- Ну и что же? - сказал он с вызовом. - Знаю, что подобного производства еще нет. Тем более надо его создать, раз оно не существует. Разве не в этом задача проектировщика - разрабатывать то, чего до него и в помине не было, а вовсе не повторять зады? Срочно закажем промышленности новые машины…
- А пока будут разрабатывать новые машины, мы на целые годы сложим ручки на животе? - спокойно заметил Пустыхин. - Удивительная у вас фантазия, Александр Яковлевич! Вы, кажется, думаете, что вся жизнь вращается на подшипниках ваших желаний? Поймите нашу реальность: площадка для проектируемого завода уже подготавливается, мы не можем ждать недели, а вы предлагаете потратить годы на исследования и разработку! Вы, как фанатик, свято верите в каждое пышное название, за которым ничего важного и нового не кроется.
- Как ничего? - чуть ли не крикнул Лесков.
- Ничего! - с силой повторил Пустыхин. Он решил говорить начистоту: мальчишку следовало поставить на место, чтоб он не наделал неприятностей. - Скажите, пророк автоматизации, в какую сумму должна обойтись перестройка всей металлургической цепочки по вашему плану? Это ведь новые агрегаты, оборудование, размещение зданий и прочее. Я понимаю, вам трудно указать точную цифру. Никто ее не укажет. Я прошу дать грубую оценку.
- Ну, это очень приблизительно, - сказал Лесков, замявшись. - Думаю, что-нибудь вроде четверти сумм, отпущенных на завод в целом.
Пустыхин кивнул головой.
- Именно. Порядок дополнительных затрат вы оценили правильно. Но завод, да будет вам известно, обойдется свыше двух миллиардов рублей, а четверть составит ровно пятьсот миллионов. Улавливаете, дорогой? Неделину же отпускают дополнительно семьдесят миллионов. Неужели академики Госплана не знают, что они делают? Неужели они не понимают того, в чем так хорошо разбираемся мы с вами? Чепуха, все они знают! Просто и в мыслях у них не было требовать от нас революции, о которой вы мечтаете. Понимаете ли вы теперь, что формула "комплексная автоматизация" - только хлесткая фраза, некрепкая голова от нее кружится, а в сущности - это фикция, ярлык очередной кампании.
Лесков был сражен. Растерянный, он смотрел на Пустыхина. Тот болтал ногами, сидя на столе, и светил проницательными глазами. Он наслаждался разгромом, учиненным Лескову. Он знал, что против таких аргументов возразить нечего.
- Вот так, дорогой Александр Яковлевич, - подвел он итоги. - Давайте бросим утопии. Слова останутся словами, а дело делом. Мы займемся, как всегда, делом.
Лескова, однако, разгромить было легче, чем заставить признать поражение. Он сказал упрямо:
- Я все-таки буду отстаивать свой план - требовать разработки новых машин, а не ориентироваться на готовенькое. Можно в конце концов добиться увеличения ассигнований. Уверен, что Неделин посмотрит иначе, чем вы. И на техсовете я тоже с этим выступлю.
Выговорив все это, Лесков вызывающе посмотрел на Пустыхина.
- Что ж, выступайте, - холодно ответил Пустыхин после недолгого молчания.
