Потемневшие рваные сети, висевшие в углу кухни, ничего не говорили ей. Корзинка гальки и нарезанные куски холста не напоминали о работе, а моток белых ниток и ящик с коклюшками не наводили на мысль о необходимости вязать новые сети для ловли рыбца. Все, что ее окружало, похоже было на раскрытую книгу, написанную на незнакомом языке: как ни вглядывалась она в ее страницы, смысл оставался непонятным.
Аустра уже собиралась начать готовить обед, когда во дворе Зандавов появился первый чужой человек. Это была Байба. Она принесла каравай хлеба и маленький пакетик соли.
- Добрый день, новая соседушка, - сказала Байба, входя в комнату. - Не обижайтесь, что я так рано пришла с хлебом-солью. Дейнис, правда, говорил, что можно и вечером, но тогда я буду занята, и я подумала: уж лучше пораньше, чем попозже.
Все это Байба выпалила, не переводя дыхания, и только теперь Аустра могла ответить:
- Заходите, пожалуйста. Садитесь. Спасибо, что навестили.
- Да ведь жить-то придется рядом, - продолжала Байба. - Мы ваши ближайшие соседи. Мой муж осенью ездил к вам, лодку Алексису делал, с ним вы, конечно, знакомы. А я вот, пока мальчик в школе, и говорю себе: может, человеку поболтать хочется, узнать здешние новости. Скажите, это правда, что вы навсегда приехали?
- Вероятно, да, - ответила Аустра, усаживаясь напротив гостьи по другую сторону стола.
Глаза Байбы бегали по углам, все разглядывали и оценивали, обо всем у нее было готовое суждение. Не с пустыми руками приехали, занавески новые, и кое-что из вещей появилось, этого прежде не было. Но почему жена Алексиса такая стройная? Ведь Дейнис говорил, что на рождество ожидаются крестины.
- Так, так… - возобновила она разговор. - Значит, теперь станете такой же рыбачкой, как и мы. Хорошего, понятно, мало, но ведь вам не придется жить только рыбной ловлей. Подрастут сыновья, мать всем денежкам хозяйка будет. Не знаю, конечно, как Алексис, а у нас такой обычай. Только сразу надо поставить на своем, а то не исправишь.
За какой-нибудь час Аустра узнала подноготную всех соседей: кто с кем не ладит, у кого ожидается свадьба или аукцион за неоплаченные в срок долги. А задолжали тут почти все. Затянется полоса безрыбья, вот рыбак и вынужден брать продукты в кредит, потеряет рыбак во время шторма свои сети или другую снасть, опять идет на поклон к скупщикам рыбы, просит помочь, а во время путины "благодетель"-скупщик с него сдерет за помощь три шкуры. И остается одно: снова залезать в долги; так и крутится это колесо.
Язык у Байбы не знал покоя. Рассказав все, что могла, она, в свою очередь, захотела узнать кое-что от Аустры. Прямые и наводящие вопросы так и сыпались из ее рта. Ладит ли Аустра с Алексисом? Не притесняет ли Рудите невестку? Где куплена эта скатерть и сколько за нее заплачено? А занавески? Любит ли Аустра детей и почему у нее еще никого нет?
Спрашивая, она без приглашения открыла дверь в комнату Аустры и Алексиса и, не ограничившись этим, ощупала постель: есть ли матрац и перина или только соломенный тюфяк. Байба назойливо старалась пролезть в самые сокровенные и отдаленные уголки жизни молодоженов. Ее вовсе не отпугивала сдержанность Аустры, она настойчиво осаждала ее навязчивыми расспросами, а попутно рассказывала о себе и Дейнисе всякую ерунду, звала в гости, обещала сама часто наведываться, но и это не помогло, Аустра ничуть не стала откровеннее. Посещение Байбы ее попросту тяготило, и она с надеждой поглядывала на дорогу: хоть бы Алексис вернулся домой.
- Да… Нет… - все суше звучали ее ответы. - Я, право, не знаю… - Наконец, немного освоившись, она заявила: - А теперь мне надо готовить обед.
