- Профессор университета в Петербурге. Литература Запада и европейские языки. Он окончил Сорбонну и практиковался в колледжах Англии и Соединенных Штатов.
Начало века застало отца в ссылке, в Вилюйске Иркутской губернии. Он следовал туда вместе с Дзержинским, однако Феликс Эдмундович бежал на лодке из Верхоленска. Папе это сделать не удалось.
В 1901 году, уже на Байкале, отец женился на ссыльной полячке, и через год родилась я; значит, во мне есть немного Сибири, коренной Руси и Варшавы.
- Они были члены нашей партии, папа и мама?
- Папа - да. Мама входила в социал-демократию Королевства Польского и Литвы.
Лоза взглянула на Павлуновского, но новых вопросов не последовало.
- В семнадцатом году отец утверждал Советскую власть в Иркутске и Омске. Это, бы знаете, было не просто, и лилась кровь. Своя и чужая.
Чекист согласно кивнул головой:
- Теперь понимаю, Сашенька, мятеж зверствовал и расплачивался за былые обиды.
Павлуновский некоторое время беззвучно постукивал пальцами по красному сукну стола и, вздохнув, спросил:
- Чем вы хотите заняться у нас?
- Тем, что труднее.
- Все-таки?
- Я могу добраться в Омск и бросить бомбу в особняк полковника Волкова.
- Почему - Волкова?
- Там живет адмирал Колчак.
Лоза покопалась в нагрудном кармане гимнастерки, достала вырезки из газет, одну протянула Павлуновскому.
Он прочитал:
"В караульном помещении здания, в котором помещается Колчак, взорвалась ручная граната. Убито шесть человек и ранено двенадцать".
Вернув заметку, чекист покачал головой.
- Много риска и мало шансов на успех. И не в одном Колчаке дело.
- Не в одном Колчаке… Что же вы предлагаете?
- Посох и лохмотья нищего.
- Скверная шутка, Иван Петрович.
- Я вполне серьезно, Санечка. Нам очень нужен нищий.
Лоза исподлобья взглянула на Павлуновского, и, поняв, что он действительно не шутит, спросила:
- Зачем?
- В Челябинске, в штабе Западной армии, служит наш человек. У него был связной, доставлявший нам сведения через Златоуст и Ашу. Неделю назад пришлось отозвать его к партизанам, в Карабаш, - за ним заметили слежку.
После короткой паузы уточнил:
- Он действовал до обидного недолго. В Челябинске появился "на Марка", то есть восьмого мая, когда говорят - "На Марка прилет певчих птиц стаями" и "На Марка небо ярко, бабам в избе жарко". А несколько дней назад уже вынужден был уйти в тайгу.
Павлуновский разжег потухшую папиросу и продолжал:
- Агент, о коем речь, не единственный источник информации на той стороне. Но то, что он делает, невозможно переоценить. Мы очень страдаем от разрыва связи. Я хочу просить вас восполнить пробел.
Лоза молчала, и Иван Петрович, пожалуй, верно понимал эту немоту. Слишком велика дистанция между романтическим швырянием бомбы в Колчака и прозой нищенского посоха.
Однако Лоза неожиданно заговорила, и не было колебаний в ее голосе:
- Когда и как отправляться?
- Не сразу. Мы должны хотя бы накоротке подготовить вас и обезопасить, насколько можно. Я распоряжусь, чтоб нашли подходящую одежду и сочинили сносную, вполне добропорядочную "легенду".
Он помолчал, соображая, что еще надо сказать этой девочке с недюжинной внешностью и волей, сгорающей от ненависти к врагу.
Внешность! Вот что не должно погубить Александру. Что ж - следует создать "легенду", близкую к реалиям. Сын красного профессора, убитого в Омске, не имеет иных средств к существованию, кроме подачек. Он движется вдоль "чугунки" и просит подаяние на станциях и в городах. Буржуа, офицерам, кадетам будет приятно видеть эту протянутую руку нищеты, этот выразительный обломок красного крушения.
