"Ловит, ловит!.." - сказал себе Пивоваров.
- Вы делаете произвольный вывод из моих слов, - произнес он как можно более солидно. - Я дал очную ставку для того, чтобы Васин мог уличить Харламова. Понимаете? Чтобы он в присутствии Харламова заявил, что никакого разговора об этом у них не было.
- Да, на следствии Васин это заявил, - задумчиво сказал Митрохин. - И на суде тоже. Но вот сейчас… Сейчас он написал такое заявление…
Митрохин полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и, вынув аккуратно сложенный листок, протянул его Пивоварову.
Быстрее, чем ему хотелось бы, Пивоваров развернул бумагу и пробежал ее глазами. Ему сразу все стало ясно. "Дурак, идиот несчастный! - мысленно клял он себя, делая вид, что внимательно изучает документ. - Как я не понял, что старик пришел неспроста?! Зачем я ввязался в этот разговор?"
Положив заявление Васина на стол, он глухо спросил:
- Чего вы от меня хотите?
- Это же ясно, Алексей Михайлович, - живо откликнулся Митрохин, - хочу узнать: почему Васин сначала говорил одно, а потом другое?
- Это должен объяснить сам Васин! - вырвалось у Пивоварова.
Митрохин взял со стола заявление и спрятал его в карман.
- Полагаю, - глядя в упор на Пивоварова, сказал он, - в конце концов Васин это объяснит.
В его словах Пивоварову послышалась прямая угроза.
- Послушайте, товарищ Митрохин, - воскликнул он, и в голосе его зазвучали жалобные нотки, - но это же обычное дело! Сколько раз уже так бывало! Получив более или менее мягкий приговор суда и понимая, что теперь ему ничто не угрожает, подсудимый начинает рассказывать байки своим родным и знакомым!
- Вряд ли Васин мог считать, что после такого заявления ему ничто не угрожает, - с усмешкой сказал Митрохин. - Позвольте все же повторить вопрос: как вы думаете, почему Васин теперь вдруг признался, что выпил? Почему? Ведь эта, как вы изволили выразиться, байка может дорого ему обойтись! Согласны?
"Что ему ответить? - лихорадочно думал Пивоваров. - Может быть, возмутиться, дать отпор, сказать, что Митрохин явно превышает свои полномочия?.. Но что дальше? Старик пойдет к прокурору. Или в партгосконтроль. Или даже в обком. У пенсионеров куча времени. Будет капать на меня. Начнется переследование. Нет, этого надо избежать во что бы то ни стало. Заявление Васина, само по себе, бездоказательно. Но вмешательство старика может все изменить. Что же делать? Надо нейтрализовать Митрохина. Надо пустить в дело главный козырь. Руководство Энергостроя целиком разделяет мою точку зрения на Харламова. Волобуев - как-никак член бюро райкома, член обкома. Митрохин задумается, прежде чем вступить с ним в конфликт! Почему же я молчу? Почему не называю имя Волобуева?"
Но Пивоваров прекрасно понимал, почему молчит. Еще во время телефонного разговора с Волобуевым он почувствовал, что начальнику строительства не безразлично, как будет развиваться следствие по делу Харламова. Но, может быть, еще более ясно он почувствовал, что об этом следует молчать. Вот он и молчал. Однако сейчас наступил момент, когда, по его мнению, молчать было уже нельзя.
И Пивоваров не выдержал.
- Если вы сомневаетесь в моей оценке Харламова, поговорите хотя бы с товарищем Волобуевым, - сказал он.
Это имя, как и ожидал Пивоваров, произвело впечатление. Митрохин высоко приподнял брови, наклонился вперед и удивленно переспросил:
- Вы имеете в виду начальника Энергостроя?
"Начальника Энергостроя, члена бюро райкома и члена обкома!" - хотелось крикнуть Пивоварову, но он ограничился тем, что просто кивнул.
- Неужели он знает этих ребят?
- Видимо, знает, - усмехнулся Пивоваров.
- Его мнение повлияло на ход следствия?
