Даля. Извольте. Шах.
Константин Иваныч. Пустое. Отступаю и спасаюсь.
Даля(тихо). Нет, не пустое. (Делая ход.) Мат.
Константин Иваныч. Мат? Невероятно. (Вглядывается. Через минуту удивленный.) В самом деле. Конь и королева. (Поднимает на нее глаза. Смотрят друг на друга молча.)
Даля(смущенно). Я и сама никак не ожидала.
Константин Иваныч. Удивительно, странно. Моя партия сильней.
(Обоим неловко. Константин Иваныч молча убирает шахматы.)
Константин Иваныч. Это Царевна напророчила. Скандал, скандал.
II
Вечер, весна. Берег северного озера. Огромный камень, у подошвы которого поплескивает вода. Сосновый лес, вдали две дачи. Закат розовый, вода серебряная.
Лялин(сидит на камне). Это и есть знаменитое озеро? Как ты назвал Су-су… забыл дальше.
Константин Иваныч. Суокса. Тебе не нравится?
Лялин. Озеро хорошее, днем слишком сине. А сейчас – ничего себе. Да вообще этот край удивительный – у ваших финнов все устроено не по-человечески. Ты смотри, пожалуйста, ночи нет, белесая мгла, озеро серебряное, красноватый тон, сосны… Как будто для разных леших, русалок приноровлено.
Константин Иваныч. Да, страна чудная.
Лялин. Я, положим, к этой чертовщине довольно равнодушен, а все-таки…
Константин Иваныч. Не раскаиваешься, что дал себя затащить сюда? Это ведь отчасти мой грех.
Лялин. Пустое. А потом, раз Царевна решила, сопротивляться бесполезно.
Константин Иваныч. Здесь у нас целая колония – все я вывез. Диалектов, мой друг, – Евдокия – ты с ней, кажется, уж знаком? Царевна тут без тебя много разнообразия вносила в нашу жизнь.
Лялин. А Далька не мешает?
Константин Иваныч(нетвердо). Чем же она может мешать? Она…
Лялин. Что она?
Константин Иваныч. Она прекрасная.
Лялин(смотрит сбоку чуть насмешливо). Ого! Держись, Константин Иваныч, пропадешь не за понюшку табака.
Константин Иваныч. Почему же это я непременно пропаду? Даля прекрасна, разумеется. А, может, пропадешь как раз ты?
Лялин(хохочет). Я, пропаду? То есть влюблюсь? (Соскакивает с камня и прыгает.) Я влюблюсь?
Константин Иваныч. Ты чего скачешь? Царевну же полюбил?
Лялин(вспрыгивает обратно на камень). Нет, любопытно было бы меня поглядеть влюбленным!
Константин Иваныч. А вот посмотрим как-нибудь, тогда узнаешь.
Лялин. Баста, обо мне довольно. Неинтересный сюжет. А ты, Константин, Иоаннов сын, – слушай: тебе сети женский предстоят. Будешь уловлен. Натерпишься! Таково мое прорицание. Dixi.
Константин Иваныч(пожимает плечами). Царевна идет.
(Царевна одета в легкое просторное платье с висячими рукавами.)
Лялин. Куда направляетесь?
Царевна. Возьмем с Далькой лодку, поплывем. Лодка остановится, мы будем лежать и в небо смотреть. Ах, жизнь наша жизнь! (Слегка кружится и поводит летящими рукавами.) Константин, скажи мне, отчего я не родилась птицей, морским чудищем? Улетела б в небо, или заплыла Бог знает куда.
Лялин. Ты и так на человека мало похожа. Например, в тебе нету стыда.
Константин Иваныч. Почему же бы ей быть непременно человеком? Это вовсе не обязательно. Мало ли что на двух ногах! Разве это доказательство?
Царевна(мужу). Зачем ты лжешь, зачем говоришь, что у меня нет стыда? Вот еще мерзавец!
Лялин. Если Костя попросит, ты разденешься догола, я уверен.
Царевна. И разденусь. Что ж такого? Хотите сейчас? Тело свое я очень люблю, это верно. (Константину Иванычу.) Вы понимаете, как можно тело любить? Ведь это роскошная вещь.
Константин Иваныч. Грехопадения не знала!
Царевна. Какое там грехопадение! Была когда-то девушкой, теперь женщина, а тело по-прежнему великолепное. (Рассматривает свои ноги.) Я уверена, что правая у меня интересней левой, и нервней: иногда капризничает, злится, а то вдруг чуть не танцует. А грудь! Торс! Не понимаю я ваших грехопадений.
Константин Иваныч. Где уж там!
(Приближается Даля)
Царевна. Далька, едем, а то поздно будет.
