Тут имелась такая примечательная фигура, как Роман Пчеляков, оператор пресса - богатырь в тельняшке. Совсем недавно он служил на флоте и в кузнечный цех принес тот неуловимый флотский дух, под которым разумеется многое: широта натуры, презрение к мелочности, чувство товарищества. Принес Пчеляков с собой и некую флотскую декоративность - грубоватый юмор с одесским привкусом, одежду с явным намеком на то, что он бывалый морячина; отпустил шевелюру до плеч, ходит по городскому парку, трясет ею, таращит свои круглые, как у вола, и по-воловьи добрые глаза... У Пчелякова свое понятие о красоте жизни: он считает, что жизнь и себя нужно украшать. Дескать, так учили классики русской литературы.
Но все это, разумеется, мелочи. Пчеляков умеет работать - вот что главное. Все они умеют работать. Все отличные ребята: и Букреев, и Пчеляков, и Носиков, несколько задиристый субъект с повышенным чувством собственного достоинства. Этот Носиков числится заместителем у Скатерщикова, однако заметно, что ставит он себя намного выше Скатерщикова и, по-видимому, недоумевает, почему бригадиром сделали Петра, а не его. Это тоже частность внутрибригадной жизни...
В целом же бригада понравилась Алтунину. Он похвалил ее работу. К похвале этой все отнеслись вежливо-равнодушно. Его мнение никого здесь не интересовало. Он был для них просто-напросто кузнецом какого-то там арочного молота; таким, как Алтунин, на роду написано пурхаться с мелкими заказами, с необученными юнцами.
По-видимому, также думал и Скатерщиков.
На своего бывшего бригадира Петр смотрел снисходительно, как бы сверху вниз.
Приняв душ, Скатерщиков зашел по какому-то делу в административный корпус, и тут они встретились вновь. Присели в вестибюле у низенького столика, повели неторопливую беседу.
- Ребята у тебя - заглядение! - сказал Алтунин.
- Один к одному, как зернышки в кукурузном початке, - самодовольно усмехнулся Скатерщиков. - Тут, если хочешь знать, нет обезлички, как у тебя на молоте: каждый трудится сам за себя, каждый несет свою ответственность в себе. Конечно, выработка зависит от общих усилий, потому-то бездельников прямо-таки ненавидим. Будем изгонять беспощадно.
- А как Сухарев? - спросил Сергей.
- Об этом пока не хочу говорить. Он ведь у нас вроде бы на подхвате. Не пьет - и ладно.
- А я вот не вытерпел, решил посмотреть и на него и на тебя - как управляешься.
- Ну и что, успокоился?
- Порадовал, порадовал, Петр Федорович.
- Может, надумал ко мне в бригаду?
- Да где уж мне! Такого и в голове не держу.
- Зазорно, что твой ученик командовать тобой станет?
- А я не гордый. Если для пользы дела, то ведь неважно, кто тобой командует. Когда ученик командует, даже лестно: и моего труда частичка в эта вложена. Известно, что иных гениальных людей воспитывали обыкновенные учителя и потом только радовались успехам своих воспитанников. Так вот и я... У нас, кузнецов, все на дисциплине держится: умей подчинять, умей и подчиняться. Недисциплинированные помирают раньше времени...
- Что-то ты, Сергей Павлович, заговорил голосом Самарина, не иначе какие-нибудь претензии ко мне есть?
- Претензий нет, а соображение одно имею. Хочешь, скажу?
- Скажи.
- Вычитал я в бюллетене про твое рацпредложение или изобретение. И захотелось мне на проект твой своими глазами взглянуть. Что-то не доходит до меня главная идея. Копия проекта есть?
- В неограниченном количестве. Даже с собой в портфеле ношу - на всякий случай.
Он порылся в светло-коричневом портфеле, толстом, как бульдог, вынул синюю папку.
- Читай и завидуй...
