XII
Ночь. Три ослепительных луча висячих ламп озаряют склоненные головы Мальцевой, чертежницы Вари и лысую луковицу доброго старого тощего инженера Лейбовича.
В углу, затянутом тьмой, незатухающе светятся глаза Вихрашки.
- Ты скоро, Наташа? - говорит она чуть слышно и не двигаясь с места.
- Скоро…
Группа Мальцевой ищет ошибку в конструкции дирижабля. Ищут ошибку и в другом конце коридора - в кабинете Мурашко, в новом кабинете Мурашко, с тяжелой мебелью, с коврами и портьерами.
Это бурное заседание одной из бесчисленных комиссий с тем накалом страстей, который обычно предшествует переменам в жизни учреждения.
У стола выпрямился Мурашко, неправдоподобно бледный. К нему тянутся руки, сжимающиеся в кулаки, несутся яростные крики.
- Тысячи раз вам сигнализировали! - вопит Борисов.
- Право на риск! - стучит по столу графином Фридман.
Грохот восклицаний заглушил его слова. Этот грохот прорезал беспечный тенорок.
- Что за шум, а драки нет! - входя, сказал Полибин, обмахнул платочком кресло и опустился в него.
Пренебрежение, значительность, почти брезгливость, с какой он развалился в кресле, были так разительно несхожи с прежним Полибиным, что собрание застыло…
- Давайте, уважаемый, - пряча платок, кивнул Полибин Мурашко. - Давайте, я слушаю вас…
Чертежная, населенная призраками тревоги и молчания.
- Наташа, ты скоро?
Наташа встала, колеблясь, и словно чужими ногами подошла к столу Лейбовича, разложила чертеж, подозвала глазами Вихрашку.
- Мне кажется, что это здесь, Лейбович. Озаренные лучом головы над расчетом…
В кабинете Мурашко. Закинув голову, говорит Мурашко, опираясь ладонями о край стола:
- Я возражаю и буду возражать до конца…
- Короче, уважаемый, - прерывает его Полибин.
В чертежной.
Варя, Наташа и Лейбович вскочили, как будто на месте чертежа увидели зашевелившуюся змею.
Наташа закрыла глаза, потом открыла их, лицо ее было смочено слезами…
- Вихрашка, милая… - сказала она и протянула обе руки вперед.
- И все-то дело, - ожесточенно трясла мальчишеской головой Варя. - И вся-то авария!
Вихрашка переводила глаза с Лейбовича на Варю, с Вари на Наташу.
- Лейбович, милый, - сказала Наташа, дернулась, схватила расчет и опрометью убежала.
Из кабинета Мурашко шумной толпой вывалились в коридор заседавшие.
С несвойственной ему положительностью Фридман сказал шедшему рядом с ним Петренко:
- Дирижабль я, конечно, сожгу… Гробокопатели его не увидят!.. Ты меня не знаешь, Петренко…
- Я тебя знаю, - возразил Петренко.
Мимо них прошел Мурашко. Его догнал мелкими шажками Полибин и взял начальника Дирижаблестроя под руку:
- Просился к вам старый Полибин - пренебрегли! А Полибин тут как тут… как будто бы и не стоило ссориться со стариком…
И стучащими, старательными шажками он побежал дальше. Ему навстречу, несомая крыльями счастья, мчалась Наташа. Крылья эти принесли ее к Мурашко.
- Ну-с, так-с, - сказал Мурашко, - слушали, постановили: предложить некоему Мурашко работу, пока суд да дело, свернуть; Жукова отстранить, дирижабль не то выбросить на свалку, не то снести в ломбард!..
- Алексей Кузьмич, - перебила его трясущаяся Наташа.
- Еще не все! Материалы передать прокурору. Теперь все.
- Алексей Кузьмич, - тихо сказала Наташа и взяла начальника за руку. - Я нашла ошибку…
XIII
Он почти лег на стол. Магический свет лампы падает на гриву волос, на повязку, сквозь которую проступила кровь. Жуков чертит.
Звонок.
- Войдите, - и он приблизил лицо вплотную к чертежу.