Константин Иваныч. Вы тоже… полюбили ездить так.
Даля. Тетя такая милая… С ней весело. А потом сегодня… чудный вечер.
Лялин(Дале). Да вы чего смущаетесь-то? Не меня ли? Было бы глупо, простите.
Даля(смехом). Почему вы думаете? Нет, я ничего.
Царевна. Далька, будет болтать.
Даля. Сейчас. Константин Иваныч, мы приедем часа через полтора, самое большее.
Лялин. Что ж он должен сделать?
Константин Иваныч. Слушай, перестань!
Даля(делая усилие, чтобы не сконфузиться). Мне необходимо вас видеть.
Константин Иваныч. Отлично. Буду здесь же.
Даля. Спасибо.
(Уходят)
Лялин. Ты не сердишься? Я ведь зря, ей-Богу. Празднословие одно.
Константин Иваныч. Вижу. Да не важно это, право. Ах, друг (вытягивая руки, сгибает их), я чувствую себя очень странно, очень необыкновенно.
Лялин. Влюбился.
Константин Иваныч(присаживается на углу камня. Тихо). Да, люблю. Все вышло так неожиданно, удивительно! Я полюбил ее сразу. Может это быть по-твоему, что в мире есть двое, предназначенные друг другу? Тайные черты, неуловимые, открывают им это. И летит… все вверх дном, жизнь ломается, нельзя ухватиться ни за что, и ничем не остановишь. Это называется любовный рок. По-моему, Непременно так.
Лялин(бросает камешки в воду). И по-моему.
Константин Иваныч. Могут они не знать друг друга – убеждений, взглядов, нравственных качеств… Может быть, она преступник, или я, для нас это не важно. Но все женщины должны быть ей прислужницами и не стоят ее мизинца. Все… (хмуро) – за исключением одной.
Лялин. Марьи Гавриловны?
Константин Иваныч. Да.
Лялин. Как же этот… вопрос?
Константин Иваныч. Все рушится, все! Восемь лет я был счастлив с Машей, любил нежно, а теперь… ничего. Все гибнет. Но я все же люблю ее… И Далю, и ее… вместе. (Подходит к Лялину и кладет руку на плечо) Ты меня понимаешь, Лялин?
Лялин. Понимаю я все. И ничего не понимаю.
Константин Иваныч. Как это?
Лялин. Не переживал такого, но могу вообразить.
Константин Иваныч. Не вообразишь сладости и тоски любви, восторга… чувства гибели. Никогда!
Лялин. Я писатель. Я человек холодный – все воображу, что угодно.
Константин Иваныч. Ты чудак. Почему ты не любил? Зачем воображать?
Лялин. Значит, не дано. Одни разыгрывают романы, другие пишут их.
Константин Иваныч. Лялька, глупый.
Лялин. Ничего не глупый.
Константин Иваныч. Даля едет сейчас в лодке, по серебряному озеру. О чем она думает? Ее короткие волосы, курчавые, черные, свесились вниз – она непременно лежит.
Лялин. Вон, плывут, видишь.
(Вдали показывается лодка. Оттуда машут платком)
Константин Иваныч. Они, они. (Вскакивает на камень и тоже машет им. Негромко говорит: "Даля".) Вдруг она услышит! (Лялин тоже машет, скоро с лодки прекращают отвечать, и сама она пропадает.)
Лялин(обращаясь к озеру). Ну вот, озеро Суокса, на твоих берегах завязался роман. Какой он будет, куда приведет, ты не скажешь. Ты плещешь себе, плещешь… Мало тебе дела до нас. (Берет Константина Иваныча под руку.) Пройдемся. Смотри, как чернеют на закате сосны.
(Уходят)
(Марья Гавриловна и Евдокия. Евдокия в черной шали)
Евдокия. Сторона чужая. Солнце село – и холод. Что ж никого нет. Будто тут был Константин Иваныч с этим… писателем.
Марья Гавриловна. Значит, ушли. Костя любит гулять с Петром Ильичом.
Евдокия. И мамзели гуляют?
Марья Гавриловна. Какие мамзели?
Евдокия. Да вот. Даля эта… Царевна – прозвали же, правда, как.
Марья Гавриловна. Что ты злишься все, Евдокия, что у тебя за характер? И что за выражения: "Мамзели". Даля очень милая девушка… (Пауза) Очень. И Царевна тоже.
Евдокия. То-то, должно быть, что слишком милые.
Марья Гавриловна. Евдокия, оставь, пожалуйста… у меня болит голова, вообще я плохо себя чувствую, а ты… все меня точишь, какие-то намеки… (В голосе слезы, она сдерживается.)
Евдокия(мягче). Прости… у меня характер плохой, это верно. Ну, прости, голуба.