Если Аустра рассчитывала, что это заставит гостью уйти, то она ошиблась. Байба последовала за ней на кухню посмотреть, как Аустра готовит. И пока варился обед, она без умолку трещала, не замечая холодности хозяйки и ее нахмуренного лица.
Зашел Лаурис. Заметив Байбу, он слегка растерялся и спросил, где Алексис.
- Он чем-то занят на берегу, - ответила Аустра. - Вы пойдете к нему?
- Мне с ним надо кое о чем потолковать, - сказал Лаурис.
- Скажите ему, пожалуйста, что обед будет скоро готов.
- Хорошо, скажу… - Лаурис собрался уходить. - Рудите, наверное, нет дома?
- Нет, она ушла в волостное правление. Что-нибудь передать ей?
- Нет, ничего. - И Лаурис ушел. Он спросил насчет Рудите исключительно из-за Байбы.
Хоть и неприятно было думать, в каких выражениях Байба сейчас расписывает его воображаемые отношения к Рудите, но он должен был о ней справиться, чтобы придать своему посещению невинный характер. Идя сюда, он отлично знал, что ни Алексиса, ни Рудите дома нет, и он зашел к Зандавам не ради них. Байба, эта хитрая лиса, не должна ни о чем догадываться.
После ухода Лауриса Байба сразу же перешла к новой теме - его отношения к Рудите.
- И что за люди, не пойму. С каких пор женихаются, а все не поженятся, и что особенного для этого нужно? Конечно, если девчонка сама вешается на шею…
- Вы имеете в виду мою золовку? - удивленно спросила Аустра.
Байба прикусила язык. Золовка… Будь ты неладна, и как же можно было забыть об этом! Ведь о родне не принято говорить такое. Но Байба оставалась Байбой, она тут же постаралась выпутаться из неловкого положения.
- Я так, вообще… Я только думаю, что, если на парня вешаются, он начинает воображать невесть что и не торопится с женитьбой. Но о них этого не скажешь. Они точно приколдованы друг к другу, и тем более странно, что так долго тянут со свадьбой. Вы с Алексисом гораздо быстрее выяснили свои отношения.
Обед сварился, время шло, а Алексис все не возвращался. Ничего другого не оставалось, как пригласить к обеду Байбу. И это значило, что ей еще не меньше часа придется слушать ее утомительную болтовню.
- Ведь я могла захватить с собой вязанье, - сказала Байба, пообедав. - Вы тоже вяжете?
Аустра вымыла и убрала посуду; гостья уже трижды вставала, чтобы уйти, и каждый раз опять садилась, пока не появился Лудис и не сказал, что отец пришел обедать.
- Что, разве уже так поздно? - удивилась Байба. - Вот так всегда бывает - заболтаешься… Теперь мы с Дейнисом ждем вас к себе.
Когда Байба, наконец, ушла, Аустра облегченно вздохнула. А вечером она сказала Алексису:
- Мне бы не хотелось, чтобы она к нам зачастила. Как ты думаешь, удобно намекнуть ей на это?
- Лучше все-таки не говорить. Я сам ее отучу. Байба терпеть не может, если ее поддразнивают. Когда она в следующий раз придет, дай мне знать.
Странное начало - отказ от дружбы с соседями.
3
Скоро жизнь вошла в новое, но в то же время обычное для Алексиса и остальных посельчан русло. С наступлением осенних штормов пришлось прекратить рыбную ловлю неводом; невод разобрали и развезли по клетям, артель распустили до зимнего, подледного лова. Штурман артели, Лаурис Тимрот, оказался на время как бы не у дел даже в семье отца: с салачными и другими сетями вполне могли управиться его братья. Чтобы не слоняться без дела, Лаурис объединился с Алексисом. Дождавшись подходящей погоды, они ходили в море на моторке Зандава - каждый со своими сетями. Улов делили на три части: одна - Лаурису, одна - Алексису, а третья шла на содержание моторной лодки и на горючее.