Но это звонок у входной двери. У входной двери Наташа, Фридман, Вихрашка.
Ночь. В машине сквозь стекло мелькнуло лицо Васи. Звонок трещит безостановочно.
- Не слышит, - сказал Фридман и дернул ручку. Дверь открылась. Она не была заперта. Комсомольцы на цыпочках прошли коридор и детскую, где спали четыре маленьких Жукова.
Подняв голову от чертежа, Жуков увидел гостей.
- Петр Николаевич! - голос Вихрашки вздрагивал, он был неумело суров и неумело торжествен. - От имени комитета комсомола, от имени всех комсомольцев мы выражаем вам сочувствие… И потом еще - мы выражаем уверенность…
- Я нашла ошибку, - ласкающим своим голосом сказала Наташа.
- Будет летать, маэстро!.. - закричал Фридман и осекся.
Отсутствующее лицо Жукова. Пятно крови, как звезда, на повязке, глаза, устремленные поверх собеседников.
- Петр Николаевич, - выдвинулась Вихрашка вперед, - мы должны сейчас же сделать…
- Делать надо вот что… - ответил Жуков и развернул перед комсомольцами нарисованное на ватманской бумаге чудовище невиданной формы.
- Делать надо болид будущего… Он дернул себя за повязку.
- Вот осуществленные межпланетные путешествия… Вот полет на Луну. Скорости в тысячи километров в высших слоях атмосферы.
- Луна подождет, - ответил Фридман. - Поехали на верфь, Петр Николаевич…
На лицах комсомольцев смятение, почти отчаяние.
- Вы здесь сидите, - волнуясь, сказала Вихрашка, - Петр Николаевич, и не знаете… На Мурашко нажим отчаяннейший… Завтра другие люди будут всем ведать, не вы…
- Вы не правы, Петр Николаевич, - сказала Наташа. При звуках негромкого, непреклонного голоса Наташи
Жуков сжался, метнулся, замер.
- Сегодня нужно одно: чтобы "СССР-1" прошел испытания…
- Покажите, - протянул к ней руку Жуков. Наташа подала расчет. Вихрашка удалилась на цыпочках в соседнюю комнату.
Быстро набрала на телефоне номер:
- ЦК партии?.. 518… Там у вас Мурашко из Дирижаблестроя… Насилу сдвинули, Алексей Кузьмич…
Голос Мурашко:
- В каком состоянии?
- Да в каком состоянии?.. Болид будущего… Сейчас потащим на верфь…
Жуков молча сидел над расчетом. Потом встал, с тоской огляделся; что-то беспомощное и печальное отразилось на его лице.
- Петр Николаевич, - боязливо сказала Вихрашка, - ждем только вас… Вся сборочная на месте…
Жуков закрыл глаза.
- Новый аэродинамический расчет… - казалось, он говорил сам с собой, - перемены в кольце… Не сделаем… Никогда не сделаем…
Он прошелся по комнате с необычайной для него медленностью и усталостью. Неожиданно улыбнулся Наташе. Закинув голову, вышел в соседнюю комнату и набрал номер телефона. Неумелыми, негородскими словами Жуков медленно говорил в трубку:
- Я телефонирую в квартиру академика Толмазова?.. Если Иван Платонович захочет, пусть подойдет к телефонному аппарату…
Из квартиры Толмазова ответила старая женщина московского профессорского типа в молодящем ее пестром халате.
- Иван Платонович два часа как спит… Кто это говорит?
- Это говорит Жуков, у которого есть дело к Ивану Платоновичу… Дело, которое никто в Союзе, кроме Ивана Платоновича, исполнить не может.
Его прервал голос Анны Николаевны Толмазовой:
- Я попрошу вас в это время Ивана Платоновича не беспокоить…
И повесила трубку.
Жуков потер лоб и обернулся к комсомольцам.
- Она просит… - сказал он запинаясь, - она просит не беспокоить…
ХIV
Жена академика ошиблась. Академик не спал. На длинном его столе разложены чертежи конструкции Жукова.
Толмазов переходит от одного чертежа к другому. Он взъерошен, руки его дрожат. Дрожащей рукой берет он пепельницу. Пепельница падает.
