16
Три гигантских корпуса террасами поднимались один над другим по склону горы - цехи крупного, среднего и мелкого дробления с флотационным отделением. Лесков с Закатовым сделали всего два шага и вдруг попали из мира света и ликования в мир мрака, пыли и грохота. Цех работал "с колес", железнодорожные составы подходили к его бункерам и обрушивали в них свой груз - глыбы породы с золотистыми зернами и прожилками руды. Исполинские дробилки раздавливали эти глыбы, превращали их в куски величиною с футбольный мяч и выбрасывали на транспортеры. Лесков, озираясь, медленно пробирался меж дробилок. Уже не беспричинное, бездумное ликование, а осознанный восторг наполнял его. Цех был великолепен. Он был прекрасен той особой, поражающей глаз и разум красотой, какая взволновала Лескова при первом взгляде на Черный Бор. Все в цехе было огромно: бункера, в которых мог бы поместиться средних размеров дом, дробилки вышиною в два этажа, даже шум работы - тяжкий, непрерывный, плотный, все заполняющий, как вода. В этом цеху можно было разговаривать только криком.
В корпусе почти не видно было людей. Изредка кто-нибудь включал и выключал пусковую аппаратуру, звонил по телефону. Это был не труд в старом его понимании - непрерывно растрачиваемое мускульное напряжение. Здесь работали машины, человек только наблюдал за ними.
Выйдя из здания, Лесков воскликнул:
- Потрясающе! Еще немного усилий - и цех можно на замок, чтобы люди не посещали его без особой нужды.
Закатов был, настроен более скептически.
- Ну, это еще не скоро, - пробормотал он.
Чтобы Лесков не терял времени на рассматривание всех помещений, Закатов провел его через цех среднего дробления по коридорам и транспортерным галереям. В просторное здание измельчительного цеха Лесков вошел первым. Здесь он задержался. Он стоял высоко над мельницами, прислонившись к перилам помоста. Закатов потянул его за рукав, Лесков даже не обернулся. Цех мелкого дробления был грандиозней и технически изящней всего, что Лескову пришлось до сих пор видеть. Закатов, покорившись, встал рядом с Лесковым.
Измельчительный цех представлял собой просторное здание со стеклянной кровлей, пронизанное светом солнца и наполненное ровным и мощным гулом. Оно протянулось в длину на четыреста пятьдесят метров и делилось четкими линиями на три ряда. В первом, у самой стены, простирались железобетонные бункера, куда подавалась из дробильных цехов руда. Середину здания занимала линия из двадцати четырех мельниц. Это были огромные, вращающиеся с тяжким грохотом стальные бочки. Измельченная, смешанная с водой руда - пульпа - сливалась из мельниц в классификаторы - широкие наклонные корыта, в которых медленно ворочались могучие стальные спирали. Два ряда этих классификаторов вздымались один над другим, заполняя остальное помещение цеха. В воздухе плавали острые запахи химических реактивов, чувствовалось обилие влаги.
- Обратите внимание, сколько людей, - сказал Закатов. - Измельчители, классификаторщики, пробоотборщики - ужас просто! Наши регуляторы вон там, - он показал на противоположную сторону цеха, где поднимались корыта классификаторов. - Идемте же, Александр Яковлевич! Просто не понимаю, что вас тут так захватило!
Лесков, проходя мимо мельниц, зачерпнул рукой пульпу: она напоминала по виду обыкновенную грязь, образующуюся после дождя на улице, даже пахло грязью. Но в этой грязи, как уже знал Лесков, было скрыто множество ценнейших металлов - грязь эта была драгоценна.
На площадке классификаторов возвышались похожие на шкафы щиты со встроенными в них электронными регуляторами… Около одного из щитов возился Селиков, статный и веселый, перепачканный пульпой. Он радостно приветствовал начальство и, блестя темными быстрыми глазами, с гордостью подвел к прибору. На диаграмме змеилась тонкая кривая - записанная прибором плотность жидкой пульпы.
- Пускал на часок автоматическое регулирование, - похвастался он. - Воды подавали ровно столько, сколько требуется.