Такой же порядок существовал и на других моторках. Осень оказалась не особенно удачной. Чтобы хоть что-нибудь заработать, следовало использовать всякую возможность, уходить далеко к устьям больших рек, отыскивать среди рифов места, где скапливалась рыба, оставаясь иногда в открытом море по нескольку дней подряд. Алексис никогда не ждал сообщений от рыбаков о том, где появилась рыба, - он искал ее сам, отправляясь в открытое море за добычей, как только начинал затихать шторм. Иногда такие походы заканчивались неудачей, но выпадали и удачливые дни, и тогда полные сети вознаграждали рыбака за смелость и труд.
Друзья ладили между собой. Возможно, это объяснялось тем, что Лаурис всегда признавал авторитет Алексиса и никогда не пытался с ним спорить. Алексис все знал: если он говорил "Поедем!", надо было ехать, и если он выбирал место лова, Лаурис беспрекословно соглашался: да, здесь должна быть рыба. Они выходили в море, не давая себе отдыха, не упуская ни малейшего случая. Зато и улов у них был больше, чем у других рыбаков.
В то время как Алексис день и ночь бороздил море, его жена почти безвыходно сидела дома. Весь ее мир заключался в четырех стенах старой лачуги, а все общество составляла Рудите. Муж теперь стал редким гостем, он лишь на минутку появлялся на берегу, чтобы тут же исчезнуть, да и когда он приходил домой, все его помыслы и заботы были о работе, хозяйстве и о постройке нового дома. Появлялся он голодный, усталый и мгновенно засыпал, чтобы через несколько часов вскочить и снова уйти в море. Только в штормовую погоду, когда рыбаки вынуждены были оставаться на берегу, с ним можно было поговорить. Но и тогда он не вникал во внутренний мир Аустры, не пытался смотреть на окружающее ее глазами, он судил обо всем с точки зрения местного жителя. И ему казалось, что жизнь хороша, что у Аустры нет причин жаловаться и все идет как полагается.
Если бы он повнимательнее заглянул в глаза Аустры и задумался над тем, почему так беспокоен и рассеян ее взгляд, почему она так молчалива и, словно испуганное животное, держится обособленно, то, возможно, он понял бы, что в их семейной жизни не все благополучно, и попытался бы ее наладить. Но у него было так много дел, о которых следовало думать ежечасно, - практические заботы, соображения о предстоящих работах, - на фоне этой занятости терялся человек.
Аустра, сторонясь соседей, держалась вдали от жизни поселка; она не интересовалась происходящим вокруг, ни к кому не ходила и не старалась завязать знакомство с соседками. Когда к Рудите приходили подруги, Аустра удалялась в свою комнату и ничем не выдавала своего присутствия. И у жителей поселка сложилось о жене Зандава мнение, что она гордячка и негостеприимная. Оскорбленные тем, что она не искала их дружбы, они мысленно исключили ее из своего круга, предоставив ей наслаждаться одиночеством и капризами.
Единственный человек, с которым Аустра сблизилась, была Рудите. Ровесницы, они стали подругами, хотя до искренней дружбы и полной откровенности было далеко. В этом опять-таки была виновата Аустра. Если бы она держалась немного проще, говорила о том, что чувствует и к чему стремится, Рудите поняла бы ее, но Аустра и с ней была замкнута. Оставался еще Алексис. В нем Аустра видела единственное прибежище и спасение. Когда он находился дома, Аустра чувствовала себя менее покинутой, она была с ним трогательно нежна. Но он не понимал ее. Приветливый и, как всегда, заботливый, он ласкал ее, произнося привычные слова, откровенно радовался ее привязанности и засыпал как убитый.
4
А Лаурис Тимрот видел и понимал все, что не видел Алексис. Ничтожный признак, незначительное изменение лица, случайно вырвавшийся вздох - и у него рождалось представление о том, что происходило в душе Аустры. И чем грустнее и сумрачнее выглядела она, тем смелее и увереннее смотрел он в будущее.
Не было в поселке человека, который не знал бы, что Лаурис жених Рудите. И это позволяло ему довольно часто навещать Зандавов. И чем больше он наблюдал за любимой женщиной, тем сильнее становилось его влечение. Он любил ее тайно от всех, его помыслы и во сне и наяву принадлежали ей одной. Благоразумие, дружба к Алексису, чувство долга по отношению к Рудите - все восстало против его страсти, но она оказалась сильнее и одержала верх. Теперь он ни в чем не упрекал себя, а лишь выжидал благоприятного стечения обстоятельств, когда можно будет заговорить. Он верил, что такое положение не может продолжаться вечно, при котором ему придется лишь тосковать и мечтать об Аустре, а он так и не узнает никогда, как она относится к нему.