Пивоваров вздрогнул. Он понял, что сам поставил себе капкан. "Зачем я назвал это имя? - мысленно воскликнул он. - Кто тянул меня за язык? Какое дело этому старику до Волобуева! Что ему до авторитетов! Ведь пенсии его никто лишить не может!"
Надо было срочно найти выход из положения.
- На следствие никто повлиять не может, - торжественно произнес Пивоваров. - Его ход определяют только факты.
- Почему же Васин отказался от своих прежних показаний?
- Понятия не имею! С ним надо еще разобраться. Выяснить: какие выгоды он преследовал, подавая свое заявление?
- Какие же выгоды? Он может только пострадать…
- Не знаю, не знаю… - ответил Пивоваров. Ему показалось, что Митрохин забыл о Волобуеве, и он решил отвлечь старика как можно дальше от этой опасной темы. - Мы, юристы, не любим поверхностно судить о мотивах того или иного поступка. Не сомневаюсь, что у Васина есть корыстные интересы. Кстати, ко мне приходила любовница Харламова. Не исключено, что она наведывалась и к Васину. Может быть, передала ему деньги. Возможно, Харламов знает о Васине что-либо компрометирующее. Он мог оказать на него давление с целью добиться пересмотра своего дела. Всякое бывает.
- Бывает, - согласился Митрохин. - Между прочим, вы совершенно исключаете, что эта девушка руководствуется чистыми побуждениями?
- Женщины, связанные с уголовными элементами, редко руководствуются чистыми побуждениями. Практика доказывает это. Вообще бы, на мой взгляд, переоцениваете так называемое нравственное начало. Поверьте мне.
- А вы недооцениваете?
В сознании Пивоварова промелькнула вдруг спасительная мысль: "Нравственное начало!.." Как ему раньше не пришло в голову перевести разговор из юридического русла в нравственное?
- Недооцениваю?! - с обидой и дрожью в голосе переспросил Пивоваров. - Мне очень горько слушать такие слова! Что, кроме нравственных побуждений, заставило меня бросить Москву и перейти на низовую милицейскую работу?
Говоря это, Пивоваров внимательно наблюдал за выражением лица Митрохина. Ему казалось, что старик слушает его с интересом и даже сочувствием.
- Вы давно работаете следователем? - участливо спросил Митрохин.
- Всего полтора года. Именно поэтому в моей практике могут быть случайные ошибки…
- Раньше у вас была другая профессия?
- Я всю жизнь мечтал работать в органах юстиции, - поспешно ответил Пивоваров. - Но осуществить свою мечту мне удалось только в последние годы.
- Почему же?
Пивоваров вспомнил уроки жены. С жаром и подкупающей искренностью он заговорил о несовместимости своих нравственных принципов с практикой культа личности.
Видя, что Митрохин слушает его заинтересованно, Пивоваров увлекся и рассказал ему даже о Лине, о том, как он любит ее и как, в сущности, именно эта любовь дала ему силы уже в пожилом возрасте стать тем, кем он сейчас является…
Неожиданно Митрохин встал. Пивоваров умолк на полуслове и недоуменно взглянул на него.
- К сожалению, у меня больше нет времени, - сухо сказал Митрохин, и лицо его приняло замкнутое и жесткое выражение. - Все, что мне надо было узнать, я узнал. Даже больше, чем ожидал. Спасибо.
Пивоваров растерялся.
- Это все, что вы можете мне сказать? - спросил он.
- Нет, еще не все, - ответил Митрохин. - Видимо, вы очень любите свою жену. Это я понял. Девушка, приходившая к вам, очень любит Володю Харламова. Васин любит свою жену Катю. Но любовь может толкать и на подвиг и на подлость. Вам понятна моя мысль? - Не дожидаясь ответа, Митрохин повернулся и вышел из комнаты.
Пивоваров долго сидел в состоянии полной растерянности. "Провал, - думал он, - полный провал. Дурак, ничтожество! Распустил слюни. Расчувствовался. Старик смеялся надо мной, а мне еще казалось, что он внимательно слушает, даже сочувствует. Теперь побежит к прокурору. Уже завтра можно ждать вызова… Если бы Лина была рядом, она наверняка что-нибудь посоветовала. Но что она могла бы посоветовать? Сказала бы: "Не паникуй. Взвесь факты. Отбрось ложные страхи. Сосредоточься…""
Пивоваров попытался сосредоточиться. Вскоре положение перестало казаться ему столь угрожающим.
