Иннокентий Иванович Галченко, автор книги "Геологи продолжают путь", много лет проработал в далеком Колымо-Индигирском крае, участвуя в открытии его богатейших сокровищ. В 1958 году вышла в свет книга И. И. Галченко "Геологи идут на Север", повествующая о первых экспедициях на Колыму в тридцатых годах, о смелых советских людях, положивших начало освоению края.
Сегодня, когда советский народ борется за построение материально-технической базы коммунизма, масштабы геологических работ расширяются. Особенно большой размах приобретает разведка и разработка полезных ископаемых на дальнем Северо-Востоке. В книге "Геологи продолжают путь" завершается рассказ о развитии к преобразовании этого края, о его замечательных перспективах.
Содержание:
I. В индигирскую тайгу! 1
II. Нежданные перемены 4
III. В поисках золота 8
IV. Левобережный маршрут 13
V. У полюса холода 17
VI. В дни войны 20
VII. Колыма послевоенная 22
VIII. Преображенный край 26
IX. Магаданская область 28
X. Магадан 30
XI. Колыма и Чукотка сегодня и завтра 32
Примечания 35
Иннокентий Иванович Галченко
Геологи продолжают путь
I. В индигирскую тайгу!
В третий раз на Колыму. Происхождение названия Магадан. Будет новая интересная экспедиция! Планы Цареградского. Из истории сибирского золота. У директора Дальстроя Берзина. В путь!
Глубокая осень.
Наш океанский пароход, основательно потрепанный свирепыми штормами в Охотском море, входит в тихую Нагаевскую бухту. Качка почти прекратилась. Повеселевшие пассажиры выбрались на свежий воздух, на палубу.
Все здесь мне знакомо: и крепкий солоноватый ветер, и белое ожерелье прибоя у подножия заснеженной горы, увенчанной зубчатой короной выветренных гранитных столбов - "останцев", и длинные ряды складов, и россыпь серых домиков на взгорье. А вот и новое: белеют свежесрубленные деревянные пирсы - причалы порта.
Я в третий раз приезжаю сюда. Сейчас возвращаюсь из отпуска, с Большой земли. Со мной - молодая жена Наташа.
Вспоминаю прошлое, теперь уже такое далекое…
Впервые вступил я на Колымскую землю 8 сентября 1930 года. Тогда наш пароход, не дойдя полкилометра до берега, бросил якорь на рейде в бухте Нагаева. На катере мы перебрались на берег и прежде всего выбрали сухое место на косогоре. Тут поставили бязевую палатку. Рядом, среди редких кустов стланика и тонкоствольных лиственниц, белели десятки таких же палаток. Неподалеку тянулись штабеля грузов "Союззолота".
Вот и весь тогдашний "населенный пункт" на берегу Нагаевской бухты.
Привел меня сюда случай. В Иркутске, подыскивая себе работу, я встретил моего старого знакомого по Алданским приискам Сергея Дмитриевича Раковского (человека прекрасной романтической судьбы, впоследствии так много сделавшего для освоения Северо-Востока). Он тогда уже проработал почти два года на Колыме в экспедиции Юрия Александровича Билибина, участвовал в открытии ряда месторождений золота и вербовал людей на прииски.
Я принял предложение Раковского поступить в "Союззолото" поисковиком-разведчиком и в конце сентября уже пробирался с небольшой группой товарищей по тайге за Яблоновым хребтом. Груз везли на лошадях, вьюками. Вскоре выпал глубокий снег, мы завязли в бездорожье и целых два месяца ждали, когда замерзнут реки и установится зимний путь.
Так началось мое знакомство с Колымским краем, качались странствия и приключения. В ту же зиму пришлось, бросив все другие дела, везти на оленях съестные припасы для рабочих дальних приисков, там не хватило продовольствия. Пришлось пережить горечь не оправдавшей ожиданий разведки. Я постепенно втягивался в полную неожиданностей и трудностей жизнь таежного скитальца - разведчика недр. И чем дальше, тем больше стал понимать и ценить своеобразную увлекательную романтику этой жизни, творческую радость открытий, побед над дикой природой.