Марья Гавриловна(смеясь, в полуслезах). Голуба! Какое актерское слово. Чудачка ты. Разве я актерка, Евдокия? Ты Савонарола…
Евдокия. А ты дурочка. Глупая.
Марья Гавриловна(возбужденно). Ну чем я глупая? Ну скажи на милость? Что с Константином что-то происходит? Что он со мной не такой, как раньше? Думаешь, я не вижу? Просто он влюблен в Далю, по уши, обо мне забыл, я иду к какому-то ужасу – хорошо, пусть иду, что же делать? Ревновать? В обмороки падать? Да. Я горда, понимаешь, Евдокия, я хотя и ничтожная женщина, но очень горда. (Задыхается, в слезах.) Я ночей не сплю, но Константин об этом не знает… Он себе тает от Дали, да с Петром Ильичом, с Диалектовым разговаривает об искусстве. Отлично. А я страдаю. Пусть, он об этом все равно не узнает.
Евдокия. Скажи ему прямо. Если разнюнился – до свидания. Уедем с тобой в Одессу, ко мне, и все. А если пустяк – гнать эту Дальку.
Марья Гавриловна(поднимая заплаканное лицо). Коротко рассудила. Взять и ехать. А если… А, да ты Савонарола, у тебя все просто… (Слышны шаги и голоса.) Идут, кажется. (Вздрагивает, вполголоса.) Может быть, ты права. О Господи, вот врасплох.
(Быстро смахивает слезы. Показываются Константин Иваныч и Лялии)
Лялин. Любовь, по-моему, безнадежна всегда. Потому что она есть стремление к неосуществимому. Любовь, как Бог: везде и нигде. Поэтому можно томиться любовью, беспредметно, и нельзя быть счастливым с данной женщиной. Как нельзя сделать себе кумира, фетиша – и назвать Богом.
Константин Иваныч. Но ведь были же воплощения? Христос, например?
Лялин. Ну… об этом я не могу сообщить тебе ничего утешительного. – Бог мой, тут дамы. Приближаемся!
(Подходят)
Лялин(Марье Гавриловне). Мы с Константином, как платоники: гуляем, рассуждаем о любви.
Марья Гавриловна(улыбаясь насильственно). До чего же вы договорились?
Лялин. Он мне заявил, что я нравственный урод.
Евдокия. Неглупо!
Марья Гавриловна. В чем же ваше уродство?
Лялин. Я говорил, что в молодые годы мои любви были всегда печальны: или она выходила замуж, или исчезала, или даже я не успевал с ней познакомиться. Размышляя о тех, в кого я был влюблен, я убедился, что и в благоприятном случае не мог бы на своей любви основать жизни: жизнь есть жизнь, а любовь… – этакое (делает кругообразное движение пальцем) – невмещающееся нечто.
Марья Гавриловна. Все-таки непонятно, за что, собственно, он вас обругал?
Лялин. Позвольте, сейчас. Из скорбного опыта я вынес взгляд – еще более скорбный, или радостный, смотря по желанию: любить из данных женщин не надо никого. Тут он меня и прихлопнул.
Евдокия. Из данных женщин никого! Посмотрю я на вас, господа – полоумные вы все. И даже мне вас жаль. Значит же, не просветила вас ни разу истинная любовь – вы и выдумываете. (Уходит.)
Марья Гавриловна. Я согласна с Петром Ильичом. Никого не надо любить. Все это вздор. Жизнь – обман, ложь. Любовь – так же. Значит, прочь ее.
Константин Иваныч(берет ее за руку). Мари, что с тобой? Мари, успокойся, ты дрожишь…
Марья Гавриловна(смотрит на него долгим взглядом). Ничего. (Опускает голову и, видимо, подавляет себя.) Ничего, милый, я спокойна и весела… Видишь? (Улыбается.)
Лялин(медленно отходит к озеру). Еще союзница!
Константин Иваныч. Мари, Мари, нам надо говорить подробно, много, милая Мари, так нельзя…
Марья Гавриловна(кротко). Зачем нам говорить, мой друг? Живите, поступайте, как вам нравится. Будьте собой. Я не помешаю вам. Я бываю резка… простите… Это усталость. А сейчас идите домой, с Петром Ильичом. Получена почта, газеты, письма.
Константин Иваныч. Нет, мы еще будем говорить.
Лялин. Газеты? Костя, идем. Мне писем нет?
Марья Гавриловна. Есть (Константину Иванычу). Идите, я сейчас.
Константин Иваныч. Почему же ты не хочешь вместе?
Марья Гавриловна. Я сию минуту приду.
Константин Иваныч. Не запаздывай же.