Лесков прошел к месту, где электрический исполнительный механизм прикрывал и открывал в трубе отверстие для прохода воды. Механизм был новенький, но весь покрыт мокрой пульпой. Грязь струилась по нему, заливая все поры, покрывая электрическую проводку.
- Вы думаете, надолго его хватит в таких условиях? - хмуро спросил Лесков Закатова.
- А что мы можем сделать? - возразил Закатов. - Грязь неизбежна в мокром цеху.
К ним подошел классификаторщик, невысокий пожилой человек с добрым лицом. Он так хорошо улыбнулся Лескову, что тот первый протянул ему руку и сердечно пожал ее, словно старому знакомому. Глаза у него были выцветшие, но умные и ласковые.
- Налаживаете, товарищи? - осведомился он доброжелательно. - Ну, а когда все это в натуре заработает? - Он добавил одобрительно: - Штука хорошая, всем нравится!
- Наладим, не беспокойся, дядя Федя! - уверенно сказал Селиков, по-приятельски похлопав пожилого рабочего по плечу. - Года не пройдет, как все заработает!
Дядя Федя и на него посмотрел с той же дружеской улыбкой.
- Штука полезная, - повторил он. - Ну, а у товарища вашего, Александра-то Ипполитовича, регуляторы вроде ровнее пишут.
Закатов нахмурился, а Селиков пренебрежительно бросил:
- Пустяки, дядя Федя! У Галана регулятор пишет не что есть, а что Галану требуется: машина исполнительная. У нас же на честность: раз плохо - значит, и пишем, что плохо, не скрываем.
Дядя Федя недоверчиво покачал головой, Лескову не понравился разговор: слишком уж базарным душком отдавала эта похвальба своей продукцией и охаивание чужой работы.
Он недовольно отвернулся от Селикова и взял рабочего под руку.
- Ведите нас к регуляторам Галана, - попросил он. - Кстати, как вас зовут? Я Лесков, начальник лаборатории автоматики.
- Бахметьев, Федор Кондратьевич, - сказал рабочий. - Да меня по фамилии только бухгалтер знает, а так все дядей Федей зовут. Вы, значит, начальник новой техники? Вопросик у меня к вам, только не знаю, удобно ли? Дело щекотливое.
Лесков поспешил успокоить рабочего. Ну, конечно же, можно спрашивать обо всем, лишь бы это относилось к его области.
- К вашей, товарищ Лесков, - заверил Бахметьев. - Вот теперь всюду говорят, что автоматы людей заменят. Да ведь, правду сказать, чего хитрого в нашей работе? В журнал загляни, колесо круть-верть - и все. Вполне способно для автомата. Ну, а с нами как будет? Вместо нашего брата поставят регуляторы, а нас - на улицу? Так вроде получается.
- Да что вы! - воскликнул Лесков. - Никогда этого не будет! - И он подробно объяснил рабочему положение дел. В стране не хватает рабочих. Каждая пара рук, что освободится в результате внедрения автоматики, сейчас же найдет себе применение для расширения производства.
- Это бы хорошо, - проговорил успокоенный Бахметьев. - Правильно, много у нас строят.
Похоже было, что он уже много думал об этом и услышал то, что хотел услышать: он успокоился и повеселел.
Регуляторы Галана были установлены на этой же секции, несколько в стороне от лабораторных. Богатство, добытое у Шишкина, было полностью использовано. Закатов не пошел с Лесковым, чтоб не подумали, будто его волнует состояние дел у Галана. Лесков раскрыл щит и с интересом рассматривал собранные там механизмы. Он увидел известные ему давно заводские приборы, рассчитанные на большие давления. Вся хитрость затеи Галана состояла в том, что он приспособил их для требующихся тут малых давлений. К задней крышке заводского механизма Галан приделал свое изобретение - маленький приборчик, дифманометр оригинальной конструкции.
- Техническое надувательство! - с убеждением проговорил Селиков, показывая на дифманометр. - Штука эта работает, когда Галан стоит рядом, а в его отсутствие ни на что не реагирует. Такая удивительная модель! Вот подождите, я сейчас его расшифрую.
