Прежде чем показать эти кадры Кораблинову, Крюков несколько раз прогнал оба ролика и, зная, что если об этом узнает Подрезов, то может разразиться большой скандал, все-таки решил пробу с Путинцевым показать Сергею Стратоновичу. Это было через неделю после цеховых съемок, за несколько дней до отъезда Подрезова в Ленинград, где он на "Ленфильме" заканчивал сниматься в роли д’Артаньяна в фильме "Три мушкетера".
В просмотровом зале, кроме Кораблинова, режиссера Крюкова и монтажера, никого не было, а поэтому Крюков счел необходимым предупредить Кораблинова, что после его ухода из цеха он отснял кадры производственных эпизодов с рабочим Путинцевым.
- С его фактурой можно играть Петра Первого и Александра Невского.
- Решили транжирить пленку? - проворчал Кораблинов, что-то записывая в своем блокноте.
- Да тут ушло не больше трехсот метров, Сергей Стратонович. Уж больно колоритная фигура этот Путинцев. К тому же есть кое-какая основа, три года занимается в драмкружке у Брылева.
- Ну, и как, по-вашему? - не отрываясь от блокнота, спросил Кораблинов.
- Посмо́трите, сравни́те.
- А что, если об этом узнает Подрезов? Ведь он с вас три шкуры сдерет.
- Она у меня дубленая, шкура-то моя, Сергей Стратонович, не сдерет, - отшутился Крюков и, взяв трубку телефона, соединяющего просмотровый зал с аппаратной, сказал: - Галя, зарядите вначале ролик с Подрезовым.
- Готово! - донесся из окошечка звонкий голос.
В просмотровом зале погас свет. В наступившей тишине Крюков отчетливо слышал, как сзади тихо отворилась дверь и снова закрылась. Зная, что в зал кто-то вошел, и, судя по шагам, не один, он посчитал, что, это кто-нибудь из технического персонала объединения. О вошедших Крюков забыл тут же, как только на экране крупным планом показалось лицо главного героя фильма. Подрезов у фрезерного станка, Подрезов с девушкой идет по цеху, потом он подходит к доске Почета… Превращенная в карикатуру фотография…
- Ну как? - теперь уже Крюков спросил Кораблинова.
В тишине зала было слышно, как Галя за стеной, в аппаратной, меняла ролики.
- Не пойму отчего, но что-то, мне кажется, не то. И странно, почему-то вспомнился мне сейчас Горький. Не то в каком-то месте своих воспоминаний, не то в одном из писем он писал, что во время работы над ролью Ивана Грозного Шаляпин так вжился в образ, что все у него было царственно, даже в разговоре с прислугой в гостинице, в кругу друзей, в общении с товарищами. Походка, жест, взгляд - все монаршее, царское. Горький над ним потешался. Когда они купались в Волге, Шаляпин даже в воду совершенно голым входил так величественно и так царственно, что Горький покатывался со смеху.
- Вы это к чему? - прозвучал в темноте голос Крюкова.
- А к тому, что Подрезов вот уже несколько лет спит и видит себя в роли Гамлета, на нем он буквально помешался. Скажи ему сейчас, что за эту роль в фильме он должен по-пластунски проползти от Москвы до Ленинграда, он тут же плюхнется на землю и поползет.
- Чем вы так недовольны, Сергей Стратонович? - спросил Крюков, видя, как, прикуривая трубку, Кораблинов сердито хмурился и брезгливо выплевывал попавший в рот табак.
- Всем! - резко бросил в темноту зала режиссер. - И тем, что Подрезов так и не понял, что ему нужно играть, и тем, что в каждом его движении, в каждом жесте сидит мушкетер д’Артаньян, а в глазах плещутся терзания и муки Гамлета. А тут нужно играть рабочего человека, простого русского парня, труженика!..
- Галя, давайте второй ролик, с Путинцевым, - бросил в телефонную трубку Крюков.
И снова на экране замелькали те же самые заводские кадры, где рядом с обмотчицей Верочкой Суетиной - ее играла молоденькая выпускница института кинематографии и очень волновалась: это была ее первая роль в кино - был уже не Подрезов, а Владимир Путинцев.