Да, он проводил у Зандавов все свободное время, но больше никогда не заикался о женитьбе. Болтая с Рудите, он украдкой поглядывал на Аустру. Нередко ему за целый вечер приходилось довольствоваться лишь мимолетным взглядом, потому что Аустра не хотела мешать молодым людям, иногда она просто не показывалась. В таких случаях Лаурис нервничал, становился рассеянным и вскоре уходил.
Однажды он пришел, когда Аустра дома была одна. Алексис отправился к лесничему узнать насчет леса для постройки нового дома, Рудите ушла в лавку за продуктами.
- Подождите, может быть, они скоро придут, - сказала Аустра.
И Лаурис остался.
- Я вам помешал? - спросил он, сев к окну в бывшей комнате Томаса.
- Нет, ничего… - ответила Аустра.
За окнами завывал колючий восточный ветер - предвестник приближающейся зимы. Он срывал с деревьев запоздалые листья и торопил к отлету в теплые края перелетных птиц. Пустынное серое небо, застывшая земля. Развевались на ветру растянутые на кольях сети, временами принимая почти горизонтальное положение. Качались сосны, над дюнами вихрился песок, вороны, бессильно махая крыльями, боролись с ветром.
- Неприятная погода, - заговорил Лаурис. - Теперь начнется самое скучное время. Нам придется торчать на берегу.
- Да… - произнесла Аустра, взглянув в окно. - Я удивляюсь, как эти лачуги выдерживают такой сильный ветер, не падают.
Лаурис помедлил немного с ответом.
- Вам, вероятно, здесь кажется все неприветливым. Какими суровыми вам должны представляться наши места по сравнению с вашей родиной!
- Там все было иным… - тихо проговорила она. - И не только дом и луга… даже люди. Здесь мне все время холодно.
- Я понимаю, - продолжал Лаурис. - Я здесь родился и вырос и все же с наступлением осени места себе не нахожу. Так бы и убежал куда-нибудь от этой пустыни, к свету, к веселью.
- А уйти не можете?
- Не знаю, вероятно смог бы. Да только куда? Меня нигде не ждут, везде я буду чужим. Может быть, так лучше, когда ничего нет и не было, - по крайней мере не надо ни от чего отказываться. Вам гораздо труднее, чем мне.
- А если это на самом деле так? - Аустра взглянула на Лауриса. - Вам это не показалось бы неестественным?
Он грустно улыбнулся.
- Нет, это вполне естественно. Я понимаю вас и могу представить ваше состояние.
Как мог этот человек так верно разгадать все? Аустра смотрела на него со страхом и в то же время с благодарностью за то, что он так чутко подошел к самому сокровенному. Его взгляд отвечал ей спокойно, ободряюще: "Я понимаю вас, не пугайтесь…" Она, не подавляя вздоха, с волнением спросила:
- Но как же быть? Признаюсь: мне не хотелось сюда ехать.
- Не следовало приезжать.
- А что мне оставалось делать?
- Жить там, где вам было хорошо. Ни один человек не вправе требовать от другого такой огромной жертвы.
- Но если он, отказываясь от этой жертвы, сам должен принести такую же?
- Тогда… Нет! Я не могу этого сказать.
- Говорите! Раз уж мы завели этот разговор.
- Тогда не следовало соединять свои судьбы.
Они замолчали, продолжать разговор становилось опасным, ибо дальше начиналось запретное, куда постороннему не полагалось проникать. Но взбудораженные мысли остановить было невозможно. Аустра только теперь увидела по-настоящему Лауриса.
Ей показалось, что она нашла друга, понимающего ее и сочувствующего ей. После этого разговора в присутствии Лауриса она забывала свое угнетенное состояние и относилась к нему дружески. Заметив это, он почувствовал себя счастливым, но ему все труднее было владеть собой.
