- Хорошо. Придется мне… Яша был очень веселый человек. Он, как говорится, родился таксистом. Призванье! Пассажиру было с ним легко. Годами никаких жалоб не привозил. Где, что, куда - все знал. Ну и крутился… Как-то, рассказывает, везет он пассажиров с вокзала в аэропорт, приезжих…
Ярцев все надеется, что Олег подхватит. Видно, Сергачев это рассказывал особенно, как-никак столько лет сменщиком был у Яши, или, как называют в парке, менялой. Но Сергачев молчал и смотрел в сторону "тигрятника", где за проволочным ограждением хранились разбитые автомобили. У тонкогубого рта выступили две резкие складки.
- Гонит он, значит, в аэропорт, - продолжал Ярцев. - Вдруг по радио начинают производственную гимнастику. Яша останавливает лимузин, выходит, понял?.. Ха-ха… Становится рядом и начинает. Раз-два! Руки в стороны, вдохните!.. Пассажиры в скандал. Опаздываем, дескать. А он им: "Руки в боки! Три-четыре! Не могу, простите. Обязан. Постановление горсовета. Иначе - штраф. Три рубля. Ровно в одиннадцать все на гимнастику, приказ". Те взмолились - самолет! Цветы попортятся. Они цветы везли куда-то на продажу. А Яша приседает. Знает, что до самолета еще сто раз успеет, аэропорт недалеко… Ладно, говорят, вот тебе три рубля, если оштрафуют…
Ярцев смеялся, обнажив белесые малокровные десны.
Григорьев озабоченно что-то искал в карманах.
Слава поджал губы и смотрел вниз, на воду ящика. Он видел в темном отражении кулак Сергачева с зажатой меж пальцами сигаретой.
- Веселый этот Яша, ничего не скажешь, - сухо произнес Слава. - Чего же он дунул из парка, такой веселый?
- Ушел, - вздохнул Григорьев. - С "архангелом" не спелся, с Константином.
Из стрельчатой крепостной арки появился Тарутин.
Рядом торопилась молодая женщина в коротком плаще.
Сергачев швырнул сигарету в ящик и выпрямился. Если идти по диагонали, через двор, в сторону склада, то директор его непременно заметит.
- Так вот… ты передай этому Чернышеву при случае. Каждый делает свои дела как умеет. А языком болтать на работе нашей не рекомендуется. - Сергачев снял ногу с ящика. - Верно, дядя Петя?
Григорьев сплюнул сквозь редкие зубы.
- Ну вас всех подальше!
Сергачев ткнулся взглядом зеленоватых глаз в Славу.
- Я того парня и пальцем не трогал. Так, для справки.
Тарутин старался сдерживать широкий энергичный шаг, чтобы не отставала молодая женщина.
- Вот что…
- Виктория Павловна, - подсказала женщина. - Просто Вика.
Ее верхняя губа была чуть приподнята, как у ребенка. Немудрено, что такая может забыть в такси сумку.
- Если мы разминемся, спросите, где отдел эксплуатации. Там и увидимся, ясно?
Женщина кивнула и произнесла:
- У меня каблук оторвался. Вы можете приладить?
- Я?
- А что? Это просто. Надо сильно пристукнуть. - Ее верхняя губа еще больше приподнялась, белые зубы выстроились ровным каре. - Я и сама могу пристукнуть. Только нечем. Поэтому я и отстаю.
Она поелозила ногой, чтобы показать, как плохо держится каблук.
- Поднимитесь в отдел, что-нибудь придумаем. В конце двора желтоватое здание, первый этаж. - И, улыбнувшись, добавил: - Доковыляйте уж как-нибудь. - Он свернул к центральному складу, у которого уже маячила фигура Сергачева.
Кладовщица спрятала в стол чашки, бублики и варенье. Разогнала подсобниц по рабочим местам и теперь сидела с деловым видом, что-то записывая в толстую конторскую книгу.
Она была готова к встрече с директором.