Он подошел к питающей линии и вручную повернул вентиль - тонкая струйка воды превратилась в мощный поток. Уровень пульпы в корыте классификатора стал быстро подниматься.
- А ну-ка, черноглазенькая, пробу! И живо! - распорядился Селиков, обращаясь к молоденькой девушке, с жадностью следившей за каждым его движением. И, глядя на диаграмму, он уверенно предсказал: - Плотность упадет на три-четыре сотых, а регулятор и не почешется. Никакой чувствительности!
Девушка через минуту подтвердила, что плотность пульпы уменьшилась на пять сотых. Линия на диаграмме слабо выгибалась вниз. Казалось, прибор с неохотой с большим запозданием фиксировал изменения. Зато воздушный исполнительный механизм энергично приводил все в норму: поток воды снова превратился в струйку, струйка иссякла, стала ниткой.
- Видали? - торжествующе воскликнул Селиков. - И подобные игрушки называются у Галана контрольно измерительными приборами!
Лесков потрогал рукой исполнительный механизм. Это был совсем простой аппарат, ничем не напоминавший тот сложный, что стоял у Закатова: две стальные тарелки, стальной шток. Такую штуку можно было заливать водой, облеплять грязью - она в любых условиях оставалась работоспособной. И в движение ее приводило не электричество, а воздух: не нужно было ни сложных систем питания, ни надежной изоляции. "Нет, пневматика в этом цеху уместней, тут Галан, пожалуй, прав, - подумал Лесков. - Конечно, дифманометр у него неудачный, но это поправимо!" Лесков подозвал стоявшего в стороне Закатова.
- Регуляторы Галана мне нравятся, - сказал он. - Мне кажется, они имеют преимущества перед электрическими в этом мокром цехе. Но конструкция дифманометра неудачна. Как вы отнесетесь к тому, чтоб доработать ее в нашем конструкторском бюро?
Закатов с возмущением взглянул на Лескова.
- Это невозможно, - сказал он быстро. - Тут личное предложение Галана, его бризовское дело. Зачем нам соваться?
- Предложение личное, а дело общее, - возразил Лесков.
Селиков пришел Закатову на помощь. Селиков тоже считал, что в наши дни нет ничего благородней и важней автоматики, и вкладывал страсть в каждую свою монтажную операцию. Галана с его замашками мелкого хозяйчика и умением всюду найти личную выгоду Селиков недолюбливал. Уже из-за одного этого он не мог хорошо относиться к усовершенствованиям Галана.
- А наши регуляторы куда? - спросил он грубо. - На помойку? Непатриотично это по отношению к своим, Александр Яковлевич!
Но Лесков решил раз и навсегда покончить с дрязгами.
- Будем испытывать обе конструкции, - сухо сказал он. - А что до патриотизма, так я патриот лучшего варианта, а не "нашего" или "ихнего"! С меня корона не свалится, если я позаимствую у соседа удачную мысль.
17
Спор их был прерван появлением нового человека. Это была девушка в светлом костюме, невысокая и яркая, как детская игрушка. Через стеклянную крышу бурным потоком лился весенний свет, в сумрачных коридорах между классификаторами вспыхивали сияющие снопы, и она возникла в одном из этих снопов, отразив на группу спорящих его сияние. Смелые большие глаза девушки весело взглянули на замолчавших мужчин, звонкий голос проговорил общее ко всем: "Здравствуйте, товарищи!" Лесков с Закатовым отступили, открывая ей дорогу, а Селиков, радостно улыбаясь, выдвинулся вперед. Он тряс руку девушки, заслонял ее спиной от других и словно показывал всем, что у него особое к ней отношение и это особое отношение дает ему право держаться так, будто, кроме них двоих, никого больше не существует. И девушке, похоже, нравилось это: она не отнимала руки и дружелюбно улыбалась.
- Я вас ждал, Надя! - говорил Селиков с приятельской укоризной. - Вы обещали прийти утром посмотреть, как работают регуляторы. Нехорошо обманывать беззащитного человека!
- Не могла, Сережа: очень много было работы, - оправдывалась девушка. - А вы не такой беззащитный, вон у вас какие зубы, куснете - и сразу в клочья!
