- Это еще что? Ты сама не удосужилась сходить?
- Ей понадобились цветные нитки для вышивания. Самой лучше выбрать подходящие цвета.
- Нитки, ха… лучше бы поработала коклюшкой. Сети лежат нечиненые. Всем я должен заниматься.
Сняв сапоги, он яростно швырнул их в угол. Рудите не произнесла ни слова. Она изучила брата и знала, что в подобных случаях лучше всего молчать.
- Ты сейчас будешь есть или подождешь, когда придет Аустра?
- Ты считаешь, что я еще недостаточно долго ждал? С утра маковой росинки во рту не было…
Пока Рудите ставила на стол жареную салаку с картофелем, Алексис заглянул в коробку с гильзами и банку, где хранился табак. За праздники весь табак вышел. Этого еще не хватало! Остаться без курева… Они даже не способны днем сходить за табаком!
С недовольным видом он сел за стол и принялся за еду. Рудите налила ему кофе и незаметно ушла в свою комнату.
Лаурис сразу со взморья отправился на условленное место. Переодеваться было некогда. Ничего, в темноте незаметно. А если и увидит, то известно, откуда он явился.
Ему не пришлось долго ждать. Аустра тихо кашлянула, заметив на дороге темную фигуру. Сверкнул и сразу погас карманный фонарик.
- Много ли у вас времени? - спросил Лаурис, беря из рук Аустры корзинку с покупками.
- Немного. Дома будут ждать. Отойдем куда-нибудь в сторону, скоро здесь должна пройти Байба. Нехорошо, если…
- Что у вас на ногах?
- Резиновые сапоги.
- Хорошо. Значит, мы можем идти берегом. Возле Зандавов тропинка выходит на дорогу.
- Знаете что, - заметил Лаурис, когда они свернули с дороги и подошли к одинокому кусту. - Я сегодня поссорился с Алексисом, и вам лучше не задерживаться. Жаль, что так вышло, но будет хуже, если у него возникнут подозрения.
- Разве он… о чем-нибудь догадывается?
- Кажется, еще нет. Я спешил вовремя встретить вас, а он хотел, чтобы я остался и помог сколоть лед с моторки. Я отказался…
- Тогда он может догадаться. Подозрительное совпадение: я первый раз иду в магазин, и как раз в это время вы не хотите задержаться у лодки.
- Ну, надеюсь, ничего страшного не случится, - Лаурис нащупал в темноте ее руку и крепко пожал. - Как хорошо, что вы пришли! Как мне вас благодарить…
Ответом ему было торопливое нервное рукопожатие.
- Вы все знаете обо мне, - продолжал Лаурис. - Я раскрыл перед вами себя как на ладони.
- О боже, как все же я мало знаю, - ответила Аустра. - Вы говорите… что любите меня…
- Это правда, - с горячностью откликнулся он.
- На что вы надеетесь? Чего хотите? Обманывать своего друга? Может быть, это и есть предел ваших мечтаний?
- Если бы мне пришлось довольствоваться только этим, я был бы признателен и за это.
- А меня это не удовлетворяет. Я потребую все или ничего.
- Берите все, ведь я ваш! Только скажите, значу ли я для вас хоть что-нибудь?
- Вы… - пальцы ее схватили пальцы Лауриса, стиснули их и отпустили. - Вы могли бы стать для меня всем, но для этого нужно выполнить то, что я потребую.
- Я выполню.
- Все?
- Для меня нет ничего невозможного.
- Я потребую многого, очень, очень многого. Прежде всего… я не желаю быть ничьей любовницей. Мне не нужно счастья, которое заставляет лгать, обманывать, обкрадывать кого-то. Вы понимаете? Я не могу принадлежать двоим.
- Именно такой я вас представлял в своих мечтах.
- Потом… я хочу выбраться отсюда и никогда больше сюда не возвращаться.
- Тогда наши желания совпадают. Это все?
- Об остальном вы узнаете, когда придет время.
- Буду ждать. Значит, вы все-таки любите меня?
- Об этом узнаете, когда настанет время. А пока… пока будем жить так, как будто ничто не изменилось. Вон уже виднеется дорога, не ходите дальше. Дайте мне корзинку.