Больше они не спорили. Лесков удалился, Пустыхин соскочил со стола и задумался. Если бы Лесков увидел сейчас обычно веселого и насмешливого Пустыхина, он бы возликовал: противник его был мрачен и раздражен. Одного, только одного он не сказал Лескову, один слабый пункт не расшифровал, а мальчишка с какой-то безошибочной интуицией все бьет и бьет по этому месту. А может, у него не интуиция, а логика, может, он прав, этот мальчишка? Смотри, с каким убеждением спорит, как горячо и искренне! Молодец все же! Вздор, прав он, Пустыхин, как уже десятки раз бывал прав в спорах с другими мальчишками. Все это очередная кампания, ничего больше. Развитие техники идет своим порядком, это - глубинное течение, а наверху кипят поверхностные бури - кампании. Лесков теперь поднимет крик, и этот крик понесется по ветру новой кампании. Свою фантастику он прикроет модными фразами. Против мыслей можно спорить, идею можно опровергнуть. А против модных фраз защиты нет. Лесков завопит: "В проекте узаконивается ручной труд, какая же это автоматизация?" И все с ужасом закачают головами: "Ах, нехорошо, нехорошо! Ручной труд, говорите? Кошмар!" Ручной труд сохранится, конечно, но дело будет стоять, нервы им потреплют. Техника остается техникой, она развивается шагами, скачками, а не взрывами, как того хочется всяким мальчишкам. Это истина, такая же истина, как то, что солнце встает на востоке, а детей рожают женщины, - глупая, банальная, святая правда. Легче ему, Пустыхину, от сознания, что правда на его стороне, не станет. За правду тоже бьют, и больно!
- А ты уже и испугался? - вслух с презрением спросил себя Пустыхин. - Поджилки затряслись? Что-то раньше я в тебе, друг, трусости не замечал!
Он продолжал размышлять. Итак, примирение с Лесковым не состоялось, будет драка. Что ж, подеремся! Он, Пустыхин будет драться не из амбиции, а за важное дело, чтобы разрабатываемый им завод быстрее вступил в строй, скорее дал необходимую стране продукцию. Лесков, возможно, найдет сторонников, таких же прожектеров, но и он, Пустыхин, тоже не окажется в одиночестве. Сейчас главное - убедить Неделина, чтоб он не поддался Лескову. Черт его знает, с какими настроениями Неделин приедет из Москвы! Телеграмма его, прямо сказать, туманна.
На столе у Пустыхина зазвонил телефон. Обругав себя, он схватился за трубку: вспомнил, что обещал в этот вечер жене и двум дочерям-близнецам, оканчивавшим среднюю школу, пойти наконец в театр - больше года не находил он на это времени.
- Петя, ты совсем потерял совесть! - с упреком сказала жена. - Ну как можно так опаздывать? Мы давно одеты, ждем тебя. До начала осталось всего полчаса.
- Милая, прости, очень важное дело, никак не мог отложить! - оправдывался Пустыхин. И тут же по обыкновению пошутил: - Сама виновата, зачем выбирала в мужья бессовестного человека? Я бы на твоем месте давно подал на развод из-за непригодности мужа к семейной жизни. Поверь, ни один суд не откажет: слишком серьезные доказательства.
Жена только вздохнула в трубку: он всегда отшучивался, когда бывал виноват, не спорил, но извинялся. И она понимала, что он в самом деле перегружен, она даже немного гордилась этим - его всегдашней занятостью, тем, что всем он нужен не меньше, чем ей самой. Она поспешно сказала:
- Выезжай прямо в театр, Петя, встретимся у входа. Мы уже выходим из дому.
- Хорошо, иду в театр, - пообещал он.
Пока он надевал пальто, снова зазвонил телефон. Приехавший только что Неделин просил немедленно зайти к нему домой. Пустыхин вспомнил о жене и дочерях и с шутливым отчаянием махнул рукой. Ладно, нехорошо, конечно, но посмотреть спектакль им придется и на этот раз без него.
3
Михаил Георгиевич Неделин, управляющий проектной конторой, был человек опытный. Он свободно разбирался в работе своих подчиненных, хоть давно не садился сам за чертежную доску. Под его руководством были спроектированы крупнейшие заводы страны, заводы эти работали, выдавали хорошую продукцию - немало тут было и его усилий. Но все знали, что за новую и, главное, сложную работу Неделин берется без особой охоты: он был осторожен и недоверчив. Пустыхин шутил о нем: "У Неделина застарелый административный ревматизм: на каждом новом задании кости ломит". А в министерстве с насмешливым уважением говорили об умении Неделина отделываться от рискованных начинаний: "По части спихотехники Неделин - классик: пушинку на него взвали - тут же на соседа переадресует". Но, расписавшись в получении плана, Неделин с головой уходил в дело, не давал спуску ни себе, ни другим. Сам он это объяснял так: "Похвала в кармане не залеживается, а хула тело жжет".
