V
Приемная в Экономсовете СНК. Обложенные пачками бумаг группы хозяйственников, директоров, докладчиков, пришедших защищать свои проекты, - люди со всех концов страны.
Прошел человек с монгольским лицом, мелькнул расшитый халат.
Раскрылись заветные двери, из зала заседания вылетел человек в расстегнутом френче, с раскрытым портфелем, из которого хочет вылететь стайка бумаг. К нему ринулся поджидавший в дверях зам.
- Придерживаться инструкции № 380, - злобно, почти мистически прошептал вошедший.
Зам встал в позицию.
- Но позвольте…
- Ничего не позволяют, - пустым голосом сказал первый.
В приемной за столом - изучающий материалы Мурашко. Главбух бросил на него огненный взгляд и простонал:
- Алексей Кузьмич!
Вытирая платком с лица пот, катится из заветных дверей директор четвертого стройтреста. Перед ним вырастает сине-черный зам в хорошо сшитом костюме.
- Зарезали! - пролепетал директор. Зам выпрямился:
- То есть на каком основании зарезали?
- На том основании, что извольте руководствоваться установленными лимитами…
И снова стон главбуха Дирижаблестроя:
- Алексей Кузьмич!..
Распахнулась заветная дверь. Дребезжащий голос секретаря:
- Дирижаблестрой…
С места срывается докладчик - длинный человек с пенсне на шнурке. Он увлекает за собой Мурашко. Дверь за ними закрывается.
Бухгалтер переходит тогда к заму из четвертого строй-треста. В нем он находит единомышленника:
- Абсолютно не хотят считаться с тем, что если человек знает точку зрения правительства, то с таким человеком надо считаться…
Зал заседаний. Десяток людей за круглым столом. Вкрадчивый докладчик, дергая пенсне на черном шнурке, сыплет привычные слова:
- В основном инструкция № 380 выполнена Дирижаблестроем с некоторыми поправочными коэффициентами, учитывая специфичность объекта. Принимая далее повышенные лимиты по строительству, комиссия предлагает исчислить стоимость объекта в 32 миллиона 446 тысяч рублей…
В приемной у заветной двери подпрыгивает бухгалтер.
В зале заседаний - заключительное слово председателя:
- Есть, товарищи, мнение… - говорит он. - Ввиду неудовлетворительности генерального проекта, ввиду того, что крохоборчески составленная смета не дает действительных перспектив этого важного дела, есть мнение, товарищи, вернуть проект для переработки… Предельный срок строительства установить в полтора года… Сумму капиталовложений определить ориентировочно в девяносто миллионов рублей.
Предложить Дирижаблестрою представить новый проект и смету, исходя из этих показателей. Имеются возражения?
- Нет, - сказал Мурашко изменившимся, как бы охрипшим голосом, - не имеется.
Председатель кивнул секретарю, ведшему протокол:
- Возражений нет…
VI
По шоссе с громадной быстротой летит машина… У переезда ее останавливает милиционер:
- Предъявите права.
На шоферском месте Вася, он сразу начал торговаться:
- Шестьдесят пять, больше не давал!
- Сто двадцать ты давал, - ответил милиционер. - Чья машина?
- Моя, - раздается голос Раисы Львовны, и плечо с горжеткой высунулось из окна.
- А вы кто?
- Я - Дирижаблестрой, - ответила Раиса Львовна. И когда машина тронулась, плечо с горжеткой снова показалось в окне и внушительно сказало: - Товарищ, надо знать, кого задерживать!
Машина идет по территории Дирижаблестроя, с трудом пробираясь мимо наваленных штабелей кирпича, досок, бревен, бочек с цементом. Машина едет мимо растущей кирпичной стены, мимо экскаваторов, грызущих грунт, мимо тягачей, увозящих платформы с грузом. На мгновение машина остановилась, чтобы пропустить игрушечный поезд узкоколейной железной дороги. В открытом маленьком вагончике сложены оконные рамы и стандартные двери. Глухой шум экскаваторов, скрежет лебедок, музыка стройки. В машине, остановившейся у шлагбаума, Раиса Львовна проводит с Васей производственное совещание:
- Как вы думаете, Василий, если завтра для ИТР будет на закуску рубленая селедочка?..