5
Пришла зима - самое трудное время на побережье. Если прежде Аустра изредка выходила на взморье встречать возвращавшегося после лова Алексиса, то теперь избегала этих встреч, жалуясь на холод, и жила затворницей в стенах своего дома. В тихую погоду она все же отваживалась выходить на берег. Над морем висел холодный туман, и казалось, что море таит в себе что-то призрачное, пугающее, в сгустившемся воздухе слышались крики невидимых птиц; точно черные чудовища, вылезшие из морских пучин, двигались рыбачьи лодки, что-то разыскивая в клубящемся сером мраке. Случалось, что в такую погоду возле берега слышались голоса людей, в призрачной мгле появлялось расплывчатое темное пятно, оно постепенно сгущалось, вырисовывались гигантские тени, превращавшиеся, наконец, в лодки с людьми. Рыбаки с хмурым удивлением смотрели на вынырнувшую из облаков тумана одинокую женщину, прошедшую мимо них.
Уже несколько раз выпадал снег и каждый раз таял. Над дюнами с завыванием носился ветер, прижимая к самой земле чахлый чертополох, ломая сухие ветки сосен и засыпая песчаным дождем устье речонки; после каждого шторма речке приходилось пробивать новый выход к морю.
Даже люди, казалось, стали теперь суровее, грузнее, надевали на себя плотную, теплую одежду, озябшие лица их заострились и стали какими-то сердитыми, уже не с прежней охотой останавливались рыбаки поговорить друг с другом. А когда налетала буря, все кругом содрогалось от мощного гула волн. Море бушевало с такой дикой страстью, огромные водяные валы обрушивались на берег с такой силой, точно собирались вдребезги разбить берег.
Рудите учила Аустру чинить сети, но та оказалась настолько непонятливой ученицей, что сама стыдилась "куриных лап", выглядывающих из каждой заплаты. Если случалось во время этой работы зайти кому-нибудь из посторонних, она немедленно откладывала коклюшки и исчезала в своей комнате, но люди все равно говорили, что жена Алексиса Зандава не умеет чинить сети. Это было достаточным поводом для насмешек. До Алексиса с Аустрой эти слухи не доходили, но Лаурис слышал все, что говорили в поселке про Аустру. К щемящему чувству любви прибавилось нежное сочувствие и все растущее желание подойти к ней, подбодрить, согреть словом и помочь. Но им редко удавалось говорить вдвоем, потому что в дни, когда Лаурис мог прийти к Зандавам, Алексис находился дома, а Рудите по своей наивности думала, что Лаурис ищет только ее общества. После того разговора все-таки произошел некоторый сдвиг: Аустра при появлении Лауриса уже не спешила уйти в свою комнату, а принимала участие в общей беседе, пока золовка не начинала нервничать. Лаурис был благодарен Аустре за каждую минуту, отвоеванную ею у Рудите, которая эгоистически старалась уединиться с ним. Его только страшило, что Аустра по простоте душевной может обнаружить перед всеми зародившуюся между ними дружбу. Чтобы этого не случилось, следовало или идти дальше, и тогда их отношения станут опасной, но желанной для Лауриса тайной, или все покончить.
И тут Лаурису помог случай: после удачного лова Алексис решил купить сетевое полотно и бечеву для новых сетей и утром уехал в Ригу. Он мог вернуться домой лишь к вечеру, к тому времени, когда Рудите обычно ходила в лавку за газетами. Зная привычку Рудите уходить из дому немного раньше, чтобы успеть поболтать с подругами, Лаурис рассчитал, что в его распоряжении окажется почти целый час. Это не много, но вполне достаточно, чтобы выяснить главное.
В этот день Лаурис усердно работал дома, крутил с братьями канат и резал пробку для новых поплавков. Под вечер он оделся и вышел прогуляться. Обойдя поселок со стороны моря, он выждал в сосняке, пока Рудите ушла в магазин, выбрался из своего укрытия и, никем не замеченный, вошел в дом Зандавов.
- Сегодня вы немного опоздали, - улыбнулась Аустра. - Рудите только что ушла.
- Или пришел слишком рано, - ответил Лаурис. - Я думал, что Алексис уже вернулся.