На одно мгновение мелькнула мысль - не лучше ли привычное женское платье? - но тут же Павлуновский отверг ее: к Санечке с ее обличьем станут цепляться не только мерзавцы, но и добропорядочные обыватели. Да и то сказать: одно из главных правил разведки - не привлекать к себе лишнего внимания.
Иван Петрович громко позвал Машу Черняк, и она тотчас вошла в комнату.
- Нашу гостью зовут Санечка, - сказал чекист. - Пусть она пока поживет с вами, Мария Иосифовна. Надеюсь, товарищ Лоза вас не стеснит.
Черняк кивнула. За время работы в особом отделе она, кажется, отучилась удивляться самым фантастическим превращениям и сведениям.
Когда женщины удалились, Павлуновский прошелся несколько раз по кабинету, затем, что-то решив, направился в соседнюю комнату.
Там за массивным письменным столом, добытым, надо полагать, в брошенном буржуями особняке, сидел смирный, благообразный старик с редкой бородкой и грустно опущенными усами.
Услышав шаги, он поднял голову, и на Павлуновского взглянули синие выцветшие глаза.
Иван Петрович сел рядом с руководителем контрразведки, сказал, будто продолжал давно начатую беседу:
- Займитесь новичком, Ян Вилисович. Девушка в мужской одежде. Пойдет связным к "Серпу". У нее никакого опыта. Подумайте обо всем.
- Слушаюсь, - отозвался старик. - Когда и где я ее увижу?
- Завтра к началу работы Лоза будет у вас. И прошу называть ее "он", а не "она". Это не только вопрос самолюбия, - девочка не должна отвыкать от легенды.
Павлуновский простился с сотрудником и вернулся к себе. Он с грустью - в какой уж раз! - подумал, что война проливает реки крови, и это почти всегда - кровь молодых. Нет, он надеется, что эта девчушка не погибнет, что она удачно пройдет на белую сторону и установит связь с "Серпом", затем счастливо вернется назад. Но все-таки… все-таки…
* * *
Санечка явилась к Яну Вилисовичу в восемь утра и ушла от него в восемь вечера. Так продолжалось неделю, и девушке даже было жаль старика: он сильно уставал, и под глазами обозначились темные полукружья. Лоза понимала: у чекиста много других неотложных дел, никто его от них не освободил, и Ян Вилисович, наверное, исполняет работу по ночам, другого времени у него нет.
В первое же утро он сказал, глядя печальными спокойными глазами в глаза Лозы:
- Мы приступали к делу почти на пустом месте. Да и теперь учимся изо всех сил, часто - у врага, имеющего огромный и не совсем бесславный опыт. Однако то, что я вам собираюсь преподать, - всего лишь азбука тайной работы. Впрочем, пустяками ее не назовешь, ибо самая малая описка в этой абевеге может стоить головы.
Но Санечке казалось, что мудрый старик, переживший каторгу и тюрьмы царя (об этом ей сообщила Черняк), знает совершенно все, что надо. И Лоза жадно и нетерпеливо впитывала его наставления.
Наверное, следует отметить, что занятия доставляли им несомненное удовольствие, потому что они нравились друг другу и были люди одной цели.
Ян Вилисович терпеливо объяснял, как отвязаться от "хвоста" или использовать стекла витрин для осмотра тротуара за спиной.
В первый же день старик велел ей запастись посохом, и она срезала себе ровную хорошую палку, не очень тяжелую, но и не очень легкую, чтоб удобно было отгонять псов, у которых на бедность особый нюх.
Лоза принесла свою "палицу" старику и очень удивилась, что Ян Вилисович не пришел от нее в восторг. Начальник контрразведки покачал головой, пощипал клинышек бородки, спросил:
- Представь себе, нищий входит в село. Кто его встречает раньше всех?
Санечка огорченно поглядела на своего тихого наставника и пожала плечами.