Селиков, довольный, захохотал. У него и вправду были великолепные зубы, он, улыбаясь, раскрывал рот - это придавало хищное выражение его красивому, уверенному лицу. Девушка, высвободив наконец руку, повернулась к другим. И сразу она преобразилась и повзрослела, по лицу ее пробежала тень, взгляд стал холодным.
- Товарищи, так же нельзя! - проговорила она с упреком. - Вы путаете всю флотацию. Вдруг хлынули массы пульпы, уровень в машинах поднялся. Я не знаю, что у вас тут делается, но мы так вести процесс больше не можем.
Ее глаза поочередно взглядывали то на одного, то на другого, а Лескову казалось, что смотрит она только на него и только к нему обращает свои упреки. И он хотел уже оправдываться, но его опередил Селиков.
- Пустяки, Надя! - небрежно сказал он. - Я демонстрировал своему начальству чувствительность регулятора, пришлось пустить немного воды.
Теперь девушка смотрела на одного Лескова, безошибочно выделяя его среди группы людей, хотя Закатов стоял впереди, был гораздо солидней и отлично мог сойти за начальника лаборатории.
- Значит, это вы? - проговорила девушка примирительно. - Против экспериментов не возражаю, но прошу и о наших интересах помнить. Вы не очень вольно действуйте водой, а то зальете нас снова. - Она повернулась к классификаторщику: - Дядя Федя, наладь на самый малый поток!
Дядя Федя вышел на помост, нависавший над самой лестницей. Приставив руки ко рту, он заорал:
- Колька, леший, черт, слышишь?
Откуда-то сквозь грохот мельниц донеслось слабое:
- Слышу! Чего орешь?
Дядя Федя крикнул еще громче:
- Сбрось, дьявол, нагрузку на мельницах тонн на двадцать! Баки забиты! Ну?
И снова снизу послышалось:
- Ладно! - и еще что-то, похожее на крепкую ругань.
Классификаторщик пощупал рукой жидкую пульпу и уверенно пообещал:
- Через десять минут будет в аккурате!
- Вот вам местная автоматика! - насмешливо проговорил Селиков. - Не электрическая, не пневматическая, а ругательная. Регулятор срабатывает без опоздания: кулак кверху, хорошее словечко вдогонку - и готово!
- Дело не в ругани! - сурово ответил Лесков. Ему было неприятно зубоскальство Селикова; тот из желания порисоваться превращал серьезные вещи в пустяки. И, вспомнив о споре с Закатовым и Селиковым, он обратился к девушке:
- Простите, вы, кажется, работник флотационного отделения? Скажите, какие регуляторы лучше работают: вот эти, пневматические, или те, что налаживает Селиков, электрические?
Девушка рассмеялась, словно Лесков сказал что-то очень смешное.
- Вы хотите поссорить меня с Сережей? - ответила она лукаво. - Товарищ Селиков слышать не может о пневматических приборах. - Она весело оглянулась на Селикова, тот ответил ей широкой ухмылкой, говорившей яснее слов: ладно, ладно, болтайте, у меня свое мнение.
- Мне безразлично, что вам нравится или не нравится, - хмуро возразил Лесков. - Я автоматчик, меня интересуют не человеческие симпатии, а техника - что как работает.
Он слышал со стороны свои слова, беспричинно грубые, но не мог сдержаться. Он не смотрел на девушку, чтобы выражение обиды - оно, несомненно, должно было появиться на ее лице - не заставило его замолчать, прежде чем он выскажется. Девушка в самом деле обиделась. Она ответила, что кроме беспокойства, они, флотация, пока еще ничего не видят от регуляторов.
Лесков поймал взгляд девушки: теперь она смотрела внимательно и хмуро, как смотрят на человека, от которого ждут только плохого. Он покраснел, отвернулся от нее и сказал Закатову, что нужно двигаться дальше: тут его больше ничто не интересует.
- Сережа! - строго проговорил Закатов. - Иди и вкалывай! И чтобы без трепотни! Сегодня пустить всю шестую секцию!
