Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести "Судья", главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть "В поисках Эржебет Венцел" рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.
Содержание:
ПОВЕСТИ 1
СУДЬЯ 1
В ПОИСКАХ ЭРЖЕБЕТ ВЕНЦЕЛ - (Образы Будапешта) 27
САМОЛЕТЫ НА ЗЕМЛЕ - САМОЛЕТЫ В НЕБЕ 35
РАССКАЗЫ 52
НОВЫЙ ДОМ АБДУРАХМАНА 53
ТОВАРИЩ МКРТЧАН, ШУБЕРТ И ДРУГИЕ 56
ЖИЗНЬ В САДУ 59
ОБ АВТОРЕ 61
Примечания 61
Самолеты на земле - самолеты в небе
ПОВЕСТИ
СУДЬЯ
Так пел я, пел и умирал.
И умирал и возвращался
К ее рукам, как бумеранг,
И - сколько помнится - прощался.
Пастернак
1
Меня зажали со всех сторон. Машины справа, слева - всюду. Скорее бы выбраться из города. За мостом стало свободнее, и я прибавил скорость. Только бы успеть убежать.
Знак на шоссе "Скорость не более 40 километров в час". Серый домик. На обочине несколько изуродованных машин. Помятые бока, разбитые стекла. Пост ГАИ и БД. Предлагают остановиться.
- Почему выезжаете в таком виде на линию?
Инспектор оглядывает машину, потом меня.
Я стараюсь собраться с мыслями. 31 августа 1967 года я ехал на автомашине в силу причин и обстоятельств, разбор которых занял бы слишком много времени..
- Видите ли…
Постараюсь объяснить инспектору так, чтобы получилось убедительно. Придется начать издалека.
- Видите ли, в поселке Лукино, где я родился и оставался вплоть до окончания средней школы и поступления в университет, я имел бы возможность… Я объясню, если это не отвлечет нас от основной темы… Я имею в виду… Если учесть то обстоятельство, что как житель сельской местности я долгое время проживал безвыездно в большом городе, в то время как с детства моим любимым занятием было посещение близлежащих лесов… Только не подумайте, что я уклоняюсь от прямого ответа. Я пытаюсь ответить как можно короче. Мне тридцать лет, женат, дети есть, преподаю специальный курс, веду общественную и научно-исследовательскую работу в области, название которой навряд ли представит для вас интерес, и поэтому я позволю себе пока опустить эти сведения. Десять лет, если считать также работу в научно-студенческом обществе, я целиком отдал проблеме, как мне казалось, чрезвычайно важной, хранил ей верность, достойную, очевидно, лучшего применения…
Почему я выехал в таком виде на линию? Видите ли, в связи с сильным переутомлением, а также учитывая то обстоятельство, что сегодня 31 августа, дата для меня в некоторой степени торжественная… Я позволил себе этот автопобег, простите, автопробег, который…
Или он думает, что я пьян?
- Вы имеете в виду вмятину на крыле?
- Предъявите акт.
- У меня его нет. Я ударил машину вечером в темноте о железную балку. Во дворе никого не было, и я не смог оформить своевременно.
- Почему я должен верить? Может, вы человека сбили. Придется задержать документы.
- Товарищ инспектор!
- Вы не имели права выезжать на линию с неисправностью.
- Машина исправна.
- А эта вмятина на крыле?
- Вот! - Мне наконец удается поймать нить. - Именно с намерением ликвидировать вмятину я выехал на линию с неисправностью, поскольку сам не имею достаточной квалификации и жестяным работам не обучался. На станции обслуживания, которая находится в нескольких километрах от вашего поста…
- Не имели права выезжать на линию с неисправностью, - повторяет инспектор сухо.
- Что было делать?
Неужели заберет документы и снимет номер?
Мы входим в деревянный домик, оборудованный грубосколоченным столом и лавкой. Инспектор из кипы чистых бланков берет один, макает перо в чернильницу.
- Товарищ инспектор!
На кончике пера застрял волосок. Его нужно снять и еще раз обмакнуть перо, так как все чернила сошли.
- Товарищ инспектор! Мою вину… безусловно, без всяких сомнений достаточно серьезную, я осознаю до конца, и ваше справедливое замечание…
Инспектор задумчиво смотрит в окно, из которого видно шоссе с зеленой разделительной полосой. Маленькие разноцветные жучки беззвучно ползут из города и в город. Приближаясь, они превращаются в крупных медлительных животных. Скорость не более сорока километров в час.