И когда Тарутин постучал в окованную железом дверь, Раиса Карповна Муртазова выглянула в окно с удивлением и радостью на широком хитром лице. Проворно откинув тяжелый засов, она впустила директора.
Обширное помещение склада сплошь заставлено стеллажами… Ящики, коробки, детали. У стены пирамидой высились крылья, покрытые бурой грунтовкой.
- Получили? - довольно произнес Тарутин.
- Только левые. А правых нет, - жалобно пояснила кладовщица.
В забранном решеткой окне показалось лицо Cергачева.
- Ты, мать, объявление повесь, - Сергачев вытянул руку и положил на стол листок с требованием. - Бить только левые крылья. За правые - отдельная плата.
Муртазова в гневе захлопнула форточку.
Тарутин еще раз обошел стеллажи, точно припоминая, где и что лежит. Поинтересовался сцеплениями, ведь была получена большая партия, а остался лишь директорский фонд. Быстро!
Кладовщица принялась пояснять, кому были распределены агрегаты. Предложила показать заявки, но Тарутин отказался. Он знал, что в отчетности все будет нормально - Муртазова работает не первый год. И дачу себе выстроила, машину приобрела, записала на зятя-студента. А ревизии все оканчивались благополучно. Правда, при Тарутине пока ревизий не было: не успел…
- А ваш фонд целехонький, пыль сдуваю. - Кладовщица чувствовала беспомощность директора. Столько она их видела-перевидела, директоров. Больше двух-трех лет в этом парке не засиживаются. Сами уходят или вытуряют… И у каждого если и возникали какие-либо идеи, то почему-то непременно с реорганизации центрального склада. Так и Тарутин. Приказ даже издал: последние три штуки каждой дефицитной детали выдавать по личному распоряжению директора. Чтобы наладить контроль. А толку что? Дефицит есть дефицит…
- Может, чайку, Андрей Александрович? С малиной, - произнесла кладовщица певучим домашним тоном. - Усталость как рукой.
Тарутин сухо поблагодарил, подсел к столу, придвинул заявку Сергачева и подписал разрешение. Муртазова достала папку, сунула туда заявку и произнесла, словно между делом:
- Что-то вы ко мне недобрый. Подозреваете что, так и скажите. Работаем-то вместе, верно?
Тарутин растерялся. Он не ожидал столь прямого вопроса. Почувствовал на лице неуместную улыбку и еще больше разозлился на кладовщицу. И на себя.
- Так сразу, лобовой атакой… Ни к чему это.
Он вышел из помещения.
Сергачев стоял, привалившись к деревянным некрашеным доскам обшивки.
- Андрей Александрович… Я немного перегнул тогда, у вас в кабинете, извините. Три дня в простое, сами понимаете. Злой стал.
Тарутин ухватился руками за притолоку. Он хотел подтянуться и с размаху перекинуть свое большое тело через порог. Но передумал, расслабился. Стряхнул С ладоней пыль и спустился со ступенек.
Кладовщица окликнула Сергачева: вот еще, будет она сцепление поднимать, грыжу наживать, и так за день накидаешься, в глазах темнеет…
Сергачев вошел с видом победителя.
- Ишь, выступает, - проворчала кладовщица. - Есть разрешение, получай, не жалко… За что тебя так директор полюбил?
Сергачев рывком приподнял сцепление к животу, стукнул ногой в дверь и вышел.
- Мы с ним, мать, интеллигентные люди! - крикнул он с порога в зарешеченное окно.
3
Кабинет начальника отдела эксплуатации разместился в первом этаже круглого грязно-желтого здания. Непонятно, для чего было предназначено это помещение в те времена, когда территорию оглашали крики рыночных торговцев, но лепные украшения на потолке и ажурная вязь стрельчатого портала наводили на мысль, что здание это было построено не для рынка…
Сама Жанна Марковна Кораблева, энергичная женщина в темном костюме с отложным воротничком, в момент появления директора заканчивала телефонный разговор, громко кого-то прорабатывая.