В дверях пудреное, насурьмленное лицо Анны Николаевны.
- Иван Платонович, ты не спишь?
- Как видишь…
- Иван Платонович, звонил этот Жуков… Я не позвала…
- Сейчас же соединить!
- Тебя не поймешь, Иван Платонович, - обидчиво сказала Анна Николаевна, - то ты кричишь, что он сумасшедший…
Толмазов изучает чертежи…
- Иван Платонович, поскольку ты не спишь, я хотела поговорить с тобой о Тамаре… Тамара просит путевку…
Толмазов поднял голову от чертежа.
- Безумен Жуков, - проговорил он, - нормальна Тамара, нормальна ты… нормален Полибин… С вами вместе стал нормален и я - и перестал быть Толмазовым!..
Анна Николаевна чуть не заплакала:
- Господи… Иван Платонович… что же это такое? Все наперебой говорят, что дирижабль не мог сесть, а ты…
- Дура! - Толмазов задохся. - Почему он поднялся?!
- На этот вопрос вы и должны ответить, - сказал голос в дверях.
Толмазов обернулся. На пороге стоял Мурашко.
- Как вы прошли? - пролепетала Анна Николаевна.
- Домработница открыла… За дверью - полуодетая, смятенная домработница.
- Уйди, - сказал Толмазов жене. Анна Николаевна уползла и заплакала уже за дверью. Толмазов стоял возле чертежей, как бы защищая их.
- Чем я обязан?
- Для того чтобы "СССР-1" прошел испытания, для того чтобы дополнить, видоизменить теорию академика Толмазова, для того чтобы Советский Союз узнал, что у него есть выдающийся конструктор Петр Жуков, - для этого академик Толмазов должен сделать аэродинамический расчет по кольцу Жукова…
- Я не совсем понял. Руки Толмазова дрожали.
- Нет, вы поняли. И еще должны вы понять, что это дело… Вопрос во взгляде Толмазова.
- Ну, чтобы они летали. Мне поручено Коммунистической партией, поручено Советской страной… Это поручение… ну, как бы это сказать попроще… это поручение я выполню. - Мурашко сел. - Я жду ответа, - сказал он.
XV
В очень хорошей машине развалился Полибин. Рядом угрюмый Васильев, угрюмее, чем всегда.
Мимо несутся поля, покрытые поспевшей рожью.
- Мой юный друг, - разглагольствует Полибин, - я бы сказал, что в Главном управлении вы не были на высоте… Новые птицы… новые песни… В заместителе главного конструктора я хотел бы больше уверенности и, не будем бояться слов, апломба… Призаймите у Ивана Платоновича…
- Да нечего занимать… После полета совсем тронулся…
- И очень просто, мой юный друг… Полет-то, скомпрометировав Жукова, весьма ощутительным образом задел вихревую теорию знаменитейшего академика Толмазова… У бильярдистов это называется комбинированный удар, когда одним ударом кия прорывается сукно, разбивается лампа над бильярдом и протыкается глаз партнера… Но, между прочим, в Главном управлении надо было быть энергичнее, а то как бы, мой друг, Жуков и компания не зашевелились…
Машина несется к Дирижаблестрою, мимо неярко блещущих полей…
В монтажной главной верфи сборочная бригада Вихрашки разбирает детали кольца.
- Ребята, гляди, - несется звонкий Вихрашкин голос, - чтобы за комсомольской бригадой дело не стало!..
- А когда оно за нами ставало? - басом отвечает долговязый парень, весь измазанный в машинном масле.
В дверях появилась непременная Аксинья:
- В чертежную зовут… Вихрашка умчалась. Бежать надо было быстро, так как
новый работник в конструкторской ждать не любил. Новый этот работник был Иван Платонович Толмазов.
- Мальцева, мы проверим с вами боковые сечения… Лейбович, четыре часа на расчет… Где бригадир сборки?
- Здесь, - сказала Вихрашка и оробела.
- Фамилия ваша?..
- Аня Иванова…
- Ребята, у Вихрашки есть фамилия!
