Улица Вэкэрешть, на углу которой находился пансион, славилась еврейскими кошерными блюдами и небезызвестной тюрьмой, имя которой она носила. Здесь, и особенно в прилегающем к улице переулке "Тайка Лазэр", известном не только в Бухаресте, но и во всей стране, расплодилось множество магазинчиков и лавок с хламом; чаще всего тут торгуют, расставив на тротуаре столики или табуретки с протертыми брюками, разрозненными пуговицами, старыми иллюстрированными журналами, детективными романами, контрабандными маслинами, тухлыми или тронутыми ржавчиной сельдями, старомодными, полинявшими и лоснящимися от времени шляпами… Здесь же можно достать напрокат на день - два костюм и даже смокинг. И торгуют всем этим с рассвета до поздней ночи - цыгане, армяне, евреи и румыны. Все они отлично владеют искусством всучить ни на что не годную вещь и запросить за нее втридорога.
В глубине улицы - известный своими изысканными блюдами ресторан "Ла Сруль" с огромной светящейся вывеской. Здесь можно увидеть и молодую, только что поженившуюся парочку, и старого еврея с пейсами, в черном капоте, приехавшего в Бухарест за получением в консульстве визы на выезд к своим детям в Палестину или Америку, и румын, разбирающихся в тонкостях кулинарии и любящих вкусно поесть. Тут, как правило, подают куриный бульон с домашней лапшой и кисло-сладкое мясо с черносливом, и фаршированную рыбу, и селедочный или печеночный паштеты, и, конечно, тертую редьку с гусиным салом, но обязательно со шкварками! Одним словом, все, что только душа пожелает! Напротив тоже ресторан, но летний, и поэтому он именуется "ресторан-парк". Хозяин - грек, с золотыми зубами, Запондополос. Посетители ресторана и не стараются запомнить его трудную фамилию, они просто говорят: "Пойдем к золотозубому…" Ресторан-парк славится не менее других на Вэкэрешть. Здесь всегда свежие мититеи, как об этом свидетельствует вывеска "большой выбор бессарабских вин". Рядом магазин-палатка, где продают старые вещи: граммофоны с разноцветными облупленными и запыленными трубами, утюги, детские коляски, требующие ремонта, велосипеды с ржавыми спицами и кривыми колесами - выбор большой, для любого роста! Чтобы привлечь внимание покупателей, хрипящий граммофон горланит старые и новейшие песенки Лещенко: "Горячие бублички", "Вам девятнадцать лет", "Саша", "Чубчик"… Здесь же только "для своих" втридорога продаются привозные дунайские сельди, свежая кефаль или скумбрия. Когда в городе исчезают лимоны, здесь их можно достать по более высокой цене, хотя хозяин, заикаясь, жалуется, что на этом товаре он ничего не зарабатывает… Покупатели выслушивают и, выйдя на улицу, шепчутся: "Слыхали? Бедняга! Ничего не зарабатывает… Интересно знать, на какие средства он отгрохал себе пятиэтажный блок? Да еще где? Вы слышите? На Россети! В самом лучшем районе столицы!.. Но… Ничего не поделаешь… Жена у меня хочет, чтобы чай в субботу был с лимончиком. А дочка у нас - люкс! Вы слышите, просто - люкс! Ей нужно натереть корки в крем для торта. Как же можно отказать? Таки ничего не поделаешь… и переплачиваем… А этот паршивый заика все еще жалуется! Уже поговаривают - это я слышал в синагоге, - что он выдал замуж свою рыжую, боже мой, хуже - красную, как настоящая пожарная машина, дочь и зятю открывает на Липскань ювелирный магазин… А жена его, вы слышите, эта толстуха, ездит на автомобиле и с бирлиантами… Ну, так разве можно жить?.. А в субботу вечером чай таки хочется пить с лимончиком…"
Немного дальше узенькая лавка копченых изделий; тут пастрама, нашпигованная чесноком и черным перцем, сухая индюшечья колбаса и фаршированные гусиные шейки, которые обычно быстро расхватывают. Одноглазый, шепелявый, вечно засаленный владелец лавчонки любезно дает покупателям попробовать свой товар, чтобы убедиться в его свежести. Тут же, наискосок, надоедливо трещит звонок: это кинотеатр "Избында". Сегодня и только сегодня американский фильм "Хочу стать мамой!" Гимназистам и гимназисткам вход разрешен!" - беспрерывно гремит огромный репродуктор, подходящим местом для которого был бы самый крупный стадион Бухареста - "ANEF".