"В конце концов, - рассуждал Пивоваров, - разговор происходил с глазу на глаз. Он может быть воспроизведен так и эдак. Легко себе представить, как перескажет его Митрохин. Но если прокурор обратится ко мне, я перескажу его по-своему. Вряд ли прокурор придет в восторг, если я сообщу ему, что некий народный заседатель берет на себя прокурорские функции. Конечно, заявление Васина может создать определенные осложнения. Но их можно преодолеть. Человек безоговорочно подтвердил на суде все то, что говорил на следствии, а потом вдруг изменил свои показания. При чем же здесь следователь? Разумеется, признание подсудимого не может служить единственным доказательством его вины. Эта популярная теперь формула остается в силе. Но первоначальные показания Васина полностью подтверждаются фактами…"
И тем не менее…
"Только не впадать в панику, - уговаривал себя Пивоваров. - Все мои страхи я сам придумал. У меня за спиной человек, по сравнению с которым Митрохин - ничто".
В конце концов Пивоваров стал успокаиваться. Тревожное чувство нависшей над ним опасности постепенно исчезало.
Но в этот момент в дверь его кабинета кто-то постучал. Затем дверь медленно открылась. На пороге стоял пожилой милиционер.
- Разрешите? - спросил он.
18. Свидетель
- Старшина Толкунов! - вскидывая руку к козырьку фуражки, доложил милиционер. Он вошел в кабинет и остановился в нескольких шагах от стола. - Разрешите обратиться…
Лицо милиционера показалось Пивоварову знакомым. Его фамилию он тоже где-то слышал.
- Я по делу о дорожном происшествии. На Воронинском шоссе, - сказал Толкунов. Он все еще стоял, вытянувшись, посреди комнаты.
"Ну, конечно! - мысленно воскликнул Пивоваров. - Этот самый Толкунов встретил нас с Евстигнеевым, когда мы прибыли на место происшествия! Но какого черта ему надо?"
- Садитесь, - сухо сказал он, кивком указывая на стул.
Толкунов сел, снял фуражку и положил на колени.
- Ну, - с трудом сдерживая раздражение, спросил Пивоваров, - в чем дело?
- Явился доложить, что обнаружен свидетель.
- Какой еще свидетель? Чего?
- Наезда. - Толкунов вытащил из кармана потрепанную записную книжку, полистал ее и прочел: - "Анастасия Петровна Лукина. 1899 года рождения. Проживает по Воронинскому шоссе, на сорок втором километре".
- Откуда она взялась? - уже не скрывая раздражения, спросил Пивоваров. - На месте происшествия не было никаких свидетелей.
- Так точно, не было, - согласился Толкунов, пряча в карман свою книжку, - а теперь обнаружилась.
- Откуда?! - почти крикнул Пивоваров.
- Дело было так… - спокойно, словно не замечая его раздражения, сказал Толкунов. - Когда произошел наезд, Лукина стояла около своего дома. У крыльца. Пеленки снимала.
- Послушайте, - прервал его Пивоваров, - какого черта вы мне докладываете всю эту ерунду насчет пеленок? Говорите по существу!
- Слушаюсь, - чуть привставая, вежливо сказал Толкунов. - Лукина видела, как ехал велосипедист и как его сшиб грузовик.
- Почему вы ее тогда же не опросили?
- Когда я на место приехал, не было ее. В дом ушла. Ребенок заплакал. Так вот, Лукина говорит, что видела наезд.
- Ну и что же? Что это меняет? - уже спокойнее спросил Пивоваров. Сообщение Толкунова шло ему на пользу, так как подтверждало виновность Харламова. - Наезд был, это мы знаем и без вашей… Лукиной. Дело закончено, суд вынес приговор. Чего же вы хотите?
- Обстоятельство есть одно. Обязан доложить…
- Какое обстоятельство? - настораживаясь, спросил Пивоваров.