- Красота! - заявляет Вася.
- На первое куриный бульончик с фрикадельками…
- Пойдет! - подтверждает Вася.
- На второе кисло-сладкое мясо… Тут Вася спасовал:
- Это - не знаю…
- Дивное блюдо, - уверяет его Раиса Львовна. - На третье штрудель…
- Красота! - мотнул головой Василий. - При вас, мамаша, свет увидали…
На повороте Раиса Львовна выскочила из машины.
- Но чего мне это стоит, - сказала она, удаляясь. - Дошло до того, что днем я мужа абсолютно не вижу…
Раиса Львовна проходит мимо остатков барака у одинокой, чудом уцелевшей вербы. Барак растаскивают молниеносно.
К прорабу величественно подплыла Раиса Львовна:
- Гражданин, где здесь вторая столовая? Прораб - указывая на рабочих, разбирающих барак:
- Она самая…
- Ее же ломают?!
- Оно верно, что ломают, - согласился прораб.
- А новая?.. - упавшим голосом сказала Раиса Львовна.
- Новую построить надо… Куда вы, гражданка?! Перепрыгивая через обломки барака, Раиса Львовна мчалась к зданию главной конторы.
У Мурашко в этом здании новый кабинет - комната, в которой рабочие ставят четвертую готовую стену рядом с дверью. Но Мурашко сидит уже за письменным столом. Две уборщицы раскладывают на полу ковер.
Мимо секретарши пронеслась Раиса Львовна.
- Алексей Кузьмич! Ее же нет!..
- Кого нет?!
- Столовой нет! Я вне себя!..
- Выстроим, Раиса Львовна…
- Но вы же сказали заведовать?
- Заведовать успеется. А вы бы, пока суд да дело, за горло строителей, поставщиков, материальную часть…
Разговор был прерван необычным появлением Агнии Константиновны. С красными пятнами на лице она объявила страшным шепотом:
- Толмазов… Мурашко вскочил, стал застегивать гимнастерку:
- Ну, Раиса Львовна, жара! Про Толмазова слыхали?
- Я, кажется, интеллигентный человек… - с достоинством произнесла Раиса Львовна.
Мурашко торопливо прибирал бумаги на столе, сунул тарелку с печеньем в ящик стола, поднял с полу и бросил в корзину бумажные клочья. При этом он говорил Раисе Львовне:
- Значит, действуйте… Неужели и вас учить?
- Меня учить не надо, - с сомнением в голосе сказала Раиса Львовна, - но поскольку вы просили заведовать…
И она удалилась.
Мурашко придвинул мягкое кресло поближе к столу.
В приемной около раскрасневшейся секретарши разговаривали двое: дышавший покоем и уверенностью немолодой человек с коротко стриженными волосами в просторном и дорогом костюме. Это был знаменитый человек - Толмазов. И рядом с ним - широкоплечий, чуть скуластый, тяжелый, крепко скроенный парень с невеселым лицом, аспирант Толмазова - Васильев.
- Иван Платонович, - говорил Васильев, - на вас вся надежда. Одно ваше слово…
- Скажем это слово, - ответил Толмазов голосом таким же просторным, как его костюм, - скажем, Сережа… В обиду не дадим…
В дверях - Мурашко.
- Прошу, Иван Платонович…
Мурашко за столом, Толмазов - в кресле.
- Очень уж редко видеть вас приходится, Иван Платонович. Толмазов - с допустимым для академика кокетством:
- На этот раз я в роли просителя…
- Значит, повезло нам, - вырвалось у Мурашко.