То была схема с контактными релейными элементами, широко распространенными в технике. Весь рабочий процесс представлялся изобретателю как движение поковки между бойками и обжатие ее. Варьируя количество и последовательность этих движений с помощью автоматического устройства, можно, казалось, изготовлять на молоте различные фасонные детали. Все классически просто, четко, на первый взгляд убедительно. Автор проекта мыслил. И мыслил гораздо увереннее и оригинальнее, чем Алтунин. У Алтунина нет таких глубоких знаний электротехники, механики.
- Молодчина! - восхитился он. - Откуда у тебя все это? Жили бок о бок, а я даже не подозревал...
Лицо Скатерщикова опять просияло самодовольной улыбкой.
- От целеустремленности.
- Это как же понимать?
- Я с самого начала решил выйти в изобретатели. И учился. Три курса института что-нибудь да значат?
- Да и я вроде бы учился.
- Я учился без троек и зачеты вовремя сдавал - вот в чем разница. У тебя на первом месте срочная ковка, производственный план, общественно-воспитательная работа, а у меня учеба. Понимаю: кто-то должен заниматься и планом и общественно-воспитательной. Но я не могу разбрасываться: время ценю. Да и нет у меня вкуса ко всем этим воспитательным экспериментам. Мало верю в их эффективность.
- Это почему же?
- Ты только не обижайся... Вот ты твердишь: "Нужно проектировать в человеке будущее". Не знаю, что уж ты во мне "проектировал", наверное, хорошего кузнеца...
- Ну хотя бы.
- А для меня этого мало, понимаешь?.. А сам в себе ты что "запроектировал": вечно стоять у арочного молота? Ты ведь за последние пять лет не продвинулся ни на сантиметр со своей проповедью скромности и деловой неторопливости. Жизнь - это школа, в которой все время нужно стремиться к переходу в следующий класс. Или ты, может быть, считаешь, что иметь большую мечту и рваться к ней всеми силами нескромно?
- Нет, я так не считаю. Каждый вправе иметь большую мечту. Но я все же за деловую неторопливость, за обстоятельность. Ну и за скромность, разумеется... Твой проект хорошо составлен. И все-таки мне сдается, что ты лукавишь сам с собой.
- Я лукавлю?
- Возможно, искренне заблуждаешься.
- В чем?
- Ты кузнец и прекрасно знаешь, что удары и сотрясения во время работы молота вызовут саморазмыкание конечных контактов, а это может привести к остановке агрегата!
Скатерщиков взял из рук Алтунина папку с проектом, сунул ее в портфель. Щелкнул никелированным замком.
-- Ты прав, Сергей Павлович, - спокойно согласился он. - Я это знаю. Инженеры, консультанты тоже знают. Но что из того? Вот ты заладил одно: свободную ковку автоматизировать нельзя - и все тут! А я раньше тебя уловил тенденцию современного производства - вот в чем она, моя сила. Что невозможно сегодня, будет возможно завтра. Пока ты возился с салажатами, выводил их в высший разряд, прогресс не стоял на месте... Ну, хорошо: разомкнутся контакты, агрегат остановится. А разве при ручном управлении они не размыкаются? То-то же. Оттого, что агрегат остановится на полчаса, прогресс не остановится. Бывай, старичина! Я тороплюсь в институт...
Когда Скатерщиков ушел, Сергей еще долго сидел в вестибюле. Он не был обижен. Перед ним появился словно бы другой Скатерщиков, самостоятельно мыслящий, высвободившийся окончательно из-под влияния его, Алтунина. В Сергее будто бы что-то сдвинулось с места: а вдруг прав все-таки Скатерщиков? Коллектив поможет довести проект до совершенства... Втайне Сергей, может, даже надеялся, что Скатерщиков предложит ему войти в исследовательскую группу по освоению проекта, но тот не предложил. Для него теперь Алтунин не авторитет.