С трезвоном и грохотом мчится трамвай, унося за собой клочки газет, афиш, сорванных мальчишками, засаленную пергаментную бумагу и столбы пыли…
И вот здесь, на Вэкэрешть угол Олтень, в глубине двора, известный приезжим провинциалам и налоговому инспектору, в двух с половиной комнатушках с прогнившими полами и позеленевшими от сырости стенами находится пансион мадам Филотти. Это не единственный пансион на Вэкэрешть, Дудешть, Олтень или Кантемир. Подобный же пансион, но более высокого разряда держала на улице Арменяска, 36 тетушка Ильи Томова. У нее столовались: убежденный холостяк, бухгалтер крупного зернового концерна "Бунги" и овдовевший адвокат, а сын какого-то провинциального не то банкира, не то помещика, "вечный студент", уже давно вышедший из этого возраста, снимал еще и комнату. Обо всем этом Илья знал из писем родственницы. Но зайти навестить тетушку он не спешил. Может быть, потому, что писал ей о своем намерении приехать в Бухарест и не получил ответа, может быть, и потому, что знал: в доме тетушки на него будут смотреть как на бедного родственника, будут подшучивать над его желанием стать летчиком. Илья представлял себе, как покровительственно будет с ним разговаривать Лиза, дочь тетушки… С тех пор, как она побывала в Италии и слушала в опере Беньямино Джильи и Яна Кипуру, она считала себя самой умной. Оттого Илья и предпочел остановиться у чужих.
И действительно, прожив несколько дней в Бухаресте, Илья понял, что в пансионе мадам Филотти совсем неплохо. Нужно только быть аккуратным и платить вовремя за койку и чай или цикорий.
За табльдотом мадам Филотти собирались все квартиранты; это были люди разных профессий и, конечно, одинокие. Мадам Филотти часто повторяла: "Не люблю держать женатых". Снимали у нее койки пожилой служащий трамвайного общества СТБ - Войнягу, продавщица из универсального магазина "Галери Лафайет" - мадемуазель Вики, инспектор бюро путешествий "Вагон Ли Кук э компани", бывший сублокотенент румынской армии Лулу Митреску, шофер - племянник мадам Филотти - Аурел Морару, шумный коммивояжер, приезжавший раза три в месяц в Бухарест, давний знакомый дома Филотти, слесарь-механик, ныне художник-оформитель - Евгений Табакарев и Илья Томов.
Сейчас в пансионе на редкость тихо. Дома лишь муж мадам Филотти, ня Георгицэ. Старик в прошлом был обер-кельнером большого ресторана при известном аристократическом клубе Пинкуса.
Сидя за столом в узком коридорчике, служившем столовой, ня Георгицэ читал вечернюю "Ултима Ора" и поглаживал кончиками пальцев стоявший перед ним стакан с горячим очень крепким чаем.
Увидев вошедших Женю и Илью, старик обрадовался и, пригласив выпить с ним чаю, пошел к завешанным марлей полочкам, чтобы достать стаканы.
- Ну как, гость? - улыбаясь, спросил он Илью. - Привыкаете к столичной жизни? Сегодня уезжает вояжер и станет свободнее. Видите, у нас совсем тихо. Мадам Филотти тоже нет. Она поехала к своей сестре на Каля Кэлэрашилор. Там поминки по отцу справляют. Мадемуазель Вики, кажется, в кино ушла. Аурикэ в отъезде. Такая уж у него собачья работа - шофер… А хозяин у него знаменитый человек - профессор Букур! Величина! Ну, а тот наш хлюст вот уже сколько… - ня Георгицэ помолчал, подсчитывая что-то в уме.