- Есть без трепотни! - ответил Селиков и, взяв девушку под руку, пошел вместе с ней. Они не торопились и громко смеялись. Селиков распоряжение "без трепотни" понимал своеобразно. Лескову казалось, что девушка смеется слишком громко, похоже, она мстила этим за его, Лескова, грубость с ней.
Бахметьев остался на месте. К нему по лестнице поднялся измельчитель - рабочий с хмурым лицом.
- Чего тут у вас, дядя Федя? - поинтересовался он. - Что-то начальства навалило.
- Автоматчики это, - отвечал Бахметьев. - Регуляторы осматривали. Всю фабрику на приборы планируют. С нас начнут, а там пойдут дальше.
- Значит, автоматы, - сказал измельчитель мрачна - Нас, выходит, побоку. А у меня, к примеру, четверо ртов. Это как, по-твоему?
- Ну ладно, понес! - добродушно сказал Бахметьев. - Чего раньше горя плачешь? Я тут с начальником толковал: нужда, говорит, в рабочих руках. Почему мы, говорит, бессловесную машину вместо человека монтируем? Человек у нас в дефиците. Всех, кто освободится, отправят на расширение производства.
Измельчитель, однако, не был убежден. Нарисованная дядей Федей картина казалась хорошей, но житейский опыт подсказывал, что все это не так просто, как излагал дядя Федя. Рабочий проговорил хмуро:
- Ладно, поживем, пожуем. А пока, Федя, ты регулятор этот отключи: я пойду нагрузку добавлять, а то с твоими автоматами и вовсе в трубу вылетишь! Через час Алексею принимать смену - надо сдать все в аккурате.
18
Селиков, проводив Надю, вернулся к своим регуляторам. Он торопился: начальство, а потом Надя отняли у него много времени. Около Селикова, с восхищением следя за его уверенными, точными движениями, по-прежнему вертелась черноглазая девушка в мужской перепачканной брезентовке. Ему было не до нее, но уважение и страх, с каким она всматривалась в кривые, вычерчиваемые прибором на диаграмме, позабавили его. Он поинтересовался, скосив на нее глаза:
- Ну, а имя тебе как, хорошенькая?
Она ответила с живостью:
- Маша, а что?
Селиков тонко изучил науку обращения с женщинами. Он заметил грубовато и внушительно:
- Как Маша, так… хорош человек!
Она возразила, вспыхнув:
- Ну, прямо! Тоже еще скажете!
Он с головой влез в шкаф с приборами. Регулятор попался трудный, что-то в нем не ладилось: он то подавал в классификатор много воды, то совсем ее прикрывал. Селиков озадаченно осматривал его, соображая, где неполадка. Он совсем забыл о Маше. А она, не дождавшись ответа, продолжала:
- Это как же надо понимать такие слова?
Он обернулся, готовый выругаться. Тут он в первый раз заметил, что перепачканная пульпой девушка довольно миловидна. К нему мигом вернулось хорошее настроение. Он улыбнулся широко и ослепительно.
- А так и понимай, что хорошая, не плохая. Она еще не верила:
- Почему хорошая? Вы шутите?
Он окинул ее красноречивым взглядом.
- Да разве буду, я шутить в таком серьезном вопросе? Говорю, хорошая, значит, хорошая. Голова, руки и прочее - все на месте, что требуется. Тебя еще замуж не уводили?
Она расхохоталась.
- Ну вот еще, замуж! - выговорила она сквозь смех. - Я не собираюсь. Мне и одной неплохо. Я никогда замуж не выйду.
Он подмигнул ей.
- Так я и поверю! Была у меня одна знакомая, зарекалась, зарекалась, а как увидела, сразу кинулась. В общем, Маша, так: в эти дела женщины много путаницы внесли, без пол-литра не разобраться. Как-нибудь поговорим с тобой вечерком на эту тему поподробнее. А пока, извини, мне не до разговоров.
Она с сожалением отошла и занялась своим делом: взвешивала отобранные порции пульпы, заносила цифры в журнал. Дядя Федя стоял около нее, просматривая записи. На площадке появился молодой рабочий в чистой спецовке, с улыбающимся лицом. Дядя Федя радостно кивнул ему головой.
- Уже на смену? - сказал он одобрительно. - Рановато, Алексей.