Глава вторая
1
Если с моря смотреть на то место, где находится поселок Песчаный, ничего примечательного не увидишь. Только вытащенные на берег лодки указывали на то, что вблизи должно находиться селение. Торчали пустые ряды кольев для сушки сетей, а со скамеек, где обычно лежали сети, были убраны все рыболовные снасти. Заснеженная, залитая водами прилива отмель выглядела сурово и пустынно, здесь даже днем не увидишь человека. Единственными живыми существами, что скрашивали эту пустыню, были ненасытные чайки да вороны, шнырявшие по лодкам, да белая собачонка. Это было славное, умное маленькое животное, чуть побольше кошки. Каждый день утром и вечером прибегала она на отмель и носилась вдоль берега. Не спуская глаз с моря, собачонка обнюхивала лодки, а потом садилась возле одной из них и что-то выжидала. Лодка и собачка принадлежали Зандаву - это был маленький Дадзис. Но напрасно тосковал он, глядя на море: хозяин не возвращался, и Дадзису ничего не оставалось, как уходить домой одному.
За дюнами, почти на одном уровне с их вершинами, виднелись крыши домов. Только трубы торчали выше. Но и они были того же цвета, что и все вокруг: цвета светло-желтого песка, серебристого чертополоха и зеленовато-серой листвы ивовых зарослей.
Причиной появления в этом месте поселка была речушка, по берегам которой земля считалась плодороднее, чем в других местах. Немногочисленные дома расположились именно здесь. Возле серых лачуг не видно было почти никакой растительности, лишь кое-где торчал то зачахший куст сирени, то ива. Вместо стройных рядов яблонь здесь красовались колья для сушки сетей, и в то время, как где-то цвели цветы, здесь развевались на ветру сети и сохла пропитанная морской солью одежда рыбаков.
Прождав напрасно хозяина, маленький Дадзис побежал было через дюны, но, вспомнив, что ему невыгодно ввязываться в драку с большими поселковыми псами, сделал крюк через кустарник и беспрепятственно добрался домой. Лачуга его хозяев ничем не отличалась от большинства поселковых домишек: старая, потемневшая от времени, с замшелой тесовой крышей, подслеповатыми маленькими оконцами и низенькими дверьми. Позади дома стояла прислоненная к стене перепиленная надвое старая лодка, возле нее - сложенные в кучу жерди, куски досок и разный другой выброшенный морем деревянный хлам, служивший рыбакам топливом. На северной стороне двора притулилась почерневшая клеть, в которой хранились рыболовные снасти; на той стороне, которая выходила к морю, в дюнах было вырыто углубление, похожее на погреб, - маленькая рыбокоптильня. Вот и все.
В полутемном помещении, служившем одновременно и кухней и рабочей комнатой, на скамье сидел крупный костлявый старик - старый Том Зандав, или, как он любил, чтобы его называли: Томас; с этим, правда, считались только его друзья молодости, ставшие теперь такими же седыми и костлявыми, как он. Темно-коричневым цветом кожи он скорее походил на старого зулуса, чем на европейца. Не заглядывая в паспорт, старику можно было с уверенностью дать не меньше семидесяти лет. Горб на спине, как у большинства рыбаков от постоянной гребли, создавал обманчивое представление о его настоящем росте, а пальцы и широкие угловатые плечи говорили о недюжинной силе и живучести - настоящий старый моряк.
Томас Зандав чинил сеть. Его пальцы ловко орудовали коклюшкой, безошибочно находя нужную ячею. Изредка челюсти старика начинали двигаться: он жевал табак, сплевывая на пол, уже пестревший коричневыми пятнами.
Зачинив большую дыру, старый Зандав потянулся, застонав, как конь, который, повалявшись по траве, поднимается на ноги. При этом движении покрытый пятнами смолы жилет вздернулся кверху, открыв взору серую бумазейную рубашку, и в помещении почувствовался запах пота.