- Да должно быть, уже недели три как не появляется… - подсказал Женя.
- Ну, нет, - возразил ня Георгицэ, - Больше… Пожалуй, уже с месяц мы его не видели.
- Кто это? - спросил Илья!
- Лулу… Вы его не знаете… Есть у нас тут один такой фрукт. Пропащий человек, - махнул рукой старик. - Офицером был, понимаете? Потом дом свой на Бану Манта имел и даже автомобиль новый у него был. Сам видел! Факт!
- Пьет? - спросил Илья.
- Да разве столько пропьешь? Хуже… Играет!
- Как это играет?
- В карты, в покер, рулетку… Это болезнь. Да, господа, я не шучу. Это самая настоящая и притом ужасная болезнь…
- Так как же, он все то, что вы говорили, имел и все проиграл? - вновь спросил Илья.
- Все! Представляете себе, господин Илие? Проиграть такое состояние!
- А откуда это у него было? Наследство, что ли?
- О, тут целая история! - ня Георгицэ помолчал, что-то припоминая, затем, отпив глоток чаю, начал: - Было это, значит, в тридцать четвертом… Этот самый Лулу окончил тогда в Тимишоаре артиллерийское училище и вместе с другими тремя приятелями, тоже сублокотенентами, приехал в Бухарест за назначением. Остановились они, значит, на Габровень… Есть там гостиница… Через несколько дней все они получили назначение, деньги на дорогу и по десять тысяч лей на офицерскую форму. Эти деньги потом казна должна была вычесть у них из жалованья. Вот они все и остались на несколько дней в столице, пока будет готова одежда. Лулу, будь он неладен, уже тогда был заядлым любителем покера. Об этом мне рассказывал один из его бывших друзей, приезжавший к нему прошлой осенью уже сюда, к нам. Дело было, значит, так… Лулу тогда пропадал где-то целый день. Пришел он в гостиницу поздно ночью, когда друзья его крепко спали, разбудил одного из них и попросил у него сотню лей на папиросы, - сказал, что у киоскера с пятисотки нет сдачи. Товарищ ему поверил, дал сотню лей, и Лулу обещал скоро вернуться. Но, как это уже потом выяснилось, уехал в клуб к Пинкусу играть в рулетку. Есть на углу Каля Викторией и бульвара Елизаветы, как раз рядом с ювелирным магазином и напротив террасы кафе Пикадилли, клуб… Здесь, у Пинкуса, Лулу еще днем, оказывается, продул все свои монеты в эту самую рулетку… и то, что получил на дорогу, и те десять тысяч, что должен был уплатить за форму.
- Десять тысяч?! - ужаснулся Илья.