Когда на экране потух последний кадр и нужно было включать в зале свет, все трое - Кораблинов, Крюков и монтажер - сидели молча и не шелохнувшись.
- Ну как, Сергей Стратонович? - тихо спросил Крюков.
- Да!.. - как вздох, пронесся в темном зале ответ Кораблинова. - Путинцев в этих кадрах живет, Подрезов играет. А ведь я ему вдалбливал это почти полгода. Не знаю, что и делать дальше.
И вдруг из глубины зала, откуда-то с задних рядов, как из могилы, прозвучал хрипловатый, натужный голос Подрезова:
- Вы уже все сделали, Сергей Стратонович!..
- Дайте свет! - почти крикнул Кораблинов в телефонную трубку, и в зале тут же зажегся свет. Кораблинов повернулся на голос.
Подрезов и актер Мартынов, игравший в фильме эпизодическую роль, стояли на ковровой дорожке прохода, между рядами кресел.
Нелегко ввергнуть Кораблинова в растерянность, но здесь он на некоторое время смешался. Но это замешательство продолжалось недолго.
- Николай Борисович, вы оба ролика видели с цеховыми эпизодами? - спросил Кораблинов спокойно, будто он и раньше знал, что в просмотровом зале сидит Подрезов.
- Видел оба, Сергей Стратонович.
- Вам не кажется, что у Путинцева бригадир Рудаков в этих кадрах получился естественней?
- Когда мне что-то кажется, я крещусь! - резко ответил Подрезов, и Кораблинов заметил, что голос его дрожит.
- И это помогает? - уже несколько раздраженно и насмешливо прозвучал голос Кораблинова.
Вопрос режиссера поставил Подрезова в тупик.
- Помогало моей бабушке, она у меня была очень религиозная, - ответил Подрезов. - Я не ожидал только одного: чтобы под меня тайком подставляли какого-то заводского Федьку, который вечерами от нечего делать балуется в драмкружке.
- Ого!.. Вон вы куда!.. - развел руками Кораблинов и повернулся к Крюкову: - Станислав Сергеевич, может, извинимся перед Подрезовым, что взяли и не спросили у него позволения попробовать на роль бригадира Владимира Путинцева? Как вы считаете, пожалуй, стоит извиниться?
Не дождавшись ответа Крюкова, Подрезов резко направился к дверям. Уже с самого порога он, повернувшись, бросил в пустынный зал:
- Этот разговор мы продолжим через неделю, когда я вернусь из Ленинграда. А сейчас - прошу прощения, если сказал что-нибудь не то.
С этими словами Подрезов бесшумно закрыл за собой дверь.
- Он даже сердится театрально! - брезгливо поморщившись, сказал Кораблинов. - Штамп в жесте, штамп в позе, штамп в мыслях!..
- Подрезов не нравился вам с самого начала, - вставил Крюков. - А тут совсем начал выкидывать коленца. Ничего, за неделю он одумается. Приедет - тише воды и ниже травы будет. Его гонора хватает на пять минут.
- Мне его гонор не нужен и на секунду! - почти рявкнул Кораблинов, и голос его в пустом зале прокатился эхом. - Мне нужны талантливые актеры и порядочные люди, а не неврастеники.
…В Ленинграде Подрезов пробыл больше месяца. Съемки "Трех мушкетеров" затянулись. И этот факт - задержка плановых съемок по вине артиста - позволял Кораблинову сделать перестановку: после новых проб в других, незаводских эпизодах на главную роль в фильме "Заводские сполохи" он назначил Владимира Путинцева.
С заводским начальством Кораблинов договорился без особого труда. На период съемок Владимиру был предоставлен отпуск с полным сохранением средней месячной зарплаты - так распорядился директор завода, которому мысль эту подал заместитель секретаря парткома Таранов.
Съемки продолжались лето и осень, а ранней весной на экраны вышел фильм "Заводские сполохи", о котором в центральной прессе было высказано немало теплых слов и одобрительных оценок. Бо́льшая часть похвалы выпала на долю Владимира Путинцева. Почти в каждой статье критики и рецензенты не упускали случая особо оговорить, что одну из главных ролей в фильме исполнял рабочий с завода имени Владимира Ильича.
