, из Камыш-Буруна, доставил агломерат для доменных печей.
Камыш-Бурун. Может быть, для кого-то это название полно загадочной неизведанности, а Лешка сколько себя помнит, столько же и его. Однако, чтобы добраться туда, надо пройти двести двадцать километров. Это уже кое-что.
Он заметил вдалеке черную точку, привстал, следя за ней, - "грязнуха" ковырялась в километре отсюда. Но вскоре он потерял ее из виду. Может, "грязнуха" зашла за "Прибой", ждущий на рейде разрешения войти в порт и стать под краны.
- Эй, посторонись, пацан! - предупредил его пожилой помощник моториста: Лешка зашел в зону подъемного крана. - Глянь сюда! - Он мотнул через плечо Лешки большой брезентовой рукавицей.
Лешка обернулся и обомлел. Левее, на третьей домне, шел чугун. В такой близости Лешка никогда это не видел. Из кромешного дыма вырвалась огненная лава и била отвесно вниз, в огромный ковш, подставленный на платформе. Дым рассеивался, светлел, и было видно, как на литейном дворе по канаве движется река пламени, выбрасывая языки. Освещенные пламенем, мелькали горновые в суконных куртках и суконных шляпах с опущенными на глаза полями. Огненная река бурным водопадом срывалась вниз, бушевали искры, каждая величиной со звезду-просто дух захватывало.
Когда пуск чугуна закончился, часы у портовой конторы показывали двадцать минут первого. Лихтер отошел, и под разгрузку стало судно "Ява". "Грязнухи" не было. Либо пристала на обед на том конце канала в большом порту, либо застряла в море.
"Грязнуха" не дредноут, это точно. Но все-таки тоже шаланда. Когда Лешка вспоминал, как прошлым летом плыли на шаланде "Эрика" к Островам за ракушечником, ему казалось: и у него кое-что в жизни было.
Лабоданов играл в шашки с Длинным Славкой. Лешка поздоровался.
- Что так кисло? - не поднимая головы, сказал Лабоданов.
Он был без рубашки, в одних брюках.
- Там одна в отделе кадров мутит воду. "У нас передовое предприятие"… и прочие красоты.
- Стерва, - сказал Лабоданов. - Видал я ее в гробу в белых тапочках.
- Счас я буду плакать. - Славка откинулся на спинку стула и загоготал.
Лешка тоже засмеялся. Когда есть товарищи, понимающие тебя с полуслова, и ты сам мгновенно настраиваешься на их волну, все тусклое, гнетущее отступает, и вообще - море по колено.
- Говорил я тебе, что не возьмут? Нет, ты скажи - говорил? - спросил Лабоданов.
Лешка кивнул.
- И не возьмут! - сказал Лабоданов. - Тут, знаешь: не подмажешь - не поедешь. А много дать - ума не хватит, - Он пошевелил в горстку сложенными пальцами, - Да и не со всяким свяжутся.
- Это точно, - согласился Лешка.
- А то, может, нашелся на это место хмырь - папенькин сынок. Десятилетку заканчивает. Виды на институт имеет. Ты разбежался, а место для него придерживают. Немного поплавает взад-вперед на "грязнухе". А там сезон вышел-шаланду консервируют, хмырь сидит дома, учебники листает, А стаж, между прочим, идет.
- Точно! - сказал Лешка; он почувствовал себя совсем шатко.
Лабоданов посмотрел на доску - Славка проводил еще одну шашку в дамки-и сказал:
- Надо уметь примениться. При любых обстоятельствах.
И ущерба не нести.
Все это было туманно и недосягаемо для Лешки.
- С кроватной фабрики нечего было уходить - вот что!
- Да ведь он получал там шиш с прицепом, - ответил за него Славка.
- Не в том дело… - сказал Лешка.
- Не в том, - передразнил Лабоданов.
Он сдался и, подавляя досаду, сильно потянулся, встал, поддев ногой табурет, и шашки подпрыгнули на доске, а некоторые свалились на пол.
- А ты бы походил слегка для видимости в разнорабочих и примостился бы к литью этих, как их, шаров на кровати-самая там денежная работа. Разряд бы получил и так далее, с помощью папаши.