- Собаки, - ответил на свой вопрос экзаменатор. - Всегда - собаки. И вам придется отбиваться от них палкой. Так какая должна быть трость?
- Псы грызут ее клыками? - догадалась Лоза.
- Вот именно, - подтвердил старик. - По легенде вы - нищий уже год, с июля 1918-го. А теперь на дворе июнь девятнадцатого. Следовательно?..
Лоза подумала:
- Надо измочалить палку.
- Умница. Вы все правильно поняли.
Потом, когда новой сотруднице во всех подробностях сообщили легенду, то есть в этом случае - ее почти выдуманную биографию, Ян Вилисович без устали задавал вопросы, подмечал в ответах малейшие неточности, заставлял девушку еще и еще раз отвечать верно.
Позже он подробно объяснил ученице, как она должна отыскать разведчика, внедренного в белый штаб, что надо сказать при встрече и что услышать в ответ.
На этих трудных уроках, где все было важно и значительно, требовалась нечеловеческая память - так казалось Лозе.
Устав, они позволяли себе свободную минуту, и старик, печально улыбаясь, говорил:
- Я сам, Санечка, не бог весть что умею, но кое-чему жизнь меня все-таки научила. Позвольте вам дать самые общие советы. Умейте молчать. Учитесь слушать. Тишина - это дар божий. Знаете ли, иная тайна тяжелее жернова, но чадо терпеть. Терпение, оно большое богатство, дружок. Не только опыт, но и разум добывается горбом. Я так думаю.
Тщательно изучали старик и девушка подполье Челябинска. Изучали на тот случай, если человек, работающий в белом штабе, не выйдет на связь, или окажется, что за ним следят, или он погиб.
Ян Вилисович отыскал в делах отдела доклад двух чекистов, направленных в Челябинск в октябре 1918 года. Документ свидетельствовал:
"Челябинская организация является центральной. К ней примыкают организации Екатеринбурга, Петропавловска, Уфы, Троицка".
Затем Санечка запоминала явки, пароли, отзывы. Специальный день выделили для изучения кружного, но сравнительно безопасного маршрута в Челябинск через Таганай и Карабаш. Однако до того, как это случится, надо еще добраться с войсками в Златоуст.
Во второй половине июня вся подготовка была закончена, и Александра Лоза наконец получила приказ отправиться в район реки Уфы, где с часа на час должна была совершиться переправа на восточный, сильно укрепленный берег.
Двадцать первого июня 1919 года Санечка довольно ловко вскочила на кроткого штабного конька и в сопровождении таежника, пожилого дядьки Ипата Мокеевича Пронькина, отправилась к деревеньке Айдос, где должны были разыграться главные события переправы.
ГЛАВА 5
ТЕНИ СОЙМАНОВСКОЙ ДОЛИНЫ
Покачиваясь на смирной лошадке, Лоза частенько и с удовольствием вспоминала дни учения у Яна Вилисовича.
Однажды старик пригласил ее к себе в контрразведку, кивнул на стул, сказал без всяких вступлений:
- Слыхали о Соймановской долине?
- Нет.
- Рабочий край. Заводы, рудники, шахты. - Помолчал. - Кстати, каких мест вы уроженец?
Узнав, что Санечка родилась на берегу Байкала, в рыбачьем поселке, где в ту пору отбывали ссылку ее родители, удовлетворенно покачал головой.
Расправил на столе карту, очертил тыльной стороной карандаша участок между Кыштымом и Карабашом, пояснил:
- Места, куда вы пойдете, - похожи на Прибайкалье. Это зона действия Уральского (Карабашского) отряда партизан. Вам придется иметь с ним дело, следовательно, знать его.
Водя карандашом по карте, говорил:
- Связь с нами - через Златоуст. Но возможны разрывы в цепи. Тогда - или вы в Карабаш, или карабашцы - к вам. Там же, у партизан, скроетесь, если попадете на проследку к Гримилову-Новицкому.