Ня Георгицэ кивнул головой и отхлебнул еще глоток:
- Все… Ему казалось, что эта сотня его выручит, но в два тура Лулу проиграл и эти сто лей. Тогда он снова приехал в гостиницу, занял деньги у другого приятеля и опять вернулся в клуб. А под утро друзья обнаружили, что постель нетронута и Лулу нет в номере. Зная, что он картежник, они, значит, сразу поняли, в чем дело… Но к концу игры, представьте себе, Лулу повезло. Он начал выигрывать. К рассвету банк-касса насчитывала более двухсот тысяч лей… Представляете себе, двести тысяч! Факт! По клубу разнесся слух, что молодой офицер обыгрывает какого-то помещика. Вот тут-то, значит, я и увидел его впервые. Я тогда работал там обер-кельнером. К рассвету народу в клубе осталось не так уж много - самые азартные игроки. Публика вся, значит, солидная. Были там и крупные коммерсанты, и банкир один, - я его знал, - из "Банка Комерчиала", и отставной подполковник с моноклем в глазу - пропойца и страшный скряга, чаевых, бывало, никогда не даст; и князек - отпрыск рода Штирбей; вертелась там и высокая, сухощавая, больше похожая на мужчину, вдова одна, такая холера, что мы, бывало, с отвращением обслуживали ее столик. Она всегда приходила в черном длинном платье, лицо тоже черное, длинное, с усиками, по-моему, она брилась… Ну, одним словом, карга! Сама румынка или цыганка, видно было по ее физиономии, а разговаривала только по-французски… Все приезжала в клуб, надеялась подцепить какого-нибудь богача… А у кого, значит, денег много, так те и смотреть на нее не хотели. Очень она им была нужна со своим захудалым именьишком… Но придирчивая - ужас! Как ни подам я кофе, так она обязательно начнет выговаривать, почему, видите ли, каймак жидкий. Однажды три раза возвращала кофе. Факт! А у нас тогда был шеф-повар мадьяр. Парень что надо: хитрый, умный и веселый. Вот прихожу я в третий раз обратно с кофе и говорю: "Недовольна эта худющая ведьма. Каймачок, говорит, плохой…" Он тогда рассердился, взял, значит, и плюнул в ее чашечку, ну, а потом подогрел немного это кофе и говорит. "На, неси. Побери меня черт, если ей не понравится!" Взял я чашечку, а у самого сердце замирает…
Женя и Илья заливались смехом.
- И отнесли? - спросил Женя.
- Как же… Подаю, гляжу, косится на чашечку, потом пробует и говорит: "Вот сейчас совсем другое… Значит, мерзавцы, когда хотите, получается?" Я думал вот-вот рассмеюсь - и пропало все дело… Так и выпила она. Факт!..
Да, так Лулу, значит, обыгрывал какого-то помещика, кажется, грека… Но не обошлось там и без одного официанта, да, собственно говоря, какой он там официант… Подавала паршивенький… Работал он в каком-то захудалом кабачке, но славился как азартный игрок в "чет-нечет". Знали мы его все как облупленного, и не видать бы ему нашего клуба как своих ушей. Но за несколько дней до этого ему удалось вытряхнуть из смокинга, в котором он сейчас щеголял, какого-то пропившегося за его столиком музыканта… Этот смокинг и открыл перед ним дверь нашего клуба…
- А что, разве без смокинга в клуб не впускали? - спросил Илья.
- ( Что вы! Боже упаси! Только во фраках или смокингах. Ну, разумеется, исключением были военные. Ведь в клуб к Пинкусу хаживала только знать! - воскликнул ня Георгицэ. - Помню, был еще там и бывший директор обанкротившегося банка "Дунэря де жос", он тогда уже служил главным кассиром в зерновом концерне "Дрейфус и К°". Вот он-то и играл на паях с греком против Лулу. Мы - официанты, музыканты оркестра и прочий персонал клуба издали наблюдали за всем, что происходило вокруг рулетки. - Ня Георгицэ откашлялся, сделал несколько глотков и, вздохнув, продолжал: - А выигрыш Дулу все увеличивался… Ну, как положено в таких случаях, у него появились многочисленные "чубукары" - советчики. Один, помню, предложил подержать его за руку и трижды произнести "карлигаты не будет". Лулу послушался и произнес эти "магические" слова, хотя ни тот, что посоветовал, ни сам Лулу не понимали их значения. Лулу охотно слушал все советы и покорно выполнял их - он был суеверен, как все игроки. У помещика-грека тоже были свои "болельщики". Ему подсказывали, и он тоже, значит, все выполнял. Помню, кто-то посоветовал греку влезть на стол, встать на одну ногу и трижды прокричать "ку-ка-ре-ку"… Потом ему дули и плевали на ладонь… Смех! Но, значит, ничего тут не поделаешь! Каждый раз перед запуском рулетки обе стороны выставляли крупные суммы и каждый раз происходили такого рода церемонии… И вдруг…