- Вот это и хуже всего для меня там было.
Лабоданов стоял спиной к нему у комода и, напруживая плечи, разглядывал себя в зеркало. Он обернулся.
- Дешевка! Не терплю дешевой рисовки!
- Не кричите, не утомляйте меня, - сказал Славка.
- Да я не вру, - сказал Лешка, сникая.
Лабоданов пошел на кухню.
- Чего ты, правда, из себя строишь? - вяло спросил Славка.
Лешка огрызнулся:
- А что тебе?
- Скажи лучше, ты виделся с тем человеком? Куда я тебя посылал, ты был там?
- Ну, виделся, ну что? Унылый тип он…
- Я не влезаю, не влезаю в суть. Конспирация так конспирация. Ну, ты молодец. Я даже не ожидал, откровенно говоря.
Выглянул из кухни Лабоданов, слышавший, о чем они говорили.
- Уголовщиной пахнет. Не терплю!
Всерьез это он или подшучивает? Через минуту Лабоданов появился с кружкой воды для бритья.
- Не кисни, - дружелюбно сказал он Лешке.
- Да я что! Перезимуем!
- Мой совет тебе - развлекись! Хорошее настроение - это все!
- Это точно, - подтвердил Славна.
Лабоданов, стоя у комода перед зеркалом, быстро намыливал лицо. На спине его бугрились мышцы, а между лопатками залег тугой желобок.
- Познакомь его, Славка, с какой-нибудь, Есть что-нибудь на примете?
- Замутозят такого щенка.
Разговоры о девчонках Лабоданов и Славка не раз затевали между собой при Лешке, и он добродушно слушал со стороны.
А сейчас его подташнивало.
- У него ведь своя есть.
Лешка вспыхнул, смутился. Славка стоял, привалясь к подоконнику.
Он многозначительно пристукнул носком туфля.
- Если ее, конечно, не закадрят.
Лабоданов с занесенной над щекой бритвой молча обернулся к Славке и перевел взгляд на Лешку.
- Так что тебе, Брэнди, в жизни надо? Выскажись! - Лешка встретился с ним взглядом и почувствовал: какая-то неловкость встала вдруг сейчас между ними. - Может, ты горишь положить свой кирпич в здание счастливого будущего?.
- На черта мне сдалось! - угрюмо сказал Лешка и пригладил волосы. Хорошее настроение окончательно улетучилось, - Вот выпить охота!
- Это благородно! - вяло сказал Славка.
Он вообще был вял, безразличен и держался так, точно вялость и безразличие составляют особые преимущества его перед прочим человечеством.
А у Лешки внутри все запротестовало от собственной лжи, подыгрывания. Он нервно покусывал ногти.
- Честно говоря, я б не отказался. Если б строили, напри. мер, домну. Я б пошел…
- А что потом? - спросил Лабоданов.
- Ну, поглядел бы, как чугун идет.
- Колоссально! - лениво протянул Славка.
Лабоданов медлил, точно решал что-то, вытирал бритву, пудрил лицо, всматриваясь в зеркало. Он обернулся, странный. с белым от пудры лицом, обнаженный по пояс. как цирковой борец. Голубые глаза со злым холодком.
- Выходит, Брэнди - мальчик с идеалами. - Он был явно чем-то задет и не скрывал этого. Долго стирал полотенцем пудру, что-то обдумывая. - Был бы ты Ванятка-без своего лица.
А то ведь парень как парень-имеешь вкус к жизни, пообтесался тут.
В самом деле, ходит рядом малый, смотрит тебе в рот.
А вот, оказывается, что у него за пазухой…
Лешка старался не смотреть на Лабоданова. То, что всегда так пленяло в нем Лешку-его физическая сила, сейчас отталкивало.
Лабоданов надел рубашку, с непривычной для него возбужденностью сказал:
- А я вот, понимаешь, делаю то, что для меня лучше.
И каждый так. Если это не слюнтяй и не серость, И пусть не врет! Не прикрашивается! Чего ж ты мечешься? Чего до сих пор не пристроен? Ну чего? - спрашивал он, все больше ожесточаясь.