- Знаете что… Если вы мне верите, - Лаурис с волнением схватил ее руки, - и если я для вас действительно что-то значу… - он приблизился к ней вплотную и ждал, не спуская глаз с лица Аустры.
Несколько мгновений Аустра пытливо вглядывалась в его глаза, затем молча склонилась к нему. Он поцеловал ее. Аустра ушла не оглядываясь. Лаурис тоже пошел домой, затаптывая тяжелыми сапогами маленькие следы, оставленные на снегу Аустрой. Но это была излишняя предосторожность: к ночи опять пошел снег.
"Теперь я виновата, я провинилась перед мужем… - подумала Аустра. - Он бы имел право судить меня, если бы знал. Но почему мне не страшно? Почему молчит голос совести? Или мне больше не жаль Алексиса? А он хоть раз пожалел меня?.."
И все же по мере приближения к дому ей становилось все тревожнее. "Как посмотрю ему в глаза?"
В кухне никого не было. Алексис хмуро взглянул на жену из угла комнаты.
- Здесь газета, Алекси… - сказала Аустра, положив газету на стол. - Ты поужинал?
- Ты принесла табак? - сурово прервал он ее.
- Табак?.. Разве…
Он только сплюнул и швырнул коклюшку.
- Ну ничего в голове не держится! А о глупостях думает весь день.
- Что с тобой, Алекси?
- Я с самого полудня не курил!
- Ты мог сказать об этом более спокойно. Не случилось ничего страшного, чтобы так кричать.
- Уж не знаю, как тогда и разговаривать. Целый день вам нечего делать, и ты не могла заметить, что у меня нет табаку, и я должен молчать… Не зажужжала ли опять у тебя в голове оса? Старик целых три дня напевал да бормотал, теперь у тебя только Эзериеши на уме.
- А при чем тут табак?
- Ох, оставь меня в покое!
Таким грубым он еще никогда не был. Слушая его, Аустра чувствовала, как она постепенно освобождается от какой-то тяжести: этот человек заслужил, чтобы с ним поступали так, как поступила она. После минутного замешательства она молча завязала платок, который собиралась было снять, и направилась к двери.
- Куда? - крикнул Алексис.
- В магазин. А то мне сегодня житья не будет.
- Ты идешь назло мне? - он вскочил, загородив ей дорогу. - Я из тебя выгоню эту дурь.
- Через полчаса магазин закроется, - спокойно проговорила Аустра. - И ты до утра останешься без табаку.
- Никуда не пойдешь! - Алексис оттолкнул ее от двери. - И хватит об этом! Ни слова больше.
Аустра уставилась на него гневными глазами, затем тихо прошла в комнату и сняла пальто. "Вот когда он открыл свое настоящее лицо! Уже сейчас он такой. Каким же он будет через несколько лет, когда почувствует полную власть надо мной? Нет, этого не будет. Нечего его жалеть. То, что я собираюсь делать, правильно. И я сделаю это".
Несмотря на эту ссору, у Аустры в тот вечер было легко на душе: она больше не чувствовала себя виноватой. А когда Алексис, кончив починку сетей, собрался спать, кровать оказалась пустой: Аустра постелила себе на диване. Это его взбесило еще больше.
- Ты эти капризы брось, - прошипел он вполголоса, чтобы не услышала Рудите. Взяв Аустру за плечи, он хотел поднять ее, но она резко повернулась к нему лицом и так сильно толкнула его, что он отпрянул.
- Не прикасайся ко мне, я закричу, - предупредила Аустра.
Тогда он ударил ее. Она не заплакала.
И все случилось только потому, что на море начался шторм и моторка сбилась с курса: утомленный человек зол и несправедлив. Если ему не угождают, он озлобляется.
4
Прошло несколько недель. После Нового года установилась тихая морозная погода, и море почти до самого горизонта быстро затянуло льдом. Рыбаки вытащили на берег лодки и убрали в сараи сети, теперь о ловле рыбы нечего было и думать до тех пор, пока штормом не разобьет лед или он не сделается настолько толстым, что можно будет начать подледный лов. Лаурис на всякий случай держал наготове салачный невод, и в артели заранее было условлено, кто из рыбаков пойдет на лов, когда это будет необходимо.
Тем временем в ожидании благоприятного ветра и появления косяков рыбы, люди спешили управиться с домашними делами. Алексис заготовлял лес для стройки. Другие рыбаки разбирали и чистили моторы, конопатили лодки, чинили старые сети и вязали новые.
