Андриан во время японской войны находился в действующей армии, вернулся в звании фельдфебеля, но остался для железнодорожников своим человеком. Ребятишки вроде Пашки Наследова и Гераськи Туранина особенно почитали его как бывшего военного: подкараулят по дороге домой и, поспевая вприпрыжку за мощным пышноусым ремонтником, расспрашивают о пушках, об атаках, о гибели крейсера "Варяг" и "хитрых япошках".
- После митинга пойдем к вам в Нахаловку, - предложил ему Александр, придя на другой день в главные мастерские. - Надо собраться активу у кого-нибудь из наших и обсудить вопросы, требующие немедленного решения.
- Соберемся у Туранина, у него землянка большая.
- Отлично.
Федора Туранина, молотобойца кузнечного цеха Коростелев особенно запомнил во время протеста против попыток жандармов закрыть газету "Правда", которая существовала благодаря денежной поддержке рабочих.
"Тяжелыми трудами и жертвами создали мы свою газету. Поддерживать ее сборами, коллективной подпиской - наша прямая обязанность… Только при этом условии бешеные атаки реакции будут бессильны задушить пролетарскую газету", - так написали оренбуржцы в своем письме, отправленном в "Правду" в 1914 году.
Письмо с приложением денег в контору газеты "Путь правды" было изъято петербургской охранкой, и из департамента полиции полетела в Оренбург депеша с приказанием "принять меры к выяснению через агентуру лиц, участвовавших в сборе денег". После этого у братьев Коростелевых сделали обыски, но доказательств для "дела" не обнаружили. Зато у Федора Туранина нашли несколько листовок со словами текста, напечатанного в "Правде":
"Мы, оренбургские рабочие, были тоже виновниками появления на свет божий газеты "Правда". И когда наше родное детище взывает к нам: "Батько, слышишь ли?" - тут мы не можем молчать. Мы должны громко крикнуть: "Слышим, детко"".
Федора забрали. Сам начальник губернского жандармского управления взялся допрашивать его, чтобы выяснить, кто еще участвовал в сборе денег, но Федор молчал, а когда его стукнули раз-другой, неожиданно улыбнулся:
- Без своей газеты нам никак нельзя. Кто же нам укажет правильный путь борьбы за справедливость?
Расходившийся начальник затопал ногами и "самолично" ударил Туранина подсвечником, да так ловко угодил, что чуть не отправил на тот свет. Залитого кровью Федора вынесли из кабинета. Зато перестаравшийся жандарм, побоявшись скандала с нахаловцами, поспешил замять дело и отпустил молотобойца домой.
- Дай срок, тяпну и я его как-нибудь, - пообещал Федор в своем кругу. - У меня он не подымется.
Народу в паровозосборочный цех набежало столько, что митинг пришлось проводить под открытым небом на территории мастерских, перекрещенной рельсовыми путями и обнесенной высоким плотным забором. Чтобы дать возможность высказаться ораторам, общими усилиями подкатили вагонную платформу.
Попросив слово, Александр Коростелев, только что получивший от Кобозева новые сообщения, сказал:
- В Петрограде уже идет сговор между временным комитетом, организованным в первый день революции при Госдуме, и соглашательскими лидерами из Петроградского Совета. Они создали совет министров из представителей крупной буржуазии и помещиков. По иностранным делам Милюков (кадет, как известно), военный и морской министр - Гучков, а министром юстиции - Керенский… Знакомые все имена! Председателем совета министров назначен с царского благословения князь Львов - он же министр внутренних дел. Царь Николай утвердил это своей подписью второго марта, когда подписал и отречение от трона в пользу брата Михаила…
Слитный, мощный гомон голосов, злые выкрики, свист словно взорвали толпу, тесно обступившую трибуну-платформу.
- Чтобы сохранить завоевания революции, нам надо создать крепкую народную власть, - продолжал Александр Коростелев, когда улеглась буря негодования. - Прежде всего давайте организуем комитет для выборов в Совет депутатов…
И хотя меньшевиков и эсеров набралось на митинге предостаточно, они не выступали против создания Совета, опасаясь разоблачить себя перед рабочими. Когда стали выдвигать людей в комитет по выборам, формовщик Илья Заварухин назвал первым Александра Коростелева.