Толмазов вопросительно посмотрел на начальника строительства.
- Исполнить просьбу Толмазова, - объяснил свое восклицание Мурашко, - дело очень приятное… Приятных дел не так уж много, Иван Платонович.
Академик улыбнулся.
- Ну, спасибо. Дело идет об аспиранте нашего института Васильеве. Он недавно защитил диссертацию, защитил блестяще. Темой была моя вихревая теория.
Мурашко сочувственно кивнул головой.
- Васильев соединяет глубокие познания по аэродинамике с большой тщательностью и точностью в работе…
Мурашко снова кивнул головой.
- И вот оказывается, Васильева, как члена ВЛКСМ, перебрасывают на ваше строительство. Хотелось бы думать, товарищ…
Начальник строительства подсказал:
- …Мурашко.
- …товарищ Мурашко, что вы не станете возражать против оставления его при кафедре.
- Стану, - сказал Мурашко. - По правде говоря, были у меня некоторые колебания по поводу этой кандидатуры, но после той характеристики, которую вы ему дали… Придется вам отдать Васильева Дирижаблестрою, Иван Платонович…
У Толмазова по лицу пробежала тень. Он встал.
- Мне остается обратиться в высшую инстанцию…
В кабинет ворвался растрепанный Жуков.
- Алексей Кузьмич, просто вы кирпич после этого!.. На верфи опять…
Ошеломленный Толмазов отошел в сторону, но Жуков его увидел - и оба оцепенели.
- Здравствуйте, Иван Платонович! - раздался после паузы неожиданно тонкий голос Жукова.
Толмазов поклонился. Жуков поклонился в свою очередь, но в глазах его уже заблистали молнии:
- Как видите, жив и с ума не сошел…
- Если судить по вашей последней статье… Жуков весь вскинулся, рванулся вперед:
- Не согласны? Толмазов покачал головой:
- Коренным образом…
- Неужели же вы не удосужились понять?! - закричал Жуков, наступая на академика.
Толмазов повернулся к Мурашко и снисходительно объяснил:
- Мы с Петром Николаевичем спорим лет эдак с двадцать…
- В курсе, - сказал Мурашко. Между тем Жуков кричал что-то близкое к бреду:
- Крючок, Иван Платонович, я-то крючок, никуда не гожусь, а вы похорошели, честное слово, похорошели… Красавец… Юноша-красавец, мужчина-красавец, старик-красавец… Бог - Иван Платонович, божество!..
Жуков извивался, дергал руками, метался по комнате. Толмазов поморщился - и чтобы переменить неприятный ему разговор:
- Вы тоже с визитом к товарищу Мурашко?
Жуков чуть не плюнул:
- Да какой визит! Все из-за верфи…
Мурашко - слегка подавшись вперед:
- Петр Николаевич - главный конструктор Дирижаблестроя.
- А-а, - протянул потрясенный Толмазов.
- Вот вам и "а"! - Глаза Жукова сверкнули задорным мальчишеским огнем, и он убежал, что-то бормоча на ходу.
- Очень опасный шаг, - сказал тогда Толмазов, потерявший всю свою официальность. - Это фантазер, самоучка… Очень опасный человек!
- А мы его уравновесили, - взглянув на Толмазова, сказал Мурашко. - Мне звонили сегодня, Иван Платонович… Назначен Ученый совет Дирижаблестроя во главе с уважаемым академиком Толмазовым…
- Вы шутите? - сказал академик.
- Какие шутки, - сказал Мурашко, - надо же все-таки, чтобы они летали!
- Кто - они? - спросил Толмазов.
- Советские дирижабли…
VII
Мы видим удлиненные корпуса верфи, разбросанные на обширной площади эллинги, газгольдеры, причальную мачту. Некоторые здания готовы, другие отделываются, третьи в лесах. Огромный экскаватор захватывает доисторическими челюстями грунт и неустанно прорубается дальше.