И оттого на сердце легла горечь. Очень уж порывист Петенька! Общественно-воспитательную работу в грош не ставит, и не докажешь ему, что без нее, без этой работы, не может быть прочного успеха ни в одной области. Ставка Петеньки - на готовеньких, воспитанных, высококвалифицированных работников, с которыми не надо возиться, тратить драгоценное время. Нынче, мол, все с восьмилеткой и десятилеткой, все должны быть сознательными. А если твоей сознательности не хватает даже на то, чтобы хорошо заработать, то катись колбаской. Он себе цену знает! И всегда знал. Вот как отбрил: ты, Алтунин, во мне хорошего кузнеца "проектировал", а я метил выше, и вот мне уникальный гидропресс доверили, а тебе не доверили, потому что у меня в институте сплошные пятерки, а у тебя тройки; к умному да образованному всегда доверия больше... Ограниченный ты человек, Алтунин: изобрел деревянную подстилку, то, что еще фараон себе под зад в колесницу подкладывал, и полагаешь, будто это дает тебе право критиковать чужой проект, куда вложена бездна мыслей...
Он вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече. От неожиданности он вздрогнул, поднял голову. Кира!
- Ты ждешь меня? - спросила она и почему-то порозовела. Глаза были у нее прозрачно-серые, печальные и ласковые.
"Я всегда жду тебя!" - хотел ответить Алтунин, но язык не повернулся сказать такое: он не любил патетики. Забормотал совсем другое:
- Я даже не знал, что ты здесь... Мы с Петром сидели, засиделись... Решил я поглядеть ваш проект...
Они вместе вышли на улицу. Сразу захватило дыхание от морозного ветра. Сергей предполагал, что Кира тут же распрощается и побежит на автобусную остановку. Но она вдруг сказала:
- Пойдем в город напрямик!
Он не верил собственным ушам. Ни о чем не расспрашивал. Она с ним - и больше ничего не нужно.
А когда очутились в заснеженной роще, где бегали прошлой осенью, Кира остановилась, поглядела на него пристально, и лицо ее при этом словно бы сделалось тоньше, одухотвореннее, непонятнее. Подошла к дереву, меланхолично стряхнула с ветки варежкой пушистую кухту, и он услышал то, на что никак не рассчитывал.
- Соскучилась я по тебе, Алтунин. Привыкла, должно быть. Без тебя какая-то пустота вокруг...
Сказано это было серьезно, с заметной печалью, глуховатым голосом. Сергея бросило в жар. Чуть не задохнулся от избытка чувств. Он ей нужен!.. Нужен!..
5
Дерзкую мечту - автоматизировать свободную ковку - хотел видеть осуществленной весь заводской коллектив. Похоже, настало время для таких дел. Скатерщиков будто подал импульс на чувствительный, давно отлаженный механизм. Его идею тут же подхватили другие рационализаторы и представили на рассмотрение свои проекты. Мастер Клёников, например, предлагал повторить в усовершенствованном виде то, что уже сделано на некоторых заводах - совместить управление гидропрессом и манипулятором на едином пульте, и никаких там программирований! Но против этого решительно выступили Лядов и Шугаев. Они считали предложение Клёникова полумерой. Нужна именно автоматизация, а не усовершенствованная механизация. Даешь программное управление!
В проекте Скатерщикова подкупала простота. Хорошо было и то, что испытание этого проекта брала на себя бригада, обслуживающая уникальный гидропресс. Кому, как не ей, обнаружившей "узкое" место в управлении гигантской машиной, лучше знать, что и как здесь надо подправить?.
Однако Клёников остался при своем мнении. Ехидный этот человек назвал простое устройство Скатерщикова "комбинацией из трех пальцев", чем не на шутку рассердил Шугаева. Не понравилось это и Алтунину.
- А почему бы тебе не войти в нашу исследовательскую группу? - спросила Сергея Кира.
Сергей заколебался. В самом деле, почему бы ему не включиться в работу этой группы? Ведь там Кира. Быть всегда рядом с Кирой... Разве он не мечтал об этом? Да и делу бы польза. Опыт Алтунина все-таки чего-то стоит...
Но что-то Сергея удерживало от такого шага. Он не знал, как ответить Кире. Сказать, что проект Скатерщикова ему не совсем по душе? Слишком туманное объяснение. Почему не по душе? При чем здесь душа?..