Снаружи послышались шаги. За дверью кто-то остановился и стал вытирать ноги. Но старый Зандав даже позы не переменил, продолжая спокойно сидеть с коклюшкой на коленях: он жевал табак с таким глубокомысленным видом, словно в этом занятии заключался весь смысл его жизни.
В комнату вошла молодая девушка с корзиной в руках, в коричневом демисезонном пальто, голова ее была повязана пестрым платком, ноги обуты в резиновые боты. С ее появлением в комнату будто ворвалась свежесть, что-то светлое и беспокойное. Это ощущение свежести создавало ее белое лицо, веселые глаза и упругие движения. Как и у Алексиса, у нее были темные волосы и голубые глаза, только овал лица мягче и круглее. Она была хрупкая, невысокого роста.
Вслед за Рудите в комнату вбежал Дадзис, украдкой обнюхивая корзинку.
- Ты тоже ждешь? - состроив печальную физиономию, спросила Рудите и погладила собаку. - Где Алексис, Дадзис? Где он?
Собака, повизгивая, уставилась на дверь.
- Ничего, Дадзис, потерпи немного, - продолжала Рудите. - Алексис скоро приедет, и ты сможешь опять бегать с ним к морю.
Старый Зандав крякнул. Слова Рудите чрезвычайно заинтересовали его, но достоинство не позволяло проявлять излишнее любопытство. Поэтому вместо того, чтобы спросить: "Что ты знаешь об Алексисе?", он спросил:
- Что хорошего слышно?
Этот вопрос - совсем другое дело, и звучит он безразлично, а чтобы впечатление равнодушия усилить, он зевнул и громко высморкался.
Поставив корзинку на стол, Рудите начала вынимать из нее покупки: полкаравая хлеба, сахар, жир, кусок пестрого мыла, а на дне корзинки лежало еще кое-что - письмо в синем конверте.
- Вот что я принесла. От Алексиса.
- Гм… так… - старик опять притворно зевнул. - Ну и что он там пишет?
Коклюшка была воткнута в сетевое полотно и вместе с ним брошена на пол. Дадзис свернулся было на ней клубком, но его прогнали.
- Я сейчас тебе прочту, - сказала Рудите:
Шлю вам свой привет! Передайте поклон соседям. Могу сообщить, что дела мои идут неплохо. Озеро стояло несколько лет нетронутым, и я здесь черпал рыбу, как из вентеря. Больше всего лещей величиной с целую слань. Плохо, что нельзя неводом ловить, тогда на каждый улов берковец был бы обеспечен. Сейчас началась прибыль воды, и лову конец. Буду дома на следующей неделе во вторник или в среду. Встречать не нужно, потому что сети я пока оставлю здесь, но мне бы хотелось, чтобы Рудите немного навела порядок в нашей лачуге. Со мной приедет гость, и лучше если все будет прибрано - я думаю, что и для вас это лучше. Поэтому я и пишу это письмо. Пусть Рудите не обижается, я знаю, что она аккуратная хозяйка и все у нее прибрано, но иногда случается, что и аккуратных застают врасплох и всем тогда бывает неловко.
С сердечным приветом Алексис.
- Интересно знать, что это за гость? - размышлял старый Зандав. - Если уж так велит готовиться, значит кто-нибудь из начальства.
- Почему он не написал поподробнее? - недоумевала Рудите. - Пол-листа бумаги осталось. А может быть, он не хочет, чтобы заранее узнали и стали болтать неизвестно что.
- Неужели мы бы кому-нибудь сказали, - проворчал Томас, вставая и разыскивая куртку. - Пойду немного, проветрюсь. Посмотрю, не начинают ли уже готовиться к выходу в море. Тимрот вчера смолил моторку.
Всю зиму они прожили вдвоем, томясь в неизвестности, и старому Зандаву ни разу не представился случай поразить соседей новостью - этот безобразник Алексис ленился писать. Наконец-то настал долгожданный момент, и Томас не был бы самим собой, если бы к вечеру о письме Алексиса не узнал весь поселок. Следовало только дойти до Дейниса Бумбуля, у него всегда проводили свой досуг мужчины поселка.
- Только никому не рассказывай, что Алексис велел прибраться в доме, - предупредила Рудите.
- Зачем я стану об этом говорить? - проворчал отец. - Я только хочу немного пройтись.
Медленно и степенно, как и подобает человеку в его возрасте, прошел он через двор и с минуту точно к чему-то принюхивался, как вышедшая на охоту лиса, затем свернул направо - ко двору лодочного мастера Бумбуля. Навстречу ему шел какой-то парень.
- Ты, наверное, к нам? - спросил старик.
- Приблизительно так, - ответил парень. - Дома ли Рудите?
- Иди, иди, Лаури, она там вовсю хлопочет, - ответил Томас. - Моет и чистит все уголки. Только что получили письмо от Алексиса. На той неделе приедет с каким-то важным гостем. Да, да, уж, наверное, какое-нибудь начальство, так он пишет.
И старый Зандав двинулся дальше, не распространяясь на эту тему. Да Лаурис Тимрот особенно в них и не нуждался: там, в сером домишке, жила девушка, которую он считал своей.
2
Дадзис было залаял, но тут же умолк, узнав пришельца.
- Ну что… - сказал Лаурис. - Теперь у тебя работы по горло, Рудит?
- Почему? - удивленно подняв брови, спросила девушка, вытирая руки о фартук.
- Вы ждете высоких гостей. Я только что встретил твоего отца.
Рудите вздохнула.
- Ну настоящая сорока! Все до последнего должен выболтать. Значит, ты знаешь, что приезжает Алексис?
- А ты, Рудит, хотела скрыть это от меня?
- Да что тут скрывать! Просто не хотелось, чтобы все раньше времени начали кудахтать. Алексис приедет не один…
- И это все? - улыбнулся Лаурис.
- Если хочешь, я дам тебе письмо. Прочитай сам.
- Нет, зачем же?..
Но Рудите не отступала, и Лаурису пришлось прочесть письмо Алексиса. Пока он читал, девушка, опершись рукой о его плечо, тоже заглядывала в письмо.
- Поди разберись… - проговорил Лаурис, окончив чтение. - Похоже, что это невеста. Смотри, Рудит, как бы к весне у вас в доме невестка не появилась.
- А что мне? - рассмеялась Рудите. - Если не уживемся, уйду.
- В Тимроты, что ли? - пошутил Лаурис. - У меня только одна комнатенка, но я в ней живу сам. Если тебя устроит половина…
- Об этом я еще подумаю. Уживусь ли я с тобой? Может, уж лучше с невесткой?
Они еще долго продолжали шутить и поддразнивать друг друга, это был лучший способ высказать то, о чем как-то неловко говорить всерьез.
Лаурис был ровесником Алексиса, и с самого детства пути их шли рядом. Вместе они начали учиться в школе, вместе окончили ее, вместе несли флотскую службу. Из сверстников по детским играм они превратились в товарищей по работе, и до этого времени у них не существовало тайн друг от друга. Это была настоящая, глубокая дружба, рожденная взаимной помощью, доверием, простой взаимной симпатией. Лет десять назад весной в открытом море лодку Лауриса затерло льдами, и он утонул бы вместе с братом, если бы не пришел на помощь Алексис. В другой раз в штормовую погоду на лодке Алексиса отказал мотор, и ей грозило быть выброшенной волнами на мель. Море так разбушевалось, что даже самые опытные рыбаки не отважились ему помочь, и только Лаурис, ни секунды не задумываясь, отправился в открытое море на помощь другу. Об этих вещах между ними не принято было говорить, спасенный просто благодарил спасителя, и больше ничего. Но суровая молчаливая дружба связывала их крепче, нежели это сделали бы льстивые признания или бурные проявления благодарности.
По здешним условиям и понятиям они считались рыбаками средней руки - ни зажиточными, ни голытьбой, но положение Алексиса сложилось несколько лучше, чем у Лауриса. Еще до мировой войны, убедившись в том, что жизнь в родном поселке не сулит ничего, кроме тяжелого труда, зависимости от жадных скупщиков рыбы и убогого, полуголодного существования, оба брата Алексиса отправились искать свое счастье на чужбине: один теперь прозябал где-то в Америке, другой обосновался в Южной Африке, у буров; писали они очень редко, денег старику отцу никогда не присылали, видимо не так уж много счастья нашли они там, в далеких странах. Старшая дочь Зандава умерла в молодости, таким образом Алексис оставался единственным молодым мужчиной и наследником отцовской лачуги со всем ее скарбом: дочерям в поселке Песчаном не давали большого приданого.
У Лауриса же было четыре брата и две сестры, он был младшим в семье. Что из того, что у отца - дом, две лодки и мотор, если нельзя остаться в родном гнезде? Последуй Лаурис примеру местной молодежи, он мог бы поселиться в другом месте или построить свою лачугу, но он не хотел покидать родные места, а для постройки жилья не было средств. Он уже в продолжение двух лет встречался с Рудите Зандав, но пожениться они не могли, и обоим было ясно почему. Мысль о том, что Алексис этой весной может сыграть свадьбу, навела их на грустные мысли о собственной несамостоятельности. "Почему он может, а мы не можем?" Жениться и остаться работником у отца? Незавидное, жалкое существование. Объединиться с Алексисом и перейти к ним в дом? Хозяином будет Алексис, а Лаурис - только половинщиком, и Рудите - на втором месте после жены Алексиса. Не этого они, конечно, хотели, но иного выхода не было. Следовало еще ждать.
Лаурис был светловолос, невысок ростом, а по натуре немного меланхоличен и мечтателен. Его привлекало многое такое, мимо чего окружавшие его люди проходили равнодушно. На досуге он любил читать книги, какие удавалось здесь найти. Большое внимание уделял он одежде. Будь это галстук или вязаный джемпер - все было ему к лицу. После долгих препирательств он достиг того, что маленькую лодку перестали смолить и покрасили серой краской, а уключины и борта - коричневой. Это не имело никакого практического значения, но было красиво. Лаурис всегда был тщательно выбрит, он не выносил грубости, а если случалось, что старые рыбаки говорили при нем непристойности, отворачивался, чувствуя себя неловко.
И, несмотря на все это, он был настоящим, закаленным, хорошо знающим дело рыбаком, не боящимся трудностей.
Лаурис и Рудите любили друг друга и обладали большим запасом терпения, свойственного людям, связанным с морем, это давало им силу ждать, находясь в неведении, томиться и успокаиваться. Они привыкли довольствоваться малым.
Пока старый Зандав поражал умы жителей поселка рассказами о необычно удачной поездке Алексиса на заработки, тут же загадочно намекая на то, что поселок в скором времени увидит нечто значительное, Рудите, не торопясь, начала прибирать в доме: обмела с потолка паутину, протерла окна. Лаурис, сидя на скамейке, наблюдал за ней. Если бы это был их дом и Рудите возилась так каждую субботу, каким легким казался бы ему труд на море!.. Он любил думать о несуществующем, о несбыточном и иногда посвящал в свои мечты и Рудите. В такие минуты она тоже забывала о работе и мечтательно смотрела куда-то в пространство.
Их стремления и запросы были скромными, они хотели лишь сносно жить, а поэтому верили в свои мечты. И когда они, мечтая, рисовали картины будущей жизни, им казалось, что все это уже исполнилось, и на душе становилось легче.
Лаурис оставался в лачуге Зандавов до самого вечера. Спешить было некуда, поселок еще отдыхал. Этот приятно проведенный здесь день был последним счастливым днем Лауриса Тимрота.
3
Послышался высокий заливистый лай Дадзиса, и вдруг он сменился захлебывающимся визгом. Собака не знала, что делать от радости: носилась сломя голову по двору, кружилась волчком, чихала, кидалась Алексису на грудь, пытаясь лизнуть руку, и совсем не замечала присутствия постороннего человека. Аустра, улыбаясь, наблюдала за сценой восторженной встречи человека и собаки, а в окно на нее уставились две пары пытливых глаз.
"Лаурис прав, - подумала Рудите. - Алексис привез невесту. Ничего, она, кажется, довольно хорошенькая…"
Старый Зандав был разочарован и зол: сын ни за что ни про что одурачил его. Что теперь скажет Дейнис да и остальные мужчины поселка? Ожидали важного гостя, а приехала девчонка. И надо же ему было болтать… А теперь уж… Подавив досаду, старый Зандав постарался принять веселый вид - не к чему показывать все, что у тебя на душе.
Гости ехали сюда по железной дороге и шесть километров от станции шли пешком. Было раннее утро, и соседи не могли как следует рассмотреть, что происходит на дворе Зандавов.
- Вот мои владения, - сказал Алексис. - Как тебе нравится здесь?
Аустра задумчиво улыбнулась.
- Летом тут должно быть довольно красиво.
- О да! Море - рукой подать. Когда оно ревет, кажется, будто кто-то играет на органе.
На Аустру вид этой пустынной, голой местности произвел угнетающее впечатление, но чувство безотрадности лишь мимолетно коснулось ее, как зрителя в театре, где показывают тяжелую драму: зритель знает, что происходящее на сцене никак не может угрожать его жизни или влиять на нее; так и Аустра знала, что этот поселок с его серыми лачугами и лишенными растительности песчаными холмами не имеет в ее жизни никакого значения и через несколько дней отойдет в область воспоминаний. Ей вдруг стало радостно при мысли, что она избавит любимого человека от этой обнаженной пустоты. Аустра даже не пыталась представить, как бы она выглядела в здешней обстановке - не к чему было думать об этом. Она приехала сюда с Алексисом, чтобы познакомиться с его родными, и ни на минуту не забывала, что находится здесь лишь на прогулке. Вид этой местности, условия здешней жизни и люди не касались ее - она смотрела на все равнодушными глазами прохожего.
Алексис повел ее в дом. Аустре ударил в нос солоновато-кислый запах старых сетей, этим запахом пропиталось все помещение, но рыбаки не замечали его, как мельник не замечает грохота мельничных жерновов. В кухне их встретили старик и девушка.
- Это мой отец, а это Рудите, - представил их Алексис. Наступила короткая пауза, после которой он тихо и смущенно продолжал: - А это Аустра, моя будущая жена.
- Если такое дело, что ж… - пробормотал старый Зандав и, глядя в сторону, пожал руку Аустре. Странное дело: ты впервые видишь человека, о существовании которого до сих пор не имел ни малейшего представления, и узнаешь, что это твоя родня. Что тут остается говорить?
У девушек все получилось значительно проще, они даже расцеловались и сразу почувствовали себя непринужденно.
- Пойдемте в комнату, там светлее, - пригласила Рудите.
Она немало потрудилась, чтобы придать уютный вид скудно обставленным и сумрачным комнатам. Все было чистым, но ветхим, и только кое-какая лесная зелень да молодость собравшихся сюда людей придавали помещению свежесть. Теперь Алексис уже не чувствовал себя свободно и уверенно в отцовском доме. Он, сам того не сознавая, смотрел на все глазами постороннего. И многое из того, что прежде казалось правильным и хорошим, теперь стало неприглядным, убогим и раздражало. Стол мог быть поновее и не так поцарапан, комод не мешало бы накрыть чем-нибудь, а вместо старых тряпок на окнах приятнее бы было видеть целые занавески. И почему они до сих пор спят на этих испещренных следами клопов древних одрах, когда можно сделать новые кровати - для этого стоит только купить доски. Почти у всех стульев поломались сиденья, у некоторых они были сплетены из веревок. Облезлый старый шкаф матери еле держался на трех ножках, а фотографии братьев так и не удосужились вставить в рамки. Решительно на всем лежала печать изношенности. Чтобы придать жилой вид этому дому, надо было бы раскрыть окна, предоставив свежему ветру выдуть застарелый дух, убрать все обветшалое, сделать все заново. Кто займется этим? Может быть, Лаурис, если он когда-нибудь поселится здесь?