Дальше все пошло так, как обычно бывает в таких случаях: почти отеческое покровительство Кораблинова, успешно сданные экзамены на вечернее отделение во ВГИК, занятия в семинаре Кораблинова…
Кораблинов, Кораблинов, Кораблинов… Встреча с ним стала судьбой Владимира.
Все прожитые в Москве годы благодатным сном проплыли в воображении Владимира, пока наконец он не дошел до той самой минуты, когда всего лишь несколько часов назад сам Кораблинов подошел к нему в просмотровом зале, положил ему на плечо руку и сказал, что роль Григория Печорина в кинофильме "Герой нашего времени" будет играть он, Владимир Путинцев.
"Мама!.. Если б существовала на свете телепатия, то я уверен: сердце твое сегодня трепетало бы от счастья. А Светлана? Как будет рада она, когда я сегодня сообщу ей эту новость, от которой у нее захватит дух. Чего доброго, от радости расплачется…"
Размечтавшись, Владимир не слышал, как дверь в комнату открылась и в нее втиснулась седая голова вахтера.
- Эй, ты, аника-воин!.. Поди, проспался?! Вставай!..
Владимир вскочил с кровати и подошел к вахтеру. Вытянув голову и слегка согнувшись в коленях, он таинственно спросил:
- Дядя Сеня, а если бы сразу выиграл десять новеньких "Волг"? Что бы ты сделал?
Старик отступил от Владимира, и на лице его застыл испуг.
- Да ты никак рехнулся, парень?! Уж не послать ли за доктором?
- Дядя Сеня, за доктором посылать не нужно, а за четвертинкой нужно сбегать обязательно. По секрету скажу: я сегодня выиграл десять новеньких "Волг"!.. Нет, больше, чем десять "Волг"!..
Старик ничего не сказал, махнул рукой и, с опаской оглядываясь, пошел к своей тумбочке у дверей.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После отъезда Дмитрия Петровича и Елены Алексеевны прошла неделя. Капитолина Алексеевна стала теперь бывать в доме сестры каждый день. Приезжала утром и уезжала поздно вечером.
Вот и сегодня - не успела Стеша как следует убрать в квартире и приняться за свое вязание, как в коридоре раздался настойчивый, продолжительный звонок.
- Господи Исусе… - перекрестилась Стеша. - Она… Ни дать ни взять - громобой, этак можно и заикой оставить.
Капитолина Алексеевна на этот раз пришла не одна. Сзади нее на лестничной площадке стоял Корней Карпович Брылев. У Каретниковых он не был уже давно. Последний раз заходил ранней весной, восьмого марта, поздравил с праздником Елену Алексеевну и Светлану и принес веточку мимозы.
- Здравствуйте, Стешенька! - Брылев низко, по-театральному, поклонился и хотел было поцеловать руку Стеше, но та резко ее отдернула и, спрятав обе руки за спину, отпрянула к стенке коридора.
- Что вы, что вы, Корней Карпович!.. Не приучены мы к этакому… Сроду у нас мужики бабам руки не целовали.
Брылев улыбнулся тяжелой улыбкой и следом за Капитолиной Алексеевной прошел в столовую, где, как и полгода назад, все стояло на своих местах: телевизор, приемник, пианино, сделанный руками Дмитрия Петровича небольшой фигурный аквариум, в котором меж причудливых рифов и зеленых водорослей в розоватом подсвете плавали крохотные разноперые рыбки с радужными плавниками…
Корней Карпович устало опустился в мягкое кресло, пододвинул к себе журнальный столик, на котором стояла болгарская керамическая пепельница, и принялся набивать трубку.
Через открытую дверь из комнаты Светланы доносилось монотонное гудение пылесоса.
Чтобы не сидеть без дела, Капитолина Алексеевна надумала гладить белье. Мурлыкая себе под нос какой-то опереточный мотив, она пододвинула стол поближе к электрической розетке, постелила на него вдвое сложенное одеяло, принесла из кухни утюг и большую кипу белья, еще таившего в себе запахи прохладной свежести двора, где оно висело рано утром.