- Кто такой?
- Начальник контрразведывательного отделения Западной армии Колчака, Не исключено, что в отряде вам придется заниматься тем же, чем занимаются боевики. Одним словом, постарайтесь, насколько позволят обстоятельства, приглядеться к партизанам. Времени в обрез: наша армия в ближайшие дни, как это ясно, пойдет на восток.
Лоза кивнула головой.
- Что есть об отряде? Состав? Базы? Противник?
Старик с уважением посмотрел на разумную не по годам девчушку, достал из стола папку, протянул Лозе.
- Помозольте глаза. Пригодится.
Санечка поднялась со стула.
- Могу идти?
- Нет. Придется читать тут: много секретов. Не торопитесь. От того и дело зависит, а может статься, и вся жизнь.
Подумал, добавил:
- Все, что следует, запомните. Писать ничего не надо.
Двое суток, медленно листая страницы, изучала Лоза содержимое папки: донесения тайных информаторов, докладные партизан, бумаги колчаковской контрразведки, захваченные в боях, вырезки из газет, служебную и даже частную переписку.
У горного округа была долгая история бедствий и мучений. Рабочих края грабили свои заводчики и концессионеры-иностранцы, кулаки и попы, полиция, приказчики, торговцы. Вспыхивали бунты, стачки, забастовки.
В марте семнадцатого года наконец-то докатилось до южных окраин Урала известие громадной радости: в Питере свалили царя.
И Кыштым, и Карабаш, и вся Соймановская долина бурлили митингами, полыхали огнями знамен, гремели лозунгами.
Двадцать пятого октября 1917 года Урал получил телеграмму о победе большевиков в Петрограде, и Советы взяли власть в Кыштымском горном округе.
Однако радость была недолгой: двадцать седьмого мая 1918 года над заводами тревожно завыли гудки - Челябинск сообщил весть о мятеже чехов.
В тот же день контрреволюция потекла на север, к Екатеринбургу, рассчитывая на лавры и поживу.
Горный округ ответил чехо-предательскому перевороту огнем и взрывами. Белые затоптались на станции Аргаяш, ибо красные разобрали путь. Бурлили рабочие митинги в Кыштыме и Карабаше, в деревнях Рождественской волости, всюду шла спешная запись добровольцев.
Но малые пролетарские отряды сильно уступали врагу. Десятого июня белочехи вошли в Кыштым; на следующий день пал Карабаш. Разбитые красные части, огрызаясь, уходили на Верхний Уфалей.
Остатки одного из этих отрядов - Рождественского - откатились в Златоуст, к штабу Златоуст-Челябинского фронта.
Комиссар фронта Иван Малышев вскоре вызвал к себе начальника отряда Степана Пичугова, и они обсудили положение. Было решено: в треугольнике Челябинск - Златоуст - Екатеринбург создать подвижную группу разведки. В нее на первых порах вошли тринадцать человек. Они и положили начало партизанскому движению в Кыштымском горном округе.
В сосновом лесу, в десяти верстах от села Рождественского, мелькали по ночам черные тени. Здесь была база Степана Пичугова, отсюда он и его люди уходили в Кыштым и Карабаш, в Рождественское и на рудники Соймановской долины. Сведения о врагах, а также о настроении своих людей, переправлялись в штабы Златоустовского и Екатеринбургского направлений.
Молва о лесных бойцах шла по долине, и слухи утверждали, что их видимо-невидимо.
Белые срочно сформировали отряд карателей, и он двинулся в глубь тайги. Однако учительница Екатерина Истокская предупредила о том партизан. Пичугов не стал ждать удара и ночью сам напал на кордон, где ночевал враг. Затем увел горстку партизан в Уфалей, к своим.
Но регулярные войска врага были сильнее, и красные отряды истекали кровью. Пали Златоуст и Екатеринбург. К концу июля белые захватили почти весь Урал. На коренной рабочий край опустилась черная ночь.