(Мужчины уходят. Марья Гавриловна сидит молча, потом ложится на прибрежный камень Рыдает долго, глухо. Плечи ее вздрагивают.)
(Вдоль берега пробирается Даля. Заметив фигуру на камне, насторожилась)
Даля. Константин Иваныч!
(Марья Гавриловна подымает голову. Увидев Далю, садится. Даля вскрикивает)
Марья Гавриловна. Это я. Константин дома.
Даля. Простите, я помешала.
Марья Гавриловна. Нет, ничего. Присаживайтесь. (Даля вздыхает и садится.) Нынче вы, кажется, катались с Царевной. Хорошо было? Не холодно?
Даля. Нет, прекрасно.
Марья Гавриловна. Отчего же сейчас вы так бледны? Или волнуетесь? (Слегка насмешливо.) Не нашли чего-нибудь?
Даля. Нет… Стало сыро… над озером туман…
Марья Гавриловна. Туман! (Вдруг странно смеясь.) А я знаю, отчего вы бледны.
Даля(робко). Да?
Марья Гавриловна. Догадайтесь.
Даля(вспыхивает). Я ничего не понимаю, Марья Гавриловна.
Марья Гавриловна. Будто? А я думаю… (Жестко смеется.) Я думаю, – вы влюблены. Стоит только взглянуть на вас.
Даля. Может быть.
Марья Гавриловна. Желаю вам счастья.
Даля. Благодарю. (Тихо.) Может быть, я люблю. Что же тут удивительного? Да, я люблю… И мое сердце не может быть иным, чем оно есть.
Марья Гавриловна. Вот я и желаю вам счастья в любви. В этом тоже нет ничего удивительного. Тем более, что и тот, кого вы любите – любит вас.
Даля. Странный разговор!
Марья Гавриловна. Да? А по-моему, нисколько не странный. Потому что мне за тридцать лет, и я привыкла ничему не удивляться. (Сдерживаясь, но видимо горячась.) Я нисколько не удивляюсь, что Константин полюбил вас. Так надо.
Даля. Марья Гавриловна!
Марья Гавриловна. Ничего, ничего, все прекрасно. Вы великолепная, молодая, Даля, у вас черные глаза, грудь девическая – сила на вашей стороне. Побеждаете вы – уже победили. Нас больше нет. Мы раздавлены. Но и не надо, торжествуйте, пусть!
Даля. Марья Гавриловна, я никого ни у кого не отнимаю, я не знаю, о чем вы говорите… (Волнуясь.) Но в чувствах своих я никому не могу дать отчета, и изменить их не могу… также.
Марья Гавриловна. Я никакого отчета не требую. (Смеясь тяжело.) Я поздравляю и желаю счастья.
Даля(встает). Так разговаривать нельзя.
(Марья Гавриловна поднимается также и подходит вплотную Усталым, тяжким взглядом смотрит ей в глаза)
Марья Гавриловна. Я не сужу и не язвлю никого. Все так должно быть. Любите. Любовь благословенна. Но… сейчас перед вами темный призрак – я. Когда пройдут золотые часы, вспомните о нем. Я не хотела быть тем, чем являюсь – но теперь я старая седая ворона, над перекрестком вашего счастья я каркаю вам. Каркаю горе, ужас. И не знаю, для чего это нужно, но выходит так. О, знайте, пролетит радость, душу вашу тот же мрак возьмет, что и мою, тот же. Так же разлюбят вас, так же все погибнет, и вы не будете знать, где спасение. Знайте, знайте!
Даля(отступая). Боже мой, за что?
Марья Гавриловна. Ни за что. (Прислоняется к камню.) Так. (Стоит в позе растерянной и мучительной. Потом подносит руки к глазам.) Зачем… я затемняю счастье девочки? Бог мой, тяжко. К чему, к чему? Слабость, ничтожество. (Удаляется.)
(Входит Константин Иваныч)
Даля. Наконец… вы.
Константин Иваныч. Вы искали меня?
Даля. Да… И здесь, несколько минут назад…
Константин Иваныч. Вы были уже тут?
Даля(вздохнув). Да. Тяжело вспоминать об этом. Я разговаривала с Марьей Гавриловной.
Константин Иваныч(вздрагивая). С Марьей Гавриловной! О чем же?
Даля. Дорогой Константин Иваныч. (Берет его за руку) Ну скажите, милый, правда, этого не будет… что она сказала?
Константин Иваныч. Что ж она сказала? Даля, не мучьте меня.
Даля. Марья Гавриловна знает, что мы любим друг друга. Она предсказала мне несчастье. (Опустив голову.) Такое же, как у ней… Ах, этого не может быть… ведь правда?
Константин Иваныч. Мари знает!