- Мы скинули грязную шубу, а ее вывернули наизнанку и нам же обратно суют: предлагают в цари то Михаила, то Константина, - говорили рабочие. - Нет уж, теперь мы сами лучше рассудим, чего нам надобно.
Александр стоял на трибуне вместе с другими активистами. Сверху был виден как на ладони городской вокзал за пустырем. По другую сторону рельсовых путей возвышалось большое депо. Митинг у рабочих-деповцев прошел утром хорошо. А у других? Александр с тревогой посмотрел на кирпичные заводы, красневшие справа за пустырем, на штабеля бревен и досок у дороги, идущей к Сакмаре, где находился "Орлес". Пока шла война, всех недовольных рабочих немедля отправляли на фронт, а вместо них приходили на заводы, чтобы избежать мобилизации, сынки кулаков и городской буржуазии, засорявшие пролетарскую среду, А тут еще меньшевики и эсеры!
14
- Пойдемте к Туранину, - сказал Левашов Александру после митинга, - я его предупредил.
Подбежал Лешка Хлуденев, белобрысый, по-стариковски сутулый слесаренок, с целой пачкой газет:
- Вот первый номер "Зари", которая будет выходить вместо "Оренбургского слова". Написано: "Орган Совета рабочих депутатов", а выборы-то мы еще не везде провели.
- Проведем, не беспокойся. - Александр взял газеты и стал раздавать товарищам.
Он был рад тому, как быстро наладился выпуск газеты, хотя сразу определилось, что меньшевики и эсеры, которые имели в партийной организации Оренбурга подавляющее большинство, получат численный перевес в Советах.
"У них ораторов много и весь актив - интеллигенты, владеющие пером. Забьют они нас, пожалуй, и на страницах газеты", - подумал Александр.
Семен Кичигин, опоздавший на митинг, сказал с раздражением:
- Буржуазия не дремлет: уже образовала сегодня губернский гражданский комитет общественной безопасности. В него вошли представители городской думы, наши "друзья" социал-демократы, крупные капиталисты и купцы. Этот гражданский комитет учредил милицию, куда зачислена вся прежняя полиция. Каково?
- Пошли в Нахаловку, там поговорим. - Александр подхватил Семена под локоть. - В Петрограде тоже установилось что-то неслыханное: с одной стороны - Советы, с другой - органы буржуазного Временного правительства.
- Какого еще Временного правительства?
- Самого контрреволюционного. Да, да! Ты послушал бы, что у нас творилось на митинге, - народ за Советы, а буржуазии царя подавай. Кобозев передал по прямому проводу, что выступления Милюкова и Гучкова за "императора Михаила" вызвали настоящий взрыв возмущения среди петроградских рабочих и солдат.
- Наши-то сегодня тоже взорвались, - напомнил Левашов.
- Не потерпит народ возврата к монархии, - сказал Георгий Коростелев, по-новому приглядываясь к рабочему поселку, к которому они приближались. - Да и мы не допустим этого.
Улицы Нахаловки раскинулись между длинным забором главных мастерских и подножием Маячной горы, за которой протекает красавица Сакмара. Там, на берегу Сакмары, дачи богатеев, Богодуховский монастырь и склады "Орлеса". Выше, километрах в семи, - станица Берды, бывшая столица Пугачева.
Неказисто, на взгляд приезжего человека, выглядит Нахаловка - засыпные домишки из вагонной шалевки да землянки, построенные как попало в голой степи. Тут и днем-то не весело, а ночью в черный, вязкий мрак городского предместья, где ни единого фонаря, даже жандармы не суются в одиночку. Во время арестов полиция и казаки действуют здесь скопом, выворачивая обысками наизнанку рабочие жилища. Но прямо из-под носа ищеек скрытыми тропками-лазейками уходят "бунтовщики". Поэтому железнодорожники дорожат своим поселком, в котором живет немало и орлесовцев. Тут все за одного, один за всех.