- Разрешите листок бумаги.
Пивоваров достал из ящика чистый лист и бросил его на стол.
- Сейчас я вам чертежик изображу, - сказал Толкунов, вооружившись карандашом. - Для наглядности. Это, значит, шоссе. - Он провел две жирные параллельные линии. - Справа - дом, где Лукина живет. Слева, - он провел две пунктирные линии, - поворот на Колтыши. Разбираете, товарищ следователь? Димка Саврасов следовал на велосипеде по обочине. - Он провел еще одну линию. - Здесь, - он поставил крестик, - Димка свернул. Видите, что получается?
- Ничего не вижу. Что из этого следует?
- А то следует, что Димка домой ехал! В Колтыши. Хотел напротив поворота свернуть. Наперерез шоссе. Резко повернул, а сзади ГАЗ-51. Ну и наезд.
- Что же здесь нового? - с тревогой спросил Пивоваров. Чутье подсказывало, что этот чертежик не сулит ему ничего хорошего.
- А то, товарищ следователь, - степенно произнес Толкунов, - что водитель-то вроде и не виноват. Не мог он в этом случае обеспечить безопасность движения.
- Что вы мне пинкертоновщину разводите! - чувствуя, как кровь приливает к лицу, выкрикнул Пивоваров. - Откуда появилась эта Лукина?
- К Саврасовой, Димкиной матери, девушка приходила от Харламова. Невеста его. Она у Лукиной дождь в избе пережидала. Лукина ей и рассказала, какой случай на шоссе видела…
- Это все?
- Нет, товарищ следователь, не все. Я как от Лукиной вернулся, опять к Саврасовой зашел. "У тебя, спрашиваю, велосипед где?" - "В сарае, говорит, как ты его принес, так и лежит". Я велосипед ей доставил, как вы тогда с шоссе уехали. Стал я велосипед еще раз осматривать, вижу: переднее колесо погнуто.
- Ну и что из того?
- А то, что права Лукина! Димка попытался левый поворот внезапно сделать, а назад не посмотрел. ГАЗ-51 его по переднему колесу и шибанул. Если бы сзади наехал, заднее колесо помял бы. Верно?
Толкунов с довольной улыбкой, даже торжествующе, посмотрел на следователя.
Но Пивоваров еле сдерживал ярость. Сговорились они все, что ли? Это в самом деле похоже на заговор против него! Девка, бегающая по всем адресам, въедливый старик Митрохин, а теперь еще этот Толкунов!
Пивоваров был уже готов накричать на него, поставить по команде "смирно", отчитать за то, что лезет не в свое дело, и выгнать из кабинета. Но, как и в недавнем разговоре с Митрохиным, осторожность взяла верх над злобой и раздражением.
- Вы, старшина, конечно, поступили правильно, - снисходительно сказал Пивоваров, - хотя то, что вы не обнаружили свидетельницу своевременно, выглядит несколько… - он сделал паузу, - странно. Все это может навести на некоторые размышления…
- Не было ее на шоссе, когда я приехал, второй раз докладываю, - удивляясь, что следователь не понимает такой простой вещи, напомнил Толкунов.
- Когда вы приехали, Лукиной на шоссе не было, - задумчиво повторил Пивоваров. - А может быть, ее вообще не было?
- То есть как? - недоуменно переспросил Толкунов.
- Очень просто. Она выползла на свет божий много позже. После того, как у нее побывала эта… невеста. Зачем невеста пожаловала к Саврасовой? Очевидно, чтобы предложить ей сделку…
- Что вы, товарищ следователь, - поспешно сказал Толкунов. - Ничего она не предлагала. Только прощения просила. За Харламова.
- "Ничего не предлагала"… Только намекнула в присутствии милиционера, что есть одна свидетельница… у которой она к тому же только что была…
Толкунову все стало ясно. Следователь подозревал Валю Кудрявцеву и старуху Лукину в предварительном сговоре.
- Нет, товарищ следователь, - уважительно, но твердо сказал Толкунов, - я ту девушку лично видел. Вы бы на нее только посмотрели! Ей такое и в голову прийти не могло!