Летом я работал в партии начальника геологической экспедиции Валентина Александровича Цареградского. Возвращаясь на базу экспедиции, я встретился у порогов на реке Бохапче с одной из поисковых партий экспедиции Билибина. Начальником этой партии была Наташа Наумова, молодой геолог, впервые работавшая самостоятельно. Перед ней я чувствовал себя бывалым таежником, опытным разведчиком богатств сурового края. Вскоре ей действительно очень пригодился мой опыт: я помог ей вести поиски в районе левых притоков реки Колымы.
А зимой, работая в очень трудных условиях, мы провели успешную разведку в верховьях реки Оротукан. На базе наших изысканий открылось новое управление Дальстроя.
Мы очень подружились с Наташей. Впоследствии она стала моей женой.
Весной 1931 года я уехал в свой первый отпуск - на "материк".
Возвращение в Нагаево также не обошлось без приключений. Был уже декабрь. В Охотском море, как и полагается в это время года, бушевали штормы. Когда наш пароход наконец вошел в Нагаевскую бухту, ни одно рейдовое судно не вышло встречать нас. В бинокль было видно, как по берегу вдоль кромки льда бегали люди, суетились, размахивали руками. С парохода послали к ним шлюпку. Когда она вернулась, на борт поднялся начальник порта и доложил прибывшему с нами директору Дальстроя, что… штормом унесло в море все портовые "плавсредства"- катера и баржи: разгружать пришедшие суда нечем.
Тут же было принято смелое решение: пароходам подойти к берегу и вмёрзнуть в лед. На лед же и производить выгрузку.
Так и сделали. Пароходы разгрузились и ушли во Владивосток.
После этого случая начали спешно строить причалы в бухте Нагаева. Весной, когда я уезжал в Верхне-Колымскую геологопоисковую экспедицию, строительство порта уже заканчивалось.
Из бухты Нагаева в глубь тайги мы ехали с непривычными тогда для нас, колымчан, удобствами и скоростью - на автомобилях: были проложены первые полтораста километров дороги. Дальше, по бездорожью, экспедицию везли тракторы. Техника пришла на далекий Северо-Восток!
Но еще немало пришлось мне и моим спутникам постранствовать по тайге, по горам и снегам на оленях, на лошадях, поплавать на старозаветных сибирских речных судах - кунгасах, подчас с большим риском преодолевая пороги и стремнины. Пришлось и померзнуть в жгуче-стылые ночи, когда термометр показывает минус 50 градусов и ниже, помокнуть в болотах, повоевать с неисчислимыми летучими полчищами неотвязного таежного "гнуса" - комара и мошкары…
И все же чудесные, славные это были годы! Наша маленькая поисковая партия - никогда не унывающий, самоуверенный Мика Асов (прораб), молчаливый, медлительный Александр Егоров (промывальщик) и я - прошла огромный путь от Верхне-Колымска до Колымских приисков и далее до бухты Нагаева. Мы "обработали" притоки реки Неры, плоскогорье Улахан-Чистай в самой недоступно" части хребта Черского и нашли там не одно месторождение золота. Мы гордились тем, что стерли с карты Родины огромное белое пятно!
А потом - дальний путь в Москву, обработка материалов экспедиции, отдых на юге и возвращение в ставший родным Колымский край.
* * *
Пароход причалил к пирсу. Переждав сутолоку высадки нетерпеливых пассажиров, мы спокойно сошли на берег.
Мы - это я с женой Наташей и наши попутчики по Транссибирской магистрали и по мореплаванию Татьяна Васильевна и Николай Степанович Рябовы, супруги. Она - врач, он - инженер-строитель.
В открытой грузовой машине по прекрасному шоссе нас везут в Магадан.
- А ведь это большой город! - удивляется Татьяна Васильевна.
С пригорка перед нами открываются ряды двухэтажных стандартных щитовых домов, одноэтажных зданий всех размеров и фасонов, складов и сараев. По правому пологому берегу реки Магаданки дома и домишки разбросаны в беспорядке. Белеет по увалам недавно выпавший первый снежок. Сизый дым, поднимается из труб и полупрозрачной пеленой медленно плывет по широкой долине реки к синеющему морю.
Так выглядел Магадан осенью 1936 года.
Машина, скрипнув тормозами, останавливается у нового одноэтажного стандартного дома. Нам, четверым, отводят одну комнату.
- Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, - говорит дежурный по общежитию. - Холодновато, правда, и сыро: дом-то вчера только собирать закончили. - А вы печку затопите и тепло будет. Побегу соображать насчет топчанов!
Растапливаем печку. Я вспоминаю наши разговоры в дороге - и в поезде, и на пароходе. Экспансивная Татьяна Васильевна взволнованно говорила:
- …Все у нас с моим Николаем Степановичем получается как-то не по-людски! Обычно мужья стремятся во всякие дальние края, а жены их удерживают; подавай им, дескать, уют, хорошую квартиру с ванной и тому подобное. А у нас все наоборот. Я по путевке еду врачом в Якутию, в Средне-Колымск и тащу с собой муженька в тайгу. Уговорила… И что же выходит? Выехали на зиму глядя. Как будем добираться до места?..
Теперь мы уже точно знаем, что река Колыма замерзла, и до следующей навигации нашим спутникам в Средне-Колымск никак не попасть.
Добродушный, неторопливый Николай Степанович греется у печи, он спокоен.
- Ну, что ж, Таянка, здесь поработаем. Врачу и строителю дело везде найдется.
- А вот что, дорогие друзья, - советую я, - договаривайтесь с Дальстроем да отправляйтесь с нами вместе в экспедицию, на Индигирку. Это поинтереснее вашего Средне-Колымска.
- Правда, Таянка, чудесно было бы вместе работать! - поддерживает меня Наташа.
Обедаем в большом, недавно открытом ресторане. С его террасы открывается панорама Магадана. Широкое, прямое как стрела Колымское шоссе, пересекая город и речку, скрывается за гребнем горы. Оно манит: вдаль, в тайгу!
- Откуда взялось название "Магадан"? - спрашивает меня Рябов. - Наверно, оно что-нибудь значит по-якутски, по-эвенски?
- Есть предположение, будто это название произошло от эвенского слова "монгодан", что значит "морские наноси", - объясняю я. - И, действительно, так называли охотники-эвены каменистые берега бухты Нагаева. Но есть и другая версия, я бы сказал - более поэтическая. Мне ее рассказали местные старожилы.
- Это было в конце прошлого века. В то время долина речки, которую теперь называют Магаданкой, служила для кочующих эвенов-оленеводов летним стойбищем. Место было удобное: оленьего корма вдоволь, морской ветер смягчает жару, отгоняет оводов и гнус. Орочи (так тогда называли эвенов) ловили рыбу, применяя примитивное орудие - шест с загнутым гвоздем на конце, промышляли морского зверя. После тяжелого зимнего кочевья люди отдыхали. Молодые парни присматривали невест.
Десятки конусообразных чумов-урас, белея на солнце, ярко выделялись на фоне зелени. В вечерний час все урасы дымились: это женщины готовили пищу.
В большой урасе богатого оленевода Хабарова пили чай. В стороне, не принимая участия в разговоре, сидел бедный эвен с женой и детьми, живший на отшибе в маленькой дырявой урасе. Его прозвали Магда, что означает - трухлявый пенек.
Магда был настолько беден, что не имел своих оленей.
В тот вечер Магда был особенно задумчив. Когда сидевшие в юрте собрались расходиться, Магда тяжело поднялся и, остановив взгляд на богаче Хабарове, сказал:
- Я беден, оленей не имею, чтобы кочевать с вами, для пушного промысла стар. Быть вам в тягость и зависеть от вас не хочу.
- Что же ты, Магда, умирать собрался?
- Нет, умирать рано: у меня семья, - ответил Магда, - я остаюсь здесь, на этом ручье. Буду жить у морского берега, питаться рыбой, морским зверем. Вам буду давать нерпичий жир, нерпичьи шкурки - на подошвы для торбазов, а вы взамен дадите мне оленье мясо.
На следующий день, сняв свою убогую урасу с дырявыми, почерневшими от старости шкурами, перекочевал Магда на берег моря, к самому устью речки.
Наступила осень. Олени по привычке, не ожидая хозяев, двинулись в тайгу, на зимние корма. За ними откочевало и все летнее стойбище.
Магда остался один со своей семьей. Засвистели зимние ветры, занесло снегом построенную им избушку…
Мужественно переносил первую зиму Магда, питаясь с женой и детьми запасенной летом рыбой и нерпичьим жиром.