- Вот именно! - вставил Славка.
- Заройся! - прикрикнул на него Лабоданов.
У Лешки гудело в голове. Они никогда так не разговаривали.
- Я Думал, правда, парень место себе в жизни ищет. А при таких понятиях давно можно было прилепиться.
- Не липкий, значит. - Лешка хотел огрызнуться, не вышло, не привык не то чтобы грубить-возражать Лабоданову, Лабоданов и не слушал.
- Я вот слюней не пускаю. Мне все равно: хоть завтра объявляйте коммунизм. А при этом я вкалываю как надо, не то, что ты. Передовик как-никак у себя на производстве. И работа арматурщика, сам знаешь, тяжелая. А я еще как-нибудь и учусь.
Окончу вечернюю школу на ту весну, как раз три года рабочего стажа отстучит. В любой институт подамся - только захоти.
А что ты? Проболтался год. Ни туда и ни сюда! Ведь не хуже тебя я, а вкалываю. Потому что всеми силами борюсь за жизнь.
Без этого не возьмешь ничего в жизни.
Лешка молча, насупленно страдал от презрения к себе. Прав Лабоданов-пустопорожнее у него все.
Лабоданов закурил и протянул, замиряясь, пачку Лешке.
Лабоданов был чисто выбрит, подтянут, щеголеват. Как быстро он овладел собой. Он вообще знает, чего хочет в жизни и как ему этого добиться. Лешка всегда ставил Лабоданова намного выше себя. Но как тяжело, как неприятно было сейчас его превосходство!
В семь утра гудит Большой металлургический. Ширясь, разбухая, гудок рвется с моря на город, повисая над улицами и закоулками.
Один за другим-целая вереница автобусов катит по мосту через Кальмиус на завод.
В восьмом часу на проспекте лоточница Книготорга первая раскладывает свой товар, покрывает его рыбацкими сетями. чтоб не разлетелся. Возвращаясь с базара, присаживаются на скамейки передохнуть женщины с живыми утками под мышкой, с плетенками, из которых торчат редиска, салат, перья лука.
Нетерпеливо бренча пустыми бидонами, покупатели ждут открытия продмага.
Потом появляются озабоченные школьники. Девочки в белых фартуках-идут на экзамены.
Дворник поливает из шланга асфальт, и асфальт уже мокрый, почерневший, весь в лужах, и пахнет, как после дождя от мокрых листьев и земли на газонах. Мальчишки околачиваются возле дворника, норовя попасть под струю воды, и тут же отбегают, визжа и встряхиваясь. В такое вот утро Лешка отправился на базар по делу. Ему надо было договориться с возчиком - вывезти со двора железные обрезки.
Салют, товарищ инспектор. Можно, оказывается, заработать и без оформления в отделе кадров. Сучить ножками не станем в ожидании вашего ответственного решения. Пока что позаботимся о себе.
Чрезвычайно заманчивым рисовалось ему получить деньги.
Если кадровичка откажет, в родном городе его больше не увидят. Уедет, куда ему вздумается. На Север, например. Там люди нужны.
Он шел и думал о Славке, Как он сказал тогда: "Мандраж берет"? Он чуть не дал ему в морду за это, И стоило. Да и было б с чего трусить! Мальчишкой в седьмом классе не побоялся спуститься с четвертого этажа по трухлявой, проржавелой водосточной трубе. А тут что? Ерунда.
Но затея на самом деле казалась ему нелегкой: сумеет ли как надо договориться с возчиком. Кроме того, он боялся столкнуться с Жужелкой. Он слышал, как ее мать, торопясь на работу, громко, на весь двор, наказывала ей сходить на базар.
Лешка поплутал по базару, нигде не встретив ишака с повозкой, попал в галдящий рыбный ряд и застрял тут. Вяленая тарань, вздетая на веревочку, темные кучки тяжелоголовых бычков, красные вареные раки. Лешка смотрел на рыбаков с расписанными татуировкой руками-злых, неуступчивых, на рыбачек, молодых, полногрудых, и старых, темнолицых, тощих, дымящих папиросами и свирепо торгующихся. Он-то их знал совсем Другими. У себя в гавани они совсем не жадные, щедрые люди.