Гордятся нахаловцы и громогласным гудком паровозоремонтных мастерских. Трижды в сутки - ранним утром, в обед и вечером, когда кончается десятичасовая смена, - тревожит он город, поймы Урала и Сакмары и окрестные степи. По всей округе отмечают время по этим гудкам.
- Здорово мы тут обосновались! - весело сказал Левашов. - Кое-кому не глянется, властям особенно, а нам любо. Для хозяев и полиции Нахаловка сроду была бельмом на глазу. В девятьсот девятом году хотели ее стереть с лица земли. Приехали пожарные команды, чтобы сжечь наши "дворцы". Казаки прискакали, полиция собралась для острастки. А тут как взревел заводской гудок, как посыпали из цехов рабочие… Тысяч до трех сбежалось спасать Нахаловку. Ну и отступили фараоны и лампасники.
- Отступили потому, что помнили еще девятьсот пятый год, - сказал Александр Коростелев. - Лет полсотни назад всех бы перепороли и землянки завалили. Пороли ведь тогда казаков, которые не хотели переселяться на новую укрепленную линию в степях по Илеку. А вас не тронули, чтобы не вызвать нового восстания.
- Зато бандитами обозвали, хотя мы не на ихнее позарились, а вольность свою под собственной крышей защитили.
Входя в землянку Туранина, Александр Коростелев подумал, что в самом деле единственной отрадой такого жилья было то, что оно являлось убежищем от шпиков: кругом свои, верные люди.
Собрались, как и прежде, при плотно занавешенных окнах. Оглядывая знакомые оживленные лица, Александр вспомнил занятия на курсах, где предметы по общему образованию сочетались с острыми политическими темами. Его всегда радовало стремление передовых рабочих к знаниям, их уважительно-любовное отношение к книге и задушевному слову агитатора.
Однажды жандармы, частенько наведывавшиеся к курсантам, явились на беседу Александра Коростелева "Кому выгодна война?".
Заслышав стук их сапог в коридоре, Коростелев стал превозносить энергию и деловую хватку российских промышленников и богатых купцов, попутно сообщив о баснословных прибылях, которые они получали.
Жандармы зорко осмотрели аудиторию, где сидело больше сотни железнодорожников, но когда уставились на лектора, то лица их поскучнели: блюстителей порядка взбадривали только крамольные речи.
Глянув на форменные фуражки, проплывшие за окнами, Коростелев снова обратился к слушателям:
- Представляете, что творится?! Страна совершенно обескровлена и разорена, а война приносит громадные доходы. Кому? Конечно, не солдатам - защитникам отечества. Война - нажива для богачей. А что остается народу?!
- Бунтовать! - откликнулось разом несколько голосов.
- Кажется, все в сборе, - сказал Федор Туранин Левашову и, поймав его взгляд на Ефима Наследова, сидевшего у стола, шепнул, прикрывшись широким ковшом ладони: - Напрасно ты сомневаешься. Он хоть и прислоняется к эсеришкам, но не выдаст. Его не отваживать, а, напротив, приблизить надо, чтобы мозги у него прояснились.
Александр Коростелев, тепло поздоровавшись с хозяйками, хлопотавшими возле русской печки в окружении своих ребятишек, тоже подсел к столу.
- Значит, три дня рабочие и солдаты вели уличные бои в Петрограде, а за их спиной шли сговоры деятелей Совета с буржуазией, - говорил Кичигин, взволнованный новостью, услышанной от Коростелева. - Не успела революция победить, а эсеры и меньшевики ее уже опять предали и продали.
Ефим Наследов слушал молча. Имея свое "особое мнение по политическим вопросам", он редко встревал в споры потому, что избегал столкновений с Федором. Вообще ему казалось: незачем ломать копья партийным руководителям социал-демократов. Все они за революцию, все против тирании, и надо уважать свободу слова, печати, мнения. Зачем подгонять членов партии под одну колодку, как это делают большевики? И однако, рассуждения Кичигина задели Ефима Наследова за живое.