Сегодня Капитолина Алексеевна приехала не просто проведать племянницу и узнать, как она сдаст очередной экзамен (то, что второй тур пройдет успешно, в этом она почти не сомневалась), а с особо важным намерением. Ночью, томясь в бессоннице, думая о том, как бы помочь Светлане, она перебрала в памяти все свои театральные знакомства и министерские связи. И вдруг, как в светлом озарении, на ум ей, будто вынырнув из воды, пришел Сергей Стратонович Кораблинов. Народный артист, знаменитый кинорежиссер…
"И как же я не вспомнила раньше?.. Ведь ты, черт тебя побери, сейчас король экрана! Что же это я, старая дура, на сообразила раньше, что стоит тебе шевельнуть пальцем, и… Ведь мы с тобой когда-то учились на одном курсе. И не только учились, но и… Эх, Сережка, Сережка!.." От протяжного и глубокого вздоха Капитолины Алексеевны заколыхались нежные зеленые плети традесканции, стоявшей на телевизоре. Продолжая гладить белье, она мысленно вела предполагаемый и желаемый диалог, который мог бы, как ей казалось, произойти между ней и Кораблиновым.
- Что ты все утро шепчешь, Капелька? - пробурчал Брылев, наблюдая за ловкими движениями рук Капитолины Алексеевны. - Неужели ты не знаешь, что это первый признак тихого помешательства?
- Побудешь с тобой два часа подряд - можно попасть и в палату буйных. - Капитолина Алексеевна энергично поджала губы, делая вид, что ей сейчас не до него, что она занята своими мыслями.
С похмелья Брылева ознобно потрясывало. Казалось, что ему мешали руки. То он закладывал их за спину, то засовывал в карманы, то потирал ладони.
- Что, Корнеюшка? Вчера был на космических высотах?
- Не говори!.. Добрался аж до самого Марса. У Юрлова по случаю шестидесятилетия и получения звания был сабантуй. Пятьсот рублей ухнул. Натура - что твой Великий океан. Ему бы царя Петра играть, а он последние годы все в эпизодах. - Брылев говорил, а сам нет-нет да бросал косые взгляды на буфет. - Аж сейчас, черт возьми, никак не могу выйти из состояния невесомости. Капелька, посмотри сама или спроси у Стеши - нет ли там где-нибудь душеспасительного?
Капитолина Алексеевна открыла глухую створку буфета, вылила из графина остатки водки в фужер и подала Брылеву.
- Только, ради бога, не мешай мне, у меня куча дел. Если хочешь, ступай перекуси на кухне. Там на сковородке еще не остыли гренки.
- Спасибо, Капелька, уж я не буду растворять драгоценную влагу в хлебном месиве. Так-то, натощак, оно лучше разойдется по жилкам.
Брылев утонул в мягком кресле, положил голову на спинку и блаженно замер. Полузакрыв глаза, он некоторое время сидел молча, потом вдруг тихо и таинственно, будто обращаясь к кому-то третьему, находящемуся в комнате, заговорил:
…О Рим!.. О громкая держава!..
Певец богов, певец любви,
Скажи мне, что такое слава?!
Не обращая внимания на Брылева, Капитолина Алексеевна продолжала гладить.
А когда в столовую с пылесосом в руках вошла Стеша и спросила, не поставить ли чайку, она вдруг резко остановила на простыне утюг и, словно не расслышав ее вопроса, подбежала к телефону. Но не успела она набрать номер, как в комнате запахло паленым. Ее опередил Брылев. Поймав взглядом обеспокоенное лицо Капитолины Алексеевны, он с подчеркнутой услужливостью и проворством подскочил к столу, поставил утюг на керамическую подставку и принялся гладить ладонью то место на простыне, где остался желтоватый паленый след.
Капитолина Алексеевна благосклонно кивнула в сторону Брылева и ждала, когда ей ответят по телефону. Видно было, что она волновалась.
- Аль-ле… Аль-ле… Это приемная комиссия?.. Миленькая, скажите, пожалуйста, как прошла второй тур Светлана Каретникова?.. Что?.. - По лицу ее пробежала гримаса презрительного возмущения. - Ах, извините!.. - Капитолина Алексеевна швырнула на рычажки трубку, подошла к столу и взяла с подставки утюг. - Бюрократы!.. "Мы на телефонные звонки справок не даем".