- Товарищ Иванова, в шесть часов надо закончить демонтаж кольца. Жуков, заснули вы, что ли?
- Я не заснул, - ответил Жуков. Он смотрел на скинувшего пиджак Толмазова застенчиво
и восхищенно и без особенного толка метался от одного чертежного стола к другому.
- Сережа, - Толмазов увидел оцепеневшего на пороге Васильева, - куда вы запропастились? Проверьте монтаж кольца. Завтра летим…
- На чем? - пропел тенорок за спиной Васильева, и появился Полибин.
Двинув ножкой, он склонился в сторону Толмазова и, не в силах удержать откровенной злобы, прошипел:
- Прыть для академика похвальная, но вряд ли не запоздалая…
В дверях появился Мурашко. Полибин двинул ножкой в его сторону.
- Привет товарищу Мурашко! Только что из Главного управления… Образована аварийная комиссия… Председатель оной комиссии перед вами… Для начала запечатайте-ка вы, друг мой, эллинг и распорядитесь о прекращении всяких работ.
- Письменный приказ, - сказал Мурашко.
- Воспоследует незамедлительно, - пропел Полибин и, казалось, стал выше ростом.
XVI
В здании рядом с эллингом молча и быстро работали Васильев и Наташа, соединяя какой-то провод.
Вихрашка и Фридман в кустах около газгольдера положили жестяные пакеты и быстро повели от них электрический провод.
В будке, недалеко от здания управления Дирижаблестроя, шофер Вася и чертежница Варя соединяли в пучок тонкие провода и привинчивали к мраморной доске рукоятку.
Вася посмотрел на часы и включил рубильник.
От пакета, лежавшего в кустах, повалил густой дым.
В дежурке Дирижаблестроя Петренко читает книгу.
Завыла сирена. Ей ответили колокола громкого боя. Вспыхнули сигнальные лампочки, затрещал пожарный телеграф, зазвонили многочисленные телефоны на столе дежурного.
Петренко схватил две трубки зараз:
- Пожары на очистительной станции?! Первый и второй эллинги?.. Пожар на складе материалов?!
Петька бросил все трубки и схватился за единственный молчавший телефон.
- Квартиру Мурашко! Начальника строительства!.. Начальника!
Вопль Петренко долго оглашал дежурку. Небо закрыли клубы черного дыма.
На газоочистительную станцию промчалась пожарная команда.
Спокойный голос Елисеева сказал в телефон:
- Дым подходит к эллингу, Алексей Кузьмич…
- Что вы предлагаете? - спросил Мурашко.
- Предлагаю вывести дирижабль в воздух.
- Действуйте согласно пожарной инструкции, - сказал Мурашко, положил трубку на рычаг и улыбнулся в первый раз за все эти дни.
На ходу одевались летчики.
Стартовая команда стремительно выводила дирижабль из эллинга.
С огнетушителями в руках пробежала группа комсомольцев из сборочной бригады Вихрашки.
Дым, жирный и черный, образовал на небе гряду туч, распухавших все больше.
Дирижабль оторвался и пошел в воздух…
Он прошел над шоссе, по которому мчался автомобиль Полибина.
Услышав гул моторов, Полибин выглянул из машины и увидел уходивший в небо дирижабль.
Из своего кабинета вышел Мурашко и обратился к секретарше:
- Агния Константиновна, сообщите отбой пожарной тревоги.
С борта дирижабля по радиотелефону звонила Вихрашка:
- Алексей Кузьмич, управляемость отличная. Скорость двести сорок. Все в порядке.
Дирижабль неожиданно развернулся против ветра.
- Курс сто двадцать! - скомандовал Елисеев.
- Есть, курс сто двадцать! - ответил Петренко и притворно нахмурился.
Дирижабль, послушно проделывая все эволюции, все увеличивал скорость.
И, наконец, очередь труднейшего из маневров.
- Спуск по спирали! - командует Елисеев.
- Есть, спуск по спирали! - ответил Фридман, от напряжения оскалив зубы.
Двухсотметровая серебряная сигара перешла в пике, спиральными кругами пошла к земле, на мгновение замерла и начала круто набирать высоту.