А из-за горизонта вновь возникают маленькие блестящие панцири. Там идет борьба за первые места у правой кромки шоссе. У дорожного знака игра в перегонки на время прекращается, и машины ведут себя как приодетые образцово-показательные школьники на торжественной линейке. Только зеленая "Волга" упрямо добивается первого места.
Инспектор отрешенно смотрит на дорогу. Что сказать ему? Какие слова позволят объяснить смысл происходящего? Как передать состояние, заимствованное, должно быть, из арсенала пятнадцатилетней юности, - состояние замороженности всех чувств?
Инспектор кладет ручку на стол и выходит из домика неторопливой походкой дирижера большого оркестра. Едва заметный взмах руки - и зеленая "Волга", похожая на кузнечика-богомола, замирает в испуге, словно надеясь, что защитная окраска и неподвижность помогут ей остаться незамеченной.
- Товарищ инспектор!
Он смотрит удивленно, как будто за эти несколько мгновений успел забыть, как я выгляжу, и лицо его выражает недовольство. Я почему-то все еще здесь.
- Забирай документы.
Я наконец замечаю, что инспектор лет на пять моложе меня. Он искоса смотрит на зеленую "Волгу", на спешащего к нему водителя и, предвкушая удовольствие, хмурит брови.
- Уезжай, пока не передумал.
С авторемонтной станции, находящейся в нескольких километрах от поста ГАИ, я уехал, не дожидаясь, когда высохнет грунт на выправленном крыле. Я спешил. После городских улиц езда по широкому шоссе воспринималась как купание в море сразу после двухчасового перелета в Крым, случайного транспорта из аэропорта и полуторачасовой тряски в автобусе, который должен привезти наконец к морю.
Шоссе расплывалось у горизонта. Блестели лужи нагретого воздуха. Меня обогнало несколько машин, а вот и еще одна. Уже включена правая мигалка, хотя мы идем нос в нос, и, охваченный горячкой гонки, я чуть прибавляю скорость. На спидометре девяносто пять, сто, мы не уступаем друг другу, словно оба боимся упустить некий последний шанс первенства, а на повороте человек мечется по шоссе. Из-за деревьев его не было видно раньше. Самоубийца! Я затормозил. Голову зажало в тиски. Небольшой поворот винта - и она расколется с треском, как грецкий орех.
Человек на шоссе ошарашенно улыбался.
- Это вы?
На обочине стояла зеленая "Волга". Кажется, та самая "Волга"-богомол.
- Неплохой способ остановить машину. И место удачное - как раз на повороте.
- Тем не менее никто не останавливался. Вы первый.
- Попробовал бы я не остановиться.
- Вы уж извините. Бензин кончился. Не выручите? Только до бензоколонки добраться.
- Берите, - сказал я, - но не больше пяти литров.
- Не беспокойтесь.
Он достал из багажника шланг и опустил один конец в бак моего "Москвича".
Бензин тоненькой струйкой полился в канистру.
- За грибками решил съездить. Вы тоже?
- Нет.
- Машина ваша?
- Моя.
- Давно купили?
- Угнал сегодня утром.
- Шутите.
- Конечно, шучу.
- Я так и понял. За обгон задержали?
- Нет, крыло было помято.
- Стукнулись?
- Убил человека.
- Вы это серьезно?
- Ну все, - сказал я, - хватит.
Стрекот убегающего кузнечика-богомола растворился в тишине и зное. Справа за деревьями начиналось скошенное поле, вдали вырисовывались темные кубики деревенских домов и белая стрелка церкви. Маленькая луковица, подобно воздушному шару, поддерживала ее над землей, отчего все сооружение казалось чрезвычайно легким. Да, это был раз и навсегда изготовленный макет, полная иллюзия покоя в окружении старых, уютных декораций.
Наконец ты остался один, свободный, предоставленный теперь самому себе, но почему-то именно здесь, в чистилище магистрального шоссе, как нигде и никогда прежде, ты грезишь о воле, в бесплодных мечтах отстраняешь все свои несчастья и, освобожденный, перекочевываешь в новый, желанный мир, полный разумного спокойствия и тишины.
2
Начальнику ОК тов. Залиско В. П.
от доцента кафедры органической химии
Березкина А. А.
Заявление
Прошу предоставить мне очередной отпуск сроком на 20 дней с 31 августа.