- При чем тут эсеры? - не выдержав, спросил он.
Александр Коростелев удивленно, даже сердито шевельнул бровями, но пояснил сдержанно:
- При том, что они и меньшевики от имени Петроградского Совета заявили: управлять будет Временное правительство, которое состоит из капиталистов.
Ефим стушевался было, нахохлился и тут же спросил с задором:
- А вот… народ намечает выбрать тебя, Александр Алексеич, председателем Оренбургского Совета… Ты как себя поведешь: разгонишь местную думу ай нет?
- Это будут решать депутаты Совета, а не председатель единолично. Одно могу сказать наверняка: фракция большевиков поведет твердую политику против любых попыток установить парламентскую монархию. Поэтому мы сейчас сразу должны наметить ряд мероприятий. - Александр запустил руку в карман пиджака, извлек сложенный восьмушкой листок бумаги. На днях управление Ташкентской железной дороги получило из Петрограда такую телеграмму: "Железнодорожники! Старая власть оказалась бессильной. Комитет Государственной думы, взяв в свои руки оборудование власти, ждет от вас удвоенной энергии". Подписано членом Госдумы Бубновым. Дана из министерства двадцать восьмого февраля, а управление Ташкентской дороги запретило начальникам станции обнародовать эту телеграмму! Потом ее все-таки напечатали под шумок. Дескать, не все разберутся, где Госдума, где Временное правительство. Там были министры, и тут министры. Тем более что сегодня в центральной печати Временное правительство уже изложило свою программу.
- Значит, таили вести о революции, чтобы дать своим время захватить власть!
- Кто же, кроме царя, утвердил князя Львова председателем совета министров?
- Какая программа у Временного правительства?
Георгий Коростелев сказал, приковав к себе общее внимание:
- Временное правительство собирается проводить ту же политику, что и Госдума при Николае. Прежде всего - довести войну до победного конца, второе - выполнять договора с союзными державами. Насчет передачи земли трудовому крестьянству, восьмичасового рабочего дня и других наших требований решение откладывается до созыва Учредительного собрания.
- Выберем Совет, а эсеры и меньшевики будут проводить в нем свою политику, - возмущенно крикнул Илья Заварухин.
- Неверно говоришь: выбирать будем не ради их политики: надо сразу мобилизовать рабочих на борьбу против буржуазии и помещиков. Скоро приедет Ленин из-за границы, и все пойдет по-хорошему. - Александр Коростелев вспомнил последние статьи и письма Ленина и просветленно улыбнулся: теперь никто не помешает ему вернуться домой.
15
- Задача номер один. - Александр Коростелев слегка склонился над столом, и все подались к нему, загородившись плечами от женщин и ребятишек в тесном кругу. - За злоупотребление властью, за скрытие от народа телеграмм о свержении самодержавия, полученных первого марта, надо отстранить от должности начальника Ташкентской железной дороги, начальника службы движения и старшего механика телеграфа.
Смуглое, строго красивое лицо Семена Кичигина повеселело было, но сразу точно дымкой подернулось:
- Каким же образом это осуществить?
- Сразу после выборов пойдете в депо: ты, Туранин и Георгий Алексеевич. Поднимете вопрос на рабочем собрании. И немедля поставим его на утверждение Совета. - Александр исподлобья прицелился взглядом в опешившего Ефима Наследова. - А вы как думаете?
- Я-то? Да с великой бы охотой убрал их. Но… - Ефим предостерегающе поднял руку. - Больно уж начальство-то того… Большое начальство! Как его опрокинешь?
- Опрокинем - голосом народа и его справедливой властью. Вторая задача не менее важная: арестовать начальника гарнизона и начальника губернского жандармского управления. - Коростелев повернулся к Туранину, обнял его за плечи. - Твой давний приятель, Федор!
Туранин широко, конфузливо улыбнулся, потрогал застарелый шрам на лбу:
- Точно! Давненько мы познакомились с начальником жандармерии. Я бы его не только арестовал, а и приголубил, чтоб он забыл, как на допросах нашему брату кровь пускать!