По радиотелефону звонила Наташа:
- Есть, спуск по спирали, Алексей Кузьмич! Все в порядке!
К выходившему из здания управления Мурашко подлетел ошеломленный Полибин с пакетом в руках.
- И за что только этим пожарным деньги платят! Задумали когда тревогу делать!.. - повернулся к нему Мурашко.
И пошел на летное поле.
У эллинга на пустом перевернутом баке сидели рядышком два старика, закрывшись ладонями от солнца, - смотрели на плывший в высоте дирижабль.
Рядом с ними разноголосо шумела толпа рабочих и конструкторов Дирижаблестроя.
К двум старикам подошел такой же старый слесарь из монтажной, сел рядом с Толмазовым и Жуковым и, также закрывшись ладонями от солнца, стал следить за полетом "СССР-1"…
Летное поле заполнялось приехавшими из Москвы летчиками, корреспондентами, работниками авиационных заводов…
Шел третий час полета "СССР-1". Уже были побиты рекорды скорости и высоты.
Тогда к Мурашко подошел простоватого вида пятидесятилетний человек, председательствовавший в комиссии при прохождении сметы Дирижаблестроя.
- Ну, меня, брат, из Совнаркома взяли…
- Куда же это?..
- Да опять в ЦК. Я к тому, что придется, брат, ко мне наведаться… Дирижаблестрой-то уже перестал быть "строем"…
В пламенеющем небе - последнее видение серебристого "СССР-1".
XVII Из здания ЦК ВКП(б) на Старой площади, 4, вышел сухощавый человек. Мгновение постоял, потом направился к длинному ряду автомобилей, ожидавших против подъезда.
Машина двинулась…
- Москва? - спросил Вася.
- Периферия… Пауза.
- А именно сказать, кто мы, Алексей Кузьмич?..
- Высотные бомбовозы… Вот кто мы… Завод номер… За окнами летела Москва.
Публицистика. Статьи, мемуары, выступления
В доме отдыха
За верандой - ночь, полная медленных шумов и величественной тьмы. Неиссякаемый дождь обходит дозором лиловые срывы гор, седой шелестящий шелк его водяных стен навис над грозным и прохладным сумраком ущелий. Среди неутомимого ропота роющей воды голубое пламя нашей свечи мерцает как далекая звезда и неясно трепещет на морщинистых лицах, высеченных тяжким и выразительным резцом труда.
Три старика портных, кротких, как няньки, и очаровательный М., так недавно потерявший глаз у своего станка, да я, заезженный горькой и тревожной пылью наших городов, - мы сидим на веранде, уходящей в ночь, в беспредельную и ароматическую ночь… Неизъяснимый покой материнскими ладонями поглаживает наши нервические и сбитые мускулы, и мы неторопливо и мечтательно пьем чай - три кротких портных, очаровательный М., да я, загнанная и восторженная кляча.
Мещане, построившие для себя эти "дачки", бездарные и безнадежные, как пузо лавочника, если бы вы видели, как мы отдыхаем в них… Если бы вы видели, как свежеют лица, изжеванные стальными челюстями машины…
В этом мужественном и молчаливом царстве покоя, в этих пошленьких дачах, чудесной силою вещей преображенных в рабочие дома отдыха, затаилась неуловимая и благородная субстанция живительного безделья, мирного, расчетливого и молчаливого… О, этот неповторимый жест отдыхающей рабочей руки, целомудренно-скупой и мудро рассчитанный. С пристальным восхищением слежу я за ней, за этой направленной судорожной и черной рукой, привыкшей к неустанной и сложной душе моторов… От них взяла она эту покорную, молчащую и обдуманную неподвижность утомленного тела. Философия передышки, учение о возрождении израсходованной энергии - как много узнал я от вас в этот шумливый и ясный вечер, когда портные и металлисты пили свой патриархальный, нескончаемый, стынущий чай на террасе рабочего дома во Мцхете.
Накачиваясь чаем, этим бодрым шампанским бедняков, мы степенно, истово потеем, любовно перебрасываемся негромкими словами и вспоминаем историю возникновения домов отдыха.