А. Березкин. 25.VIII.67
Резолюции:
Прошу оформить отпуск доц. Березкину А. А. с 31.VIII.
Б. Южный. 25.VIII.67
Не возражаю.
И. Волнушев. 28.VIII.67
Оформить.
В. Залиско. 29.VIII.67
* * *
Андрей Александрович! Вас просили зайти в ОНИР.
Валя
* * *
Уважаемый Леопольд Борисович!
Несколько раз звонил Вам в институт, но, к сожалению, не заставал на месте. Завтра уезжаю из Москвы. Вернусь в конце сентября к защите Якушева. Предварительно я ознакомился с его диссертацией. Работа интересная. Серьезных возражений нет, будут мелкие замечания. Числу к двадцать пятому подготовлю письменный отзыв.
С уважением
А. Березкин. 30.VIII.67
* * *
В аналитическую лабораторию
Прошу определить содержание указанных элементов в прилагаемом образце.
Доц. А. Березкин. 30.VIII.67
* * *
Ан! Ты постригся бы по случаю дня рождения. Я сегодня рано не встаю, так что меня не буди. На завтрак подогрей картошку с мясом. Не забудь взять помидоры и зелень.
Твоя Катя
* * *
Поликлиника № 18 Ленинского райздравотдела
Ф., и., о. и возраст больного - Березкин, 29 лет.
Дата - 30.VIII.67
Ф., и., о. врача - Волина
Rp. - Trioxasini
Dtd - in tabul № 10
DS - По 1 таб. 3 р. в день.
* * *
Андрей Александрович! Я уехал в ИХПС за фенилгидразином.
Володя
* * *
Извещение № 11
Тов. Березкин А. А., 1 сентября в 10.00 в помещении МАЗа состоится заседание учебной подкомиссии института.
1) Итоги работы за 1966/67 учебный год.
2) Обсуждение планов на первое полугодие.
Учебная часть.
* * *
Москва, Центральный телеграф, до востребования, А. А. Березкину
Андрей! Разве не глупо, что, живя в одном городе, приходится прибегать к конспирации и писать до востребования? Но я не хотела звонить тебе вечером домой.
Спасибо за цветы. Я догадалась, что они от тебя. Их принесла сегодня в семь часов утра какая-то сумасшедшая старуха. Разбудила весь дом!
Те розы, которые ты подарил мне во Львове, стояли долго. Я чуть не плакала, когда пришлось их выбросить.
Сын спросил у меня сегодня: "Мама, а медведь не боится, когда ему ухо пришивают?"
В ближайшие три-четыре дня я не смогу с тобой встретиться.
Инга. 28.8.67
* * *
Березкину
Прошу проверить гранки, подписать и срочно вернуть в редакцию.
М. Колкер. 30.VIII.67
* * *
Dear Dr. A. A. Beriozkin:
I would greatly appreciate receiving a reprint of your paper "Biogenetic model reactions".
Thank you for this courtesy.
I remain sincerely yours H. McColl, Pocker Research Institute, N.-Y., USA.
* * *
На подарок Андрею Александровичу:
Володя - 1 р. 50 коп.
Сережа - 1 р. 50 коп.
Капралов - 1 р. 50 коп.
Я - 50 коп.
Итого - 5 руб.
3
Шоссе опустело. Редкие машины попадались навстречу. Когда за спиной послышался нарастающий гул, я подумал, что это тяжелый грузовик пошел на обгон. Взглянул в зеркало, но ничего не увидел, кроме тонущей в дымке ленты шоссе. Звук шел сверху вниз, и вскоре все переднее стекло заслонил идущий на посадку самолет. Где-то рядом был аэродром. Шум авиационных моторов заглушал прочие шумы. Беззвучно подрагивал капот, молчал радиоприемник - в машине царила тишина. Самолет пролетел над лесом и скрылся.
Мелькнул столбик с отметкой 170, слева в окне проплыли поросшие лесом холмы, а впереди наметились контуры высоковольтных электрических линий. Я свернул на проселочную дорогу, которая шла среди леса круто вверх.
Машина карабкалась, круглые листья орешника подступали к окнам и, как рыбы в аквариуме, ткнувшись в стекло, уплывали прочь. А мы все лезли, и, казалось, горе не будет конца. Я услышал сначала перебои в сердце двигателя, едва заметные признаки усталости, затем протяжный рев. Сцепление никуда не годилось. Машина тянула из последних сил, как большое гордое животное, которое не может свалиться где попало и попытается доползти до своего звериного кладбища.