Мы видим готовые здания управления, аэродинамической лаборатории, новой столовой.
Мы попадаем в конструкторскую. На чертежные столы, на склоненные головы девушек-чертежниц падают яркие снопы света.
В углу над столом надпись: "Старший инженер группы оперения".
Случай свел когда-то Наташу Мальцеву с товарищем Мурашко в одном купе поезда. Теперь она на настоящем своем месте - "старший инженер группы оперения", двадцатишестилетняя русая женщина с пробором…
Ярко освещенный коридор. Блеск стен и больничная тишина.
По коридору мчится взъерошенный Жуков, его догоняет главбух.
- Петр Николаевич, ваша уборщица прислала заявление, просит пособия за счет жалованья!
Жуков - отрывисто, на ходу:
- Аксинья… Хорошая женщина. Очень хорошая женщина. Дайте пять тысяч!
Еще мгновенье - и главбух, распростерши короткие крылышки, поднимается в воздух.
- Петр Николаевич! Она же просит восемьдесят рублей!..
Но Жуков уже скрылся в дверях конструкторской.
Наташа Мальцева подняла на Жукова пристальные, спокойные глаза, молча придвинула к нему большой чертеж с надписью: "Скоростной дирижабль "СССР-1", конструкция инженера Жукова" и кивнула уборщице:
- Сергея Ивановича!
Жуков быстро перебирал груду дополнительных чертежей, лежавших на соседнем столе. Потом впился глазами в эскизный чертеж разреза дирижабля.
- Здоровенная штука!
Наташа - все с тем же пристальным, спокойным взором, устремленным на Жукова:
- Гениальная.
Жуков сердито блеснул очками:
- Девичья восторженность?..
Наташа пожала плечами:
- Очевидность…
Вошел Васильев. К нему живо повернулся Жуков.
- Сергей Иванович, ну-ка, путевку в жизнь младенцу…
- Как видите, Васильев, - негромко сказала Мальцева, - дошло дело и до аэродинамических расчетов… Слово за вами…
Васильев подошел к чертежам, склонился над ними:
- Я не совсем разбираюсь. У вас гондола…
- К чертям гондолу! - закричал Жуков. - Внутрь… Залезать!.. Никаких телег!.. Внутрь…
- Баки для горючего… - начал Васильев.
- Никаких баков! Никакого горючего. Водородные моторы… Собственным газом…
- Основные идеи Петра Николаевича… - сказала Мальцева.
- Основные идеи Петра Николаевича мне известны, - перебил ее Васильев, - тем не менее я хотел бы найти рули управления…
Ярко и страстно блеснули из-под очков глаза Жукова:
- Не найдете!
- Тогда позволительно узнать, - с неприкрытой насмешкой спросил Васильев, - как вы будете управлять кораблем?
Жуков рванулся вперед, его остановил чертежный стол.
- Васильев, вы живете в восемнадцатом веке! Вместо рулей - кольцо, восьмиметровое кольцо на хвосте. Оно дает вам управление, скорость, подвижность… Батюшки, пятый!.. - закричал он, бросив взгляд на часы. - Господь бог-то ждет небось? Сергей Иванович, значит, так - раздраконить!
И убегая, главный конструктор не то продекламировал, не то прокукарекал:
- А-э-роди-намически!
Васильев смотрел ему вслед до тех пор, пока не захлопнулась дверь.
- Не знаю, куда раньше звонить, - сказал он Мальцевой, - в психиатрическую лечебницу или в НКВД? Сумасшедший это или вредитель?
- Это гений, - ответила Наташа.
- Опровергающий дважды два? Тогда Наташа Васильеву в тон:
- Дважды два - это вихревая теория Толмазова? Васильев взорвался, сжал руками стол.
- Нет, уважаемые товарищи, - закричал он, как будто уже выступал на митинге. - Нет, товарищи, тут наука не ночевала! Тут дело партийное, товарищи!