В последнее время Алтунин много размышлял над частностями проекта. Вглядывался в него глазами кузнеца, как бы "изнутри" самого процесса ковки. В принципе-то идея Скатерщикова недурна - техника станет управлять сама собой, а на долю оператора останется лишь наблюдение. Разумеется, контактный электросигнализатор вряд ли обеспечит бесперебойную работу агрегата, но главное - начать. В ходе реализации проекта инженеры и рационализаторы придумают что-нибудь более надежное. Прогресс действительно запретами и сомнениями остановить нельзя...
До сих пор Сергея интересовала практика и только практика. Он видел поверхность вещей. Теперь же у него обострился интерес к теории. Начинал понимать, что без нее далеко не уйдешь. Основы технологии кузнечно-штамповочного производства уже не удовлетворяли. Стал брать в библиотеке труды Экспериментального научно-исследовательского института кузнечно-прессового машиностроения, познакомился с теоретическими изысканиями специалистов Уралмашзавода и открыл для себя новый материк: оказывается, автоматизировать свободную ковку все-таки можно! Во всяком случае, нужно.
Алтунину все больше хотелось, чтобы Скатерщиков оказался прав в своих притязаниях. Сергей уже готов был помогать ему, как помогал раньше. Однако сам Скатерщиков вел себя весьма странно: в исследовательскую группу Алтунина не пригласил, да, видно, и не собирался приглашать. Шугаев тоже почему-то не догадался привлечь Сергея к эксперименту. А Самарин, как всегда, высказался без околичностей:
- Пусть Скатерщиков с Киркой экспериментируют. У тебя, Сергей Павлович, срочный заказ, так что не встревай ты, пожалуйста, в это темное дело. План и без того висит на ниточке...
Все было именно так. Гигантский гидропресс только еще осваивался. К нему стянули лучших кузнецов, оголив другие бригады, отчего дневная выработка цеха резко упала. В листках-"молниях" появились карикатуры на бракоделов. И все же Алтунину казалось, что за высказываниями Самарина, как и за молчанием Шугаева, кроется что-то еще...
Он догадывался и не хотел верить в свою догадку. Неужто Скатерщиков не пожелал, чтобы Алтунин был в исследовательской группе? А ведь похоже на то. Петенька воспротивился, а Шугаев и Самарин не хотят объявлять об этом Алтунину, дабы на поссорить старых друзей. Деликатность! Такт!
Алтунин мог бы, конечно, не нарушая этой самой деликатности, объясниться со Скатерщиковым лично, с глазу на глаз, сказать ему прямо:
"Знаешь, Петр, если потребуется моя помощь, только позови..."
Скатерщиков деликатничать не будет, наверное, ответит с обычной иронией:
"Спасибо. Обойдусь. В исследовательской группе людей достаточно. В том числе инженеры есть. Общими усилиями, с помощью науки одолеем все и без тебя".
"Ну, как знаешь. Я не рвусь".
"Рвись не рвись, а все равно не возьму. Не хочу. Устал от тебя. Нравственно устал. Можешь обижаться, но изобретение - мое, кровное, выношенное, а ты тут станешь всем недоверие вселять, будешь требовать по сотне раз проверять одно и то же. Я ведь знаю: ты добросовестный! А я тороплюсь. Понимаешь? Тороплюсь. Чтобы кто-либо другой не обошел меня. Ведь идея автоматизации свободной ковки носится в воздухе. Чуть помедлил - и другой осуществит ее. Я недосыпал, в кино не ходил, за девчонками не ухаживал - и вдруг все прахом... Нет, брат, как сказал Жан Габен: каждый парижанин знает, что гораздо легче самому пробиться сквозь толпу, чем ожидать, пока люди уступят тебе дорогу. Буду без тебя пробиваться. Ты-то тоже к готовенькому льнешь... Да и ребятам моим ты не нравишься. Пчеляков говорит: не дай бог нам такого бригадира - личные планы заставит составлять, в Дом культуры на популярные лекции поведет, а мы к самостоятельности привычные..."
Вот какой неприятный разговор может произойти между ними. Ясность после этого будет полная, а что в ней проку? Только лишние огорчения. Петенька не постесняется отшвырнуть своего бывшего наставника грубо, бестактно: не лезь, мол, куда не просят!