У Неделина на диване сидел высокий толстый и хмурый человек. Он громко сопел, рассматривая картинки в журнале.
- Знакомьтесь, Петр Фаддеевич, с товарищем Крюком, начальником нашего строительства, - представил его Неделин. - Прилетели вместе, будем утрясать спорные вопросы.
- Знаете, сообщение о вашем приезде в Ленинград вызвало у нас целое смятение, - весело сказал Пустыхин Крюку. - В телеграмме напутали: взамен "вылетает" написали "выбегает". Представляете, какие были толкования? "Выбегает крюк"!
Крюк даже не улыбнулся. Он, видимо, принадлежал к людям, которые ничему не удивляются, ни на что особенно не сердятся и ничем глубоко не увлекаются. "Замедленного действия мужчина", - быстро и насмешливо определил его в уме Пустыхин.
Неделин предложил:
- Расскажите нам с Владимиром Семеновичем, как у вас дела идут.
- Нет, раньше вы рассказывайте, что нового в Москве, - потребовал Пустыхин. - Телеграмма ваша многих в уныние повергла, а которые в пляс пускаются.
- Да, Москва! - вздохнул Неделин. - Много в Москве нового. Вся Москва новая! Сколько за эти два года перемен - страх! Густо, густо новые веяния пошли в столице.
О новых веяниях Пустыхин знал не хуже Неделина, но слушал с интересом. Неделин подробно описывал все, что его смутило. Он знал, конечно, что к проекту придерутся, без придирок дело не делается: тут, мол, переборщили, там недоборщили, а в общем, все в порядке. Но разговор пошел иной. В министерстве появилось еще одно управление - по новой технике, начальник его - замминистра, не кто-нибудь. И вот зам этот объявляет, что проект неплохой, но для теперешних условий не совсем подходит: новое нужно, вступление от стандартов…
- Я, конечно, вытаскиваю блокнот, - рассказывал Неделин. - Где требуется новое - том, раздел, страница? Что именно новое? Ну, и, само собой, предупреждаю: всего осуществить не сумеем, сроки поджимают. А он мне вдруг: "Что же я буду вам подсказывать? Сами думайте, творите! Контора ваша солидная, ждем от вас свежего слова". Вместо четких указаний что-то неопределенное: творите! Ну, я ему высказал свои соображения, не постеснялся, что зам. Он говорит: "Ладно, пойдемте потолкуем к Баскаеву".
Пустыхин Баскаева хорошо знал. Было забавно представлять, что такой нетехнический разговор мог повториться у Баскаева, не терпевшего общих фраз и эластичных формулировок. Пустыхин поинтересовался:
- Баскаев, конечно, вправил мозги этому новому заму?
- В том-то и штука, что нет! - торжественно сказал Неделин. - Вы не поверите, совсем другим человеком стал Баскаев. Ни крику, ни этого - оборвать на полуслове. Новый зам докладывает мнение экспертов: завод как завод, много уже таких имеется. Баскаев только покосился: "А вы что же, хотите, чтобы завод был не как завод?" Тот улыбается: "Именно, Сергей Николаевич, новые предприятия не должны походить на старые: такова моя мысль". Я, конечно, взмолился: мы же не исследовательский институт - новые пути прокладывать, мы проектировщики: сегодня выпускаем чертеж, завтра это уже действующий агрегат! Ну, Баскаев проворчал: "Резон тут есть, неделинцы - коллектив известный, но не все у них там Ньютоны и Менделеевы. Будьте любезны, поконкретнее". Только тогда зам говорит: "Главный недостаток проекта - невысокая производительность труда, автоматизации не хватает; с варварством этим - ручным трудом - пора кончать". Тут же и сроки согласовали: четыре месяца на все переделки.
- Ну, и как вы все это расцениваете, Михаил Георгиевич? - помолчав, спросил Пустыхин.