За перевалом, у развилки дорог, начиналось Лукино, граница которого двадцать лет назад, летом сорок седьмого года, была отмечена убийством змеи. Вместе с Сашей Мягковым мы убили выползшую из леса гадюку, дав клятву верности нашей дружбе. За убитую змею нам полагалось отпустить двенадцать грехов.
Каждый раз, подъезжая к Лукину, я испытывал что-то вроде гордости за дом, в котором прожил семнадцать лет. Было особенно отрадно, что он стоит в таком красивом месте, прямо среди леса. По существу, здесь мало что изменилось с тех пор, но не так хорошо я помнил детали, чтобы заметить мелкие перемены. Впечатления последующих лет, наслаиваясь друг на друга, скрыли их вместе с подвигами и проступками двадцатилетней давности. Это напоминало сказку про сундук, зарытый у подножия дуба. В сундуке - утка, в утке - яйцо, в яйце - иголка и жизнь Кощея. Несколько не связанных друг с другом оболочек, внутри которых спрятана хрупкая игла.
И вот я стою под раскидистым деревом, дышу воздухом эдемским, а машина, кобылка моя, пасется рядом. Что еще нужно мне? Чего желать? Я дома, добрался все-таки, здесь и останусь.
А вот и сам дом, спрятанный за деревьями, за забором, за буйной зеленью участка. Я подумываю о том, как пробраться к нему незамеченным, сквозь заросли кустарника, минуя заборы событий и дрязг, все эти пустые нескончаемые разговоры последних дней, непроходимые, как болотистая местность.
Войти в дом. Влететь, например, в окно второго этажа, чтобы потом спуститься вниз и сесть за стол вместе со всеми, словно никуда не уезжал и ниоткуда не возвращался.
Я все еще не решаюсь открыть калитку, а когда иду по дорожке, то стараюсь не смотреть на дом, чтобы магнетизм взгляда ушел в землю и меня не заметили бы раньше времени.
Мимо сарая, бочки для полива сада, погреба. Мимо двух кустов жасмина у поворота к дому, на которых вместо июньских свадебных цветов звездочки-бонбоньерки, полные семян.
Сад запущен, все заросло травой, сквозь начавшую желтеть зелень просвечивают темные глаза одичавших слив, некоторые из них перезрели и лопнули, так что видна розоватая запекшаяся сердцевина. Большинство яблонь не плодоносит, только одна у заброшенного колодца ломится под тяжестью прозрачных на солнце яблок с румянцем во всю щеку, как у младенцев с мороза и у склеротических стариков.
Две туи рядом с садовой скамейкой, почти не выросшие с тех пор, как я их помню, похожи на нахохлившихся куриц.
И еще одно экзотическое дерево - то ли японское, то ли южноамериканское, посаженное отцом у дорожки к дому. У этого дерева странное имя, которое я никак не могу вспомнить. Кажется, оно созвучно словам "чибис" и "чимабуе". Листья у него узкие и серебристые, ствол гладкий, а цветы в форме расширяющихся трубочек. Сейчас оно стояло без листьев и цветов, с вознесенными к небу голыми ветками. Я дотронулся до ствола. Внизу, у корня, что-то неприятно хрустнуло.
Сквозь капе́ль из водопроводной трубы рядом с крыльцом я слышу три женских голоса, один громкий, раздраженный, наступающий, другой спокойный, как бы уравновешивающий первый, и третий - самый заметный голос бесшабашного и неопытного барабанщика, которому кажется, что чем чаще и сильнее ударяет он в барабан, тем большее впечатление производит его музыка. Голоса на веранде звучат одновременно и неслаженно, как на первой репетиции.
Я вхожу. Ко мне повернуто вполоборота лицо мамы - вопросительное, недоумевающее, невидящее. Рядом, у большого стола, покрытого клетчатой клеенкой, маленькая барабанщица - моя сестрица. Вместо глаз - две черные блестящие пуговицы, мордочка вытянулась в направлении скрипнувшей двери. И наконец, третья фигура стереоскопического цветного крупнозернистого снимка - фигура бабушки. Она смотрит на дверь, то есть на меня, то есть в объектив фотоаппарата, и, как всегда, - от смущения, что ли? - голова откинута назад, нижняя губа капризно наползла на верхнюю. Она, как и мама, получается неестественной на фотографиях, что шестьдесят лет назад, что теперь.