И все же не здесь главное. Если бы Алтунин твердо верил в принятый проект, он уж как-нибудь договорился бы со Скатерщиковым и в исследовательскую группу вошел. А вот веры-то и не было. Сергей, разумеется, знал: любую техническую идею можно развить, усовершенствовать. Но в проекте Скатерщикова крылся некий органический порок, который не ликвидируешь усовершенствованиями. Колоссальной силы удары и неизбежные при этом сотрясения во время работы пресса обязательно вызовут саморазмыкание контактов, а это штука очень опасная.
- Я не верю в контактный способ, - сказал он Кире.
Она удивленно вскинула глаза.
- А во что же ты веришь?
- Если хочешь знать, проект мастера цеха Клёникова мне больше нравится. Там все надежно.
- Проект Клёникова отклонили. И тебе известно почему: мы добиваемся увеличения скорости хода машины, а тот проект, с этой точки зрения, малоэффективен.
- Не сердись, Кира, я отлично знаю, что в кузнечном деле нет безопасных экспериментов. Но ваш выходит за рамки допустимого.
- Почему?
- Потому что примитивное программное устройство Скатерщикова не сможет учесть всех дополнительных осложнений, какие будут возникать в процессе свободной ковки.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну хотя бы охлаждение поковки, появление трещин.
- И ты эти свои сомнения высказал Скатерщикову? - спросила Кира.
- Высказал.
- Пойдем в экспериментальный цех!
- Зачем?
- Увидишь все своими глазами.
Кира взяла его за руку, и они отправились в экспериментальный. В конце концов, она права, решил Сергей, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.
В цехе шла деятельная подготовка к испытаниям электросигнализатора и программного устройства. Возле арочного молота, напоминающего сказочного великана с раскоряченными ногами, обычные люди казались гномами. Они устанавливали серый грибообразный пульт, в котором, как догадался Алтунин, были собраны основные узлы гидроавтоматики и схема измерителя.
Экспериментальный цех был производственной базой конструкторского бюро. Помимо молота и прессов, здесь находились и другие машины, не имеющие отношения к кузнечно-штамповочному производству. В этом цехе беспрестанно испытывались, налаживались, усовершенствовались, конструировались все средства автоматизации и комплексной механизации завода. Цех никогда не пустовал.
На Алтунина и Киру почти никто не обратил внимания. Правда, Скатерщиков заметил их и удивленно округлил глаза, но тут же вскинул голову и отвернулся. К Шугаеву они подошли сами.
- Сергею Павловичу наш нижайший, - приветливо поздоровался тот. - Что-то редко вижу тебя здесь. Или забыл, что принадлежишь к могучей когорте -рационализаторов?
- Все недосуг, Всеволод Ефремович.
- Опять срочный заказ? Мы тебя так и зовем: заместитель Самарина по срочным заказам.
Думалось, Шугаев полюбопытствует, почему Алтунин не в исследовательской группе, а возможно, даже пригласит сейчас войти в эту группу. Но Шугаев опять ничего такого не сказал. "Все уже давно решено и утверждено", - так понял Сергей.
- Сергей Павлович только что высказал мне кое-какие сомнения по нашему проекту, - неожиданно сказала Кира.
Вот этого ей не следовало бы говорить! Алтунин почувствовал, как от смущения наливаются чугунной тяжестью уши.
- Сомнения? Любопытно. - Шугаев, казалось, был озадачен. - Ну, выкладывайте, с чем пришли.
Сергей окончательно смешался: получалось, будто явился сюда порочить Скатерщикова и его проект.
- Я пришел не критику наводить, Всеволод Ефремович, - поспешил объяснить Алтунин. - Мне посмотреть захотелось, что тут у вас делается.
- И как находишь?
- Впечатляет. Все поставлено на широкую ногу. Желаю удачи. Я ведь теперь тоже начинаю верить в автоматизацию свободной ковки. Бог дает прозрение слепцу, а черт - кузнецу.
- А сомнения в чем?
Алтунин легонько пожал плечами.
- Не сомнения, а общие соображения, если хотите.