- Поворот! - решительно сказал Неделин. - Новая установка спущена - на самостоятельность. Прямая директива дана: новаторствовать. Ведь случалось иногда - за малую ошибку заклевывали. Попробуй тут себя прояви! А теперь, по-моему, многие ошибки простят ради новаторства. Мой вывод: надо дерзать!
Пустыхину слова Неделина показались чудовищными. Дело было не в содержании, не он один теперь говорил о повороте, о праве на самостоятельность, о новаторстве. Чудовищное было в том, что это произносил Неделин, еще недавно боявшийся новой мысли, как ереси. Сколько крови в свое время попортил себе Пустыхин, уговаривая его принять то или иное незначительное новшество! На все у Неделина был готовый ответ: "Государственный стандарт нарушаем - по головке не погладят!". И вот этот человек болтает о дерзании, о творчестве, о новых путях в технике - зрелище для богов! А впрочем, Неделин не изменился. Он всегда был исполнителем, осуществлял четкие, как угольник, задания. Сейчас его ошарашили новой установкой: твори! Усердствуя, он снова кидается исполнять: будет требовать от всех открытий, сам не хуже Лескова занесется в облака. И, возможно, любой вздор покажется ему приемлемым только потому, что это будет не старый вздор, а новый. Все эти иронические и мрачные мысли быстро проносились в голове Пустыхина, отражаясь на его подвижном лице.
Неделин с подозрением на него посматривал: он почуял что-то неладное.
- Так как же у вас? - повторил он. - Ориентировочную прикидку нового варианта уже составили? Учтите, замечания эти - насчет переделок - серьезные, тут отмахнуться пустячком не удастся.
Пустыхин успокоил его. Он уже понимал, как надо разговаривать с этим преображенным Неделиным. Нужно не спорить, со всем соглашаться и все делать по-своему. Пустыхин внушительно читал набросанное им задание переделок, на ходу - словно по писаному - вставлял в него новые пункты.
Неделин удовлетворенно кивал головой. Он видел, что Пустыхин постарался. В разговор вступил молчавший до этого Крюк.
- Новое разрабатывайте, а от земли не отрывайтесь, - сказал он, сопя еще сильнее. - Можете и такое напроектировать, что ни один строитель не выстроит.
Он встал и потянулся. Неделин с Пустыхиным тоже встали. Крюк обещал завтра зайти в контору посмотреть чертежи. Особо его интересует технический совет, может, придется даже выступить, чтоб объяснить товарищам положение на строительной площадке.
- Продолжим нашу беседу, Михаил Георгиевич, - предложил Пустыхин, когда Крюк ушел.
Теперь он говорил совсем по-иному. Неделин, не прерывая, только удивленно поглядывал на Пустыхина: ему казался странным слишком серьезный тон главного инженера проекта. Скоро он понял причину этого.
- Вы спрашиваете, как у нас дела? - сказал Пустыхин. - Скверно дела. Боюсь, придется кое-кому крепко дать по рукам, чтоб не губили проекта.
Он сообщил Неледину о своих спорах с Лесковым, о неладах с Шуром и Шульгиным, о всех подспудных течениях в конторе. Пустыхин твердо следовал своей методе: старательно подготавливал счастливые случайности, заранее нейтрализовал несчастные, заблаговременно опровергал и высмеивал своих противников. Но Неделин покачивал головой, не во всем с Пустыхиным соглашался. Он без осуждения отозвался о планах Лескова - предъявить дополнительные срочные требования к промышленности. Тогда Пустыхин переменил тон. В голосе его появились угрожающие нотки. Кому-кому, а Неделину достанется, если проект вовремя не поспеет. Надо выбирать: или застрять на год ради внесения непроверенных новшеств - черт их еще знает, как они пойдут на практике, ведь все это лабораторные разработки! - или сделать в срок хороший завод, без переворотов в технике, но самый передовой в Союзе, - за это он, Пустыхин, ручается.
Пустыхин бесстрашно добавил:
- Уступите стратосферщикам - готовьтесь к тому, что дадут по спине за проволочку с выпуском проекта, а начнут его проводить в жизнь - догонят и еще добавят. И палок не пожалеют, в этом можете быть уверены.