- У нас все дела партийные, - сказал Мурашко, возникший в дверях. - Спокойно, молодежь.
- Ишь, старый выискался! - пробормотала Аксинья, приютившаяся в углу.
- Алексей Кузьмич, - выпрямился Васильев, - я заявляю со всей ответственностью: моя группа рассчитывать этот бред не будет. Я требую экспертизы.
Наташа прищурилась:
- В лице академика Толмазова? Васильев - едва сдерживая ярость:
- Если вам известен больший авторитет?..
VIII
Аэродинамическая лаборатория Дирижаблестроя. К потолку подвешены модели дирижаблей. На натянутой проволоке слабо качается серебряная, зализанная сигара с убранной внутрь гондолой и винтомоторной группой.
Рядом, в помещении аэродинамической трубы, - комиссия: Толмазов, Жуков, Мурашко, Васильев, Мальцева, Полибин, инженеры из конструкторского бюро. Гудит мотор воздушного насоса. Глаза обращены на стрелки приборов.
Мальцева выключила мотор.
Толмазов прошел в помещение модельной, за ним остальные. Он стал у стены, сверился с записью в блокноте.
- Теперь по результатам испытаний в трубе. Я принимаю водородный мотор, на это можно рискнуть. Я допускаю возможность небольшого увеличения скорости.
- Небольшого увеличения? - запальчиво перебил Жуков. - С полутораста километров на триста!
Толмазов продолжал:
- В остальном я напомню о вещах, известных каждому школьнику. При вашей конструкции кольца, заменяющего рули, кольцо неизбежно будет прилипать в пограничном слое воздуха, другими словами - дирижабль будет неуправляем. Потрудитесь взглянуть - справочник фирмы Армштадт в Мангейме…
- Все ясно, - сказал Жуков, - луну выдумал немец!..
- На луну собирались вы, Петр Николаевич, - возразил Толмазов.
- Дойдет и до луны, - проворчал Жуков.
Видя, что обсуждение уклоняется от научного русла, вмешался Полибин:
- Я бы отметил, - полился медовый голос, - некоторый дилетантизм в конструкции уважаемого Петра Николаевича…
- Придется с кольцом расстаться, Петр Николаевич, - грубо, в лоб сказал Толмазов.
- Я бы склонился к тому, чтобы присоединиться к заключению уважаемого Ивана Платоновича… - журчал Полибин.
Жуков сел в кресло. Он опустил голову, обхватил ее руками, закрыл глаза.
- Годы… - раздался его шепот, - десятилетия… ухабы… отчаяние… Мучить? - вскочил он. - Всю жизнь мучить? - Тощее тело его дергалось. Глаза мучительно сияли. - Жрецы науки! Архимандриты!.. - выкрикивал он. - Три перста - два перста… Старая вера… Никониане!..
- Это все ваши аргументы? - холодно спросил Толмазов. Жуков закрыл глаза и затих на мгновение.
- Мой аргумент, - сказал он неожиданно раздельно, - будет тот, что построенный нами дирижабль… мною, ею, - указывая на Мальцеву, - ею… - указывая на уборщицу, - будет летать над вашей поповской головой! Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех! Толмазов пожал плечами.
- Это стихи, а не наука. Возможность подъема дирижабля при нынешней его конструкции я считаю исключенной…
- Есть предложение начать заседание Ученого совета, - обычным своим голосом сказал Мурашко.
Толмазов встал и двинул креслом:
- Считаю излишним. Жуков:
- Впервые присоединяюсь к мнению почтенного Ивана Платоновича…
Мурашко огляделся, чуть помедлил:
- Поскольку испытания в трубе дали неопределенный результат, - сказал он без всякой значительности, - проверим дискуссию в воздухе…
- Тогда у меня другое, - ринулся к нему Васильев, - другое, чисто человеческое: кто будет, которые поведут в воздух собственный гроб?..