Тарутин оглядел кабинет и улыбнулся - Вика, та самая молодая женщина, чуть высунув кончик языка, старательно колотила железным пресс-папье по туфле. Ее разутая нога упиралась в перекладину стула. Сквозь тонкий чулок проступали красивые пальцы.
Заметив Тарутина, она протянула ему пресс-папье.
- Помогите. Противный каблук. Увертывается.
Отказаться было неловко, и Тарутин бросил взгляд на Кораблеву. Та, придерживая трубку плечом, что-то записывала…
Тарутин подхватил пресс-папье. На мгновение их руки сблизились.
- Как ваши дела… Вика? Выяснили что-нибудь?
Тарутин поудобней приладил туфлю к краю стола.
Ему показалось, что Вика не поняла вопроса. Или не расслышала.
- Сумка ваша нашлась? - Он резко и коротко ударил по каблучку.
- Нет. Пока не поступала.
Она внимательно рассматривала Тарутина.
- Мне бы до сапожной мастерской добрести.
Тарутину нравился ее низковатый голос.
- Вы как бы не очень и жалеете о пропаже.
- Жалею?!. - как-то неопределенно сказала Вика.
- Зачем же вы пришли в парк?
- Для очистки совести.
Она взяла туфлю, поблагодарила.
- Действительно, внешности таксиста я не помню, номера машины не заметила. - Она вновь оглядела Тарутина синими глазами. - А может быть, я и не в такси забыла сумку, а? Мало ли где я могла ее оставить!
Кораблева закончила разговор и с силой бросила трубку на рычаг.
- Как вам это нравится? - Она поднялась с места, подошла к графину, налила полстакана воды. - Как вам это понравится, я вас спрашиваю? - поднесла стакан к губам, но так и не отпила. - Ну и шоферы пошли! Таксисты, елки-палки. Парк свой найти не могут. Дожили!
- В чем дело? - заинтересовался Тарутин.
- Звонит "архангел" Константин и просит списать пять часов прихвата у какого-то водителя. Так заработался, бедняга, никак не мог разыскать свой парк ночью. Понесло его неизвестно куда. На торфоразработки. И засел там. Ну?!
Кораблева смолкла, с удивлением глядя на хохочущую посетительницу.
- Таксисты! Парк свой найти не могут! - приговаривала сквозь смех Вика. - Елки-палки!
- Ну и что? - вдруг обиделась Кораблева. - После автошколы, города еще не знают. Новичков вообще в ночную смену нельзя выпускать… И вот что, гражданка, вы оставьте свой телефон секретарю. Обнаружится пропажа - сообщим.
Кораблева подошла к двери и стала в выжидательной позе.
- Спасибо за каблучок. - Вика помахала Тарутину рукой. - А вам за пресс-папье.
- Не стоит! К тому же вы не спрашивали разрешения, насколько мне помнится, - холодно ответила Кораблева.
Она захлопнула дверь за посетительницей и вернулась к столу.
- Что это вы так? - Тарутин сел в угол дивана.
- У нее слишком красивые ноги.
- Жанна Марковна…
- Послушайте, Андрей Александрович… Мне только сорок шесть. Признаться, это не так уж и много. Возможно, я и выгляжу несколько старше из-за этой работы…
- Наоборот! Мужской коллектив женщину омолаживает, - улыбнулся Тарутин. - Я б вам не дал больше тридцати пяти.
- А я бы и не взяла… Спасибо этой длинноногой - вы зашли ко мне в кабинет. А то каждый раз таскать к вам бумаги довольно утомительно.
Тарутину нравилось, как работает Кораблева. Деловито, точно. Вопросы, которые она ставила перед директором, требовали именно его вмешательства и решения. Все, что могла, она решала сама…
Кораблева подошла к шкафу, вытащила папку, перелистала несколько страниц и разыскала наряд-задание на прошлую субботу. В графе выпуска таксомоторов на линию самый высокий показатель был в пятой колонне. Куда уж больше - девяносто три процента. И так держался. С небольшими колебаниями.