Неделин поморщился. Он не любил грубостей, хотя картина, нарисованная опытной рукой Пустыхина, казалась правдоподобной. К тому же Пустыхин был самым дельным человеком в конторе, его ценили в министерстве. Но и заряд, привезенный из Москвы, не был еще израсходован. Неделину жаль было расстаться с мечтами о неслыханном заводе, он успел по дороге домой уверовать, что именно им предстоит такой завод спроектировать.
Неделин дружески предложил:
- Что нам в одиночку препираться, Петр Фаддеевич? Техсовет не за горами, поспорим на техсовете.
- На совете решают; думать надо до совета. - Пустыхин, рассерженный, что Неделин не сразу с ним во всем согласился, пригрозил: - Я свое особое мнение запишу, если со мною не согласятся, спросят потом с вас, как с председателя техсовета.
4
Пустыхин взволновался больше, чем сам ожидал. Крепко же разворачивается новая кампания, если даже такого зубра, как Неделин, заставили скакать жеребчиком! Вполне возможно, что Неделин поддержит Лескова из одного бюрократического понимания новаторства. И, конечно, они найдут поддержку в министерстве - там тоже не жалуются на недостачу чинуш. Неделина еще по головке погладят: молодец, выполнил и перевыполнил заданные показатели по творчеству, вон сколько всяческой новизны! А к чему это приведет: сразу ли пойдет завод или замучится в болезнях освоения. - это чинуш мало касается. К тому времени, когда завод сдадут в эксплуатацию, их или не будет, или установки их забудутся, или еще что-нибудь новое приключится. "Установщики! - гневно думал Пустыхин об этих людях и о Неделине. - Технические мотыльки! Живут только сегодняшним днем - ни огня, ни души". Нет, он, Пустыхин, не таков! Он гордится своими работами. Он не допустит, чтобы кто-нибудь презрительно сказал через несколько лет: "Да ведь это Пустыхин с товарищами проектировал, они тут много непроверенного вздора насовали, не удивительно, что ничего не ладится".
Утром он забежал в машинописное бюро и распорядился размножить и разослать по секторам программу переработок.
Уже через час во всех секторах шло горячее обсуждение наметок Пустыхина. Возвратившись после обеда, Пустыхин застал у себя Шура с Шульгиным. У Шура было печальное и строгое лицо, Шульгин усмехался зловещей улыбкой. Пустыхин понял, что на него ведут контратаку. Он воскликнул со слишком шумной веселостью:
- Здорово, бояре! Зачем пожаловали?
Шур скорбно выговорил только одно слово:
- Чепуха!
Пустыхин снисходительно возразил:
- Ну, не совсем же чепуха! Шур стоял на своем:
- Чепуха, Петр, чепуха! Если принять твое задание, придется менять коробки и компоновку многих цехов. Неужели ты не понимаешь, что это сейчас неосуществимо?
Шульгин повернул к Пустыхину сверкающие под седыми бровями глаза.
- Половину! - сказал он грозно и сделал рукой жест, означающий отсечение головы. - Половину, Петр Фаддеевич! Бюджет не выдерживает: по ориентировочной прикидке, ты тут миллионов на сто тридцать размахнулся.
- Кое в чем, конечно, ужаться можно, - согласился Пустыхин. И бесстрашно глядя на седые космы Шура, он твердо сказал: - Только на многое не надейтесь, дорогие товарищи. Комплексную автоматизацию вводить - не трактор покупать, тут потребуются бюджетные жертвы.
- Ассигнования будут, жертв - нет! - веско ответил Шульгин. - Смета давно утверждена, не забывай этого!
А Шур, уходя, пригрозил:
- Я понимаю, Петр, твою затею, только она не пройдет! Ты вызываешь ажиотаж и наваливаешь работу на других. А работать нужно главным образом тебе. Честно предупреждаю: подниму большой шум, если свои астрономические затеи не укоротишь.
- Шуму много - толку мало, - беззаботно ответил Пустыхин.