Брылев старательно, не спеша набил табаком трубку, раскурил ее и, словно все это время, пока Капитолина Алексеевна гладила и разговаривала по телефону, он обдумывал, что бы такое значительное и весомое сказать ей, уверенно заговорил:
- Могу пари держать - Светлана с блеском пройдет второй тур. Купринский "Брегет" она читает восхитительно! - Брылев вскинул над головой руку. - Моя школа!.. Великий Качалов плакал, когда Корней Брылев играл Раскольникова.
- Все это было, Корнеюшка, было… А вот сейчас-то никто над игрой твоей и не плачет. Ролью бессловесного лакея слезу из публики не выдавишь.
Судорожно схватившись за мягкие подлокотники кресла, Брылев резко встал.
- Что?! Что ты сказала? Корней Брылев выдохся? Ха-ха-ха!.. А, понимаю… Ты хочешь сказать, что душа его захлебнулась в перцовке? - Лицо Брылева посуровело, высоко вскинутая голова застыла в позе надменной сосредоточенности. - Нет, мамонька, шалишь! Корней Брылев еще актер!.. - И, словно вспомнив что-то неприятное, он болезненно поморщился и как-то сразу поник. - Сходи-ка ты, Капитолинушка, погляди, нет ли там чего-нибудь на кухне… После проводов там должно кое-что остаться. Чертовски трещит голова.
- У тебя же сегодня спектакль.
Брылев со вздохом посмотрел на запястье левой руки и, не обнаружив часов, горестно закрыл глаза.
- Какой только безумец придумал эти ломбарды?!
Во взгляде Капитолины Алексеевны вспыхнула материнская жалость. Она невесело смотрела на Брылева, словно размышляя, дать ему рюмку водки или как следует отругать, пристыдить.
- Корнеюшка, сейчас уже второй час, а у тебя в семь начало спектакля.
Брылев втянул голову в плечи и, зябко потирая ладони, почти шепотом проговорил:
- Старый лакей Терешка выходит на сцену в девять часов.
Капитолина Алексеевна аккуратно свернула белую полотняную рубашку и положила ее в стопку белья.
- Да, ты прав, Корнеюшка. За это время можно успеть пройти полный сеанс медицинской помощи в вытрезвителе.
Брылев подошел к Капитолине Алексеевне и, следя за выражением ее лица, осторожно положил свою руку на ее плечо. В голосе его звучала почти мольба:
- Ты всегда была гениальной женщиной, Капитолина. Недаром тебя в юности прозвали Психеей. А посему, дружочек, поищи-ка на кухне, поскреби по сусекам, может, где-нибудь там стоит.
Спиной почувствовав на себе взгляд, Капитолина Алексеевна невольно повернулась. За распахнутыми створками дверей, ведущих из столовой в коридор, стояла Стеша. Так, чтобы ее не заметил Брылев, она попятилась к стенке коридора и таинственно поманила к себе рукой Капитолину Алексеевну и при этом кивала головой, будто хотела сказать: "Скорее, а то раздумаю и уж никогда не скажу…"
Капитолина Алексеевна знала, что из пустяков Стеша тайны не делает, а поэтому вытащила из розетки вилку и следом за Стешей прошла в кухню.
Стеша положила на подоконник вязанье, тихо прикрыла дверь и осмотрелась по сторонам так, словно ее распирала великая тайна: и поделиться может не с каждым, и не поделиться нельзя - тревоге нужно выплеснуться из души.
- Что, Стешенька?
Стеша поправила на голове белый платок в мелкий горошек, поднесла к губам указательный палец и, стараясь придать разговору еще бо́льшую таинственность и важность, сипло проговорила:
- Быть к рождеству свадьбе, не иначе…
- Что-что? - чуть не поперхнулась вопросом Капитолина Алексеевна.
- Меня сны никогда не обманывают, а те, что приходят под четверг, всегда сбываются.
- Ты о какой свадьбе, Стешенька?