Тарутин неопределенно кивнул; пока ему была неясна многозначительность паузы, которую выдерживала начальник отдела эксплуатации.
- Великолепно. Девяносто три процента выпуска!
Кораблева спрятала лист в папку.
- Великолепно, говорю, - повторил Тарутин. - Вперед рванулась пятая колонна. Молодец Константин Николаевич.
У Кораблевой брови срослись на переносице, и казалось, что она их хмурит. Возможно, так оно и было.
- Так вот… Я попросила своих девочек подняться к "ангелам" и пересчитать машины. Их оказалось девятнадцать.
- И верно. Десять процентов. Остальные на линии…
- На линию вышло сто двадцать машин, - перебила Кораблева. - Шестьдесят процентов!
- Не понимаю. А остальные?
Девочки облазили всю территорию и по инвентарным номерам нашли все до одной. В разных углах парка.
Тарутин посмотрел на шкаф. В зеленоватое стекло упирались корешки папок, точно зрители у балюстрады…
- Я подняла путевые листы. И вот что обнаружила. - Кораблева взяла со стола блокнот. - К примеру, водитель Сергачев. Рабочий номер…
- Тысяча пятьдесят два, - вставил Тарутин.
Кораблева удивленно взглянула на директора.
- Ого! Делает вам честь. Знать на память рабочие номера водителей…
- Не всех, - перебил Тарутин. - Так я вас слушаю.
Кораблева надела очки в толстой роговой оправе, взглянула на стеклянную дверцу шкафа, поправила волосы.
- Итак, Сергачев. Время выезда на линию отбито в семь утра. Время возврата в парк - семь тридцать. Через полчаса… То есть кое-как он выполз, выполнив тем самым показатель выпуска. Переждал полчаса на улице и вернулся в парк. Кстати, этот Сергачев несколько дней стоит на заявочном ремонте, со сцеплением что-то неладно… И таких машин обнаружено двадцать восемь. Ну? Метод? Чтобы выполнить квартальный план по выпуску, начальник колонны выгнал из парка технически негодные машины.
- Молодец "архангел" Константин, - усмехнулся Тарутин. - А как быть с выручкой? - Хотя он отлично понимал, как выкрутится начальник пятой колонны Константин Николаевич Вохта, отставной майор бронетанковых войск.
- Выручка? Чепуха. Сухой асфальт. Многие план перевыполняют, покроют разницу… А с чего, вы думаете, я взъелась на Вохту за эти пять часов переработки? Парень не только парк - руль свой найти не может. Восемнадцать часов на линии. Чтобы денег больше привезти в колонну. Вот и бьются…
Нерешительно и хрипло прозвучал телефон.
Кораблева подняла трубку. Рукав легкой кофточки сполз, обнажая сильную загорелую кисть.
- Да. У меня, - произнесла она. - Хорошо, передам, - повесила трубку. - Вас. Приехали из ГАИ.
Тарутин поднялся. Он вспомнил - назначено совещание на одиннадцать. Неужели уже одиннадцать?
- Да. Десять минут двенадцатого, - Кораблева подошла к Тарутину. Она была намного ниже его и казалась хрупкой рядом с высоким, чуть сутуловатым директором.
- Я всегда считала себя неплохим физиономистом. Я думаю, что вам тут не место, вы слишком мягкий человек… Почему вы согласились стать директором таксопарка?
Тарутин ладонью тронул ее плечо.
- Об этом, Жанна Марковна, - произнес он, едва подчеркивая официальность обращения, - при следующей встрече. - И направился к выходу, придерживая Кораблеву под руку. - Кстати, вы ничего не узнали о той драке?
И Кораблева точно поняла его настрой.
- Существенного ничего, - ответила она деловым тоном. - Драка произошла ночью. На заднем дворе парка, возле "тигрятника"… Парня отправили в Первую областную больницу. Чернышев. Валерий. Из пятой колонны.
- Пришлите мне его личное дело.
Кораблева кивнула.
- И не надо сообщать об этом в колонну.