- Стоп! Ва-банк! - гнусавя и брызгая слюной, закричал официант в смокинге и лаковых туфлях на босу ногу. Он предложил Лулу перед пуском рулетки "для счастья" проползти на четвереньках вокруг зала и семь раз прокричать: "Я есть кайзер Лулус Акеменитос!" Лулу сначала колебался… как-никак он в военной форме. Но этот проходимец пригрозил, что если Лулу так не сделает, он проиграет! Такое уж у него предчувствие. Сумма была очень крупной… Лулу вспомнил, что с тех пор, как он стал произносить слова, подсказанные этим человеком, которого принимал за джентльмена, ему стало везти. И Лулу, значит, пополз, и хотя аксельбанты волочились по полу, на это никто не обратил внимания. Помню, кто-то из оркестрантов сказал, что ради такой суммы можно проползти на четвереньках не только по залу, но и до самого Плоешть и обратно…
Когда запустили рулетку, наступила гробовая тишина. Десять, двадцать секунд…
- Ура! - первым загнусавил официант-прихлебатель и бросился целовать Лулу. - Ура! - подхватили в зале. Музыканты вышли на середину зала и сыграли "Многие лета…"
- Ага, что я говорил?! - вопил официант. - Вот ежели бы не послушали меня, вы бы наверняка проиграли! - продолжал он, обнимая растерявшегося от счастья Лулу.
Лулу хотел было осведомиться, сколько же он выиграл, но один из прихлебателей крикнул: "Нельзя! Вы с ума сошли! Удачу себе перебьете! Все тогда повернет обратно…"
Под конец грек поставил свою машину. Это был новый комфортабельный "Линкольн-Зефир". Автомобиль оценили в полтораста тысяч. Через несколько минут, когда рулетка остановилась и музыка вновь завизжала "Многие лета", кто-то из покидавших клуб сказал: "Если не везет, так не только "Линкольн-Зефир" не поможет, но даже и сам Авраам Линкольн с того света!…"
В большом зале клуба Лулу поздравляли, жали руки, качали. Оркестр беспрерывно повторял туш и "Многие лета". Проигравшемуся греку стало плохо. Ему давали нюхать нашатырь. Потом послали за врачом, хотели вызвать такси, но… пришел врач и оказалось, что такси вызывать уже не нужно… Под звуки туша грек, значит, закатил глаза и протянул ноги… "Разрыв сердца", - сказал врач, закрывая чемоданчик.
Узнав, что грек умер, кассир зернового треста "Дрейфус и К°", одолживший ему в ту ночь крупную сумму, пустил себе пулю в лоб.
Но никого это не тронуло. Шампанское лилось рекой. Лулу угощал! Потом он поехал к друзьям в гостиницу на "Линкольне", ставшем его собственностью.
Разбогатев, Лулу отказался от службы в армии, уплатив за это казне какую-то сумму. Он купил четырехэтажный дом, на доходы с которого собирался жить. Играть Лулу зарекся, но ненадолго… Болезнь значит, - тянет… Факт! Вначале он играл понемногу, чтобы "размяться". Ну, вот и размялся так, что у него осталось только то, что на нем. Скоро уже будет два года, как он снимает у нас койку. Я бы его давно выгнал, - заключил ня Георгицэ, - да вот хозяйка моя мягкосердечна…
- А что он делает теперь? - спросил Илья. - Работает?
- Будто бы инспектором служит в обществе "Вагон Ли", - сказал Женя.
- Я вообще-то сомневаюсь, чтобы там держали такого плута, - заметил ня Георгицэ. - Слыхал, что он стал путаться с железногвардейцами. И ничего удивительного. Такие, как он, рано или поздно заканчивают на виселице… Факт!
Женя хлопнул себя по колену:
- Ну, теперь понятно, почему он целыми неделями не появляется!
Ня Георгицэ махнул рукой: