2-й крестьянин. Хрестьяне, они завсегда в ответе: и перевернешься – бьют, и не довернешься – бьют.
1-й красноармеец. Били вас, а теперьча вы бьете.
2-й крестьянин. Мы никого не трогаем.
Микеша. Прежде фабрикант драл шкуру с рабочего, а теперя мужик с него три сымает.
Иван Посный(с большой седой бородой). Чать, у нас хрест есть.
1-й красноармеец. То-то вы со крестом хлеб в землю зарываете, – зубами у вас его не вытащишь. За сало, за масло, за молоко, за картошку сто шкур крестом спущаете.
2-й крестьянин. А нам, што ж, даром достается? Поджамши ручки сидим?
Иван Посный. Ни карасину, ни ситцу, ни дегтю – из-за чево же нам стараться?
Павел. А из-за чего мы стараемся? (Показывает на 1-го красноармейца.) Из-за чего он старается? Он тоже крестьянский сын. Я с девяти годов – рабочий. Сладко ль? Мне двадцать третий год, а у меня и посейчас все стоит в ушах: гу-гу-у, и все будто фабрика трясется кругом, и будто очески летают, и, как в тумане, не видать сквозь них. Так ведь мне жить-то хочется ай нет?
1-й крестьянин. Знамо, всякому белый свет мил.
Павел. Да жить не по-собачьи. Вот мы и пошли добывать себе, чтоб не по-собачьи. Может, и голову сложим, то по крайности знаем, за что. (К старику.) Не как твой сын – сложил голову за вашего помещика, а ему самому в бежки пришлось. Не так, что ль, ребята?
Красноармейцы(загудели). Верно!.. Правильно!..
Марьяна внимательно слушает и в знак согласия кивает головой.
Сергеев. А то бывает и так, что которые не хочуть работать, от этого и бедность. У моего папаши…
Павел(передразнивая). "От этого и бедность"…
Старик. Хозяйство, оно порядок любит.
1-й красноармеец. От вашего порядку рабочие в городе сдыхают.
Старик. Мы не причинны.
Павел. Да черт с ним (бьет по столу ложкой), с вашим хлебовом, если мне опять скотинячья жизнь! Да лучше сдохнуть али в бою сложить голову. По крайней мере очи мои паскуды этой не будут видеть, которая по России пойдет. А вам, мужикам, что?! Одно: нагресть керенок побольше да веревками перевязать, – на фунты меряете, считать-то, вишь, долго, да в подполье загресть.
Старик(испуганно). Нету у меня денег, как перед истинным. В подполье даже не лазим, чево нам там: делать?
Павел(моргает ему насмешливо). Не лазишь?
Красноармейцы(смеются). Попался, старик? Давай весы, взвесим.
Старик(озлобленно). Сказываешь, ваша жисть чижолая. А наша – легкая? Легко ее, матушку-землицу, ублажать: унавозить, да вздобрить, да заскородить, да засеять, да снять, да вымолотить. Божьего свету, его не видишь, потом заливаешься, жилы – во! (Протягивает засученный рукав.) Все вытянул…
Павел. Вам только помещичьей земли нагресть, а там хоть трава не расти.
Старик. Мы ее, землю-то, и не нюхали.
Павел. Мы вам дадим, своей кровью добываем.
Красноармейцы(покончили ужин, обтерли губами ложки, засунули за голенища). Спасибо! Покорно благодарим…
Старуха. Ешьте, кушайте, родные. Погляжу на вас, сыночка вспоминаю… (Плачет.) Такой же… молодой…
Луша. Хочь бы лоб перекрестили.
Микеша. Мы, девка, своему богу молимся.
Луша. Какому такому?
Микеша. Наш бог – совесть, да правда, да счастье трудящему народу по всему миру. Мы ему зараз молитву споем. А замуж за меня пойдешь?
Луша. За басурмана-то?
Красноармейцы(запевают).
Нам не нужны златые кумиры,
Ненавистен нам царский чертог.
Вставай, подымайся, рабочий народ!..
Луша с любопытством слушает, бросив прибирать. Марьяна прибирает, но по лицу, по взглядам видно, что слушает.
Коноводов Илья (с присвистом вползает, опираясь руками на деревянные колодки; обе ноги у него отрезаны). Эй, жги, говори!.. Отворяй ворота, господа едут!
Луша(покатывается со смеху). Жанихи приехали!..
Старик. С каких пор веселый стал, Илюша?
Коноводов. С тех самых пор, как немец ноги у меня оттяпал. Легко стало без них, весело, а то таскай задарма их, нихто и гроша не дает. Здравствуйте, господа служивые!
Красноармейцы. Здравствуй, товарищ! Тут господ нету.
Коноводов. Ну, к тому так говорится у нас.
1-й красноармеец. Еще не обтяпались.
Павел. Дай-ка, што ль! (Берет у одного из красноармейцев балалайку). Спою-ка свою любимую ткацкую. Одиннадцать лет пел ее своею шкурою. (Настраивает.)
Луша(Коноводову). Илюша, на свадьбу позовешь?
Коноводов(поет). И пить будем и гулять будем, а смерть придет – помирать будем.
Луша хохочет.
Павел. Во, старик! (Стучит по балалайке.) Мы тут бьемся, головы за вас кладем, за мужиков, – никто об нас тут не подумает: сдыхайте, как собаки. А там, на фабриках, на заводах, наши братья день и ночь об нас помнят – во подарок прислали! Из последней копейки собьются, пришлют.
Сергеев. Фу-у! Много ль на человека приходится – гроши.
Микеша. Гроши!.. Да ведь голодные сидят. Надо этот грош отколупнуть от голодных детей.
2-й красноармеец. А из грошей на армию миллионы выходят на подарки.
Старик. Это и мы могём.
3-й красноармеец. Могёте!.. Покеда по загривку вас потянут, тогда могёте. Всё дожидаетесь.
Павел(поет под балалайку):
Мучит, терзает головушку бедную
Грохот машин и колес,
Свет застилается в оченьках крупными
Каплями пота и слез.Как не завидовать главному мастеру,
Вишь, у окна он сидит,
Чай попивает да гладит бородушку,
Знать, на душе не болит.Нитка в основе порвалась, канальская…
Ах, распроклятая снасть!
Жизнь бесталанная, сколько ты на душу
Примешь мучений, так страсть!Ноют и рученьки, ноженьки, спинушка,
Грудь разломило ткачу…
Эх, главный мастер, хозяин, надсмотрщики,
Жить ведь я тоже хочу!..
Марьяна, как птица, вся застыла в порыве – слушает. Стемнело. Павел легонько тренькает на балалайке. Молчание.
Старик. У всех горе.
1-й красноармеец. Вот мы и несем свои головы, штоб замест горя всем была радость.
2-й красноармеец на гармонии играет плясовую. Сергеев вскакивает и, притопывая, начинает плясать. Микеша схватывает Лушу и вытаскивает, чтобы плясала.
Луша(отбиваясь). Утопии, окаянный!..
Ивлевна(входит, вынимает платочек, павой плывет, поет). "Мимо сада винограда собачка бяжала, ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой. Ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой, на хвостике колтунчики ветром развевает. На хвостике колтунчики ветром…"
Павел. Ну, будет, ребята, надо спать ложиться…
Посторонние понемногу расходятся.
Голос на улице. Никак дожж?
2-й голос. Не-е, нахмарилось только.
Микеша(в избе). Ну, как же мы ляжем?
1-й красноармеец. Да как: стели шинель да ложись.
Микеша. Эх, и завалюсь!.. Две ночи не спал.
Сергеев. Хочь бы сенца подстелить.
1-й красноармеец. Но-о, набалован, сенца ему! Може, перину?
Сергеев. На кровати можно.
Павел. Пускай старики.
Расстилают шинели, начинают раздеваться.
3-й красноармеец(разувается). Эх, славно!.. Отекли совсем.
Павел. Обуйся! Не разуваться! Винтовки возле себя!
3-й красноармеец. Чево ж, успеем.
Микеша. Отогнали. И разъездов ихних нету.
Павел(сердито). Тебе говорят – обуйся. Мало чего – нету. Сейчас нету, а не успеешь оглянуться – навалятся. Разве угадаешь?
Все обуваются. Старик ложится на кровати. Марьяна, Луша – на лавках.
Микеша. Не-е… теперя его и с собаками не сыщешь – без оглядки бежал. Сегодня ничего не будет.
2-й красноармеец. Отделенный, хочь патронташ снять.
Павел. Ничего не снимать, – так ложись. Какой запас у кого патронов?
Микеша. У меня с сотню.
1-й красноармеец. У меня с полсотни.
Павел. Завтра утром пополнить.
Понемногу засыпают.
Старуха(бормочет). Господи Исусе, сыне божий, спаси и помилуй… прегрешения наши… Раба божьего Степана помяни во царствии твоем. (Ложится на кровать.)
Молчание. Луша подымается, прислушивается, пробирается к Марьяне.
Луша(полушепотом). Слышь, Марьяна, а они ни-чево, солдаты-то. (Молчание.) Энтот-то боров все сватается до меня.
Марьяна. Дура! Дюже ему жена нужна. Побалуется да кинет, как утирку.
Луша. Я и то его мокрым полотенцем здорово саданула, аж присел. (Молчание.) Слышь, Марьянка, страшно им на войне-то? (Молчание.) Ведь это все жанихи. Тебе который пондравился?
На полу завозился красноармеец, приподнялся, неясно забормотал.
1-й красноармеец. Бей… коли… цепь… бегом… лошадей… бурбур… мурмур… мм… (Опять повалился.)
Марьяна с Лушей застыли, прижавшись.
Марьяна. Это он со сна. Представляется ему.
Некоторое время молчание.
Луша. Энтот вон губастенький, с усиками, ничего из себе. Кабы уши у него помене, а то дюже как у лошади.
Далекий, едва уловимый звук выстрела.
Луша. Чево такое?! (Обе прислушиваются; тихо, сонное дыхание.) А энтот белобрысенький, полнокровный из себе, да дюже рот разявает. (Молчание.) А энтот скуластый некрасивше всех, а как запел, аж за самое за сердце схватил. Глаза у него уж дюже хороши. Так бы глядела в них, не отрывалась.
В окнах слабо и медленно разгорается красное зарево. Марьяна и Луша не замечают.
Марьяна. Душа в ём.
Луша. Об чем он пел?
Марьяна. Про фабричных.
Луша. Дюже уж жалостливо, не оторвалась бы, так бы и слухала.
Марьяна. Жисть, видно, несладкая у самого. (Вздыхает.) Худой.
Луша. Холостой, гляди?
Марьяна. Ступай спать.
Луша(крадется к себе, ложится, потом возвращается). Марьяна! (Марьяна молчит.) А я знаю, скуластый тебе больше всех поднравился…
Марьяна(сердито). Уйди!..
Луша крадется к себе. Молчание, темнота. Где-то снова далекий выстрел, другой, третий. Смутно заговорили пулеметы, и глухо ухнуло орудие, другое. Красное зарево все больше разгорается. Стук в окно.
Голос с улицы. Тревога!.. Тревога!.. Тревога!..
Павел(вставая). Подымайся!
Красноармейцы в багровой темноте подымаются, стучат оружием,
Павел. Вставай, что ль! Микеша. Вот те отоспались. Старик. Лушка, зажги свет.
Луша зажигает.
Старуха. О господи Исусе, спаси и помилуй…
1-й красноармеец. Должно, казаки.
2-й красноармеец. Не слышишь, артиллерия бухает, – стало быть, пехота подошла. Павел. Выходи!
Красноармейцы выходят. Луша гасит лампочку. В окнах все больше багрово разгорается пламя далекого пожара.
Павел(голос на улице). Стройся!.. Чего переваливаешься?
За окнами слышно: торопливо позвякивая оружием, со смехом и говором строятся.
1-й красноармеец(голос на улице). Рота за колодезем.
2-й красноармеец(голос на улице). Эх, табачок забыл.
Старик(в избе). Пожар. Должно, в Выселках.
Старуха(в избе). О господи Исусе, мати пресвятая…
Микеша(голос на улице). Поспать не дали, сволочи!
1-й красноармеец(голос на улице). Беспременно казаки.
2-й красноармеец(голос на улице). И пехота. Наши прибегли, сказывают, цепями идут.
Микеша(голос на улице). Задаст он нам жару.
1-й красноармеец(голос на улице). Не то он нам, не то мы ему.
Павел(голос на улице). Все?
Голоса на улице. Все.
Павел(голос на улице). Зря патронов не трать. Бей, когда увидишь, или по огню. Смир-но! Левое плечо, шагом арш!
Удаляющийся топот.
Старик(в избе). Пожар дюже разгорается. (Все в избе красно озарено. Старик скребет голову, спину.) Ишь взбулгачились, не иначе белые напали. (Молчание.) Сколько сена потравили!..
Старуха. Ну, да и то сказать, за все заплатили честно, благородно.
Старик. Што ж, заплатили, зимой бы дороже продал.
Марьяна. Вздумали про сено. Сколько теперя голов положат.
Старик. Наше дело сторона. Запри двери.
Луша запирает.
Старуха. Вот так и мой Степушка… (Луша зевает.) Лушка, заксти рот-то… Господи Исусе, помилуй нас…
Ложатся. Некоторое время сонное молчание. Перестрелка то затихает, то разгорается. В окнах все то же багровое шевелящееся зарево. Нетерпеливый стук в двери.
Луша(подбегает к двери). Хто там?
Сергеев(за дверью). Отпирай!
Старик. Да хто такой?
Сергеев(за дверью). Отпирай, голову снесу!..
Луша. Батенька, я боюсь.
Сергеев(грохочет в дверь). Отпирай, тебе говорят!..
Старик. Лушка, отопри.
Старуха. Господи Исусе!..
Луша отпирает. Врывается Сергеев без винтовки, с перекошенным от страха и злобы лицом. Мечется по избе.
Сергеев(задыхаясь от быстрого бега). Куда бы мне?!
Старуха. Ты чево, родименький? Ай забыл чево?
Сергеев. Молчи, карга!..
Старуха. О господи Исусе, спаси и помилуй!.. Никак с печатью!
Сергеев(старику). Подымай половицу.
Старик(испуганно). На што тебе половицу?
Сергеев(вытаскивает револьвер). На месте положу…
Старик. Слышь, там тебе крысы стрескают. Они с кобеля у нас, накинутся на человека…
Луша. Уж был такой случай у нас…
Сергеев. Издохнешь, собака! (Наводит на старика револьвер.)
Старуха. Царица небесная! (Плачет.)
Луша(испуганно). Батенька!..
Марьяна(озлобленно). Чего озверинился?
Старик(подымает половицу). Чего ж, спущайся… Мне не жалко…
Сергеев(спускаясь под пол). Закрой. Да слышь, ежели придут наши, скажи – никого нету и никто не приходил… А то все одно не жить вам, всех перестреляю…
Старик закрывает подполье.
Старуха. Страсти-то!..
Старик. Запри.
Луша запирает дверь. Все ложатся. Молчание. Полыхает сильное зарево. Далекая перестрелка.
Занавес.
Действие третье
Зал помещичьего покинутого дома. Мебель, портьеры, картины – все сохранилось. На столе епитрахиль, крест, чаша с водой, кропило. Поп, с красивым наглым лицом, подстриженная черная борода: очевидно, умел и любил пожить, упитанный, но подвижной, моложавый. Дьячок, с подведенным от голода животом. Лавочник, толстый, присадистый, с могучим затылком.
Поп(в камилавке). Иван Иваныч, надо бы велеть досок принесть да помост сбить. Видней будет. И служить лучше, и слышней, когда слово буду говорить.
Лавочник. Отец Феофан, я опять на своем: в церкви бы лучше. Ты с амвона скажешь слово, оно будет благолепнее. И служба там на месте. Там народ кажное слово принимает безо всяких.
Поп. Говорю тебе, все известкой да кирпичом завалило… Снаряд как ударил в купол, пробил, – так все вниз и свалилось.
Лавочник. Вычистить.
Поп. За день не управишься. По колено мусору. И опасно – из свода кирпичи нависли, может оторваться в толпу, паники наделаем, а откладывать тоже нельзя: куй железо, пока горячо.
Попадья(белотелая, пышная, богато одетая; входит; недовольным тоном). Что же это народу нету? Отец Феофан, вели в колокол ударить.
Поп. Постой, мать, не мешай. Так как, Иван Иваныч, будешь помост мостить?
Постепенно в зал набивается народ. Приходят крестьяне, бабы, ребятишки. Приходят Луша, старуха, старик, Сергеев. Бабы подходят под благословенье к попу, кое-кто и из мужиков, больше старики.
Лавочник. Да когда же? Теперь некогда.
Поп(к крестьянам). Что, миряне, тихо собираетесь?
Крестьяне толпятся, оглядываются друг на друга.
1-й крестьянин. Подходят.
2-й крестьянин. Староста постучал посошком в окна, – ну, идуть.
Старуха. Деревня долгая, покеда дойдешь. О господи Исусе!
Шурша и постукивая колодками, вползает Илюша Коноводов. Входят Одноногий на деревяшке, и Однорукий, один рукав у него зашит; оба молодые. Входит Иван Посный.
Поп. Ну что, Иван Иваныч, будем начинать?
Лавочник. С господом.