- На то есть адвокаты, - сухо заметил Пивоваров. - Им могло прийти.
- Но ведь все совпадает! - воскликнул Толкунов. - Вы представьте себе: вечер, дождь, дорога скользкая, за рулем Харламов… Кабина в ГАЗ-51 высокая, водитель сидит слева, велосипедиста ему не видно… А Димка Саврасов вдруг лево руля дает. Чуть колесо переднее повернулось, его грузовик и шибанул. Димку на обочину отбросило. Что-то о крыло ударилось. Харламов спрашивает Васина: слыхал?
- Откуда вам известно, что он спрашивал Васина? - с плохо скрытой угрозой спросил Пивоваров.
- Как откуда?! Харламов сразу мне об этом сказал. И Васин подтвердил. "То ли, говорит, к столбу прижались, то ли камень о крыло шмякнул". Он и вам, когда его на месте опрашивали, то же самое говорил. Разве не помните?
- Он мне этого не говорил!
- Как не говорил? - изумленно переспросил Толкунов. - Я же рядом стоял, и уши мне не закладывало. Вы, наверное, просто забыли. Капитан Евстигнеев тогда на шоссе замеры делал, а вы задержанных опрашивали. Помните?
- Ничего я не помню! - не в силах больше сдерживать себя, яростно крикнул Пивоваров. Он прекрасно помнил: и Харламов и Васин действительно говорили тогда об ударе. Лишь позднее он дал понять Васину, что ему лучше отказаться от своих слов. - Следствие давно закончено, суд вынес приговор, а вы являетесь с идиотскими воспоминаниями! Почему раньше не явились?!
Толкунов поднялся. Он стоял перед Пивоваровым, держа обеими руками свою фуражку.
- Я, товарищ следователь, - сказал он, чувствуя, как фуражка тяжелеет в его руках, - по долгу службы явился. Идиотом меня еще никто не называл. Ни в армии, ни в милиции. Если я рассказать не сумел, тогда рапорт напишу. Вечер посижу и напишу. Разрешите идти?
Пивоваров понял, что совершил грубую ошибку, которая через несколько секунд может стать непоправимой. Нужно было сейчас же успокоиться и взять себя в руки.
- Садись, старшина, - сказал Пивоваров, указывая на стул, - и… прости меня. Погорячился. Чего вскочил? Садись.
Толкунов сел.
- Ты всего дела не знаешь, - мягко и доверительно заговорил Пивоваров, - а я на него десять дней убил. Так вот, насчет Харламова. Таким гаврикам, как он, ничего не стоит задавить человека. Это не только мое мнение. Знаешь, как о нем на производстве отзываются? Бузотер, склочник, давно хотели от него избавиться. Не было бы, как говорится, счастья, так несчастье помогло…
Пивоваров говорил и в то же время думал: "Это я идиот, а не он! Ну чего разорался? Кто он, этот Толкунов? Простой сельский милиционер. Надо было выслушать его, поблагодарить и отправить с глаз долой. Может быть, даже пообещать благодарность в приказе…"
- А за Васина на производстве - горой, - продолжал Пивоваров. - Общественного защитника ему выделили. Харламов два года получил. Напрасно ты расчувствовался. Эта невеста, если хочешь знать, и у меня была… Только я уже видел таких, закаленный! Да ладно. - Он взмахнул рукой. - За усердие - спасибо. Рапорт, если хочешь, напиши. Я твою Лукину вызову. Только что еще она на допросе покажет. А насчет Васина - учти: он и на следствии и на суде отрицал, что Харламов обращался к нему с вопросами. Решительно отрицал. Ясно?
Толкунов покачал головой.
- Нет, товарищ следователь, не ясно.
- Что ж тебе не ясно? - спросил Пивоваров, чувствуя, как в нем снова поднимается злоба.
- Сразу и не скажешь. А только не ясно, - упрямо повторил Толкунов. - Почему Васин на шоссе говорил одно, а на следствии - другое? И с Харламовым не ясно. Видел он наезд или нет? В общем, рапорт я все-таки напишу.