Когда они возвращаются с моря, они готовы любого встречного наделить рыбой.
Кто-то пихнул его.
- Проходите, детонька. - Вкрадчивый, певучий, осторожный голос торговца из-под полы: - Щелок, дамочка? Синька, ваниличка?
Лешка пошел дальше, пробираясь между рядов. В проходе он увидел поникшую голову ишака, спохватился и торопливо подошел ближе.
- Дяденька, с вами сговориться можно?
- Шо такое, а? - равнодушно протянул пожилой возчик в соломенном брыле с кнутом в руке.
Он. следил за тем, как рослая женщина в белой выпачканной куртке стаскивала с лотка бочонки и грузила к нему на повозку.
Женщина расторговала свой товар - сельди, и в бочонках плескался рассол.
Лешка помялся.
- Тут вот кое-что перевезти надо.
- А мы этим и занимаемся. Вот отвезу сейчас, тогда, значит, освобожусь. - Из-под соломенного брыля глянули на небритом лице кроткие голубые глаза.
- Мне не сейчас. Мне заранее договориться надо, - смелее сказал Лешка. - И так, чтоб уж точно.
- Приходи. Мы тут всегда на базаре. Нас нанимают, кому надо.
- Мне на завтра договориться надо. Я задаток могу дать. - У него было тридцать рублей, их дал ему для уплаты возчику тот унылый тип, к которому посылал его Славка.
- До завтра еще дожить надо. - Он помог женщине втащить на повозку последний бочонок. - А то приходи ко мне вечером во двор, коли у тебя такая нужда. Я на Торговой улице живу, возле булочной, дом четыре. А задаток ты пока что придержи. Договоримся после. - Он легонько потыкал кнутовищем в слинявший бок ишака. - Я ведь за него фининспектору плачу.
- Ясно, - подхватил Лешка. - Я точно приду. Вы меня ждите.
Старик заломит цену. Ладно, что там. Он был доволен - сумел договориться. Теперь дело, можно сказать, пошло на лад, и от этого оно показалось куда привлекательнее.
Женщина уселась на повозку, плечом подперла бочонок. Возчик хлестнул ишака, тот неохотно потянул, повозка затарахтела по булыжнику, запрыгали бочонки.
- Пшел, ну пшел же, кому говорят, - понукал возчик.
- Так вы, дяденька, имейте в виду, - идя за ним, возбужденно говорил Лешка, - значит, завтра точно. А я еще, само собой, зайду к вам…
Среди солнца и поднятой ветром пыли, пустых ящиков из-под лимонада, которые сбрасывали рабочие с машины, стояла Жужелка с большой соломенной кошелкой в руках.
Он в замешательстве поспешно шагнул за машину-пусть она пройдет мимо, ждал, уставясь в прикрепленный к борту грузовика плакат: "Переходя улицу, убедись в безопасности".
Кто-то следом зашел за машину, а Лешка, не оборачиваясь, почувствовал: Жужелка.
- Я тебя видела, - раздалось у него за спиной.
Он вздрогнул. Не оборачиваясь, продолжал изучать плакат.
- Ты что тут делаешь на базаре?
- А что тебе?
- Мне? Интересно, вот и спрашиваю.
- Мало ли кому что интересно.
- Вот еще новости! Секреты!
Он пошарил в карманах, слушая ее незнакомо звучащий голос, достал сигареты и спички. Затянулся и сразу как-то окреп.
- Не видишь, что ли, читаю: "Переходя улицу, убедись в безопасности".
Она тоже прочла вслух плакат, улыбаясь и раскачивая в руках большую кошелку.
- Будет дождь. Посмотри, какая туча движется.
- Да, прет вовсю.
- Хорошо бы дождь. Только бы ветер не разогнал тучу.
Вот будет жаль. - Она выговаривала слова старательно и звучно, точно слушая сама себя.
- Дождь - это вещь, - сказал Лешка.