Во дворе Дейниса Бумбуля одиноко стоял каркас начатой лодки. В холодную погоду, особенно если шел дождь или снег, мастер не любил мерзнуть на открытом воздухе.
Ссылаясь на застарелый ревматизм, он в такие дни предпочитал дома курить трубку, постукивая долотом или орудуя скобелем, а то и просто, сидя у печи, болтать с Байбой. Вдоволь наработавшись летом, он мог позволить себе этот отдых, да и Байба, в свою очередь, тоже была не прочь побеседовать с мужем.
Однажды в субботу они вот так сидели вдвоем в кухне. Байба, поставив на огонь котел с путрой, изредка помешивала ее деревянной лопаточкой, а Дейнис, сидя у плиты, от нечего делать вырезал черпак для лодки. Их подхватила мощная волна фантазии.
- Так ты говоришь, что Пиладзис приобрел богатство нечестным путем? - спросила Байба.
- Ну, утверждать, что совсем нечестным, пожалуй, нельзя, - ответил Дейнис. - Просто он был немного колдуном и умел находить спрятанные клады. Однажды я сам видел (тогда я еще маленьким мальчиком был), как отрыли бочонок со шведскими талерами. Сколько до этого ни искали, как ни вынюхивали везде, все было напрасно. Пиладзис взял в руки тоненький прутик и обошел вокруг поля. Как он это учуял, не знаю, но вдруг остановился и говорит: "Копайте, здесь должно быть". Тогда у него никакого богатства не было, ходил штурманом на дровянике. Потом приобрел парусник, за ним - другой и построил себе самый большой дом в приходе. Перед японской войной у него было уже восемь судов, три дома и большой капитал в банке. Он еще много раз находил спрятанные клады. Государство разрешило ему заниматься этим, потому что он платил проценты. А когда Пиладзис умер, то в день его похорон разыгралась такая вьюга, что небо с землей смешалось.
- Значит, он был колдуном, - решила Байба.
- Кажется, путра пригорает… - напомнил Дейнис. - Да, одно время он даже считал меня за приемного сына, ведь у него были только дочери. Старик очень хотел, чтобы я женился на средней. Обещал дать в приданое самый большой дом и два корабля. Он сам проводил меня на конфирмацию и подарил золотые часы.
- Куда же ты их дел?
- Подарил сиротам и нищим.
- Совсем спятил! Зачем же нужно было отдавать чужим?
- Погоди, сейчас поймешь. Как я уже говорил тебе, в день похорон разыгралась ужасная вьюга. Через несколько недель пришло известие, что в тот самый день пошли ко дну два корабля Пиладзиса с людьми. На одном из них капитаном был сын Пиладзиса.
- Сын?! Ты же говорил, что у него были только дочери?
- Ну да, дочери. Разве я сказал, что это был его родной сын? Племянник. Он только называл его сыном. Да, так все они пошли ко дну. До весны потонули еще два корабля, сгорел дом. А дочери заболели чахоткой, и им ничего не могло помочь - ни лекарства, ни пластыри. И вот я чувствую, что и у меня с легкими не совсем ладно. Ночью вижу сон. Кто-то в черном подходит к моей кровати и говорит: "Дейнис, если хочешь остаться в живых, разделывайся с часами, которые тебе дал Пиладзис. Нечестно приобретенное имущество погубит тебя". На другой же день я пошел в волостной суд и пожертвовал часы бедным. Это меня и спасло. А семейство Пиладзиса и его богатство за два года развеялись без остатка. Все корабли затонули, скот передох, а после смерти последней дочери дом продали с молотка.
- Тебе ничего не досталось?
- Ну как же, старик в завещании указал, что судостроительная верфь и часть находящегося в банке капитала передается мне. Никто не мог понять, почему я отказался от всего этого.
- Как знать, нужно ли было тебе так поступать. Теперь был бы ты богатым…
- Ты думаешь, что и тогда ты заполучила бы меня в мужья? Да я бы давно лежал в сырой земельке. А теперь, как там ни говори, у меня кое-что есть - собственный дом, жена…
- И сын… - с гордостью заметила Байба. - Наверно, все-таки ты прав: нечестно нажитое богатство впрок нейдет. Потому-то и я не вышла замуж за трактирщика Звирбулиса. Он был моложе тебя и образованный человек. До войны сам барон останавливался в трактире, и они вдвоем ездили на охоту.