Шли годы. Магда продолжал жить на берегу моря. Кочевые эвены дали речке имя первого здесь постоянного поселенца. Зимой мимо избушки проезжали на собаках жители поселков Ола и Тауйск. Они по-своему переиначили имя Магды, называя постаревшего хозяина избушки кто Магдыгом, кто Магдагой, кто Магаданом. Последнее слово закрепилось в записях, дав имя новому городу Магадану.
Магда умер. Избушку его я видел осенью 1930 года.
* * *
- Вот и чудесно, что вы вернулись из отпуска, - сказал мне главный геолог Дальстроя Цареградский, - Только вчера директор подписал приказ об организации новой Индигирской геолого-разведочной экспедиции Были, правда, возражения со стороны горного управления. Горняки считают, что с освоением и геологической съемкой бассейна Индигирки справятся своими силами…
От Цареградского я узнал, что летом, пока в Ленинграде обрабатывали материалы Верхне-Колымской экспедиции, горное управление послало на территорию рекогносцировочных работ нашей партии "стотысячную" партию в составе 23 человек. Была произведена более детальная геологическая съемка, подтвердившая наши поисковые данные. Новых месторождений золота, правда, не нашли, но с очевидностью доказали необходимость дальнейших работ. Стало ясно, что Колымская рудоносная зона простирается на бассейн реки Индигирки.
Цареградскому удалось доказать дирекции Дальстроя, что освоение бассейна Индигирки горнякам не под силу; они с трудом справляются с изучением уже открытых месторождений.
- И вот приказ об организации экспедиции подписан, надо его выполнять… - Цареградский подошел к большой - во всю стену кабинета - карте, - Помню ваше согласие и рассчитываю на вас. Работу мы организуем так: зимой создадим две базы, одну вот здесь, в конце строящейся трассы на реке Берелёх, а вторую на Нере, притоке Индигирки. На базах построим склады, подвезем туда грузы, подготовим зимние посадочные площадки для самолетов, развернем радиостанции, чтобы связь была оперативнее… Довольно пешим порядком, да на олешках и собачках по тайге передвигаться. Пора технику использовать, быстрокрылые самолеты… Весной перебросим на Индигирку геологов, а летом начнем работы широким фронтом. Те, кто с камеральных работ вернулись, займутся на приисках зимней разведкой. Вам я думаю поручить организацию Нерской базы. Вы с этими местами знакомы. Летом базы сдадите и продолжите поисковые работы… Вот только кого назначить на Берелёхскую базу?
У меня мелькнула мысль о Рябове.
- Есть одно предложение, Валентин Александрович…
Я рассказал о молодом строителе и его жене-враче.
- Ну, что ж, такие люди в экспедиции нужны, - сказал Цареградский. - Пусть завтра зайдут ко мне.
На этом разговор закончился..
Возвратившись домой, я застал Рябовых расстроенными и огорченными.
- По вашему совету я была у начальника санчасти треста, - рассказала Татьяна Васильевна. - Этакий толстый, обрюзгший старик. Рассказала я ему о нашем положении, просмотрел он документы и говорит: "Очень жаль, что вы не можете добраться до места назначения. А мы принять вас врачом не можем. У нас все штатные единицы заполнены. В тайгу на трассу вас неопытного молодого врача, женщину, посылать нельзя. Знаете, в каких тяжелых условиях там придется работать?.." А сам в глаза мне не смотрит.
Я рассказал Рябовым о своей беседе с Главным геологом, и супруги повеселели.
Вечером в нашей, уже обжитой, ставшей уютной (стараниями наших жен) комнате, Татьяна Васильевна воодушевленно строит планы на будущее, вспоминает прошлое:
- В детстве я мечтала стать врачом. И обязательно поехать куда-нибудь в дальние края, лечить там людей. Хорошо бы побывать на Камчатке, увидеть огнедышащие вулканы, зимой искупаться там в горячих ключах. Поплавать по Тихому океану. Поездить на оленях или собаках по тундре у полюса холода - Верхоянска. Анадырь, Колыма, Индигирка… сколько в этих названиях романтики! И вот сбываются мои мечты. Не без трудностей, не без огорчений, но сбываются…