Александр Коростелев тоже улыбнулся, но, представив сомкнутый воинский строй, построжел.
- Этот вопрос надо ставить на митинге солдат и офицеров. Там запросто можно пулю схватить… Поэтому туда пойду я.
- И я! - заявил Левашов.
- Меня возьмите, - с видом, не допускающим возражения, сказал Константин Котов.
- Я тоже пойду, - вызвался Илья Заварухин. - Димитрия Саликова возьмем с собой. Он, как участник событий пятого года, с солдатами поговорить сумеет.
- Сначала побеседуем в казармах, а потом пусть солдаты сами решат вопрос на митинге и тоже обратятся в Совет, чтобы там рассмотрели их предложение.
"Вот как можно все повернуть! - изумленно подумал Ефим Наследов. - Тут, правда, зевать не приходится: не то буржуазия мигом нас околпачит".
- А кто столкнул царя с трону, Александр Лексеич? - спросил Гераська, вместе с Пашкой сидевший у печки, заметив, что серьезный разговор за столом, похоже, закончился.
- Царя кто столкнул? Да сам упал, как гнилое яблоко с ветки, - отозвался Ефим Наследов.
- Гнилое яблоко - точно, но древо-то царской династии пришлось крепко тряхнуть, чтобы сбросить эту гниль, - поправил Коростелев, которому уже приходилось разговаривать о политике с нахаловскими мальчишками.
Только женщины: тетка Палага - жена Туранина, Фрося да Евдокия Арефьевна - ее мать, не выказывали интереса к государственным событиям, поглощенные хлопотами в кухоньке.
Избушка, которую Наследовы снимали под квартиру, совсем разваливалась, поэтому праздничное угощение - в складчину - готовили в землянке Тураниных. Здесь было и просторнее. Сестренок Гераськи, двух крохотных девочек, тетка Палага сунула на печку, посулив им кусок круглика, чтобы сидели смирно. Неизбалованные дети тихонько играли, пеленая в лоскутья бабки, отданные им Гераськой, изредка свешивали вниз косматые головенки - терпеливо наблюдали за суетней поварих.
Евдокия Арефьевна резала на мелкие кусочки свинину для кругликов, Фрося чистила и нарезала ломтиками картофель. Платок, повязанный по-старушечьи, затенял ее лицо, пальцы почернели от картофельной шелухи - пройдешь, не приметишь. Но когда она, привлеченная громким восклицанием за столом, обернулась, то даже Александр Коростелев, суховато-сдержанный в общении с женщинами, засмотрелся на нее.
- Дочка? - спросил он Туранина. - Быстро растут ребятишки! Вчера еще бегала кроха, а глядь, уж совсем невеста.
- Это моя, - с гордостью сказал Наследов. - Что, не похожа? Бывает… Евдокия у меня рыжая… Сыми с нее платок, и лампы не надо - словно солнышком осветит. И ты в ту же масть отдаешь, Александр Алексеич. А не родня. - Ефим захохотал, довольный собственной шуткой. Улыбнулись и остальные. - Детями бог не обделил. Только жить негде. Позарез новый дворец надо, да земля-то еще мерзлая. Придется до тепла погодить, а там землянушку артелью сделать. Знаешь, ведь как у нас водится: чтобы печь и кровлю за одну ночь…
- Поможем артельно, ежели не будешь к эсерам таскаться, - полушутя обещал сосед Илья Заварухин. - Приготовь только кирпич да глину. Печку мигом слепим, а там - пускай явится хоть вся городская полиция (тьфу ты, теперь ведь в милицию обратили ее господа гласные!). Пусть соберется - жилье уже будет законное.
Тут распахнулась дверь, и в облаке морозного пара в землянку втиснулись, легкие на помине, три новоиспеченных милиционера, блестя пуговицами и пряжками ремней. Постовой Игнат Хлуденев, частенько наведывавшийся в жандармерию, осмотрел сборище маленькими на широком лице глазками; увидев братьев Коростелевых, недовольно поморщился.
- По какому случаю… изволили собраться? - Но вопрос его прозвучал без уверенности, скорее для проформы.