* * *
Уже пятнадцатого июня 1918 года близ Сак-Элгинского выселка, у Богородского пруда, собралось рабочее подполье Карабаша. Большевики, не тратя лишних слов, предложили создать мелкие партизанские группы и уйти в глушные места. Прямо с собрания большинство коммунистов отправилось в горные чащи, на Мурашиный и Чернореченский кордоны, что возле Андреевского и Рождественского поселков.
Двадцать первого июля в селе Губернском, в сарае рабочего Егора Сорокина, подпольщики округа поклялись добыть победу или сложить головы в бою.
Позже Петр Акимович Никитин, глава отряда, сообщал шифровкой в Челябинский Центр: "…решили заверить друг перед другом своей жизнью и начать работать против контрреволюции, которая снова хочет поработить трудовые массы. Сметать с лица земли самых вредных элементов!"
Собрание в Губернском оформило Карабашскую партийную организацию в подполье. Ее секретарем избрали Михаила Потаповича Никитина.
Подпольщики вели пропаганду в цехах и шахтах, в избах и в лесу.
В июле по горному округу прокатилась белая мобилизация. Новобранцев из Рождественского направили в Екатеринбург. Молодые люди, распропагандированные подпольем, похитили из шкафа призывного пункта чистые бланки, а один из рождественцев, Николай Абдалов, ухитрился поставить на них печати воинского начальника.
Все новобранцы вернулись домой с бумагами, которые свидетельствовали, что призывников освободили от службы "по чистой". "Демобилизованный" Феклистов передал оставшиеся бланки подпольщикам.
Позднее челябинская газета "Власть Народа" опубликовала приказ командующего Сибирской армией:
"При осуществлении предстоящего набора новобранцев, приказываю соответствующим начальствующим лицам и учреждениям приказывать и требовать, а отнюдь не уговаривать. Уклоняющихся от воинской повинности арестовывать и заключать в тюрьму для осуждения по законам военного времени. По отношению к открыто не повинующимся закону о призыве, а также по отношению к агитаторам и подстрекателям должны применяться самые решительные меры вплоть до уничтожения на месте преступления".
В октябре 1918 года партизаны вновь собрались в Губернском. Пришло время начинать массовую борьбу в тылу врага, и коммунисты постановили объединить малые, разрозненные группы в один отряд.
Но не было достаточного опыта, не хватало оружия. Тогда решили послать в Центр вожаков подполья. Через месяц в Челябинск отправились Петр Акимович Никитин, Петр Дмитриевич Костерин и Федор Беспалов ("Березин"). Челябинский подпольщик Иван Моисеевич Прокудин свел карабашцев со своими людьми в Центре.
Челябинский комитет срочно собрался на квартире для явок, туда же привели приезжих.
Для долгих речей не нашлось времени. Партизан снабдили инструкциями об организации тайной работы, оповестили о положении на фронте, вручили нелегальную литературу. Было решено направить в горный округ двух фронтовиков - наладить военное дело. Тут же выделили людей для сбора оружия, в котором у карабашцев была крайняя нужда. На первых порах подарили им пять винтовок, два нагана и три бомбы.
Партизаны, в свою очередь, передали Челябинску пятьдесят бланков с печатями и подписями белого начальства. Это были удостоверения личности, добытые волостным старостой села Рождественского Николаем Сорокиным. Староста был свой человек.
Карабашцы вернулись в Губернское с инструкторами Центра. Тотчас все подполье явилось в село. После совещания специальные люди отправились в леса, в села и на кордоны - искать места для баз отряда.
Главную базу решили строить в районе Мурашиного кордона, между Красным Камнем и Желтыми Песками. Казалось, у нее был немалый изъян - рядом, в десяти с небольшим верстах, находился Карабаш. Однако все сочли, что изъян можно обернуть выгодой: близость города давала свои преимущества, а горы, лес и озеро все-таки укрывали партизан.