- Неужели?
- Я своими глазами видела. Два года жила хозяйкой в трактире. Между ними из-за меня даже вражда началась.
- Расскажи, как это было, - полюбопытствовал Дейнис.
- Понимаешь, барону тоже я приглянулась.
- Но ты ведь не знаешь немецкого языка?
- Да, но зато барон хорошо знал латышский. Он был еще холостяком. Если бы он не был таким некрасивым, я бы, наверно, вышла за него замуж.
- Ну да, я так и думал. Ведь ты хорошо разбираешься в мужчинах. А как же трактирщик?
- Тот совсем было уговорил меня. Я уже собралась ехать с ним к пастору, да заметила в конюшне кровь. А перед этим в трактире ночевал какой-то проезжий торговец и потом неизвестно куда исчез. Тут мне вспомнилось, что трактирщик подливал торговцу в вино какие-то капли. Мне сделалось страшно, и я, сказав, что поеду к матери за благословением, уехала совсем.
- Почему же ты не заявила в полицию?
- Ты в уме? Меня бы затаскали по судам как свидетельницу.
- Гм, да. Мне в России довелось быть на большой охоте, и я видел, как помещик застрелил своего соседа. А чтобы скрыть преступление, решил свалить все на медведя, который приближался к убитому. Но я расстроил замыслы помещика, застрелив зверя. За это меня наградили медалью "За храбрость".
В их рассказах, словно Феникс из пепла, возрождались сказочная красота молодой Байбы и мужество, ум, сила Дейниса. Они умилялись никогда не существовавшими достоинствами друг друга, сочиняли и не мешали сочинять собеседнику, уносясь в заоблачный мир фантазии, пока какая-нибудь прозаическая мелочь не возвращала их к действительности.
- Путра пригорела… - еще раз напомнил Дейнис.
- У тебя в бороде пепел, - сказала Байба.
В это время из школы вернулся Лудис, двенадцатилетний подросток, и внимание родителей переключилось на него.
Просматривая тетради, они довольно улыбались при виде пятерки и старались незаметно перевернуть лист, если отметка была посредственной.
- Что хорошего слышно? - спросил отец.
- Прошлой ночью двое из соседнего поселка ходили на тюленей, - рассказывал Лудис. - Семь штук убили.
- Ну и ну?! - удивилась Байба.
- Собираются опять пойти, - продолжал Лудис.
- Семь тюленей… - высчитывал Дейнис. - Одной только премии получат тридцать пять латов. Да еще шкура да жир. Это удачная охота. Я однажды убил шестнадцать штук, но тогда у меня было ружье. Можно, конечно, и дубинкой.
- Папа, ты умеешь охотиться на тюленей? - Лудис забыл о тарелке с путрой.
- Это дело не сложное. Надо только найти их и подкрасться незаметно. Гм, да… - Дейнис принял озабоченный вид - он, видимо, что-то обдумывал. - Если бы знать, что… Надо бы поговорить с Алексисом Зандавом и молодым Тимротом - они когда-то охотились на тюленей.
- Алексис только что пришел из лесу, я видел! - воскликнул Лудис. - Папа, если вы пойдете, возьмите и меня с собой.
- Ты еще мал, - не согласился Дейнис.
- Мне очень хочется посмотреть, как охотятся на тюленей.
Позабыв про обед, Лудис так неотступно упрашивал отца, что в конце концов Дейнис уступил:
- Ну, хорошо, можно будет, пожалуй, взять и тебя. Тюленья шкура, если ее выделать, хорошая вещь, - рассуждал Дейнис. - Жир годится вместо ворвани, а мясо - на еду, эстонцы употребляют его в пищу, а они не глупы.
Дейнис накинул на себя шубейку и заячий треух.
- Я схожу к Зандавам, потолкую. Это дело следует обдумать. Из тюленьей шкуры вышла бы хорошая школьная сумка для Лудиса.
Это опять было что-то новое и вносило разнообразие в скучные поселковые будни. Чтобы скрыть от окружающих приподнятое настроение, Дейнис, не торопясь, с достоинством, заковылял по дороге, словно вышел просто прогуляться.